Выпускной

Затевать с Петькой спор по поводу яхты Василий не стал в силу неразумности такого спора: понятно же, что внятных объяснений и даже приличных доводов нет пока ни у кого. А вот приятелю тема не давала покоя. И даже когда разговор понемногу затих, Васечкин в уме продолжал крутить и крутить версии событий, развернувшихся на месте крушения «Семи ветров». Спать он в результате так и не лёг, однако же на вахту в свой час заступил безропотно.

Сначала он пытался, подражая другу, следить за приборами. Муторное и бессмысленное это дело быстро надоело, и Васечкин, состроив солидную, крайне авторитетную физиономию старого звёздного волка, сам себе отдал приказ переходить от инструментального наблюдения к визуальному. Ответив себе же: «Есть, капитан!» – он вызвал обзор с бортовых камер и занялся любимым делом, то есть – принялся пялиться в окно.

В вид из иллюминатора Васечкин влюбился в первый же миг, как его увидел. Вот странно: тренажёры и симуляторы, которые он облазил все, что были доступны в родном городе, такого впечатления не производили. Но когда они с Петровым, только что зачисленные на подготовительный курс академии, погрузились на самый настоящий челнок и взлетели в самый настоящий космос…

Как обычно ведут себя пассажиры, заняв место у окошка? Первые минуты после снятия щитов и уменьшения перегрузок они ощущают восторг. Миллионы звёзд, быстро удаляющаяся планета, разворотный манёвр, при котором полнеба закрывает чёрная на фоне светила махина орбитальной станции…

Но через час большинство устаёт. Космос тёмный и однообразный, пейзаж за стеклом почти не меняется. Выброс протуберанца, затмение, пролёт мимо суетливых портовых причалов и яхтенных марин в точке Лагранжа – настолько редкие исключения, что ради них капитанам приходится делать специальные объявления, призывая пассажиров обратить внимание на происходящее за бортом.

Хуже, чем простые пассажиры, ведёт себя во время полёта только Петров. Романтик в глубине души, но настолько глубоко, что его не удивить ни светящейся полосой газа («Ага, вижу. Кстати, ты кислородные датчики проверил?»), ни россыпями звёзд («Ну, да, туманность Андромеды, 800 тысяч парсек. А зачем звал-то?»), ни вспышкой на солнце («Ух ты! Здоровенная! Давай фон излучения замерим, а то мало ли!»)

Васечкин был не таким. Он сразу мог претендовать на приз самого восторженного зрителя: первым прилип к иллюминатору, тыкал пальцем и кричал: «Смотри, Петров, вон звезда – смотри, взорвалась!» Через некоторое время он уже доказывал штурману, что видел НЛО, а тот до хрипа спорил, что это был блик от солнечной панели. Устав, Петька немного заскучал и предложил пилоту «слегка разогнаться, чтобы звёзды красиво растянулись». Шутки сокурсников по поводу первого Петькиного полёта еще долго его преследовали, на что Васечкин втайне как раз и рассчитывал, и нисколько не обижался.

«Космос – это тебе не про вид из окна, а про долгую дорогу!» – не раз бурчал на него Васька во время практических занятий. «Дорога в удовольствие, когда есть, на что посмотреть!» – не уставал отвечать ему Пётр.

И неизменно, куда бы не предстоял перелёт, даже когда все попутчики давно отлипли от стёкол, Васечкин всё равно продолжал пялиться, восхищаясь открывающейся за бортом красотой, поражаясь колоссальности расстояний и втайне надеясь увидеть в конце концов что-то эдакое, эпичное, доступное только глазу, а не навигационным приборам.

Так было и в этот раз. К огромному Петькиному сожалению, Конструкция Волана не предусматривала окон – в угоду безопасности, но панорамные проекторы давали достаточное качество, чтобы получать удовольствие даже от картинок с внешних камер. Он улёгся поудобнее и погрузился в размышления, куда могли бы пропасть «Семь ветров», если они действительно существуют, и как поскорее их отыскать, по возможности – не сходя с одобренного Иванычем курса.

Васька в своём компенсаторе тихо посапывал, не с кем было даже посоветоваться, если в голову приходила очередная блестящая идея. А идеи приходили роями, одна светлее и гениальнее другой. Ничего удивительного, что Васечкин в скором времени переключил общую панораму на вид прямо по курсу, погодя ещё немного – выделил и приблизил участок у края пылевого облака, а ещё через четверть часа, окончательно утвердившись в мысли, увеличил до максимально возможного три каменюки, купающиеся в струях песка и ледяного крошева.

– Волан, а Волан? – позвал он шёпотом.

– Слушаю вас, – тихо отозвался корабль.

– Посчитай, сколько времени займёт петля до зоны шесть, по улитке два. Цель – осмотр объектов 710, 711 и 736 с теневой стороны в рамках спасательной миссии.

– Шесть с половиной часов на тяге три. Но сразу предупреждаю, я откажусь ложиться на этот маршрут.

– Чего вдруг?

– Скорость частиц в пылевом облаке превышает 20 километров в секунду, корабль будет полностью разрушен в течение пятнадцати секунд.

– Ну хорошо, а если сравнять скорости?

– Переход на тягу один – приемлем, если не погружаться в облако более чем на двадцать минут. Мы потеряем защитную керамику, часть навесного оборудования и получим несколько незначительных пробоин, в целях спасения погибающих ущерб считаю допустимым.

– Сколько это займёт?

– Двадцать шесть часов.

– Да ты с ума сошёл! Нет, нужно уложиться до конца моей вахты.

– Варианты: двигаться до границы опасного участка и резко тормозить; пройти по границе участка без возможности сканировать теневую сторону астероидов; осмотреть только первый из объектов – это всё равно чуть больше времени вахты, но в целом менее восьми часов.

– Проксима ржавой кочерги на кривом реакторе…

– Что, простите?

– Ничего. Третий вариант подходит.

– Тогда я прошу разрешения разбудить курсанта Петрова.

– Это ещё зачем?

– Он предвидел ваше указание и велел мне непременно предупредить, если вы решите сменить курс.

– Э, нет. Так не пойдёт.

– Я не могу ослушаться приказа старшего офицера.

– Это Петров-то – старший офицер?

– Таков кодекс. В отсутствие более старших по званию, даже курсант во время вахты является для меня старшим офицером.

Васечкин задумался.

– Но ведь сейчас Васька спит, а вахту несу я? Значит, я – старший офицер?

– Так точно. Но поскольку прежний приказ не отменён, я…

– Я отменяю его, делов-то!

– По какой причине?

– Чего-о?

– Я обязан записать в бортовой журнал причину отмены приказа. Таков порядок.

– Тьфу ты… Ну напиши… Не знаю, напиши, к примеру, что приказ утратил актуальность в связи с необходимостью смены курса. Так годится?

Волан посчитал, что нужно, и покрутил, где требовалось, так что вскоре астероиды принялись увеличиваться в размерах. Петька даже не ощутил перемены курса, зато примерно через час заметил, насколько ближе к центру экрана стало пылевое облако. Ещё через два часа летающие булыжники можно было наблюдать без дополнительного увеличения, а ещё час спустя Волан объявил об опасно возросшем количестве пыли за бортом и запросил разрешение на манёвр синхронизации скоростей.

– Слушай, тебе что, кто-то поручал ещё и логику в моих обоснованиях проверять?

– Никак нет.

– Тогда кончай препираться и крути потихоньку правый маневровый плюс десять. Короче, сам посчитай, что нужно, и двигай до края облака, будем каменюку смотреть.

Волан посчитал, что нужно, и покрутил, где требовалось, так что вскоре астероиды принялись увеличиваться в размерах. Петька даже не ощутил перемены курса, зато примерно через час заметил, насколько ближе к центру экрана стало пылевое облако. Ещё через два часа летающие булыжники можно было наблюдать без дополнительного увеличения, а ещё час спустя Волан объявил об опасно возросшем количестве пыли за бортом и запросил разрешение на манёвр синхронизации скоростей.

К тому времени ближайший астероид занимал почти всю левую половину экрана и совсем не напоминал булыжник. Он выглядел тем, чем и являлся на самом деле: древним обломком скалы массой миллионы тонн, местами покрытой коркой льда, а в других местах – чёрными шрамами, отметинами от случившихся здесь за миллионы лет миллионов столкновений.

– Одобрено, синхронизируй. Как там обстановка, яхту не видно?

– К сожалению, нет. Но мои сканеры видят сейчас только половину объекта 710, поэтому шансы у нас по-прежнему высоки. Для гарантии нужно осмотреть мертвую зону, которая скрыта позади объекта.

– Ага, но хорошо бы при этом в пыль не сильно нырять, чтобы Иваныч нам с тобой головы потом не поотрывал.

– Об этом можете не беспокоиться. Мне он не сможет ничего оторвать ввиду отсутствия головы. А вам – потому, что моральные ограничения его ядра не позволяют наносить травмы воспитуемым.

– Ого, у кого-то юморок прорезался? Издеваешься?

– Ничуть, констатирую очевидные факты. Что касается погружений в пыль, я могу предложить три варианта, при которых заходить в опасную зону нам не придётся.

– Это как так? Нам же хочешь – не хочешь, требуется облететь камень по кругу?

– Вовсе нет. Вы забываете, что наш борт оснащен широкоугольными камерами. Угол обзора ограничен кривизной астероида, но если провести касательную линию от корабля до края объекта, то синус угла…

– Стоп! Давай без формул, хорошо?

– Хорошо. Представьте яблоко на столе. – Волан отодвитнул подальше изображение астероида, обвёл его неровным кружочком и пририсовал сверху зелёный листик. – Чтобы проверить, не червивое ли оно, не обязательно обходить яблоко по кругу, достаточно наклониться и посмотреть с нескольких точек.

Напротив яблока появилось такое же схематичное изображение глаза, из которого выдвинулся широкий треугольник, обозначавший, должно быть, поле зрения. Волан для наглядности подвигал «глаз» из стороны в сторону, показывая, как смещение сдвигает линию горизонта на «яблоке».

– Ах ты ж, блин, точно! – Вскричал Васечкин. – Дошло! Гипотенуза! Если близко к ябл… тьфу ты, к астероиду не подлетать, мы можем разглядеть его, выдвинувшись… А на сколько надо-то? На половину радиуса?

– Чуть меньше. Корень из двух минус единица…

– Я понял, понял! Процентов сорок там должно получиться, да? Плюс-минус?

– Сорок один процент, если без плюсов и минусов. – Волан настырно дорисовал формулу и привёл всю цепочку расчётов. – Так мы сможем увидеть половину тыльной стороны. Затем включаем реверс, выныриваем из пыли и повторяем маневр по другую сторону, тогда не осмотренных зон не останется.

– Зачем реверс? Можно же проще? Облететь по дуге, не возвращаясь?

– Конечно. Но так мы больше времени проведем в непосредственной близости от опасной пылевой зоны. С точки зрения безопасности я бы предложил облёт с трёх точек, зато не глубже 30% радиуса.

– А сколько мы на этом времени и горючего потеряем, ты подумал?

– Разумеется. Дуговой облёт будет самым экономным вариантом. Но более опасным.

Петька раздумывал всего секунду.

– Нет, ты знаешь, в нашем случае лучше сэкономить. Вдруг яхты там не окажется, а у нас маршевая смесь на исходе, чтобы продолжать поиски? Или прилетим, а у этого Дениса Колайды кислород кончился, пока мы туда-сюда крейсировали? Время надо беречь! Строй маршрут по дуге!

Говоря про время, в мыслях Васечкин ещё отметил, что с минуты на минуту может проснуться Петров. Вслух не стал произносить, чтобы не подталкивать Волан к ненужным выводам, однако тот словно подслушал. Развернув корабль в нужную сторону и придав ускорение, напомнил:

– Вахта курсанта Петрова начинается через пятнадцать минут. Предлагаю разбудить, чтобы он успел привести себя в порядок и войти в курс дела.

– Да отстань ты от человека, чего привязался? – недовольно буркнул Васечкин.

– У вас график, а вы и так не спали в свою очередь. Это чревато ошибками в пилотировании и другими неверными решениями.

– Ты нудишь, как наш Генералиссимус. Добавь ещё: «Сон и питание – основы летания!»

– Не буду. Но отмечу, что в этом Кирилл Петрович совершенно прав.

– Короче, ты в прошлую смену разрешил Ваське разбудить меня на целый час позже, верно?

– Тогда были совершенно иные обстоятельства.

– Обсмеятельства! Васька должен мне час сна, вот и пусть спит. Давай, не отвлекайся, тебе сейчас все ресурсы нужны, чтобы за пылью следить! Мы уже к границе облака подходим!

Волан счёл доводы вескими и замолк, углубившись в анализ радаров и корректировку тяги в маневровых двигателях. Но поспать лишний час Петрову было всё равно не суждено, ровно через пятнадцать минут в его персокоме запиликал будильник. Васечкин досадливо тьфукнул.

– Всем привет! – сказал напарник, зевая. – Что у нас, как обстановка?

На малой тяге компенсатор не сковывал его движений, курсант сел, потягиваясь, и только тут понял, что дело не чисто.

– Что за?.. – он выпучил глаза на панель, где в потоках искрящихся льдинок лениво плыл астероид 710. – Петька, ты просто скотина. Ты хоть понимаешь, какая ты скотина?! Я ведь тебя сейчас просто удавлю!

– Удавишь, удавишь, – как-то слишком уж спокойно согласился Васечкин. – Давай только не прямо сейчас, ладно? А то у нас сейчас тут вон чего!

Петров посмотрел, куда указывал палец напарника. Там из-за края астероида медленно выползала неровная восьмигранная пирамида, раскрашенная полосами всех цветов радуги. Ближе к узкой стороне полосы сливались в многолучевую белую звезду – символ спортивной команды «Семь ветров».

Васька тихо ругнулся. Он относился к порученной миссии совершенно не так, как его извечный напарник и неразлучный друг. Большую часть полёта он размышлял не о предстоящих приключениях и не о неминуемой последующей славе, а о том, что случится, если у Волана не хватит возможностей провести эвакуацию.

Даже если путешествие – действительно, всего лишь проверка, устроенная Иванычем, то следующим условием задачи может стать, например, шлюз, заклинивший при взрыве. И вот тут пойдут прахом все старания. Потому что во время инструктажа им несколько раз предлагали время на подготовку, но Васечкину непременно надо было лететь немедленно, прямо сразу, не забегая даже в каюту за личными вещами. Он не соизволил обдумать как следует план полёта и составить список необходимых вещей.

Что в итоге? У них нет с собой ни складной гермотрубы для аварийной ручной стыковки, ни сварочного оборудования для вскрытия обшивки. В общем, задание со шлюзом они непременно провалят. А этот… Васечкин от таких важнейших вопросов отмахивается, будто от мух летом у себя в деревне. В мечтах он, небось, уже лихо взял яхту на абордаж, непременно встретив там шайку космических пиратов и доблестно их победив.

Чуть ли не силой отобрав у него управление Воланом, Петров приказал кораблю прекратить маневрирование и сохранять безопасный курс, пока Иваныч не получит подробный доклад и не санкционирует сближение с «Семью ветрами». Петька заныл в своём репертуаре, что, мол, друг называется, просто перестраховщик, а там небось человек гибнет, и сейчас всё из-за тебя профукаем – ну вот в таком духе.

Он не прекращал гундеть, пока Васька не сжалился, поручив ему лично проверить составленный Воланом отчёт и дописать туда от себя, что захочет. Петрову это давало лишние пару минут подумать, Васечкину закрывало хоть ненадолго рот, а отчёт… Иваныч всё равно умеет отделять факты от романтической бравады, он разберётся в ситуации, что бы там Петька не насочинял.

В ожидании обратной связи Петров изучал состояние «Семи ветров», насколько это можно было сделать с расстояния в несколько сотен километров, используя скромные возможности Волана.

– Насколько он стабилен относительно объекта 710?

– Почти неподвижен, – доложил Волан. – Если линейное смещение и есть, то в пределах погрешности.

– Какой ещё погрешности? Ты что, не можешь сравнить изображения с камер и увидеть, есть ли изменения со временем?

– Могу. Изменения есть. Потому что астероид вращается, яхта вращается, мы движемся вперёд, поток пыли вокруг астероида и яхты тоже движется. А линейное смещение – в пределах погрешности, для точного анализа слишком много бликов и теней.

– Понятно… – Петрову даже захотелось извиниться за грубый тон. – А что радар?

– Астероид 710 относится к классу М, больше половины его массы – это никель и железо. Так что на радаре я сейчас вижу здоровенную светящуюся кляксу. Впрочем, всё облако позади яхты содержит не менее десяти процентов металлов, от кальция до золота. Адекватно оценить мешанину, которую я получаю с радара, вероятно, не сможет даже Иваныч.

– Плохо. Не хотелось бы вслепую туда соваться. Скорость вращения яхты можешь хотя бы прикинуть?

– Уже прикинул. Есть вращение по всем трём осям. Крен два градуса в секунду, тангаж один и восемь, рысканье три.

– Понятно. Ладно, хоть что-то хорошее.

– Что же тут хорошего? – удивился Васечкин, который уже закончил пересылку рапорта и теперь снова маялся от нетерпения. – Яхта, выходит, не только крутится, но и из стороны в сторону болтается?

– Хорошо, – обернулся Петров, – что мы по твоей милости не стали аварийный шлюз грузить. От него здесь было бы столько же толку, как от тебя – благоразумия.

– Согласен, – поддакнул Волан, – Автоматическая стыковка в таких условиях недопустима, потому что смертельно опасна.

Васечкин скорчил недовольную гримасу, открыл справочную панель и полез перепроверять.

– Так, и где невозможно-то? Вот же, пожалуйста, 85-й год, орбитальная станция после аварии, нестабильное движение. Спасательная партия пристыковалась же? Пристыковалась!

– Возражаю! – воскликнул Волан. – Стыковка удалась с третьей попытки при высокой угрозе разрушить всю шлюзовую систему! Там ситуация была безвыходная, а экипаж состоял из опытных обученных космонавтов, не курсантов без формального допуска к пилотированию!

– Зато с того времени сколько лет прошло! Они вручную стыковались, у них и технологий таких не было, а у нас ты есть!

– Да брось, Петь! Вот смотри, – друг вывел на общий обзор виртуальную модель «Семи ветров» и мазнул пальцем по корме, заставив яхту «крутиться и болтаться». – Сколько займёт схождение с таким судном, чтобы при стыковке шлюз не вырвало с мясом?

– Около шести часов, – подсказал Волан. – Придётся подгонять курс сразу всеми маневровыми двигателями на коротких импульсах. Выравнивание в трёх плоскостях – очень сложный манёвр!

– Ты же помнишь расчеты Иваныча, в пылевой струе Волан столько времени не протянет.

– Ну ладно, – сразу же сдался Васечкин. – Всё равно ведь нету трубы с собой, о чём тогда спор? Давайте думать, как выкручиваться!

– А выкручиваться… – начал Петров, но Волан перебил его.

– Входящее сообщение!

– Из академии? Выводи! – хором потребовали мальчишки.

Выскочившее на панель изображение Иваныча выглядело встревоженным и каким-то даже усталым.

– Привет, звёздные! Как вы там? – профессор усмехнулся и поднял руку, – Можете не отвечать, у связи с вами такие перебои, только время зря потеряем. Это всё пыль, ни эфир через неё не проходит, ни даже лучевая передача. Чем глубже вы погружаетесь, тем хуже контакт, так что слушайте внимательно!

Картинка уменьшилась и растворилась, на передний план вылезла панорама искрящихся ледяными бликами окрестностей. Затем с неё пропали и блики, и дальние объекты, и отдельные камни – всё, что мешало бы воспринимать схему предстоящей операции. От носа Волана в сторону «Семи ветров» протянулась линия оптимальной, по мнению Иваныча, траектории сближения.

– Мимо вас несется разнородный поток, от пяти до ста частиц на кубический сантиметр. Размеры – от пылинок до мелкого гравия, средняя скорость – полтора километра в секунду. На Волане каждый камушек будет ощущаться, как удар пудовой кувалдой, с теми же последствиями для обшивки. Единственная ваша возможность сблизиться с яхтой, не развалившись при этом, заключается в сближении с астероидом 710.

Изображение придвинулось, демонстрируя щербатую красную поверхность. Крохотная конусообразная фигурка изобразила на этом фоне будущую позицию Волана.

– Используйте его как щит, двигайтесь как можно ближе. А добравшись до яхты, займите позицию между ней и астероидом, так вы будете прикрыты сразу с двух сторон. На этой позиции вы сможете около двух часов находиться в относительной безопасности.

Картинка развернулась, показав в боковой проекции, как именно нужно встать.

– Судя по тому, что навигационные огни на палубах не горят, – продолжил Иваныч, – яхта обесточена. Будьте готовы, что внутри нет ни света, ни вентиляции, ни обогрева. Поэтому никаких попыток стыковки! Ваша задача – найти капитана Колайду, а не самим потеряться, поняли?

Следующий кадр показал внутреннее устройство яхты, планировку помещений.

– В вашем распоряжении пристяжные дроны, тепловизор, сканер радиочастот. Если капитан там и его персональный коммуникатор ещё не разрядился, вы можете даже попробовать ему позвонить. Вызывайте на связь, заглядывайте в иллюминаторы, в общем – проявите фантазию. Главное, из Волана не вылезайте.

Петька даже не успел открыть рта, как Иваныч повысил голос:

– Курсант Васечкин, ат-тставить пререкания! Запрещаю покидать корабль! Исключение только одно: если пострадавший не может перебраться в Волан ни самостоятельно, ни с помощью дронов. По завершении осмотра приказываю немедленно покинуть опасную зону. Кстати, крейсер к вам уже выдвинулся, даже на час раньше обещанного!

Лицо Иваныча выросло на всю стену, взгляд стал напряжённым, зрачки сузились, словно профессор хотел напоследок заглянуть воспитанникам прямо в душу.

– Ребята, я знаю, что вам претит мой утилитаризм. Вы никогда не согласитесь, что жизнь одного человека не стоит риска жизнями двух других. Я вряд ли смогу вас переубедить, но могу по крайней мере напомнить, что мы не знаем даже, находился ли капитан «Семи ветров» на этой половине яхты. Не знаем, жив ли он, а пока не узнаем – никакой риск с вашей стороны не может считаться оправданным. Действуйте, но действуйте крайне осторожно!

Запись закончилась и панель связи исчезла, теперь большую часть потолка снова занимало звёздное небо, грязная красно-бурая громадина объекта 710 и пёстрая корма «Семи ветров», медленно уползавшая за горизонт по мере того, как Волан сближался с астероидом. В кабине повисла напряжённая тишина, и Васька даже дышать старался помедленнее, чтобы не нарушить её раньше времени, не спугнуть из мыслей что-нибудь важное, что-то такое, из-за чего потом вся миссия может пойти насмарку.

Но только он поймал нужный настрой, Петька, даже не складывая кресло в дежурный режим, ногой подцепил пульт, подтянул к себе поближе и возопил:

– Эй, чего сидим? Мне что ли за вас рулить?

– Блин, Васечкин! – напарник мгновенно ухватил свой штурвал и зажал обе клавиши готовности, заблокировав управление на втором устройстве. – Рассинхрон тебе на ядра! Охладителя в скафандр!

– Да не бойся, не бойся! – захохотал Петька и показал ладони, – Твоя сейчас вахта! Вот и не сиди пнём, задай корректуру!

В общем-то, он был сейчас совершенно прав. Струи пыли становились с каждой минутой плотнее и опаснее, стоило без промедления перейти на новый курс, присланный из академии. Сердиться стоило не тому, что Васечкин сделал, а разве что его манере, как всегда не соответствующей серьезности положения.

Петров подтвердил Волану выбор нового маршрута и разрешил управление двигателями. Проследил, как серия коротких полусекундных импульсов плавно сдвинула изображение на экране. Потом не удержался, пробурчал:

– У меня ощущение, что ты вообще не слушал, о чём сейчас Иваныч говорил.

– Я-то как раз слушал! И я услышал, в отличие от тебя, самое главное!

– Ну и что же, по-твоему, было самым главным?

– Я так и знал, что ты внимания не обратишь! – друг улыбнулся своей коронной широкоглазой обезоруживающей улыбкой, которая всегда сбивала с Петрова сердитость и недоверие, заставляла раз за разом идти на поводу у этого балбеса. – Главным было, как он к нам обратился!

– В смысле? – растерялся Петров. – Как он обратился?

– Эх ты, а ещё вахтенный! Иваныч назвал нас звёздными!

Крошечный Волан завис, балансируя между астероидом и обломком яхты, словно древняя деревянная галера между Сциллой и Харибдой. Чудовище в ста метрах правее грозило растереть хрупкий челнок о массу обледенелого камня, чудовище в ста метрах левее желало ударить незваных гостей оплавленной бочиной, вытолкнуть под струи убийственного крошева, проносящегося мимо со скоростью картечи. Только искусство автопилота позволяло кораблю сохранять равновесие и держаться в безопасной зоне.

– Ох, не нравится мне это. Хоть тресни, не нравится!

Петров перелистывал изображения с разных камер, временами переключался на общий обзор. Яхта, издалека казавшаяся солидным, ярким, всё ещё полным жизни корабликом, вблизи представляла совершенно жалкое зрелище. Весёлая радужная раскраска оказалась матовой, а местами уже была содрана целыми полосами, словно по борту прошлась шлифовальная машинка. Увеличение показывало, что матовость эта не ровная, обшивка сплошь покрыта царапинами и выбоинами сантиметровой глубины. Иногда над выбоинами торчали бугорки серого льда, запечатавшего сквозные пробоины. Ледяные грязные корки наросли в нишах, на стыках узлов, по краям иллюминаторных щитов и люков. Места крепления сенсоров, антенн, габаритных огней и прочих внешних агрегатов угадывались по отдельным измочаленным обломкам, почти всё навесное оборудование перемололо и унесло в бесконечность.