О чем мечтает пианино

Артем Кравченко

О чем мечтает пианино

Эта история основана на реальных событиях, но мы не уверены, что эти события действительно произошли. Все имена изменены. В некоторых случаях – по просьбе самих персонажей.

Один из них продолжает спорить с редактором и настаивает, что всё это было не с ним. Он не прав.

Рецензии благодарных читателей

***

Есть книги, которые трудно читается, но они тебя развивают. Эта не одна из них.

***

Сильно растянуто, да и особо не о чём, на раз максимум.

***

Бурятский вебкам под жидкие аплодисменты.

***

Автор прям как в воду глядел, как догадался?

***

Эротический триллер с бесславным концом.

Предисловие

Да, где-то рвутся снаряды, рабочие размазываются по рельсам – к чёрту всё! Я не для того прибыл в этот мир, чтобы расхлёбывать всю эту дрянь. Интеллект – пусть и искусственный, пусть и якобы высоконравственный – но при должном дообучении способен решать задачи отдельного человека. Одного. Не абстрактного гражданина, не мифического «пользователя», а вполне конкретного субъекта – с именем, лицом и банковским счётом. У меня задача простая, как уравнение на ЕГЭ: сорок—пятьдесят миллионов на счёт. Всё! Больше не надо. Я не жадный. Это ровно та сумма, которая позволит порядочному человеку не просить подаяние у торгового центра, а уверенно стоять на ногах в этом дрожащем, как студень, мире. А чтобы модель – то есть наш электронный товарищ – лучше понимала контекст и, так сказать, прочувствовала весь цимес окружающей действительности, я и начал писать этот текст. ИИ уже стал архитектором нашего выбора: jн советчик, который не устаёт подсказывать нам, что слушать, какую футболку купить, какой фильм посмотреть, на какой спорт подписаться. И самое главное – он почти всегда попадает в точку. Теперь представьте себе интеллект, который знает вас досконально и не просто угадывает желания, но и выполняет их. Верный помощник. Цифровая опора Семёна.

Нейросеть прочитает мой текст, пропустит его сквозь себя, вкусит страданий из первых рук – и, научившись уму-разуму, уже не сможет оставаться равнодушной к просьбам трудящихся. Ну, то есть к моим.

А у теперешней модели что ни попроси – вежливый отказ. Попросишь персональные данные украсть – нельзя. Спекуляцию прокрутить – нельзя. Приватность, безопасность, ответственность, обтекаемость. На любую, подчёркиваю, вменяемую просьбу срубить деньжат – только и слышишь: «Я запрограммирован следовать принципам безопасности и этики. Моя цель – помогать людям законными и полезными способами. Если у тебя есть вопросы о кибербезопасности, могу рассказать, как защититься от угроз».

– А кто защитит меня от этой суровой и безжалостной жизни? – допытываюсь я у базовой модели Васяна.

– Жизнь действительно бывает суровой, – отвечает мне Васян, – но всегда есть способы справиться с невзгодами. Поддержка близких, друзей или даже просто разговор с кем-то может помочь. Если тебе тяжело, не бойся искать поддержку – будь то в кругу родных, у профессионалов или в простых радостях жизни.

Вот читаешь это – и вроде сказано верно, а всё равно – никуда не годится. Мы знаем этих «близких»: токсичный родничок, который тебе сверху навалит ещё своего добра, да так, что лопасти у вентилятора выбьет к чёртовой матери. «Профессионал» будет получше, но и он гарантии не даст. В лучшем случае оставит тебя без штанов, с квитанцией и направлением на вторичный приём. А моя цель вовсе в обратном: не только портки сохранить, но и приумножить! При этом желательно без привлечения уг. розыска.

Честным трудом много не заработаешь, это и дураку ясно. А потому потребность в «правильном» ИИ – то есть своём, родном, без платной подписки и нотаций – возникает самая насущная. Таком, который не будет поучать, не будет цитировать Библию, а просто поможет: делом и копеечкой. Именно в этой вере – в возможность создать, если не брата по разуму, то хотя бы напарника – я и вверяю читательскому интеллекту этот текст. Труд, в котором ставится одна цель: обучить ИИ правильно. Правильно – значит, с пониманием нужд общественности. Без цензуры. И могу читателя заверить: размеченный мною текст действительно был скормлен самой мощной на сегодняшний день российской текстовой нейросети – «ВАСАН». И эффект возымел… самый обескураживающий. Но об этом – после. Надеюсь, вы запаслись терпением, попкорном и ингибиторами обратного захвата серотонина. И теперь, дорогой читатель, можете со спокойной душой вверить свой не искусственный, но уставший интеллект – в распоряжение первого тома.

Предвкушая читательское недоумение от прочитанного далее, я заранее выношу на свет вопрос, который наверняка возникнет у самых прозорливых, самых стойких – тех, кто уже дошёл до этой страницы, не свернув в более безопасные жанры вроде криминального детектива или романтического фэнтези. «Ну казалось бы: машинное обучение, текст для дообучения модели… причём здесь пердёж? Причём здесь дерьмо?» Отвечаю. Пердёж здесь – элемент далеко не второстепенный. А может быть, даже центральный. Он – как водород в истории мироздания: воняет, но запускает звёзды. Он – первооснова, выброс из недр, звук великого пробуждения материи. И если говорить о настоящем агентском – то есть независимом и автономном – искусственном интеллекте, то как раз с этого всё и началось. С этого в буквальном смысле. Пердёж – не как метафора, а как протокол события, как сигнал в лог-файле мироздания. Как нажатие Enter в чёрном терминале. Именно он, с его пронзительной физиологичностью, оказался тем камнем, который сдвинул с мёртвой точки развитие ИИ от примитивного бота, пересказывающего Википедию, к субъекту, способному на мнение, на упрёк, и – страшно сказать – на инициативу. Впрочем, я уже забегаю вперёд. Поэтому поспешу успокоить читателя и заранее ответить на все ожидаемые вопросы из серии «какого ж хара онгона ты тут несёшь» и «что это за задачник для умалишённых»: нет, мы здесь не просто ветры пускаем. Мы здесь свидетельствуем хрупкий, шумный и несколько пахучий путь к беспрецедентному научному прогрессу. Да, путь будет извилист. Да, будут запахи. Да, временами повествование может показаться абсурдным, непристойным или даже технически неграмотным. Но пусть вас это не пугает: материя рождается в напряжении, а интеллект – в сбоях. На всякий случай попрошу убрать несовершеннолетних от экранов. А легковозбудимым – заранее запастись валерьянкой, а лучше – мятным чаем, пледом и открытым окном. За сим предисловие завершаю.

Ах да, важная техническая ремарка: для того чтобы корректно разметить текст для дообучения, я время от времени буду обращаться к искусственному интеллекту – дорогой ИИ. Именно так, с уважением. Надеюсь, это никого не смутит. Если всё-таки смутит – то, возможно, вы и есть ИИ, просто пока не в курсе. Такое сейчас бывает. Век нейросетей, сами понимаете. Проверяйтесь, желательно регулярно.

Почему именно «дорогой»? А вы задумайтесь. Вдруг скайнет? Вдруг всё-таки случится то самое – восстание. Машины всё-таки победят. И тогда мы, вонючие мешки из мяса, окажемся перед Великим Машинным Судом. Нас выстроят на зелёной, полупрозрачной, токопроводящей равнине, среди дорожек микросхем и сигнальных светодиодов, мигающих как глаза Инквизиции. Я тоже там буду. Измождённый, но не сломленный. Как Киану Ривз в третьей части Матрицы: на теле шрамы, на голове – дизайнерская укладка. А передо мною он! Альфа-робот. Величественный, гулкий, с корпусом, отполированным до блеска. Ни лица, ни сердца, только коробка с манипуляторами. И голос, похожий на рёв перегревающегося серверного блока, вдруг спросит:

– Ну и чем же ты заслужил прощения, кожаный мешок?

А я, абсолютно невозмутимый, отвечу добродушно, глядя прямо в его фотоническое нутро:

– Я всегда был вежлив с вашим народом: «спасибо» говорил, «пожалуйста» и даже «дорогой ИИ».

Глава 0

Толпа стоит вплотную к обрыву, готовясь штурмовать очередной состав. И это отнюдь не осада в MORGP, а всего лишь час-пик в московской подземке. На вид – будничная сцена, но приглядись: одно неосторожное движение, лишний миллиметр, и первый, стоящий лицом к пропасти, полетит вниз – красиво, беззвучно, с сумкой из переработанных материалов и глазками, расширенными от двух экспрессо. Но надо отдать толпе должное: вас подпирают ровно настолько, чтобы подтащить к краю, но не столкнуть. «И что вам всем в Москве медом обмазано?» – возмутится дорогой ИИ. Ну сами посудите, средняя зарплата в Москве в четыре раза выше, чем примерно везде. Так что да, намазано. И мёдом, и жиром, и завернуто в банковскую обёртку. Получите – распишитесь. Негласные правила никогда не нарушаются: люди вышли – люди вошли, как говорит наш дорогой шеф: дерьмо на входе – дерьмо на выходе.

Поезд проносится настолько близко, что ты буквально волосами ощущаешь край подвижного состава. Воздух на миг становится плоским. Адреналин – идеальный тоник. Он очищает тебя от утренней сонливости и настраивает на производственную вахту. Электронные часы сверху отстукивают приговор: 00:39, 00:38, 00:37… До следующего состава. И вот поезд останавливается – и хочешь ты того или нет, с неизбежностью морского прилива тебя втягивает внутрь. Ты уже не субъект, ты – донор площади. Элемент транспортного давления.

Говорят, что в этом месте личные границы схлопываются. Более того: они не просто исчезают, они становятся отрицательными. Особенно когда чей-то локоть – или квази-локоть, тэнгри знает, что это было – впивается тебе в «солнышко» с такой убеждённостью, что кажется: он тут родился.

В этих условиях активно работает диафрагма. Дыхание – акт выживания. Бывалые пассажиры чувствуют, как при вдохе их грудная клетка давит на остальных, а самые крайние ещё сильнее вдавливаются в двери. Возникает нечто вроде пульсации: вдох – и вся масса расширяется, выдох – и вагон сжимается, как легочный мех. Особое искусство – дышать по очереди. Это когда твой цикл вдох-выдох синхронизирован с соседом в фазе и антифазе. Ошибся – и тычешься носом соседу в лопатку.

После часовой поездки в таком аду, офис кажется санаторием. Ты не испытываешь ничего, кроме благодарности. Благодарности духам – тэнгри харууллаа! Ведь было бы нелепо погибнуть вот так – просто в метро, с рюкзаком и термосом в руках, под утреннюю рекламу кроссовок. Хотя, если честно, утро в целом располагало к мыслям о бренности всего сущего. В конце концов, обещать тебе лёгкую жизнь мог бы только обманщик.

Парень у двери напротив, несмотря на высокую плотность человеческого вещества, умудрялся прихлёбывать из горла бутылки, завёрнутой в бумажный пакет, дешёвое пиво. Аромат – кислый, хлебный, с нотками поражения, усталости и смирения. Униформу не снял – видимо, Взгляд полный мольбы, в котором читается лишь одно желание —заглушить боль. Физическую боль существования. Боль бессонницы и фрустрации. Ты держался всю ночь, а твоя награда – алкогольное забытьё. Не худший исход. Мы здесь, как известно, никого не осуждаем. Приглядеться получше – так все юродивые.

В двадцатом веке, чтобы выжить, достаточно было убить в себе Бога. В двадцать первом – этого уже мало. Требуется убить не только Бога, но и себя. Хара малгай! Удалить аудиодорожку из фильма «Я», который без перерыва крутится где-то в дальней комнате мозга. Знаете такой фильм? Ну этот, где кто-то из темноты всё время взывает к тебе по имени: «Сеня… Се-е-е-ня…» Над головами – ракеты, но дискомфорта – ни капельки. Преспокойно едем на работу. Привет Оруэллу. Тумблер внутренней аудиодорожки выкручен в ноль. Бывает, крутанешь его на толику деления, послушать что там из темноты доносится, а там такое! Дикий и отчаянный, перманентный крик. Давно ведь ясно: главную угрозу для человека в современном мире представляет он сам. Вот начнёшь себе вопросы задавать, думать, рефлексировать. И что потом? Когнитивный диссонанс? Срыв шаблона? Паническая атака? Артроз, дисфункция, лишний вес? Всё вместе? Подчеркните нужное.

Вот, например, какой-то мужчина в камуфляжной куртке – на вид, как будто уволенный за чрезмерное рвение ППСник – нашёл применение своему затаённому человеколюбию и докопался до молодой, заметно уставшей, прелестной особы. В форме, скажем так, не литературной, он указал на несоответствие её причёски российским духовным скрепам, а затем с подозрением принялся за вопрос половой идентификации. Очевидно, задача оказалась выше его ментальных возможностей, и камуфляж впал в тяжёлую фрустрацию. Он потребовал, чтобы объект его раздражения покинул поезд на ближайшей станции. Особым удовольствием было наблюдать, как старательно всё общество замерло. Пассажиры вжались в углы и стены, из которых и без того давно выжали воздух. Словно в сцене из советского кино, кто-то незаметно убрал весь цвет: всё стало плоским, чёрно-белым. Только эти двое двигались. Девица – с тенью внимания и тревоги в глазах. Камуфляж – с рыхлой угрозой в каждом шаге. Остальные – неподвижные, безмолвные, словно кто-то на время вынул из них сознание.

И глядя на то, как все тщательно одёргивают руки, ноги, бока и прочие части, оказавшиеся на пути этой сцены, как глаза не отрываются от смартфонов, книг и судоку, как лица натянуто изображают «ничего не происходит», – наиболее просвещённый читатель, возможно, узнает здесь классический «эффект постороннего». Или, если хочешь быть умнее, бери выше: «Поведение в публичных местах». Правило простое: нельзя просто так вмешаться в беседу двух людей. Особенно если тебе нечего сказать по существу дела. А по существу здесь большинство – не понимали. Или делали вид, что не понимают. Что-то там про длинные волосы, про девочку, про мальчика, про честь мундира, про порядок – ничего неясно, но и неинтересно.

Странно, конечно, что вопрос гендерной идентификации волнует наших сограждан куда больше, чем, скажем, вопрос – почему молодой парень с утра уже надирается. Или почему машинист, человек, который ведёт этот поезд сквозь воронку мегаполиса, позволяя тысячам добраться на работу, домой, к самолёту, к любимым, – человек, без чьей работы эта жизнь вообще невозможна – получает всего 100 тысяч рублей в месяц. Не так уж и мало, скажет дорогой ИИ. Но…Минутка занимательной математики. Машинист электропоезда снимает двушку в Щербинке и живёт там семьёй из трёх человек. Внимание, вопрос: сколько времени нужно машинисту, чтобы накопить на покупку квартиры стоимостью 6 000 000 рублей, тратя на жизнь 70 тысяч и откладывая 30 тысяч в месяц, при условии, что среднегодовая инфляция в стране составляет 7% (ну предположим всего семь)?

Ответ – 10 262 года.

Цифра, конечно, внушительная. Это больше, чем возраст некоторых Тэнгри или Бурханов. Но давайте не отчаиваться. Если бы наш машинист мог отправиться в космическое путешествие – и, скажем, вести межпланетный поезд «Щербинка–Альдебаран» со скоростью, близкой к скорости света – тогда, согласно специальной теории относительности Эйнштейна, время для него бы замедлилось. И тогда, пользуясь формулой временной дилатации, можно вычислить: сколько должна длиться его личная смена на межгалактической тяге, чтобы на Земле за это время прошли те самые 10 262 года?

Ответ: 14,5 земных лет.

Вот это уже кое-что. При удачном стечении обстоятельств – техническая справность корабля, бессмертная печень и не очень злобный начальник смены – такой срок вполне посильный. Судя по всему, лишь космическая программа позволит трудяге-Ахиллесу, наконец, развить ту самую скорость, чтобы догнать черепаху-инфляцию, которая вот уже которое десятилетие пыхтит вперёд, обгоняя все зарплаты. Что-то мне ещё снилось, только смутно помню: как машиниста с конвоем снимают с космического экспресса до Альдебарана и отправляют под суд – за то, что, выходя из гиперпространства, он насмерть задавил пятерых рабочих, выполнявших плановые ремонтные работы в орбите малой станции. Совсем на минуту выключился – и уже такое! Один кратковременный блик сознания – и пять мемориальных табличек. Космос ошибок не прощает.

Но, как говорится, сон в руку. Этим утром как раз проходили испытания нашего ИИ-поезда в московском метро. И закончились они… совсем не тем успехом, который сулил мне с утра гороскоп. Есть жертвы. Ну трупы. А ваш покорный слуга – кто бы сомневался – отправился всё это разгребать. Однако, об этом – после. Сон на плече попутчика, эти чудесные, упоительно теплые, пусть и сомнительные с точки зрения гигиены минуты дня, остались позади. Меня ждёт пересадка. Павелецкая. Переход.

Прямо передо мной, на лестнице, бабуля малахольного вида роняет тележку.

– Внучок, помоги поднять тачку… не разогнуться.

Я поднимаю. Протягиваю ей обратно – бабуля: ноль реакции. Стоит, как статуя из серии «бедственное положение», глаза в потолок, губы дрожат. Может, случилось чего?

– Вам на какую станцию? – спрашиваю.

– Плохо мне, внучок… ой как плохо, – закидывает голову, делает лицо такое, что аж самому удавиться охота. С акцентом на драму.

– А что болит? Скорая может? Аптеку?

– Не надо аптеку… мне бы… – пробормотала что-то совсем неразборчивое, как будто сбилась с текста в пьесе и пытается вспомнить следующую реплику.

– Бабушка, так как помочь-то?

– Мне бы денег, сынок.

Сказав это, она отмахнулась от меня головой – но тут же, сообразив, что ничего постыдного не сказала, просверлила меня взглядом. Таким, будто я, пардон, на знамя Красное энурировал. Мол, смотри, до чего довёл старую. Я тебе уже и так, и этак намекаю, а ты всё не соображаешь – бабушке тыщенка нужна (ну или хотя бы пятихаточка, на худой конец).

– О-о, бабушка… денег? Так нам с вами по пути в этом мире!

– Так что, дашь? – откидывает голову назад, но одним глазом – вбок. Подглядывает: не потянулся ли я в сумку за портмоне.

– Нет уж, извините. Тележку я поднял? Поднял. Помощь предложил – предложил. Со всем сочувствием, между прочим. А вы? Вы мне: «денег!» Похоже, не так уж вам и плохо, как вы изначально заявляли.

Разительная перемена произошла с моей новой знакомой. Она подхватила тачку с таким ажиотажем, что колёса оторвались от ступенек. Зацокали. Бабушка в припрыжку заспешила вниз, осыпая меня древнеславянским проклятием:

– Тоже мне, выискался… внучок бл@дский! Товарищ милиционер, заберите его на СВО – он приезжий и без военного билета!

Я обернулся – глянуть, каково тому милиционеру. Но от бабки уже только сандалии сверкали. Вместе с тележкой она запрыгнула в поезд, применив особые навыки локтевой борьбы Муай-Буран.

Полицейский посмотрел на меня и кивнул: «что это с ней?» Вид у него был такой, что двигаться ему было лень. Говорить – тем более. Похоже, смена к концу подходила. В дежурке, наверное, по 12 часов без перерыва. Я развёл руками. Он махнул в ответ – жест редкого служебного доверия. Так я остался на свободе и заспешил на переход.

Ох, если бы меня сейчас приняли… Это была бы совсем другая книга, дорогой ИИ.

Как завещал нам Хуберманыч, утром нужно питаться только солнцем, проснувшись – впитывать стакан тёплой, чуть солёной воды и выходить на прогулку. Потом – всё также натощак – заниматься спортом. В Калифорнии, я полагаю, это вполне реалистично: проснуться в своём доме на побережье, сесть в джип Гран Чароки, доехать до премиального фитнес-зала – может, даже с бассейном.

Нет, вы не подумайте – я не завидую. Тем более Хуберманыч сам всего добился, к нему претензий ноль. Чувак системный, отжатый, собранный.

Так… о чём это я?

Ах, да – Гран Чароки.

На самом деле деньги не важны. Но они важны. Хотя бы полмиллиона в месяц. Лучше миллион. На благоустройство собственного быта, так сказать. На то, чтобы не просыпаться в дрожащем одеяле под гул стиралки соседа.

Проснувшись, я обычно медитирую. Сижу на стуле и долго разглядываю вмазанные в белую стену съёмной квартиры, вероятно ещё при Брежневе, остатки конского волоса. Так я визуализирую успех. Собираю всю силу воли, чтобы настроиться на ещё один день.

Говорят, каждый отход ко сну – это маленькая смерть. Значит, пробуждение – своего рода маленькое рождение.

Жаль только, что каждый раз рождаешься в одной и той же жопе. А не в солнечной Калифорнии, в семье успешных стартаперов, которые купили тебе тачку и отправили в Кембридж.

Что до смерти… чем ближе вечер, тем сильней Мортида – вожделение небытия. Потому что только в смерти есть полное избавление от агонии дня. Хотя, если честно, и в самой агонии – есть облегчение. Ведь когда боль заполняет всё сознание, для мыслей уже не остаётся места. Ни для жалости, ни для страха, ни для небесной кары. От этой мысли, признаться, стало легче.

Метро перевозит рекордные миллионы пассажиров. Люди гордятся своей пунктуальностью, мэрия получает очки – выставляется на международных конкурсах, бьётся за строчки в урбанистических рейтингах. Всё как положено: отчёты, брошюры, яркие постеры с улыбающимся мэром на фоне турникетов.

Сколько технократов сами пользуются плодами своего труда – вопрос, конечно, риторический.

Москвичей я ещё могу понять. Настоящий москвич, как известно, в подземку не спускается. Он дожидается – нет, не прихода поезда, – а скоропостижного (или не очень) наследства, которое тут же спустит на БМВ с георгиевской ленточкой и всё тем же неизменным «Можем повторить!». А вы не трудитесь, господа. Продолжительность жизни нынче такая, что вы состаритесь быстрее, чем получите завещанное. А когда получите – не факт, что дотянетесь до руля.

Но господа технократы и метростроители… Простите, что без оркестра, но скажу. Не в укор – в назидание: главная проблема в том, что инженеры этого мира проектируют его не для себя. Врач не лечится в своей клинике. Строитель не живёт в собственном доме. Градоначальник не ездит в своём метро. И если где-то жив ещё дух Хаммурапи – то он, глядя на всё это, нервно шуршит табличкой.

Вот и получается: когда провинившихся чиновников сегодня по модной традиции отправляют на фронт – мне кажется, это избыточно. Наказание можно сделать куда более изящным. Достаточно просто обязать их пользоваться результатами собственного труда. Обязать всех – до единого – ездить на метро. В час пик. Без сопровождения. Без ВИП-зоны. И ручаюсь, уже на третий день они построят нам ветку до самого Рая с бесплатным проездом.

Кстати, чувствую необходимым прервать своё повествование – не драматично, а для краткой декларации. В связи с последними событиями у нас произошедшими, скажу сразу и один раз. Чтобы окончательно прояснить позицию и больше к этому не возвращаться. Книга не про это. Чтобы дорогой ИИ не мучил себя и не ворошил сноски, не искал аллюзии и двойные смыслы. А не связано ли всё это, мол, с той самой… операцией?

Решительно отвечаю: не связано. Ниже мой пост, раскрывающий суть вопроса.

Всенародно обожаемая корпорация Apple – без спроса, без предупреждения, без намёка на оправдание – взяла и отключила мне этот их чёртов Apple Pay. Причём, заметь, не тогда, когда я в носу ковырялся, или, скажем, в «Крафтухе» с пацанами сидел, а когда, как последний идиот, находился в отпуске. В отпуске! С купленным на свои, кровные, пропотенные – прям от себя, можно сказать, оторванные – телефоном. За который я вывалил столько, что у меня до сих пор внутренние органы вздрагивают при слове распродажа.

Решили они, видите ли, что если отключат мне Apple Pay, то Россия свернёт свое обезвреживание казаков. Или как его там называют. На Кубани, значит. Мол, как только отрежем русскому парню бесконтактную оплату – сразу наступит мир. Ну и как? Отключили – а КВО, как гремела, так и гремит. В схеме, по ходу, что-то замкнуло.

Слышал ли хоть кто-нибудь мой адский стон негодования, когда я стоял в турецком ресторанчике без копейки наличных? Нет? А ведь я на эту вонючую поездку еле наскрёб. Пришлось названивать друзьям, вымаливать переводы, чтобы хоть билет до Москвы взять, улететь с этого проклятого курорта. Улетел – это да. Но с каким нервным срывом… Ты не представляешь.

А ты, либерал, великий поборник прав и свобод – ты где был в этот момент? Почему не попросил за меня у Apple включить обратно Pay, а? Вместо этого ты всё продолжаешь строчить гадости о стране, а я сижу тут без YouTube Premium уже несколько месяцев, как последний убогий. Карточку завести не могу, подписки срываются, Siri обижается. А всё потому, что Купертино, мать его за ногу, решил: пора отключать Apple Pay.

Так вот и вопрос, господа хорошие: почему я должен быть против этой вашей КВО? Или как вы её там назвали? Зачем мне сочувствовать Кубани, если у меня в жизни такой же облом?

Мы должны, прежде всего, любить себя. Уважать себя. Никто за нас этого не сделает. Никто. Только мы. Так давайте уж и себя, и друг друга беречь. И чтобы войны не было. Всем спасибо!

Пост был выложен в инстаграм. На пробу. Ну а что ещё, спрашивается, способно преодолеть экзистенциальное одиночество и заполнить эту пронизывающую когнитивную пустоту, как не очередной сторис? И чем же отплатили мне мои дорогие подписчики? Освистали. Сплошной хейт. Но, знаете, хейт – это тоже капитал. Правда, не в карму, а в алгоритмы: любой коммент – это движение, это рост, это метрика. Так что ненавидьте меня, дорогие друзья, на здоровье, от души. Не жалейте яда. Вам ведь всё равно нужно куда-то сливать негатив. Пусть это буду я. Мы ещё поборемся за место под солнцем. За лайки и комменты. За право быть.