БеС Грамматики

Тишина воцарилась гробовая. Даже Алёша Симулянтский замер, забыв про градусник. Людмила Павловна перекрестилась, пробормотав что-то по-украински. Галина Петровна медленно повернулась к Елене Витальевне, её лицо выражало смесь недоверия и торжествующего «я же говорила!»

– А-а-а! –  Её голос зазвенел, как натянутая струна. – Вот оно что! Видите, коллега? Видите?! А я вас предупреждала! Это всё ваши эксперименты! Этот… ваш Хеллоуин! Бесовщину развели! Вампиры, зомби, тыквы с  рожами! А расплачиваются – дети! Вот он, результат вашего «творческого подхода»! – Она кивнула на Максима.

Но Елена Витальевна была не из тех, кого легко смутить.

– Уважаемая Галина Петровна! – Начала она спокойно, но с твёрдой уверенностью в своей правоте. – А не вы ли  на прошлой неделе с десятым классом погружались в мрачные бездны романа «Бесы» Фёдора Михайловича Достоевского? Произведение, замечу, далеко не школьной программы! – Она сделала паузу, наблюдая, как Галина Петровна слегка побледнела. – А с одиннадцатым Вы разбирали бал у Сатаны в «Мастере и Маргарите» Булгакова! И знаете, что? После вашего урока по этому произведению один из старшеклассников позвонил мне… угадайте, откуда?   Из Ялты! Представляете? Какова сила погружения.  А Вы говорите   – Хеллоуин!  Не кажется ли вам, что Вы могли, сами того не желая… ну, скажем так… пригласить некоторых  персонажей из параллельной реальности к нам в гости?

– А ещё «Ночь перед Рождеством»! – Неожиданно вставил Алёша Симулянтский, на время забыв о своей «температуре». – Там черт месяц воровал! И ещё колядки похожи на «Хеллоуин».  Тоже наряжаются нечистой силой и тоже угощения выпрашивают.

Галина Петровна сначала побелела, как бумага, потом густо покраснела, как пион.

– Это… Гоголь… Достоевский…Булгаков…  Это святая русская классика! – Воскликнула она, отступая на шаг. – Это наши корни! Наша культура! Нельзя её сравнивать с этим… попсовым Хеллоуином!

– Да я сама  обожаю русскую классику! – Парировала Елена Витальевна, грациозно разводя руками. – Гоголя и Булгакова особенно! Но Алёша ведь прав. Чем наши колядки с ряжеными принципиально отличаются от хеллоуинских традиций? А «Вий» с  мертвецами и нечистой силой? А бал у Сатаны  Булгакова? Разве это менее «бесовщина», чем какой-нибудь «Гарри Поттер»? Или вы считаете, что русская нечисть – она какая-то…  другая? Более безопасная, чем обитающая на Британских островах?

В самый разгар этого словесного поединка двух педагогов Максим, сидевший лицом к окну, вдруг вскочил, как ужаленный. Его рука дрожала, указывая на стекло:

– Ой! Смотрите! Он же сорвётся! Третий этаж! Ловите его!

Все четыре головы – Елены Витальевны, Галины Петровны, Людмилы Павловны и даже Алёши – резко повернулись к окну. Они увидели: серое небо… Голую ветку дерева… Пролетающего голубя. И… больше ничего.

Затем их взгляды, полные  недоумения и нарастающей тревоги, устремились на Максима. Он стоял, прижавшись лбом к холодному стеклу. Он видел то, чего не видели они: на узком подоконнике третьего этажа, балансируя на ледяной корке, прыгало маленькое розовое существо. Его крошечные копытца скользили по наклонной плоскости подоконника. Длинный хвост со стрелочкой на конце нервно подёргивался, помогая удерживать равновесие. Но самое жуткое – оно прильнуло к стеклу  розовой мордочкой и проводило по нему длинным, ярко-красным, как леденец, языком. Один из его глазиков-бусинок подмигнул  дерзко и насмешливо.

– Где? Кто? – Строго спросила Галина Петровна, вглядываясь в пустоту.

– Голубь? – Предположила Елена Витальевна, стараясь разглядеть что-то внизу.

– Тiнь вiд гiлки, мабуть… – Неуверенно пробормотала Людмила Павловна, но на всякий случай перекрестилась.

– Или отражение лампы? – Добавил Алёша.

Максим отпрянул от окна, чувствуя, как земля уходит из-под ног. Они не видели! Они не видели этого ужасающего язычка, этого подмигивания! Они видели только его, Максима, тыкающего пальцем в пустоту и кричащего про то, что кто-то собирается сорваться с третьего этажа.

Людмила Павловна резко махнула рукой, словно отгоняя назойливую муху:

– От тобI й на! Чорти Достоевського… Хелловiн… Гоголь… Булгаков… Усю нечисть перебрали! Хлопцю термiново треба спокiй!

Она схватила бланк справки и заполнила его с такой решимостью, что ручка чуть не прорвала тонкую бумагу:

«Мечталин Максим, ученик 5 «А» класса, освобождается от учебных занятий на 7 (семь) дней по состоянию здоровья (сильное нервное переутомление). Рекомендации: полный покой. Прогулки на свежем воздухе. Здоровый сон. Ограничение гаджетов. Контроль невролога по месту жительства».

И сунула бланк в руку Елене Витальевне.

Глава 5

Максим зачёрпывал ложкой куриный суп, в котором блестели золотистые капельки жира. Белые «червячки» вермишели лениво плавали в теплом бульоне, перемешиваясь с оранжевыми кубиками морковки и изумрудными веточками укропа.  Супчик был действительно вкусным, наваристым, к тому же очень красивым.  Он пах свежей зеленью и домашним уютом.

– Полезно, сынок, – приговаривала мама, подливая ему добавки прямо из кастрюли.

Она внимательно слушала его сбивчивый рассказ о «существе под стулом».

– Ох, Макс… Это все нервы. Переволновался ты из-за контрольной, да ещё и эта история с ошибкой… Людмила Павловна абсолютно права – тебе срочно нужен отдых. Никаких уроков, никакого стресса. Отсыпайся, гуляй.

– Да я его правда видел, мам! –  Глаза Максима блестели от обиды и ужаса, который никак не отпускал. – Он был! Розовый! В пупырышках, как огурец! И рожки торчком! И хвост… такой тонкий, крысиный, а на конце – стрелочка, как у чёртика на картинке! Он мне грозил! А ты мне не веришь!

Мама вздохнула, вытирая тряпкой лужицу от пролитого супа. Но вдруг в её глазах мелькнула искра.

– А знаешь что? – Она наклонилась к нему, понизив голос, как будто сообщая великую тайну. – Давай устроим праздник непослушания? Закажем пиццу! Твою любимую – «Четыре сыра». С пепперони! И… – она сделала эффектную паузу, – большую бутылку «Колы»! Сколько хочешь, хоть всю выпей.

Кока-кола без ограничений! Это был аргумент, против которого не устоял бы даже самый упрямый скептик. Слёзы обиды мгновенно сменились восторгом.

– Ура-а-а! – Максим подпрыгнул на стуле. – Ты лучшая, мам!

Вскоре в дверь позвонили, и в квартиру ворвался божественный аромат. Запах горячего теста, томлёных помидоров, копчёного пепперони и расплавленной моцареллы смешался в головокружительный коктейль. Максим, как одержимый, распаковывал большую картонную коробку. Вот она, красавица: золотистая корочка, румяные пузырьки по краям, щедрое месиво сыров, сквозь которое пробивались острые кружочки салями и сочные кусочки помидоров. И огромная бутылка темно-янтарной жидкости, обещающая взрыв сладкой шипучки.

С чувством полной безнаказанности Максим устроился в своём компьютерном кресле. Перед ним – пицца, в руке – кусок, от которого тянулись длинные, эластичные нити сыра. В другой руке – верная беспроводная мышка. Монитор загорелся, погружая его в любимый мир: зелёные холмы, тёмный лес, по которому важно вышагивал здоровенный пиксельный гоблин в рваной шкуре и с дубиной.

Максим откусил от пиццы, наслаждаясь сочетанием солёного и острого, и щёлкнул мышкой, отправляя своего героя в бой. И тут… он поморщился. Сквозь аппетитные запахи пиццы пробился другой – резкий, едкий, химический. Как будто кто-то паяльником ткнул в пластиковую игрушку. Одновременно из колонок донеслось тихое противное хихиканье и причмокивание, словно кто-то жадно облизывался.

Максим замер с куском пиццы на полпути ко рту. Сердце ёкнуло. Неужели…?

Из щели между клавишей «F12» и «Backpace», где застряли крошки от давно съеденного печенья, показалась знакомые розовые рожки… А потом и вся мордочка! И всё существо! Пупырчатое, с крошечным пятачком-носиком. Бес грамматики! Он шмыгнул носом, учуяв запах пепперони, и его глаза-бусинки, тёмно-красные, как спелая вишня, хищно блеснули в свете монитора. Он выбрался на клавиатуру, потирая крохотные лапки.

– Мам! – Завизжал от ужаса Максим. Но из кухни доносился только шум воды и бубнящие голоса героев телесериала.

Розовый бесёнок тем посмотрел на кусок пиццы, который Максим держал в руке. Его хвост-стрелка дрогнул, нацелился. И – тюк! – острый кончик вонзился в мягкое тесто прямо рядом с аппетитным кружочком салями. Бес потянул добычу к себе, издавая довольное похрюкивание.

– Эй! А ну отдай! – Завопил Максим, взмахнул рукой с пиццей, чтобы стряхнуть наглеца. – Это моя пицца!

Бес, отлетев, приземлился на клавишу «Shift». Он поднял мордочку, сморщил пятачок, явно обидевшись. Потом набрал воздуха в крохотную грудку и… плюнул! Маленькая, но очень липкая капля бледно-розовой слюны шлёпнулась прямо на клавишу. Из динамиков громко донеслось: «Чмок!» – как будто компьютер сам выразил брезгливость.

– Мам! – Закричал Максим уже громче, отчаянно. – Он тут! Опять пришёл! И плюётся!

Но ответом был только диалог героев сериала, доносящийся из кухни.

И тут раздался новый звук – сухой, отрывистый «Апчхик!» из системного блока. Из чёрной решётки вентиляции, как из норы, вылез… второй! Он был чуть крупнее первого. Его спинка была покрыта не розовыми пупырышками, а каким-то неприятным, тускло-зеленоватым налётом, напоминавшим плесень. В одной крохотной, но цепкой лапке он сжимал игрушечную пластмассовую катану – точную копию оружия ниндзя из Максимовой коллекции.

Новый гость огляделся, почесал за ухом задней лапкой, а потом его взгляд упал на экран. Там как раз здоровенный пиксельный гоблин размахивал дубиной. Глаза Зелёного беса сузились. Крохотная мордочка исказилась гримасой ярости. Он вскинул катану.

– Киааай! – Пронзительно завизжал он, тоненьким голоском, похожим на скрип несмазанной двери. И со всей силы рубанул катаной по экрану монитора! Пластик звонко щёлкнул по стеклу.

Максим невольно фыркнул, вспомнив, как соседская кошка Маня яростно ловил лапой мультяшных рыбок на экране планшета. Настолько похоже это было, что он, даже будучи очень напуганным, не выдержал и рассмеялся.

Услышав смех, Зелёный  резко обернулся. Он насупился, явно поняв, что его воспринимают несерьёзно. Его взгляд метнулся от экрана к клавиатуре, на которой сидел Розовый, доедая украденный кусочек. Понимание мелькнуло в бусинках-глазках Зелёного. Он прыгнул на клавиатуру. Не просто так, а целенаправленно! Он тыкал крохотной лапкой в клавиши «A», «S», «D», «W»! Экранный гоблин, только что грозно размахивавший дубиной, вдруг закружился на месте: то пятился, то шёл вперёд, не понимая, что происходит. Зелёный смеялся – сухим, дребезжащим смешком, который усиливался колонками, превращаясь в жутковатый  хохот.

Максим отпрянул от стола, выпустив мышку. Кусок пиццы, который он все ещё держал, угрожал выпасть из руки. По спине пробежали ледяные мурашки, сменившиеся волной жара. Не отрывая испуганного взгляда от двух хулиганов, он лихорадочно зашарил рукой по столу. Ножницы? Линейка? Тяжёлая книжка? Что угодно, чтобы отогнать этих… этих наглых захватчиков его мира!

Розовый бес, тем временем, нашёл новую цель – кусок пиццы в руке Максима. Он деловито подбежал и снова вонзил стрелку. Зелёный же, увлёкшись, прыгнул на клавишу «Пробел» (Space), и гоблин на экране беспомощно подпрыгнул на месте, что вызвало новый приступ дребезжащего хохота.

Вдруг взгляд  упал на холодную бутылку «Колы». Максим схватил её, прохладную и слегка влажную от конденсата, и начал медленно откручивать белую крышку…

Шипение! Громкое, угрожающее шипение углекислого газа, рвущегося на свободу, раздалось в комнате. Звук был резким, неожиданным.

Оба беса вздрогнули, как от удара током. Розовый выронил пиццу. Зелёный замер на клавише «Пробел», его смешок оборвался на полуслове. Они уставились на бутылку, из горлышка которой уже показывалась пена, с явным страхом. Их крохотные тела напряглись.

Максим замер, держа бутылку наготове. Идея плеснуть на них шипучкой казалась заманчивой. Но… он посмотрел на тёмно-янтарную жидкость, на поднимающиеся в ней пузырьки. Это была ЕГО кола! Целая бутылка! Мама разрешила! А эти твари… они ведь могут просто отскочить. И драгоценная, сладко-шипучая влага пропадёт зря! Жалко!

И тут его взгляд скользнул по столу и зацепился за учебник. Толстая книга в синей обложке: «Основы Православной Культуры». Изображение золотого креста на обложке вдруг показалось ему спасением. Отец Александр! Бабушка! Крест!

Он поставил бутылку на стол и схватил учебник. Листать было некогда. Он раскрыл книгу наугад – и попал как раз на страницу с большой красивой иконой. Максим вскочил, высоко поднял раскрытую книгу, как щит, и с силой ткнул обложкой в сторону бесов, стараясь подставить им изображение креста.

– Ату! Пошли вон! – Крикнул он, не зная, что именно нужно говорить, но чувствуя, что тон должен быть грозным. – Вон отсюда! Крестом тебя! Батюшку сейчас позову!

Розовый фыркнул, как рассерженный котёнок, но в его глазах мелькнул настоящий страх. Он бросил остатки пиццы, шлёпнулся на стол и шмыгнул вниз, в щель между стеной и плинтусом, так быстро, что глазом моргнуть нельзя было. Зелёный задержался на мгновение. Он угрожающе ткнул катаной в сторону монитора, где гоблин все ещё беспомощно прыгал на месте, затем бросил взгляд на Максима с его книжным «щитом». Презрительно фыркнув (из динамиков донеслось что-то вроде «Пффф!»), он спрыгнул со стола и юркнул под компьютерный стол, в гущу проводов.

Максим стоял, тяжело дыша, все ещё держа раскрытый учебник перед собой. В комнате было тихо. Только шипение «Колы» на столе да бубнящий телевизор из кухни напоминали о реальности. Он медленно опустил книгу. Запах горелой пластмассы почти исчез.

Он осторожно поставил учебник ОПК рядом с монитором, крестом наружу – на всякий случай. Потом взял новый, ещё не тронутый кусок пиццы (тщательно осмотрев его со всех сторон – нет ли розовых следов или стрелочек) и сделал глоток из бутылк. Шипучая сладость слегка обожгла язык, но была невероятно вкусной.

– Ладно, – пробормотал он, щёлкая мышкой, чтобы выйти из зависшей игры. – Я теперь вооружён.

Он бросил быстрый взгляд под стол и на плинтус. Тишина. Только учебник с крестом стоял на страже. Но ощущение, что за ним наблюдают из темноты, не исчезло. Он придвинул стул ближе к свету монитора и откусил от пиццы, стараясь не смотреть на тёмные углы.

Два последующих дня превратились для Максима в нескончаемую партизанскую войну. Бесы распоясались окончательно. Компьютер превратился в запретную зону. Стоило лишь ткнуть в кнопку, как из чёрной решётки динамиков тут же вырывалось знакомое причмокивание, словно кто-то лакомился невидимой конфетой, а затем – нарочито громкий, усиленный акустикой шурррх-шурррх, будто крохотные коготки скреблись по пластику изнутри. И тогда в самом уголке экрана, где обычно маячит иконка корзины, медленно проявлялась  рожица: два красных бусинки-глаза, растянутый в злобной ухмылке ротик и – самое жуткое – розовый дразнящийся язык.