Последний этаж

На элегантной вешалке из темного дерева висел женский плащ – бежевый, модный, с поясом и крупными пуговицами. Ткань была качественной, дорогой, но покрытой тончайшим слоем пыли. Рядом – мужское кашемировое пальто темно-синего цвета, тоже припыленное, но сохранившее форму, словно его сняли только вчера. На нижней полке вешалки аккуратно стояли женские туфли-лодочки на небольшом каблуке, черные, кожаные, явно дорогие. Рядом – мужские ботинки, начищенные до зеркального блеска.

На стене, в тяжелой позолоченной раме, висело большое зеркало – почти во всю стену. Старое, с патиной по краям, оно отражало ее растерянную фигуру с фонарем в руках. В зеркале Анна выглядела чужой, испуганной, совсем не похожей на уверенного в себе архитектора-реставратора. Свет фонаря, отраженный в стекле, создавал множественные блики, которые словно дробили ее отражение на фрагменты.

Справа от зеркала стоял узкий комод красного дерева с инкрустацией. На его полированной поверхности лежала женская сумочка – маленькая, изящная, из крокодиловой кожи, явно дорогая. Рядом – связка ключей на брелоке в виде маленького домика. Ключи были обычными, квартирными, но их количество удивляло – не меньше десятка. Для чего могло понадобиться столько ключей в обычной квартире?

Анна медленно двинулась вглубь квартиры, каждый шаг отдавался эхом в высоких потолках. Паркет под ногами был натуральным, дубовым, уложенным елочкой по всем правилам. Местами он потемнел от времени, но сохранил свой благородный блеск. Плинтуса были высокими, резными, в стиле сталинских времен.

Гостиная поразила ее своими размерами. Комната была огромной – не меньше сорока квадратных метров, с двумя окнами, выходящими во двор. Но окна были закрыты тяжелыми шторами из бархата, поэтому естественного света не было. Воздух здесь был еще более спертым, пропитанным запахами прошлого – табаком, кофе, чем-то сладким и тяжелым.

Мебель была массивной, добротной, явно начала двухтысячных. Кожаный диван шоколадного цвета с высокой спинкой и мягкими подлокотниками. Рядом – два кресла в тон, обитые той же кожей, с медными заклепками. Между ними стоял журнальный столик из темного стекла на металлических ножках – типичный дизайн той эпохи.

На столике – и это заставило сердце Анны забиться быстрее – стояла хрустальная пепельница с двумя сигаретами, потушенными на середине. Сигареты были дорогими, женскими, с золотистым фильтром. Они лежали накрест, словно их оставили в спешке. Рядом лежала раскрытая книга – роман в твердом переплете, страницы пожелтели, но обложка была целой. Анна наклонилась, чтобы прочесть название: «Парфюмер» Патрика Зюскинда. Книга была раскрыта на сто двадцатой странице, в уголке которой был загнут треугольничек – кто-то читал ее и отложил на середине главы.

Тут же лежал пульт от телевизора – толстый, черный, с множеством кнопок. Пульт был от телевизора, который стоял у противоположной стены – огромного, с кинескопом, размером, который сейчас показался бы смешным. Экран был темным, но на нем не было пыли – словно его регулярно протирали.

На стене висел отрывной календарь в деревянной рамке – такие были популярны в советское время и начале двухтысячных. Луч фонаря выхватил дату: «Среда, 15 октября 2003 года». Под датой мелким почерком было написано: «Встреча с К. в 15:00». Чернила не выцвели, буквы были четкими, словно запись сделали вчера.

Анна почувствовала, как по спине пробежал холодок. Двадцать лет назад. Ровно двадцать лет назад кто-то планировал встречу на этот день и… что? Исчез? Умер? Или просто забыл вернуться домой?

Она прошла на кухню, и здесь атмосфера загадки стала еще более густой. Кухня была небольшой, но уютной, обставленной в том же стиле начала двухтысячных – светлые фасады мебели, столешница из искусственного камня, современная по тем временам техника. Холодильник – белый, двухкамерный, с морозильной камеры сверху. Плита – газовая, четырехконфорочная, с духовкой. Все выглядело так, словно хозяева просто вышли и забыли выключить время.

На столе стояла чашка с высохшим на дне кофейным осадком. Чашка была фарфоровой, тонкой, с золотой каемкой – явно из дорогого сервиза. Рядом лежала серебряная ложечка, потемневшая от времени. На блюдце рядом с чашкой лежали крошки от печенья – они превратились в пыль, но форма их еще угадывалась.

Здесь же стояла небольшая вазочка из цветного стекла с окаменевшими конфетами. Конфеты были в ярких обертках, но обертки пожелтели и стали хрупкими. Одна из конфет была развернута наполовину – кто-то начал ее есть и бросил.

На плите стояла кастрюля, накрытая крышкой. Анна с содроганием приподняла ее, ожидая увидеть… что? Остатки ужина двадцатилетней давности? Но кастрюля была пуста, вычищена до блеска. Только на дне виднелись какие-то темные разводы – возможно, от супа или соуса.

В раковине лежала одна тарелка и стакан – словно здесь жил один человек. Или второй уже помыл свою посуду. На подоконнике стояли горшки с комнатными растениями – все засохшие, превратившиеся в коричневые скелеты. Но земля в горшках была еще мягкой, не превратилась в камень – признак того, что когда-то за растениями ухаживали.

Ее профессиональный инстинкт взял верх над подступающей тревогой. Анна всегда находила спасение в работе, в привычной рутине измерений и записей. Это был ее способ навести порядок, подчинить странную, пугающую реальность привычной логике цифр и размеров, вернуть себе ощущение контроля над ситуацией.

Она достала блокнот и рулетку, включила диктофон на телефоне. Нужно было составить подробный план, зафиксировать состояние каждого помещения, создать документальную базу для будущего расследования. Потому что это определенно требовало расследования.

«Квартира номер… – она задумалась, – фактически единственная на девятом этаже. Время осмотра – 21:30. Состояние – жилое, обитаемое, но покинутое приблизительно двадцать лет назад. Признаков взлома или насилия не обнаружено. Создается впечатление, что жильцы вышли ненадолго и должны вернуться».

Она методично обходила комнату за комнатой, измеряя, записывая, фотографируя на телефон. Спальня была небольшой, но уютной. Двуспальная кровать была не прибрана – простыни смяты, подушки помяты. На одной из подушек был отпечаток головы, словно кто-то только что встал. На тумбочке лежала женская расческа с длинными темными волосами, застрявшими в зубчиках. Рядом – флакон духов, тех самых, аромат которых она почувствовала в прихожей.

В шкафу висела одежда – женская и мужская. Костюмы, платья, рубашки – все качественное, дорогое, но в стиле начала двухтысячных. Анна потрогала ткань одного из платьев – шелк был мягким, живым, не пересохшим от времени. Странно. За двадцать лет в закрытом помещении ткани должны были изменить структуру.

Ванная комната была отделана белой плиткой с голубой каймой. На полочке стояли тюбики крема, флаконы шампуня, зубные щетки – две, в стаканчике. Одна из щеток была мокрой. Анна потрогала щетину – влажная. Это было невозможно. Абсолютно невозможно.

Кабинет был самой интересной комнатой. Здесь стоял громоздкий компьютерный стол из ДСП – типичная мебель тех времен. На столе – пузатый ЭЛТ-монитор с толстой задней частью, системный блок бежевого цвета, клавиатура с толстыми клавишами. Рядом лежала дискета – тонкая, черная, с белой наклейкой, на которой было написано: «Проект Зазеркалье. Финальная версия».

Анна осторожно взяла дискету. Пластик был целым, не деформированным. На ощупь дискета казалась обычной, но ей невольно стало неприятно держать ее в руке. Она положила ее обратно и продолжила осмотр. Время дискеты придет позже.

Именно в кабинете она впервые почувствовала настоящее несоответствие, которое заставило ее насторожиться профессионально. Измеряя длину стен рулеткой, она обнаружила аномалию. Одна из стен, та, что была полностью заставлена книжным стеллажом до потолка, оказалась на сорок сантиметров короче, чем должна быть по внешним замерам дома.

Сорок сантиметров. Для архитектора это была не просто цифра – это было пространство. Пространство, которое должно где-то существовать, но его не было видно. Этого было достаточно для скрытой ниши, потайного хода или… прохода в другое помещение.

Сердце забилось чаще. Анна подошла к стеллажу и начала внимательно его изучать. Книги были расставлены плотно, аккуратно – собрание классики, энциклопедии, научные труды. Многие корешки были потертыми, словно книги часто брали в руки. Но один ряд энциклопедий выглядел подозрительно – тома стояли слишком ровно, словно их никогда не доставали.

Она начала отодвигать тяжелые, пыльные книги. Энциклопедии оказались легче, чем должны были быть – словно это были муляжи. За одним из рядов обнаружилась тонкая вертикальная щель, едва заметная в полумраке. Поддев ее пальцами, Анна поняла, что это не стена, а замаскированная дверь на скрытых петлях.

Дверь поддалась беззвучно, плавно, открывая проход в небольшое помещение без окон – не больше десяти квадратных метров. Комната не была отмечена ни на одном из существующих планов здания, которые она изучала перед началом работ.

Луч фонаря выхватил из темноты интерьер, от которого у Анны перехватило дыхание.

Здесь царил совершенно другой запах – резкий, медицинский, запах химикатов, бумаги и чего-то еще, чего она не могла определить. Что-то кислое, неприятное, напоминающее формалин или другие консерванты.

Посреди комнаты стоял металлический стол на колесиках – такие используют в лабораториях или медицинских учреждениях. Столешница была покрыта нержавеющей сталью, отполированной до зеркального блеска. На нем стояли странные приборы: микроскоп – не обычный, а какой-то сложный, с множественными окулярами; несколько колб с засохшими остатками каких-то веществ; приборы, назначение которых Анна не могла определить.

Но самое жуткое были стопки папок, аккуратно разложенные по столу. Папки были одинаковыми – серыми, канцелярскими, с тесемками для завязывания. На каждой была наклейка с номером и короткой записью.

На стене висела большая пробковая доска, испещренная графиками, формулами, схемами и… фотографиями. Десятки черно-белых фотографий людей разного возраста – мужчин, женщин, подростков. У всех лица были спокойными, расслабленными, словно они спали. Но глаза на всех фотографиях были аккуратно зачеркнуты красной ручкой крест-накрест.

Анна подошла ближе, направив луч фонаря на доску. Под фотографиями были подписи: «Субъект №3», «Субъект №7», «Субъект №12». Всего фотографий было больше двадцати. И на каждой – те же зачеркнутые глаза, словно кто-то методично вычеркивал из списка завершенные эксперименты.

Среди графиков и схем она заметила план помещения – и поняла, что это план этой самой квартиры. Но план был странным. На нем было показано гораздо больше комнат, чем она видела, комнаты соединялись переходами, которых не существовало, а некоторые помещения были обозначены как «зеркальные дублеры» и «ложные пространства».

Дрожащими руками она взяла верхнюю папку со стола. На обложке было отпечатано на машинке: «Проект „Зазеркалье". Руководитель: д-р А.Л. Крамер. Начат: 15 января 2003 г.».

Анна открыла папку, и первое, что она увидела, заставило ее сердце замереть. Внутри лежала фотография – та же черно-белая, что и на доске. На ней была изображена молодая женщина лет тридцати, со светлыми волосами, собранными в хвост. Женщина спала, лицо ее было спокойным, почти умиротворенным. Но глаза были зачеркнуты той же красной ручкой.

Под фотографией была подпись: «Субъект №23. Анна К., 32 года, архитектор».

Анна уронила папку. Листы разлетелись по полу, и в свете фонаря она увидела страницы, исписанные мелким, аккуратным почерком. Но это была не ее фотография. Не могла быть. Женщина на снимке была похожа на нее, но это была не она. Просто случайное сходство, не больше.

Она подняла один из листов. Машинописный текст был холодным, безэмоциональным, написанным языком научного отчета:

«Субъект №7. Игорь С., мужчина, 38 лет, инженер-строитель. Вторая неделя изоляции в экспериментальной среде. Проявляет признаки нарастающей пространственной дезориентации. Сообщает о „движущихся стенах" и „меняющихся комнатах". Попытки найти выход становятся более хаотичными. Паранойя прогрессирует в соответствии с прогнозом. Эмоциональное состояние: высокая тревожность, переходящая в панику. Результат соответствует теоретическим расчетам».

Она взяла другой лист:

«Субъект №9. Марина Т., женщина, 24 года, психолог. Десятый день эксперимента. Начало слуховых галлюцинаций. Утверждает, что слышит голоса в пустой квартире – мужской и женский, ведущие бытовые разговоры. Описывает звуки: шаги, работающий телевизор, льющуюся воду. При проверке источники звуков не обнаружены. Эмоциональная лабильность нарастает. Субъект начинает отвечать на голоса, ведет диалоги с невидимыми собеседниками. Эксперимент проходит успешно. Рекомендовано продолжение до достижения критической точки».

Анна листала страницу за страницей, и с каждой новой записью волосы на ее голове буквально шевелились от ужаса. Это были протоколы бесчеловечного психологического эксперимента, детальные записи о том, как ломается человеческая психика в условиях изоляции и дезориентации.

Доктор Крамер, кем бы он ни был, превратил эту квартиру в изощренную лабораторию человеческого страха. Он изучал пределы выносливости человеческого разума, создав архитектурную ловушку, где реальность становилась зыбкой, где пространство не подчинялось логике, где каждая дверь могла вести не туда, куда ожидалось.

Зеркала, ложные двери, меняющиеся пространства, звуковые эффекты – все это было частью его чудовищного замысла. Квартира была не домом, а лабиринтом, созданным для того, чтобы разрушить способность человека ориентироваться в пространстве и времени.

В одной из папок она нашла схемы и чертежи. Квартира была перестроена изнутри с использованием скрытых механизмов, поворотных стен, односторонних зеркал и акустических систем. Система была сложной, продуманной до мелочей. Некоторые стены могли поворачиваться, открывая новые проходы и закрывая старые. Зеркала создавали иллюзию бесконечных коридоров. Звуковые системы воспроизводили записи человеческих голосов, создавая ощущение присутствия других людей.

Холод, не имеющий ничего общего с температурой в комнате, пробрал ее до костей. Это был холод осознания, холод понимания того, в какое место она попала. Она захлопнула папку дрожащими руками. С нее было достаточно. Более чем достаточно.

Нужно было немедленно убираться отсюда, вызывать полицию, поднимать архивы, разбираться с тем, что произошло в этой квартире двадцать лет назад. Но сначала – бежать. Просто бежать отсюда как можно быстрее.

Она выскочила из тайной комнаты, бросилась через кабинет и гостиную в прихожую, к спасительной входной двери. Сердце билось так громко, что заглушало все остальные звуки. Руки дрожали, но она заставила себя действовать четко, профессионально.

Повернув массивную ручку двери, она распахнула ее и… застыла на пороге, не веря своим глазам.

За дверью была не лестничная площадка с облупившимися стенами и запахом сырости, которую она помнила.

За дверью была точно такая же прихожая, из которой она только что выбежала. Та же элегантная вешалка с плащом и пальто, то же большое зеркало в позолоченной раме, в котором отражалось ее лицо, искаженное ужасом и непониманием. Тот же комод, та же сумочка, те же ключи на брелоке в виде домика.

Она захлопнула дверь так резко, что звук эхом разнесся по квартире. Сердце колотилось где-то в горле, мешая дышать. Ошибка. Она просто перепутала. В состоянии стресса легко потерять ориентацию. Нужно успокоиться, подумать логически.

Она снова открыла дверь, медленно, осторожно. Та же комната. Абсолютно та же. Она даже узнала царапину на поверхности комода, которую заметила раньше.

Паника подступала к горлу, но Анна заставила себя мыслить рационально. Может быть, это другая дверь? Может быть, в квартире несколько выходов? Она бросилась к другой двери, ведущей, как она помнила, в гостиную.

Открыла ее. И снова оказалась в той же самой прихожей.

Еще одна дверь – та, что должна была вести в спальню. Та же прихожая.

Дверь в кухню. Прихожая.

Дверь в ванную. Прихожая.

Каждая дверь в квартире вела в одно и то же место – в прихожую, где она стояла. Пространство закольцевалось, превратилось в логическую невозможность, в архитектурный кошмар.

Лестница, которая должна была вести вниз, к спасению, к нормальному миру, теперь вела только сюда, обратно, в самое сердце ловушки. Квартира стала замкнутой системой, из которой не было выхода.

Анна прислонилась спиной к двери и медленно сползла по ней на пол. В голове пульсировала единственная мысль: эксперимент, начатый двадцать лет назад, не закончился. Он просто ждал. Ждал нового испытуемого, новую жертву для изучения пределов человеческой психики.

И теперь этой жертвой стала она.

В тишине квартиры раздался тихий механический щелчок – звук включившегося магнитофона. Откуда-то из глубины помещения донесся спокойный мужской голос:

«Добро пожаловать в проект „Зазеркалье", субъект номер двадцать четыре. Эксперимент начался».

Глава 3. Лабиринт

Первой реакцией был животный, иррациональный ужас. Анна отшатнулась от двери, словно от раскаленного металла, тяжело дыша. Воздух в легкие входил с трудом, каждый вдох давался усилием воли. Ее мозг, привыкший к логике и порядку, к четким линиям чертежей и незыблемым законам физики, категорически отказывался принимать увиденное. Это противоречило всему, что она знала о мире, всему, во что верила.

В голове пульсировала единственная мысль: «Этого не может быть». Но глаза видели то, что видели. За входной дверью была не лестничная площадка, не мир, который она покинула час назад, а та же самая прихожая. Словно квартира существовала в замкнутом пространстве, отрезанная от остального мира невидимой стеной.

Она достала телефон дрожащими руками. Экран светился привычным голубоватым светом, но в верхнем углу красовалась надпись «Нет сети». Полное отсутствие сигнала, словно она находилась глубоко под землей или в экранированном помещении. Она открыла приложение компаса – стрелка беспомощно вращалась, не в силах найти магнитный север, словно само понятие направления здесь потеряло смысл.

«Спокойно, – приказала она себе, вцепившись в остатки самообладания как в спасательный круг. – Этого не может быть. Просто не может. Должно быть рациональное объяснение. Всегда есть рациональное объяснение».

Она архитектор. Она понимает, как устроены здания, как работают механизмы, как взаимодействуют пространства. За годы работы она видела самые невероятные инженерные решения – подвижные стены, поворотные платформы, скрытые лифты. Возможно, это именно то, что доктор Крамер построил в этой квартире? Сложная система механизмов, создающая иллюзию замкнутого пространства?

В конце концов, в его записях упоминались «архитектурные аномалии» и «изменяемые пространства». Может быть, он создал что-то вроде театральной сцены с подвижными декорациями? Системы зеркал и поворотных стен, которые дезориентируют человека, заставляя его поверить в невозможное?

Она вернулась в кабинет, решительно схватила рулетку и блокнот. Руки дрожали, но она заставила их работать четко, профессионально. Она нанесет это место на подробную карту. Она найдет шов в конструкции, скрытый механизм, техническую ошибку. Она измерит каждый угол, каждую стену, каждое расстояние. Она победит эту иллюзию с помощью точных наук, с помощью геометрии и логики.

Математика не лжет. Геометрия не обманывает. Если это механизм – у него есть принцип работы, который можно понять и обратить.

Но квартира словно почувствовала ее намерения. И начала играть против нее.

Поначалу изменения были едва заметными, почти неуловимыми – такими, которые можно было списать на усталость, стресс, игры напряженного сознания. Она выходила из комнаты на несколько минут, чтобы измерить смежное помещение, а когда возвращалась, обнаруживала, что кресло в гостиной передвинуто от журнального столика к окну. Или что книга на столе, которую она точно помнила раскрытой на определенной странице, теперь была закрыта и лежала в другом месте.

Сначала она списывала это на собственную невнимательность. В стрессовой ситуации память играет злые шутки, детали размываются, восприятие искажается. Может быть, она просто плохо запомнила первоначальное расположение предметов?

Но потом пространство начало меняться более агрессивно, более очевидно. Коридор, который вел из гостиной в спальню – обычный, ничем не примечательный проход длиной не больше трех метров – вдруг стал казаться бесконечным. Анна шла по нему уже несколько минут, считая шаги (сорок, пятьдесят, шестьдесят), но дверь в спальню не приближалась. Она висела впереди, словно мираж в пустыне, всегда на одном и том же расстоянии.

Паника подкатила к горлу. Анна остановилась, попыталась успокоить дыхание, рационально оценить ситуацию. Может быть, это оптическая иллюзия? Система зеркал, создающая ложную перспективу? Она обернулась – и гостиная с ее знакомой мебелью была прямо за ее спиной, не дальше чем в двух шагах. Словно коридор сжался обратно до нормальных размеров в тот момент, когда она повернула голову.

Сердце билось так громко, что заглушало все остальные звуки. Это было невозможно с точки зрения физики, но это происходило.

Она начала оставлять метки – царапать маленькие кресты на дверных косяках своим ключом, помечать углы комнат карандашом, класть предметы в определенном порядке, чтобы отследить изменения. Это был систематический, научный подход к аномальному явлению. Если пространство действительно меняется, она зафиксирует эти изменения и найдет закономерность.

Но метки исчезали. Двери, которые она помечала, внезапно оказывались чистыми. Предметы, которые она аккуратно расставляла в качестве ориентиров, перемещались или вовсе пропадали. А иногда двери менялись местами – та, что вела в ванную, вдруг открывалась в кухню, а дверь в спальню – в кабинет.

Хуже того – иногда двери вовсе исчезали, оставляя за собой гладкую, монолитную стену, окрашенную в тот же цвет, что и остальные стены. Словно их никогда и не было. Анна ощупывала эти места руками, искала скрытые петли, замаскированные швы – ничего. Стена была цельной, без малейшего признака того, что здесь когда-то был проем.

Ее тщательно вычерченный план квартиры, который должен был стать ключом к разгадке, превратился в бессвязный клубок линий, перечеркнутых и исправленных до полной неузнаваемости. Страницы блокнота покрылись наслоениями карандашных штрихов – комнаты появлялись и исчезали, коридоры меняли направление, размеры помещений колебались как живые.

Архитектура, ее религия, ее оплот против хаоса, предала ее. Законы пространства, на которых она строила свою жизнь и карьеру, здесь не действовали. Геометрия лгала, размеры менялись, а углы отказывались складываться в логичную картину.

Время тоже потеряло смысл. За окнами – теми, что она могла найти, потому что иногда и окна исчезали – всегда была одна и та же серая, безликая мгла. Не день, не ночь, не сумерки. Просто серое ничто, лишенное теней и перспективы. Ни солнца, ни луны, ни звезд. Словно квартира была подвешена в пустоте, оторвана от естественного хода времени.

Ее наручные часы остановились, экран телефона показывал одно и то же время. Она пыталась считать часы по собственным ощущениям, по приступам голода и усталости, но вскоре окончательно сбилась. Сколько времени прошло с момента, как она попала сюда? День? Два? Неделя? Время превратилось в тягучую, бесформенную массу.

Сон приходил урывками, тревожный, полный кошмаров, в которых стены сжимались как живые существа, а зеркала шептали ее имя голосами умерших. Она просыпалась на полу в разных комнатах, не помня, как туда попала. Иногда – в кабинете, свернувшись калачиком под металлическим столом. Иногда – в гостиной, на диване, накрытая чьим-то пальто.

Голод мучил ее все сильнее, но еды в квартире не было. Только те окаменевшие конфеты, которые крошились в пыль при прикосновении, да вода из крана в ванной – мутная, со странным металлическим привкусом, но все же вода.

Она перестала понимать, где реальность, а где галлюцинации от истощения. Границы размылись, сознание плавало в тумане усталости и отчаяния.

Именно тогда она начала видеть их. «Отпечатки», как она их назвала про себя. Следы тех, кто был здесь до нее, эхо предыдущих жертв эксперимента доктора Крамера.

Сначала это было просто смутное ощущение чужого присутствия – чувство, что за ней наблюдают, что в пустых комнатах она не одна. Волоски на затылке поднимались дыбом без видимой причины, а периферийное зрение ловило движения там, где двигаться было нечему.

Потом начались мимолетные тени на краю поля зрения. Анна поворачивала голову – никого. Но тень была. Четкая, человеческая, отбрасываемая кем-то, кого не было в комнате.