Полная версия
Это не была молитва. Это был последний, самый отчаянный бизнес-проект в её жизни.
«Кто бы ты ни был. Что бы ты ни было. Слушай. Моя жизнь – провал. Моя душа – токсичный актив, подлежащий списанию. Я не прошу за себя. За меня просить поздно и бессмысленно. Но в каждом уравнении есть переменные. Я предлагаю сделку. Возьми всё, что я есть. Не мою империю – она уже прах. Возьми мою суть. Мой ум, отточенный как бритва. Мою жестокость, холодную, как сердце звезды. Мою способность планировать, мою ненависть к слабости, всю мою отравленную, чудовищную волю. Забери всё это. И используй».
Её дыхание прервалось. Лёгкие замерли.
«Я не прошу рая. Я прошу о бремени. Дай мне шанс. Не исправить. Не переписать. Позволь мне стать щитом. Для одного-единственного ребёнка. Любого. Не для любви – я не знаю, что это. Не для воспитания – я доказала свою некомпетентность. А для защиты. Позвольте моей грешной, хищной сути стать для кого-то непробиваемой бронёй. Позвольте мне встать между одним невинным существом и жерновами судьбы. Это будет моё искупление. И моё вечное проклятие. Это справедливая цена. Прими её».
И вселенная приняла.
Не было ни света, ни ангельских хоров. Была лишь разрывающая, невыносимая боль, словно её душу протащили сквозь изнанку мироздания. Запах антисептиков смешался с густым ароматом торфа, крови и озона перед грозой. Писк остановившегося кардиомонитора, который существовал лишь в её угасающем сознании, слился с воем ветра в каменных бойницах. Воспоминания о небоскрёбах, пронзающих облака, столкнулись с видениями замшелых башен, утопающих в тумане.
Она падала в чужую жизнь, в чужое тело, в чужую ненависть. Она чувствовала ярость ведьмы, преданной сестрой-королём. Она ощущала вкус ритуала, горький, как желчь, проведённого из мести. Два сознания, две бездны боли – одна из мира стекла и стали, другая из мира мифов и магии – скручивались в один огненный канат.
А потом, в самом центре этого урагана бытия, она почувствовала его. Тихое, едва заметное биение второй жизни. Жизни внутри неё.
Не проклятие. Не орудие мести. Ребёнок. Беззащитный.
В этот миг хаос обрёл центр. Две души, два мира, две ненависти замолчали, поглощённые одним-единственным, всепоглощающим чувством, которое она отвергала всю свою первую жизнь. Инстинктом. Абсолютным. Чудовищным. Безусловным.
Моргана открыла глаза. Снег за окном был девственно-бел. В камине умирали угли. А в её чреве зародилась новая жизнь. И новая, страшная цель.
Моё дитя. Мой актив. Моё искупление.
Глава 1. Новая Жизнь Королевы
Пробуждение было процессом медленного, мучительного всплытия из бездны. Первым вернулось осязание.
Прохлада шёлка под обнажённой кожей и тяжесть мехового покрывала. Воздух был чистым, прохладным, пахнущим озоном после грозы, увядающими цветами и тонким, едва уловимым ароматом крови. Она лежала не на камнях, а в огромной кровати с балдахином, в покоях, достойных королевы. Но это ощущение комфорта лишь усиливало ментальный диссонанс.
Она с усилием открыла глаза.
Резной потолок терялся в полумраке. Единственным источником света были не угли в камине, а странные, парящие в воздухе магические огоньки, отбрасывающие на стены из тёмного дерева мягкий, голубоватый свет. Она подняла руку. Пальцы были тонкими, аристократическими, с идеальным маникюром. Кожа – молочно-белой. Но это была не её рука.
Паника, острая и холодная, пронзила её. Она рывком села на кровати, сбрасывая меха. Тело было чужим. Слабым после какого-то ритуала, но одновременно переполненным гудящей, незнакомой энергией. И эта странная, распирающая тяжесть в животе…
Её взгляд упал на огромное, вделанное в стену зеркало из полированного серебра. Шатаясь, она подошла к нему.
Из зеркала на неё смотрела богиня. Или демон.
Женщина невероятной, потусторонней красоты. Каскад длинных, платиновых, почти белых волос обрамлял лицо с тонкими, аристократическими чертами. Кожа светилась в магическом свете. Но глаза… глаза цвета аметиста горели холодным, яростным огнём. В них была вековая боль королевы-изгнанницы, яд преданной сестры и безжалостность могущественной ведьмы.
И в этот миг её ударило. Ненависть. Чистая, незамутнённая, направленная на образ девушки с золотыми волосами и зелёными глазами, в сияющих доспехах. Артурия. Имя взорвалось в голове, неся с собой горечь, зависть и извращённую, почти отчаянную сестринскую любовь.
Слияние началось.
Её воспоминания – залы заседаний, графики акций, холодные пентхаусы – начали трескаться и осыпаться под напором чужой памяти. Она видела свой тронный зал в мрачном замке, окружённом туманами. Она видела ритуал, проведённый ею самой: сложная алхимическая процедура, где она, используя собственную магию как инкубатор, оплодотворила свою же матку эссенцией, созданной из украденной капли крови Артурии. Она хотела создать не просто наследника. Она хотела создать идеальную копию своей сестры, которую можно будет контролировать. Создать идеального короля-марионетку, который вернёт ей то, что она считала своим по праву.
Она закричала, схватившись за голову. Кто она? Расчётливая хищница из мира бетона или свергнутая королева из мира мифов? Её разум превращался в поле боя. Холодное омерзение СЕО от неэффективности и эмоциональной подоплёки ритуала смешивалось со злорадным триумфом ведьмы.
И в самом центре этого урагана он толкнулся.
Ребёнок. Созданный. Сконструированный. Но живой.
Этот толчок стал якорем. Её последняя сделка. Её проклятие и её искупление. Всё сошлось в этой одной точке.
Хаос был укрощён. Холодный, аналитический ум принял новые данные.
Ненависть к Артурии? Оценка основной угрозы и, одновременно, источник биологического материала для актива.
Статус королевы? Наличие собственной базы и ресурсов. Требуется инвентаризация.
Магия? Мощный, но нестабильный ресурс. Требуется систематизация и изучение.
Она перестала быть той женщиной из будущего. Она перестала быть Морганой ле Фэй. Она стала химерой. Она снова посмотрела на своё отражение. Ненависть в аметистовых глазах никуда не делась. Но теперь под ней проступил лёд безграничного расчёта.
Она опустила руку на свой живот.
Актив: ребёнок, кодовое имя «Мордред».
Задача: обеспечить стопроцентную выживаемость и независимость актива. Переоценить изначальную цель проекта «Мордред» с «инструмент мести» на «основной актив».
Среда: враждебная (Камелот), условно-дружественная (собственные земли).
Угрозы: Артурия Пендрагон (источник, потенциальный ликвидатор), Мерлин (непрогнозируемый фактор), пророчества (враждебный бизнес-прогноз).
Она стояла перед зеркалом, в одной ночной рубашке, с разметавшимися платиновыми волосами, положив руку на живот, где росло дитя её сестры и её магии. Настоящая королева, обозревающая своё единственное, но самое ценное владение.
– Первоначальный план проекта отменяется, – прошептала она в оглушительной тишине своих покоев. – У тебя будет новая цель.
Она ещё не успела одеться, лишь накинула на плечи тяжёлую шёлковую мантию, когда воздух в комнате замер. Магические огоньки затрепетали, и в центре комнаты, соткавшись из лепестков белых цветов и лунного света, материализовалась фигура.
Это был не старик с бородой. Перед ней стоял юноша неземной красоты. Белые, как снег, волосы, одет в богато украшенные, но практичные одежды мага. В его глазах, казалось, отражались звёзды, а на губах играла лёгкая, всезнающая и оттого невыносимо раздражающая улыбка. Мерлин. Великий Маг, Придворный Шут, получеловек-полуинкуб. Главный консультант её сестры и её личный надзиратель.
– Доброе утро, моя королева, – его голос был мелодичным, как звон колокольчиков, но она, с её опытом переговоров, слышала в нём сталь. – Вижу, твой великий эксперимент увенчался успехом. Я чувствую биение новой жизни. Маленькой, но такой… громкой. Почти такой же громкой, как твои амбиции.
Она медленно повернулась к нему. Маска древней Морганы – смесь презрения и ярости – была на её лице, но мысли работали с холодной скоростью суперкомпьютера. Он знает. Он видит не только факт беременности, он видит её природу. Прямая конфронтация – проигрыш. Нужен другой подход.
– Неужели Великий Мерлин пришёл лишь для того, чтобы констатировать очевидное? – ответила она, её голос был прохладным и насмешливым. Она подошла к столу, на котором стоял кубок с вином, и сделала вид, что собирается отпить, но лишь коснулась губами холодного серебра. Демонстрация. Показать, что меня не волнует беременность так, как волновала бы обычную женщину. Сохранять образ безжалостной ведьмы, чтобы скрыть появление новой, единственной уязвимости.
Мерлин склонил голову набок, его улыбка стала шире. Он сделал несколько шагов по комнате, его движения были плавными, почти танцующими. Он коснулся лепестка цветка в вазе, и тот на мгновение вспыхнул магическим светом.
– О, нет, конечно, нет. Констатация – это скучно. Я пришёл насладиться драмой! – он театрально взмахнул рукой. – Представь себе: Королева-Ведьма, отвергнутая своим родом, создаёт дитя из крови своей праведной сестры! Дитя, которому предначертано… – он сделал паузу, его глаза сверкнули, – …стать чем-то совершенно особенным. Разрушителем? Спасителем? А может, просто поводом для хорошей, кровавой
трагедии, которую будут рассказывать веками? Я ещё не решил, какая версия мне нравится больше.
Его легкомыслие было маской, такой же, как и её ярость. Он прощупывал её. Искал трещины. Ждал реакции.
Она поставила кубок. Резко. Звук удара металла о дерево был единственным резким звуком в их плавном обмене ударами.
– Твои сказки меня утомляют, полукровка, – её голос стал ледяным. В нём зазвучали нотки не только ведьмы, но и СЕО, говорящего с некомпетентным подчинённым. – У пророчеств есть один существенный недостаток. Они работают только с теми, кто в них верит. А я верю лишь в то, что могу просчитать и проконтролировать.
Мерлин рассмеялся. Искренне, звонко.
– Вот оно! Вот то, о чём я говорю! – он восторженно хлопнул в ладоши. – Ты изменилась, Моргана. Раньше в твоих глазах горела лишь ненависть. Это было так… предсказуемо. А сейчас там холод. Словно ты смотришь на мир через кристалл, видя не людей и судьбы, а лишь фигуры на доске. Это новое. Это гораздо интереснее!
Он внезапно перестал улыбаться. Его взгляд стал острым, пронзающим, и на мгновение она почувствовала себя так, словно её душу положили под микроскоп.
– Но позволь мне, как твоему старому другу и консультанту, дать один совет, – сказал он тихо, почти шёпотом. – Некоторые фигуры на этой доске живые. Они дышат. Они любят. Они умирают. И иногда, когда ты просчитываешь всё на десять ходов вперёд, одна-единственная слеза, пролитая пешкой, может смыть с доски все твои гениальные комбинации.
Он смотрел не на неё. Его взгляд был направлен на её живот.
В этот момент она поняла две вещи.
Первое: Мерлин видел не только её расчёт. Он видел и причину этого расчёта – её отчаянную, хищную решимость защитить ребёнка. Он видел её единственную уязвимость.
Второе: он не собирался мешать. Не сейчас. Для него это было лишь началом увлекательного спектакля. Он был не игроком на стороне её врагов. Он был зрителем, который подбрасывает на сцену оружие обеим сторонам, чтобы посмотреть, что из этого выйдет.
Эта мысль принесла ей не облегчение, а холодный ужас. В её старом мире враги были предсказуемы. Их можно было просчитать, купить, уничтожить. А этот… этот был непрогнозируемым хаосом в облике прекрасного юноши.
– Спасибо за совет, Мерлин, – сказала она, возвращая себе полное самообладание. Она подошла к окну, глядя на свои туманные, унылые земли. – Можешь передать моей дорогой сестре, что я прекрасно себя чувствую. И готовлю для неё… сюрприз.
Мерлин снова улыбнулся своей раздражающей, всезнающей улыбкой.
– О, непременно передам. И даже помогу тебе с подготовкой. Скука – мой главный враг, а ты, моя дорогая Моргана, обещаешь стать лучшим лекарством от неё за последнее столетие.
Он поклонился, и его фигура начала рассыпаться на мириады светящихся лепестков, которые закружились в воздухе и исчезли, оставив после себя лишь слабый запах цветов и озона.
Она осталась одна. В тишине. Разговор оставил после себя горький привкус. Она выиграла эту словесную дуэль, сохранив лицо и не выдав своих истинных планов. Но она поняла, что её бизнес-план по эвакуации актива только что усложнился на порядок. Она играла не просто против короля и рыцарей. Она играла против режиссёра этого кровавого театра. И ей нужно было действовать быстро. Пока её «интересность» не превратилась в угрозу для его сценария.
Первым пунктом в её новом плане стал полный аудит собственных ресурсов. И поиск того, что поможет ей и её дочери исчезнуть. Не из Британии. А с самой шахматной доски Мерлина.
***
Как только запах озона и белых цветов окончательно развеялся, она начала действовать. Эмоции – страх, гнев, унижение от визита Мерлина – были немедленно классифицированы как непродуктивные и заархивированы в дальнем уголке сознания. Настало время для того, что она умела лучше всего: холодного, безжалостного аудита.
Её замок был не чета сияющему Камелоту. Это была крепость из чёрного камня, вросшая в скалу на берегу моря, вечно окутанная туманами. Место силы. Эффективное, мрачное и лишённое всякого уюта. Гобелены на стенах изображали не благородных рыцарей, спасающих дев, а сцены триумфа её предков-фей над людьми и чудовищами. Каждый коридор был продуман с точки зрения обороны, каждая комната – с точки зрения магической функциональности. Это был не дом. Это был офис и, как она теперь понимала, тюрьма.
Она дёрнула за шнур сонетки – невидимая магическая нить, а не верёвка, – и через мгновение в покои без стука вошёл пожилой мужчина в тёмном дублете без гербов. Сэр Каэлан, её сенешаль. Лицо в шрамах, глаза умные и преданные, как у старого волкодава. Он был предан не ей лично, а её крови, её роду, древней магии, которую она олицетворяла.
– Моя королева, – он склонил голову. Он не задавал вопросов о визите Мерлина, хотя, несомненно, чувствовал его магический след.
– Каэлан, – она не села, продолжая стоять, чтобы сохранить доминирующую позицию. – Мне нужен полный отчёт. Немедленно. Активы и пассивы. Состояние казны в золоте, а не в обещаниях вассалов. Запасы зерна, количество боеспособных рыцарей и их уровень лояльности по трёхбалльной шкале. Состояние магических барьеров по периметру и прогнозируемые утечки маны из узла силы под цитаделью. Жду цифры через час.
Каэлан на мгновение замер. Его королева всегда была требовательной, но никогда – такой. Её слова звучали не как приказ феодала, а как распоряжение купца из далёких земель, оперирующего понятиями эффективности и прогнозов. Но он был хорошим солдатом. Он лишь кивнул.
– Будет исполнено, моя королева.
Через час он вернулся с тремя тяжёлыми свитками. Она не стала их читать.
– Вслух. Только итоговые цифры.
Каэлан, слегка опешив от такого подхода, начал доклад. Цифры были впечатляющими. Золота хватило бы на содержание небольшой армии в течение пяти лет. Рыцари были верны. Магические запасы – огромны. Её клетка была великолепно обставлена. Она могла бы вести войну с Артурией годами. Но война её не интересовала. Война – это игра на доске Мерлина. Ей нужно было не выиграть. Ей нужно было сбросить фигуры со стола.
– Достаточно, – прервала она его. – Ресурсов для обороны и нападения более чем хватает. Но их недостаточно для исчезновения.
Она направилась к тяжёлой дубовой двери в дальнем конце покоев. Каэлан поспешил вперёд, чтобы открыть её. За дверью была её библиотека. И это было не хранилище знаний, а арсенал.
Воздух здесь был холодным и пах пылью, пергаментом и запечатанной силой. Вдоль стен стояли стеллажи не со свитками, а с запертыми на магические замки ларцами. В некоторых хранились гримуары, чтение которых сводило с ума. В других – заточённые духи и элементали. Старая Моргана была коллекционером власти. Новая Моргана искала в этом арсенале не оружие, а ключ.
Она проходила мимо полок, её пальцы скользили по ларцам. «Кельтская геомантия». «Драконья речь». «Руны Старшего Футарка». Всё это было бесполезно. Всё это – часть местной системы. Часть мира, который видел и понимал Мерлин. Её ум, ум стратега из другого мира, искал нечто иное. Аутсайдерскую информацию. Технологию, неизвестную основному игроку.
Её взгляд зацепился за нижнюю полку, где хранился всякий хлам: трофеи, подарки от вассалов, странные находки. И она увидела его. Не большой фолиант в драгоценном окладе, а неприметный базальтовый осколок размером с ладонь, испещрённый клинописью. Подарок от финикийского торговца, который выменял его на оберег от штормов. Старая Моргана сочла его забавной безделушкой.
Она взяла его в руки. Камень был холодным, но в его глубине она почувствовала странную, неживую вибрацию. Магия в её крови, магия фей, не понимала эту силу. Это было что-то чуждое. Древнее. Язык был ей незнаком, но отдельные символы эхом отдавались в глубинах её новой памяти, в знаниях ведьмы.
«…пути, что лежат под волнами…»
«…врата, что открывает не ключ, а кровь…»
«…когда звёзды верны, соль укажет дорогу…»
Это была не карта. И не заклинание. Это был фрагмент навигационной инструкции. Инструкции для тех, кто плавал не по морям, а по трещинам в реальности. Путями, которых не было на картах Мерлина.
Она сжала осколок в руке. План начал обретать форму. Жестокий. Опасный. Но единственно верный. Чтобы уйти со сцены, недостаточно просто сбежать за кулисы. Нужно поджечь сам театр.
Она обернулась к Каэлану, который ждал у входа с каменным лицом.
– Каэлан, найди мне самого лучшего и самого беспринципного корабела на всём побережье. Мне не нужен тот, кто строит корабли для штормов. Мне нужен тот, кто строит корабли для кошмаров. И подготовь мои финансы. Мы начинаем инвестировать в новый проект. В логистику.
Она посмотрела на базальтовый осколок в своей руке. Мерлин и Артурия ждали, что она нанесёт удар по Камелоту. Они смотрели на центр доски. Они не понимали, что она больше не играет в их игру.
Британия – это не тюрьма. Это – стартовая площадка. И весь остальной, умирающий мир станет её маршрутом к спасению.
Каэлан, при всей своей вышколенности, не смог скрыть удивления. Его королева, веками плетущая интриги против Камелота, вдруг заинтересовалась кораблестроением. Но он был солдатом, а не советником. Через три дня он доложил:
– Есть такой человек, моя королева. Фоморец. Один из Древних. Зовут его Лир, хотя это, скорее, титул, чем имя. Он не строит корабли. Он их… выращивает. Из кости и пропитанного солью дерева утопленников. Его верфи скрыты в туманных фьордах на севере, в землях, которые не отмечает на картах даже Камелот. Говорят, его корабли могут плыть под водой и скользить по туману, как по волнам. Но он никому не служит. И цена его работы – не золото.
– Я знаю, какова его цена, – тихо ответила она. Древняя память Морганы-феи подсказывала ей. Фоморцы, древняя раса гигантов и магов, ценили две вещи: древние артефакты и жизненную силу.
Она отправилась на север одна, под покровом ночи, на вороном коне, который был не просто животным, а сгустком живой тени. Без свиты. Без охраны. Лишь она и её цель.
Верфь Лира была кошмаром, ставшим реальностью. Из-под свинцовой воды и густого, как молоко, тумана торчали остовы кораблей, похожие на скелеты гигантских морских чудовищ. Воздух пах солью, гнилью и магией такой древней и чуждой, что магия фей в её крови съёжилась.
На берегу, у кромки воды, стоял он. Лир. Существо трёхметрового роста, с кожей бледной и бугристой, как коралл. На его лице не было носа, лишь два отверстия, а глаза светились тусклым фосфорическим светом. Он не был человеком. Он был порождением бездны.
– Дочь фей пришла в мои владения, – его голос был не звуком, а вибрацией, идущей, казалось, от самой земли. – Редкая гостья. Твоя сестра-король брезгует такими, как я.
– Моя сестра – дура, – отрезала она, спешиваясь. Она смотрела на него снизу вверх, но в её аметистовых глазах не было страха. Лишь деловая оценка. – Она цепляется за свой сияющий остров, не понимая, что мир тонет. А я собираюсь построить ковчег.
Лир медленно рассмеялся – звук был похож на скрежет камней на дне океана.
– Ковчег? Твои предки строили корабли, что плавали между звёздами. А ты хочешь всего лишь ковчег? Мельчаете вы, фейри.
– Я хочу корабль, который не увидит Мерлин. Который сможет идти путями, которых нет на картах. У меня есть навигационный камень, – она показала ему базальтовый осколок. – Мне нужно судно, которое поймёт его язык.
Глаза Лира на мгновение вспыхнули ярче. Он узнал клинопись.
– Древняя работа. Пути Предтеч… Опасно. Но интересно. Я построю тебе такой корабль. Он будет быстрым, как тень, и невидимым для глаз магов и богов. Но ты знаешь мою цену.
– Знаю, – кивнула она. – Артефакт или жизнь.
Она вынула из-за пазухи небольшой, туго свёрнутый свёрток.
– Это – фрагмент Савана Плачущей Богини. Артефакт твоего народа, утерянный пять веков назад. Я предлагаю его в качестве аванса.
Лир протянул свою огромную, перепончатую руку и взял свёрток. Он развернул его, и даже в тусклом свете севера ткань, сотканная из застывших слёз, переливалась лунным светом. Он кивнул.
– Хороший аванс. Но этого хватит только на киль. За остальное придётся заплатить вторую цену. Мне нужна жизненная сила. Чистая, сильная. Не крестьян. Не воинов. Их энергия грязна от страха и ярости. Мне нужна кровь благородных. Тех, кто не ждёт удара.
Она смотрела ему в глаза без всякого выражения.
– Сколько?
– Десяток. Десять благородных жизней, отданных морю добровольно и с улыбкой на устах. Их последняя эмоция – восторг или удивление – напитает древесину. Корабль будет живым.
«Добровольно и с улыбкой на устах». Это означало – яд. Яд, который убивает быстро, безболезненно и вызывает эйфорию. В её старой жизни такие вещества стоили целое состояние на чёрном рынке. Здесь, в мире, где все травят друг друга мышьяком и белладонной, это было почти искусством. Искусством, которым она владела в совершенстве.
– Корабль должен быть готов к весеннему равноденствию, – сказала она. – Оплата будет внесена в полном объёме.
Она вернулась в свой замок и начала подготовку. Она не стала выбирать жертв случайным образом. Каждая смерть должна была служить двойной цели: оплатить корабль и устранить потенциальную угрозу или помеху для её будущего побега.
Первым стал лорд Агравейн, её племянник, рыцарь из ближайшего окружения Артурии. Он был амбициозен, умён и единственный, кто открыто подозревал её в тёмных замыслах после визита Мерлина. Он шпионил за ней для Камелота. Идеальный кандидат.
Она устроила в своём замке небольшой пир под предлогом празднования своего «чудесного исцеления от долгой хвори». Пригласила нескольких лояльных лордов и, конечно, Агравейна. Она была само очарование. Шутила, смеялась, играла роль легкомысленной красавицы, уставшей от политики.
Яд она приготовила сама. Смесь экстракта редкого цветка «лунная слеза», вызывающего паралич дыхательных путей и чувство эйфории, и толчёного опала, который служил катализатором. Без запаха, без вкуса. Она не подлила его в бокал Агравейна. Это было бы слишком грубо. Она пропитала им фитиль в одной из свечей на столе, той, что стояла ближе всего к нему. Пока воск таял, яд медленно испарялся, смешиваясь с ароматом благовоний.
В разгар пира, когда Агравейн произносил цветистый тост за её красоту, он вдруг замолчал. На его губах застыла блаженная улыбка. Он посмотрел на неё глазами, полными восхищения, и тихо, беззвучно рухнул на стол.
В замке поднялся переполох. Она рыдала громче всех, заламывая руки и крича о том, как злой рок преследует их семью. Никто ничего не заподозрил. Смерть от разрыва сердца на фоне чрезмерного волнения и выпитого вина – что может быть прозаичнее?
Но той же ночью, когда тело Агравейна унесли, она видела, как от замка в сторону моря отделилась тонкая, едва заметная струйка тумана и потекла на север. Лир получал свой первый платёж.
Девять осталось. И у неё уже был список следующих кандидатов. Её ковчег начал строиться. И киль его был заложен на костях её врагов.
***
Зима вцепилась в Британию мёртвой хваткой. Снег завалил перевалы, метели отрезали замки друг от друга. Для большинства это было время изоляции и уныния. Для неё это было время возможностей. Идеальные условия для охоты.
Её методы стали более изощрёнными. Она больше не устраивала пиров. Смерть должна была приходить к её жертвам в тишине, в их собственных домах, оставляя за собой не подозрения, а лишь скорбные слухи и недоумение. Её двойная память – знания ведьмы о магических потоках и эмпатических связях, наложенные на холодный расчёт стратега о логистике и психологии, – превратили её в идеального ассасина.
