Не думай. Не дыши

– Тебе нужно время. Это нормально.

– Том тоже сказал, что я не готова. Но буду ли когда-нибудь – не знаю.

– Обязательно будешь. Мы все через это проходили…

– Да? Из-за твоего дела убивали твоих родных?

Джо опустил глаза.

– Я не могу писать. Не хочу.

– Это пройдет. Рано или поздно ты сможешь. Дай себе время.

И снова это выражение лица, которое не могло не убедить в истинности сказанного. Джо как будто начинал олицетворять собой старшего брата, который парой фраз способен тебя замотивировать или успокоить.

– Это все, что я могу, – ответила я. – Но спасибо, что выслушал.

– И еще, Эстер…

Я подняла глаза.

– Мне жаль твоего отца.

Я сглотнула. Рана была слишком свежей.

– Да… мне тоже.

– Он ответит. – Теперь его взгляд стал куда более грозным. – И в этом поможет твое перо.

– Я не стану палачом. И мое перо тоже.

– Ты далека от пацифизма.

– Ты меня не знаешь.

– Возможно. Но ты знаешь себя.

Он прав. Долго ли я смогу убегать от своей истинной сути? Пока это виделось единственным способом выжить – если я загляну в себя глубже, меня разорвет. Но, наверно, иногда нужно уничтожить прежнее «я», чтобы на осколках разбитых воззрений взрастить нечто более сильное и устойчивое. Взрастить себя настоящего.

15

Фред в серой футболке и спортивных штанах сидит на краю моей кровати и говорит о своих снах. Тот самый Фред, который полжизни носил деловой костюм и читал лекции. Но все равно в этом расслабленном мужчине я видела прежнего Фреда, и он напоминал мне, что в одном жилом отсеке штаба Сопротивления все еще живет прежняя Эстер.

– Я все еще ни черта не понимаю. И это такое непривычное чувство, что можно думать все, что хочется! Эй, Андерсон, поцелуй меня в зад! – смеется Фред, синяки на его лице уже приобрели желтоватый оттенок. – Как твоя нога? Я видел, как они…

И снова воспоминание того дня ослепляет всполохом. Я машинально чешу лодыжку.

– Все в порядке.

Отгораживаюсь? Прячусь?

Фред подвигается ближе ко мне и кладет ладонь на мою руку.

– Эсти, я так и не сказал, как я соболезную тебе. Мистер Сильвер… он был просто потрясающим человеком. Не знаю никого более жизнерадостного. Ну разве только тебя… прежнюю.

Я сглотнула.

– Да… я никогда не понимала, откуда он черпал эту радость.

– У него была ты.

Что тут скажешь? Я не могла думать об отце. Не хотела нырять в эти мысли. Все, что осталось там, за пределами моего нынешнего обиталища, пугало меня невообразимо.

– Что с нами будет… я даже вообразить не могу.

Фред чувствовал мою растерянность. Я же чувствовала только онемение.

– Теперь мы изгои. Пан или пропал.

– Ты хочешь сражаться вместе с ними? – Я подняла на него глаза, в которых гнездилась тревога.

Фред встал, потянулся, он казался спокойнее несмотря на то, что пока тоже не до конца понимал своей нынешней роли.

– Я думаю, нам придется. Мы теперь официально по другую сторону баррикад, Эсти. Ты не можешь этого отрицать.

– Они хотят, чтобы я писала. Это оружие, которым я должна их снабдить.

Ну вот, сказала. Теперь придется вывалить и остальное. А именно то, что писать я сейчас не могу.

Фред напрягается:

– Чтобы писала? Агитационные лозунги?

– Типа того, – пожала я плечами.

Фред медленно кивнул, осмысливая сказанное мной.

– Ну, это логично. Я думаю, они знали, кого спасают. А мне просто повезло, что я оказался рядом, – снова усмешка.

– Не говори глупостей.

– Это так. Ты куда более ценна, нежели рядовой ректор института.

– Они знают, чем мы с тобой промышляли. Уверена, твои радикальные взгляды тоже можно направить в нужное русло. Консерватора они вряд ли захапали бы, даже если это мой друг.

– Консерватор никогда не был бы твоим другом.

Я бросила на него взгляд, а затем рассмеялась. Мне этого не хватало.

– Ну так что, значит, теперь будем работать на благо революции? – Фред снова сел на кровать.

– Я пока не знаю, что они вообще подразумевают под этим словом. Вдруг эти потуги – не более, чем иллюзия, самообман. Вдруг у них нет толкового плана. Теряюсь. Не могу довериться до конца.

– Знаешь, – в голосе Фреда зазвучали знакомые преподавательские нотки, – для людей, лелеющих иллюзию, они недурно оснащены. Я поговорил кое-с-кем, Сопротивление существует долгие годы. Все то время, что Мировое правительство затягивало хомут, они вели внутреннюю борьбу: устраивали диверсии, нарушали сигналы коммуникаций, разрабатывали препарат, нейтрализующий работу чипа, и даже находили лазейки в этой системе – вот почему чип часто давал сбой. Ты же знаешь, что разработчик…

– Да-да, Прэтчет.

– Вот именно. Его наработки бесценны для Сопротивления. Война пусть и велась не в открытую, но она велась. И последние события – тогда они попытались перейти в наступление, показать, что Сопротивление живо. Ты же больше остальных хотела в него верить. Хотела верить в революцию.

– Сейчас я не знаю, во что верю.

– Ты можешь почувствовать. Услышать себя – теперь нам не нужно ждать ночи, что пораскинуть мозгами. И тебе не нужно писать втайне, под покровом ночи, словно ты преступница.

По больному.

– Я и сейчас преступница, Фредди. Мы все еще живем под гнетом Мирового правительства и Андерсона. Он знает, что мятежники спасли меня. Он знает о существовании штаба, и вопрос времени, когда его знание обретет материальную форму. Ты воображаешь, что с нами сделают.

– Но пока мы можем попробовать делать то, что в наших силах. Ты можешь вдохнуть в слова веру о том мире, который возможен только тогда, когда все восстанут против Андерсона и его братьев по психозу.

– Фредди…

– Ты пишешь так, как никто из всех, кого я знаю. Твое слово – объемное, живое, бьющее прямо в цель!

– Послушай…

– Нет, я не отказываюсь верить, что ты сдаешься! Ты просто…

– Я не могу писать! – пришлось крикнуть, чтобы прервать его мотивационную тираду.

Фред смешался, глаза сфокусировались на мне, и, казалось, я слышу, как шестеренки в его мозгу неистово крутятся, потираясь друг об друга.

– Что это значит?

Он натурально не понимал, что я имею в виду. Я и «не могу писать» – это почти то же, что рыба, не умеющая плавать.

Усмешка соскользнула с моих губ:

– Ты всегда возводил меня на пьедестал. Но я просто человек, Фредди. С чипом или без я… я не могу по щелчку создать что-то выдающееся.

– И не нужно.

– Лучше вообще не писать, чем писать убого, плоско, дыряво. Я лучше сдохну, чем превращусь в посредственность.

Фред опустил голову и шумно выдохнул. Я боялась, что вот-вот он разочаруется во мне. Образ богини пера рухнет, а вместе с ним и моя идентичность. Но равны ли эти сущности? Я-автор и я-Эстер – две части неразделимого целого?

– Послушай, – начал после паузы мой лучший друг, – после того, что тебе пришлось пережить, я вообще удивляюсь, как ты смогла сохранить здравый смысл и возможность что-то осмыслять. Психоанализ для самой себя – это сильно, учитывая, сколько всего на тебя навалилось. А теперь еще и эти ожидания от революционеров… Но я знаю, что ты справишься. Всегда справлялась. Дай себе время.

– Том и так дал мне его. Он, конечно, ничего толком не объяснил. Наверно, хотел, чтобы я немного размялась. За эту неделю не особенно получилось, – горькая ухмылка сопроводила мою последнюю реплику.

– Я знаю, что тебя невозможно торопить.

– Эта не та ситуация. Сейчас все куда серьезнее.

– Но ты умудрялась писать даже тогда, когда тебе грозила смерть…

Он осекся и вспомнил о том, что даже сейчас мы не в безопасности. И не познаем ее, пока Андерсон и его приспешники «делят престол».

– Не дави на меня, это не поможет. – Я замкнулась. Кажется, Фред это понял и не стал снова пытаться замотивировать меня или залезть в душу. Это было бессмысленно.

В этот же день, ближе к вечеру, когда я была на общественных работах: разбирала продовольствие, помогала рассортировать по жилым блокам нужные вещи, меня выловил Джо. Он был слегка обескуражен увиденным:

– Трудимся? – Наклонившись ко мне, он хотел напугать меня, но я лишь вздохнула и закатила глаза.

– Чего тебе, Эдисон?

– Есть важное дело. Главы Сопротивления устраивают собрание. Сегодня. Вы с Фредом должны присутствовать.

Я заправила за ухо выбившуюся прядь волос.

– Скажи, что я предпочитаю работать на выгрузках. Кстати, мне сказали, что нас во многом обеспечивает черный рынок?

– Там можно достать все, что угодно, Эстер, – бодро подхватила Фиона, женщина, с которой я познакомилась на днях, она помогала с продовольствием уже не первый месяц и была невероятно мила со мной. – Косметика, одежда, книги. Но только с согласования нашего начальства, – подмигнула она.

– Ты сделала мой день, Фиона! Мне как раз не помешает крем для тела, здешнее мыло ужасно. Скоро моя кожа будет напоминать пемзу для пяток.

Мы с Фионой рассмеялись. Джо же стоял как истукан, не сводя с меня сурового взгляда.

– Эстер, я серьезно.

– Я тоже. Том сам говорил, что работы полно, а рук не хватает.

– У твоих рук более ценная миссия… – Он практически прошептал это, чуть ближе подойдя ко мне.

Меня словно опять полоснули изнутри острием бритвы. Пальцы задрожали, я сжала их в кулаки. Даже физическая дурнота от действия чипа причиняла мне меньшую боль. Теперь боль напоминала о пустоте внутри меня. Банально, но мне как будто рубанули крылья, которые носили меня по свету всю жизнь. А что я без них? Что я без своих слов? Стою я чего-то без моего искусства? Я размышляла об этом не первый день, но так и не смогла нащупать подсказку.

– Вероятно, об этой миссии мне и должны сообщить сегодня?

Джо кивнул. Я медленно закивала в ответ, попеременно вздыхая.

– Ладно, – я пялилась по сторонам, делая вид, что мне все равно. – Приду.

– Спасибо за одолжение, – саркастично бросил мне Джо.

– Все сложно, Джо. Кажется, изъятие чипа не упростило, а наоборот, усложнило все донельзя.

– Свобода никогда не дается легко.

– Не знаю, кто это придумал, но у него явно склонности к психопатии.

Джо улыбнулся своей искренней улыбкой. Что за очаровательный парень! Я бы свела его с Тори. От одной мысли о подруге у меня опять свело все внутренности. Боже, хоть бы с Тор все было хорошо, прошу… теперь и привычка молиться – мне под стать.

Когда мы с Фредом пришли в кабинет, в котором я впервые встречалась с Томом, нас уже ожидали. Гарольд, Питер, Том, Гэри и красотка Лин Крейн. Помимо этой четверки также присутствовал Джо с парочкой своих солдат. Эрика и Кендры не было. Зато за столом сидели еще двое – те, кого спасли вместе с нами. Женщина средних лет с залепленным ватной повязкой глазом и худощавый парень с бледной кожей. Нам предложили сесть рядом. Мне было спокойнее, что рядом Фред. Взгляд Тома опять уткнулся в меня, но через мгновение он переключился на Фреда. Я скрестила руки в ожидании официального оглашения моей миссии. Ну или нашей общей, в которой мне выделено место «гласа народа». Не знаю, почему я злилась. И ведь злилась не на них, по сути я была им благодарна, мне хотелось быть частью революции, я так верила в эту идею, но что же тогда со мной?

– Мы сожалеем, что не собрали вас раньше, – начал Питер, это был коренастый темноволосый мужчина в очках. – В силу разных причин… кхм, – он откашлялся, – но теперь мы хотим официально поприветствовать вас в рядах Сопротивления. Я – Питер Муди, отвечаю за технологии, связь и программы, позволяющие нам немножко шпионить за обитателями Пантеона, – все улыбнулись. – Гарольд Ольфи, встань, громила! – Обратился он к бородатому силачу. – Это наш ключевой борец, отвечает за подготовку солдат Сопротивления.

Гарольд уверенно кивнул, а Питер тем временем продолжил:

– Наша непревзойденная нимфа – Лин Крейн выступает в роли глашатая, передавая через определенные каналы информацию о Сопротивлении и его возможностях. Благодаря Лин к нам присоединился не один десяток людей, ныне живущих в штабе.

Лин сдержанно улыбнулась, затем подняла глаза и встретилась с моим взглядом. Улыбка на ее лица моментально стерлась. Не знала, что мой взгляд способен выполнять функцию ластика.

– Гэри Прэтчет – наш научный гений. Благодаря нему мы все избавились от главного оружия Мирового правительства. И наш безоговорочный лидер – Том Уистлер. Том знает все о вооружении, стратегиях и лазейках, которые помогут нам победить. Том? – Питер передал слово Уистлеру.

– Да, спасибо, Пит. Мы с Гарольдом – военные, поэтому не умеем так красноречиво излагать свои мысли, как Питер. – Последовал дружный смешок.

Я тоже улыбнулась, но после нашей прошлой встречи я все еще не понимала, как относиться к Тому: он дал мне бумагу, но ради меня самой или его миссии? Слишком мало времени прошло для выводов. Но одно было ясно: он не корчил из себя главаря банды и был не прочь посмеяться над собой – это однозначно плюс. Хотя зачем я вообще его оцениваю? Бред какой-то.

– Но я благодарен, что вы пришли и решили выслушать нас. Мы не строим из себя спасителей и не хотим, чтобы вы чувствовали себя чем-то обязанными нам. Это не так. Если бы мы могли, мы бы сделали больше, спасли бы больше людей… На это мы в конце концов и рассчитываем. Поэтому нам нужны такие люди, как вы.

Глаза Тома метнулись в мою сторону, я непроизвольно опустила голову. Он не растерялся и продолжил, обратив наше внимание на экран за его спиной.

– То, что вы видите, внутренняя система сообщений Пантеона. Через него проходят все внутренние и внешние коммуникации, и в том числе волновые импульсы, посылаемые чипами. Мы хотим взломать систему в самом ее основании. У нас уже есть многие сведения благодаря разведки и мозгам Питера и Джо. Также есть план, в реализации которого каждый из вас может помочь.

Тут слово взяла Лин. Я обратила внимание на то, как она ровно держала спину и не смотрела ни на кого дольше секунды. Кроме меня.

– Виктор, – она кивнула худощавому парню, – вы, кажется, работали с телекоммуникациями.

– Именно так, – суетливо подтвердил он.

– Изумительно. Вы поможете нам раскопать лазейки для прорыва в системы вещания. А вы, Нэлл, – подошла очередь женщины, – работали продюсером у Андерсона.

Нэлл склонила голову и медленно кивнула. Лин кивнула в ответ:

– Чудно. Мы соберем команду операторов и постановщиков для агит-роликов, а вы возглавите эту команду. Что скажете?

– Буду рада помочь свержению этих психов.

В ее словах было достаточно ненависти, что могло послужить топливом, необходимым Сопротивлению.

Я ждала, когда Лин доберется до меня. Все уже начинали сверлить меня глазами. Но еще был Фред. Он решил не дожидаться момента, когда ему выпишут задание.

– Я так понимаю, вы хотите хакнуть систему вещания и выпустить кракена?

– Что-то типа того, – невозмутимо ответил Том. – Думаю, вы не станете отрицать, что воздействие на сознание порой более действенно, нежели прямая атака.

– Что ж, чем я могу быть полезен?

– Фред, – улыбнулась ему Лин, – вы занимали высокий пост, у вас было влияние. Мы бы хотели использовать ваш голос. Если вы не возражаете.

Фред соображал.

– Меня в эфир? – Он рассмеялся. – Да ну, бросьте.

– Ты будешь неподражаем, – так же смеясь произнесла я.

– Многие знают вас, – продолжила Лин, – и если люди увидят знакомое лицо…

– Вы будете не единственным, – перебил ее Том. – К Сопротивлению присоединились такие люди как Джек Портер, бывший министр образования, Элен Лоуренс, некогда возглавлявшая научный фонд, разрабатывающий вакцину от старости. Все эти люди хотят принять участие в пропаганде. Сейчас это наш главный рычаг.

– Я соглашусь, если Эстер согласится писать.

Тут я ошалела. После того, что я ему сказала, он еще смеет прикрываться моим именем! Кое-кого ждет взбучка.

– Это решать мисс Сильвер, – я заметила тень улыбки на лице Тома, когда он произносил эти слова с легким наклоном головы.

– Эстер, у вас самая важная задача, – Лин принялась за меня. – И, как видите, от вашего решения зависит участие других членов Сопротивления в нашей операции. У революции должен быть голос. Она должна быть наполнена смыслом. Сейчас наша пропаганда из рук вон плоха. Вот почему писатели на вес золота. В штабе есть один, помимо вас, но он…

– Поехал кукухой, – дополнил Гарольд.

– Спасибо, – язвительно парировала Лин. – Творческие люди довольно уязвимы, как вы знаете, – ехидная улыбочка.

Она пытается уколоть меня? Я, конечно, отнюдь не фарфоровая ваза, но в последнее время сама кажусь себе домом из песка, который вот-вот снесет наступающая волна.

– Эстер, – обратился ко мне Том, я этого ждала, хоть и боялась признаться, – твои слова нам очень нужны. Ты, как никто, знаешь, что словом можно добиться многого. Нам нужны сторонники. Освободить остальных можно только так – породив сомнение изнутри.

Я чувствовала, что Фред напрягся – он не ожидал, что Том будет говорить со мной так, словно мы уже тысячу раз беседовали по душам.

– Вещание будет запускаться ночью на телепланшетах, чтобы сознание людей было свободным от воздействия чипа, – продолжила Лин.

– Это возможно? – засомневался Фред.

– Пара недель, и мы будем в каждом доме, – уверенно ответил Питер.

– Что скажешь, Эстер? – Том все так же был сконцентрирован на мне.

Я готовилась к этому разговору. Понимала, что рано или поздно Том задаст мне этот вопрос. После того, как Джо проболтался, я принялась копаться в своих ощущениях. Мне казалось, что Том хотел утешить меня, дав бумагу, хотел помочь прийти в себя, а он просто готовил меня к той миссии, ради которой я была спаса. Почему-то это задело меня.

– Я должна писать речи для спикеров? – Я сразу обернулась к Фреду. – Кажется, подобное предложение мне уже поступало не так давно. Стоит обновить резюме.

– Речи, прокламации, лозунги. Солдаты пойдут в бой с ними на устах.

– Ого, как пафосно, – я вздохнула и сильнее скрестила руки.

Может показаться, что я слишком заносчива или вообще не в себе. Понять спятившего писателя мне не так уж и трудно. Еще пару месяцев назад я бы все отдала на благо революции, но верить в высокие идеалы и столкнуться с ними лбами – не одно и то же. Тем более после череды потрясений. Моя вера ослабла, но я чувствовала, что все же должна попытаться. Это же все, что я могу. Или могла…

– Кхм, ладно, простите. Я немного… размазана из-за всего, что происходит. Но я попробую. Хоть и не представляю пока, как это будет выглядеть.

– Пока ты можешь взять время на раздумье и вдохновение…

Тома перебила Лин:

– Но не слишком много. Время – непозволительная роскошь в данный момент.

– Я понимаю, – ответила я. – Устроим брифинг сейчас?

Наверняка эта Лин сочла меня стервой, но что я могу поделать, если таковой и являюсь.

– Мы хотим воодушевить людей, вдохновить бороться. Если появятся идеи, как это сделать, мы с радостью их рассмотрим.

– Боже, Лин, от твоей официозности зубы сводит, – Гарольд сопроводил эту реплику медвежьим смехом.

– Полный карт-бланш, – вставил Том.

Я кивнула, и тема перекочевала в иное русло. Обсуждались стратегии, устройство систем вещания, логистика Пантеона, которую не так-то просто было обойти, но все же за эти годы Сопротивление добилось многого – как минимум, его члены располагали вооружением, техникой и золотыми умами, способными свергнуть текущую власть. Это лишь вопрос времени. Андерсон знает о существовании Сопротивления, я в этом убеждена. И когда он выйдет на нас – тоже вопрос времени.

Мы наметили основные планы на ближайшие дни, и все принялись расходиться. Том попросил меня задержаться. Фред застрял в дверном проеме.

– Встретимся позже, – кивнула я ему.

Фред бросил неприязненный взгляд в сторону Тома и вышел. Том стоял ко мне спиной, переключая на экране диаграммы и схемы.

– Тебе нужна еще бумага?

– Прискорбно признаться, но нет.

Том все так же глядел на меня своей спиной.

– Когда понадобится, дай знать.

Он не удивился, не усмехнулся и не выказал разочарования в моем писательском даровании. Эта реакция меня успокоила. Но мне почему-то хотелось, чтобы он сказал что-то, что не касалось бы моей миссии, направленной на благо грядущий революции. Только вот зачем? По сути Том мне не импонировал: он был замкнутым, непонятным для меня. Зачем нам вести беседы?

– Угу, – буркнула я. – Могу идти?

– Я понимаю, как тебе тяжело. Наверняка многие тебе это говорили. – Том обернулся, и я наконец смогла заглянуть в его глаза. – Но я правда понимаю. Ты злишься.

– Да нет же…

– Злишься, – на его лице блеснула ухмылка, но она не была злой, просто подтверждала истинность его слов: он был убежден в своей правоте, в отличие от меня.

Я опрокинула голову.

– Не на меня. Не на Андерсона. Ты злишься на себя. На свои слова, которые никак не придут. Я прав?

Я была готова разрыдаться – он зрел в самый корень. Все внутри меня буквально вопило, кровоточило, ненависть к самой себе за неспособность сделать что-то, что от меня требовалось и что я могла бы сделать, заглатывала меня целиком. Я же сильная, вашу мать! Я борец! Андерсон хотел уничтожить меня, но он лишь подтолкнул меня к пропасти – швырнуть туда себя решила я сама. Зло корнями врастало в почву моей души. Эти корни гнездились, путались и укреплялись во мне.

– Ты можешь не отвечать, – он вздохнул, не переставая смотреть на меня, сдвинув густые брови. – Просто вспомни, за что ты хотела бороться. И все. Пусть твоя боль станет топливом. Говорю, как Лин… – Том улыбнулся сам себе, и я еле сдержала свою улыбку. – Ты нужна нам. Революция нуждается в тебе. Люди, которые услышат твой голос и пойдут за тобой, будут знать, что их вел человек, который не предал своего слова. Даже представ перед страхом смерти.

– Ух ты, – сказала я после небольшой паузы, – а ты оратор, хоть и говорил обратное. Я струсила. Получается, слово я свое предала…

– Пока еще нет.

– Я так не думаю.

– Ты жива. Ты можешь мыслить, дышать. Ты можешьписать.

– Это не так просто.

– Да ну?

– Ты не понимаешь…

– Я понимаю лишь то, что пока ты борешься. Думаю, ты и раньше боролась. И твое слово побеждало, раз ты писала даже во время запретов. Просто начни. Пусть это будет…

Он задумался.

– Хаос из букв? – закончила я.

– Именно. Напиши что-нибудь идиотское, бессвязное. Джойса читала?

Я была приятно удивлена его познаниям.

– Несусветная дичь, но тебе ясна моя мысль.

Мы оба не удержались и рассмеялись.

– Попробуй, – Том пожал плечами и вернулся к клавиатуре, – вдруг это вернет тебе прежние силы или… ты обретешь новые. Прокачаешь эту мышцу.

– Спасибо, – кажется я сказала это слишком тихо, зато искренне. – Ты меня совсем не знаешь и возишься со мной, это… мило.

Том снова усмехнулся, качая головой.

– Напиши об этом.

16

Спустя два дня родились мои первые за долгое время слова.

Фред сказал, чтобы я дала себе время, Том – чтобы действовала, даже если получится, мягко говоря, паршиво. По сути, я послушала обоих.

Я ходила вокруг да около. Пыталась оправдывать свое бездействие снова и снова. Ненавидела себя за это. Помню, что собравшись с силами и подготовив бумагу, я отошла в другой конец маленькой комнаты, как будто то, что лежало на моей кровати, могло сдетонировать.

– Черт знает что… – бубнила я себе под нос.

Раньше бумага казалась мне наиболее ценным источником жизни. Что же изменилось? Изменилась я сама? Я позволяю своим страхам взять над собой верх, на такое подписываться мне не хотелось. Конечно, слова торопить нельзя, но Том был прав – нужно начать. А, как я говорила, это всегда самое сложное.

– Вы должны мне, – обращалась я к словам. – Я никогда вас не предавала. Так почему вы покинули меня?

Тут мне захотелось попрыгать, отжаться и поприседать. Я вообще любила физическую активность, и она часто культивировала во мне созидательную энергию. Вдруг и сейчас выйдет?

Глубоко подышав несколько минут, я вновь посмотрела на пустые страницы – дар Тома – и решительно двинулась к ним. Схватила их и переложила на столик, что стоял у стены слева от кровати. И просто начала. Ну, конечно, не то чтобы просто. Но решила отринуть тревогу и сделать то, что могу. Я вспомнила то, о чем писала раньше и постаралась воссоздать те ощущения, тот стиль. Как бы мне пригодились мои старые тексты! После того, как они попали к Андерсону, уверена, он тут же отдал приказ принести мою голову на блюде – как Саломее принесли голову Иоанна Крестителя.

Писала я не долго. Но и этого было достаточно. А главное, я поняла, что погоняв кровь, я как будто успокаиваюсь, а это сейчас – главное топливо моего писательского запала. И тут меня осенило. Я побежала разыскивать Джо.