В Эфире «Крылатый»

Лина, не отрываясь от своей монеты, фыркнула:

– Ой, пилот, ты начитался фантастики? Давайте теперь бояться каждого чиха, чтобы не порушить чью-то судьбу? Я вот взяла монетку, и что? Мир не рухнул. По корайней мере не весь.

Макс, оживившись, повернулся к ней, его глаза загорелись, как у мальчишки, спорящего о супергероях:

– А если рухнет? Представь: ты стащила эту монету, а в 1976-м из-за этого какой-нибудь гений не родился! И, бам, нет больше интернета! Только бумажные письма и голуби!

Лина, прикрыв глаза, выразила пренебрежение, но уголок её губ дрогнул в улыбке:

– Макс, если бы всё было так просто, мы бы уже застряли в эпохе, где все ходят в тогах и жуют оливки. Нет, серьёзно, Байт, – она повернулась к физику, – ты же у нас учёный. Расскажи, что там наука говорит про эти ваши эффекты бабочки?

Байт всё-таки оторвался от монитора, его взгляд был одновременно усталым и горящим, как у человека, который только что решил уравнение вселенной.

– Эффект бабочки, – начал он, поправляя несуществующие очки, – это идея из теории хаоса. Лоренц, 1963 год, предположил, что взмах крыльев бабочки в Бразилии может вызвать торнадо в Техасе. Метафора, конечно, но суть в том, что малейшее изменение в начальных условиях сложной системы – вроде погоды или, скажем, истории, – может привести к огромным последствиям. Но! – он поднял палец, и его голос стал чуть более театральным, – это работает только в детерминированной системе. А вот квантовая механика, друзья мои, добавляет перчинки.