И так бывает…

Белла Елфимчева

И так бывает…

Вы никогда не задумывались, как люди выбирают профессию?

– По-разному, – наверное ответите вы, и будете совершенно правы.

Есть счастливчики, которые находят дело своей жизни интуитивно, с раннего детства чувствуя, кем они станут.

Другие подходят к этому вопросу осознанно, тщательно обдумывая все плюсы и минусы будущей професии.

И первые, и вторые, как правило, добиваются большего или меньшего успеха в своей профессиональной деятельности.

А некоторые так и не могут найти свое дело, и всю жизнь занимаются чем-то совершенно им несвойственным, ощущая где-то на уровне подсознания, что у них в жизни что-то не так, и они проживают не свою жизнь.

Но об Андрее Климовиче этого сказать нельзя. Он выбрал медицину, и, надо признать, попал в точку. Почему он выбрал именно медицину, никто понять не мог. В семье Андрея врачей не было. Да и не так уж часто ему приходилось иметь дело с врачами: он рос крепким и здоровым ребенком. Занимался несколькими видами спорта, но самым главным, конечно, были прыжки в воду, причем он выбрал именно 10-метровую вышку.

Родители долго не догадывались, чем занимается их ненаглядное чадо: не курит в подворотнях с дворовой шпаной, и слава Богу. Он говорил, что занимается плаванием. Когда же мама случайно зашла в бассейн, чтобы отдать ему забытые дома ключи, и увидела, как ее Андрюша сигает с высоченной вышки да еще крутит какие-то невероятные фигуры в воздухе, она пришла в ужас и потребовала, чтобы он немедленно шел домой и больше никогда здесь не появлялся.

Но тут за него вступились ребята из группы и тренер Татьяна Николаевна, которая сказала, что Андрюша очень перспективный мальчик и обязательно станет мастером спорта, если конечно и дальше будет заниматься так же упорно.

Мама в конце концов уступила, тем более, что и отец поддержал сына, втайне признавшись самому себе, что он сам, пожалуй, так не смог бы. Но Андрей стал замечать, что мама встречает его после тренировок с тревогой, которую не умеет скрыть.

Однако, к медицине это конечно не имело никакого отношения. Медициной он заболел, когда ему пришлось удалить аппендикс. Ему было тогда 15 лет. Операцию делали под местным наркозом. Это было довольно чувствительно, но Андрей старался вести себя, как подобает в таких случаях настоящему мужчине: не стонал, не скулил, и вообще делал вид, что ему совсем не страшно.

Это было только в начале операции, а потом его так захватило то, что происходило в операционной, что он думать забыл о боли и прочих неприятностях. Он не видел, конечно, что там делают с ним врачи, перед его лицом поставили специальный экран. Но он мог слышать, как они перебрасывались короткими, не всегда ему понятными фразами, и как все слушались хирурга Марка Евгеньевича Вайнберга.

После операции Марк Евгеньевич похвалил Андрюшу за терпение и выдержку и даже слегка пожал его руку. Именно в тот день Андрей заболел медициной. Едва оправившись после операции, он стал осторожно, из коридора, наблюдать, как работают медсестры в процедурном и перевязочном кабинетах. А когда Марк Евгеньевич дежурил в отделении, приставал к нему с вопросами, как стать врачом, и не просто врачом, а хирургом, и что для этого нужно.

Марк Евгеньевич терпеливо разъяснял мальчику, что во-первых, надо хорошо учиться в школе, так как в медицинских учебных заведениях всегда большой конкурс. А еще он посоветовал ему поступить сначала в медицинское училище, чтобы освоить методы ухода за больными.

«Но ведь в медучилищах готовят медсестер, я что же буду медсестрой или медбратом?»

Марк Евгеньевич рассмеялся. «Вот, что тебя беспокоит. Ну, поступай на фельдшерское отделение. Только там конкурс еще больше».

«Ну, и пусть», – упрямо сказал Андрей, – «лучше я буду фельдшером, чем медсестрой».

Выйдя из больницы, Андрей немало удивил своих родителей невероятным рвением к учебе. Нельзя сказать, что до больницы он был лодырем и разгильдяем. Он хорошо учился и почти всегда делал домашние задания, которые задавали в школе.

Но после больницы, пока он еще не ходил в школу и не мог приступить к тренировкам, он целыми днями сидел за учебниками.

Сначала родители обрадовались, решив, что мальчик хочет ликвидировать пробелы, которые возникли, пока он был болен. Но это продолжалось и потом, когда Андрей вернулся в школу, и даже когда он уже приступил к тренировкам. Родителям чудилось в этом невероятном рвении что-то мистическое.

«Не волнуйся, Наденька», – успокаивал жену Илья Григорьевич, – «ну, занимается парнишка больше, чем обычно, так что тут плохого?»

«Но ведь он на улицу не выходит, с друзьями почти не общается. Боязно мне что-то», – с тревогой возражала Надежда Юрьевна.

Но все тайное рано или поздно становится явным. Все разъяснилось, когда Андрей твердо заявил, что решил поступать в медицинское училище. Родители удивились, но возражать не стали, тем более когда сын заявил, что он на училище не остановится, а поступит в медицинский и станет врачом, и обязательно хирургом.

***

В училище он поступил, и началась у него совершенно новая жизнь. На занятиях студенты должны были быть в белых халатах, причем преподаватели следили, чтобы эти халаты были безукоризненно чистыми (прибавилось маме работы).

Учиться было довольно трудно, особенно первое время, когда приходилось запоминать огромное количество мудреных медицинских терминов.

Преподавательница по фармакологии посоветовала студентам развивать память путем запоминания длинных и трудных слов. Они тогда даже игру такую придумали: каждый дома пытался найти какое-нибудь заковыристое слово. Придя в аудиторию, он писал это слово на доске. В течение минуты все внимательно изучали это слово, потом его стирали, и все старались это слово воспроизвести, сначала письменно, а потом и устно.

Андрей прославился тем, что ему удалось найти самое убойное слово: ЦИКЛОПЕНТАНПЕРГИДРОФЕНАНТРЕН. Это слово за минуту не сумел запомнить никто. То, что удавалось воспроизвести, вызывало гомерический смех всей группы. Тем не менее, это нехитрое упражнение помогло студентам развить память, и термины мало помалу стали сдаваться.

Андрей учился хорошо. Ему было интересно, ведь здесь было совсем не так, как в школе, особенно, когда закончили изучение общеобразовательных предметов и

сосредоточились на специальных.

Преподаватель по терапии советовал Андрею в будущем заняться кардиологией, а преподаватель анатомии считал, что Андрей может стать прекрасным паталогоанатомом.

Вот только стать акушером-гинекологом ему так и не предложили, наверное из-за курьезного случая, который произошел с ним на практике по родовспоможению.

Он тогда первый раз самостоятельно принимал роды. Они, казалось бы, отработали все приемы ведения родов, много раз видели, как принимают роды опытные акушерки, но все равно Андрей очень волновался. Сначала все шло хорошо: роженица была повторнородящая, вела себя вполне адекватно, реагировала на указания Андрея, и все

шло к благополучному исходу.

Но тут и случился конфуз. Андрей знал, что новорожденный младенец покрыт слизью и потому скользкий. Он знал, как следует держать его, чтобы не уронить. Но ему даже в страшном сне не снилось, что бэби может быть таким скользким. Когда он взял маленького человечка в руки, у него было ощущение, что он сейчас его выронит, то-есть, попросту говоря, убьет.

Надо было попросить кого-нибудь помочь ему. Но слов не нашлось, и он закричал «А-а-а!» во всю силу своих легких.

Все вздрогнули, только опытная акушерка Антонина Степановна сразу все поняла, и ловко забрала у него младенца.

Когда все немного пришли в себя, хохот стоял такой, какого это серьезное учреждение наверное никогда прежде не слышало.

Поначалу Андрея трясло, но когда он немного успокоился, то стал смеяться вместе со всеми. Однако, это ощущение беспомощности от невозможности удержать выскальзывающего из рук ребенка преследовало его довольно долго.

Несмотря на такие мелкие оплошности, в целом его учеба была очень успешной. Он с отличием закончил училище, выиграл с большим преимуществом конкурс молодых фельдшеров, и был принят в Новосибирский медицинский институт без вступительных экзаменов.

***

Студенческие годы! Наверное все люди, которые когда либо учились в вузах, вспоминают об этом времени, как о самом лучшем в жизни. Студенты – это уже не школьники, они понимают, что сами выбрали эту стезю, а значит надо постараться получить максимум необходимых знаний и навыков, если хочешь добиться чего-то на избранном поприще. Приходилось преодолевать очень многое: и природную застенчивость, и естественное чувство отвращения, и страх при виде крови, и отвратительный, сладковатый запах анатомички.

Андрею было легче, чем тем студентам, которые пришли в институт прямо со школьной скамьи. Многое из того, что нужно будущему врачу, он приобрел еще в училище.

А вот со спортом пришлось распрощаться. Он все же успел стать мастером спорта еще до поступления в институт, но теперь спорт был пройденным этапом. Андрей вспоминал о нем только тогда, когда студенты ходили в бассейн сдавать нормы по плаванию. Он забирался на вышку и демонстрировал головокружительные прыжки, а потом, не без удовольствия, ловил восхищенные взгляды девчонок.

Да он и так нравился девушкам: выше среднего роста, с хорошей спортивной фигурой, густыми темно-русыми волосами и серыми глазами, он был если и не красивым, то уж, во всяком случае, очень симпатичным.

Мелкие крапинки веснушек, покрывавшие его нос и скулы, вовсе не портили его, а придавали ему несколько озорной вид.

Он был веселый, остроумный, играл в институтской команде КВН, неплохо пел и мечтал научиться играть на гитаре.

Девушки охотно соглашались пойти с ним в кино или на танцы. Многие из них ему нравились, и он с удовольствием проводил с ними время, но ясно осознавал, что не любит ни одну из них.

***

Несмотря на то, что он выбрал такую сугубо практическую область деятельности, Андрей был в душе романтиком и мечтал о большой и необыкновенной любви прекрасной женщины. Такая ему пока что не встретилась. Надо отдать ему должное: он задавал себе вопрос, с каких это радостей прекрасная женщина влюбится в него, вполне ординарного парня. Ну, а вдруг? – успокаивал он себя и продолжал ждать.

Андрей специализировался по хирургии, как и хотел. Тут ему повезло.

Заведующим кафедрой хирургии был профессор Феликс Николаевич Платонов по прозвищу «генерал» и «железный Феликс». Эти прозвища появились не на пустом месте: Феликс Николаевич в свое время закончил военно-медицинскую академию в Ленинграде, а во время войны работал в военном госпитале в осажденном городе.

На кафедре хирургии во вполне гражданском учебном заведении Феликс Николаевич установил истинно военные порядки, не хуже, чем в военно-медицинской академии. Он ввел незыблемую систему зачетов, обойти которые было невозможно ни по каким самым уважительным причинам, не терпел разгильдяйства и недостаточно серьезного отношения к делу. Если бы было можно, он наверное устроил бы на кафедре гауптвахту по всем правилам армейской службы.

Но, с другой стороны, он с большим уважением относился к студентам, проявлявшим истинный интерес к делу, и мог часами торчать в анатомичке, чтобы отработать с учениками тот или иной прием ведения операции.

К тем, на кого Феликс Николаевич возлагал определенные надежды, он обращался уважительно «коллега». Прочим говорил просто «вы», не утруждаясь именем или фамилией. Андрей Климович относился к «коллегам», более того, к концу учебы Феликс Николаевич даже иногда обращался к нему по имени, что являлось высшим знаком отличия.

Перед распределением Феликс Николаевич сказал Андрею:

«Я хочу дать вам совет, коллега. Следовать ли ему, конечно ваше личное дело. Вы заканчиваете институт в числе лучших, и у вас будет право поступить в аспирантуру, или получить хорошее место в одной из больниц в Новосибирске. Но я вам искренне советую поехать в сельскую местность, где вы будете единственным хирургом в районной больнице. Это будет трудно, не отрицаю, но это прекрасная школа, где вы научитесь принимать решения самостоятельно и делать такие вещи, которые в городской больнице вам не придется делать никогда. Но потом все-таки возвращайтесь в город. Вы должны работать в самых современных условиях, чтобы стать хирургом высокого класса. У вас для этого есть все данные, и я в вас верю. Должен сказать вам по секрету: я редко ошибался».

Андрей был тронут таким вниманием строгого профессора и последовал его совету. Несмотря на свой «красный» диплом, он взял направление в небольшой городок Черепаново Новосибирской области, где ему предстояло провести три года.

В Черепанове

Город Черепаново поначалу поразил Андрея своей малостью. Он вырос в Новосибирске, большом промышленном городе. А Черепаново показался ему просто большой деревней. Однако, устроился он совсем неплохо. Ему дали небольшую квартирку при больнице с отдельным входом.

Это было очень удобно: не надо было далеко ходить на работу. Правда, в экстренных случаях первым всегда вызывали Андрея, но он был даже рад этому: ведь он приехал сюда работать и набираться опыта.

Больница была небольшая, но довольно удобная, и главное, теплая. Конечно, здание нуждалось в ремонте, но на это, как всегда, не хватало денег. Врачей было всего трое: терапевт Валентина Петровна Семенова, пожилая уже женщина, обремененная большим семейством, акушер-гинеколог Марина Михайловна Седых, два года назад окончившая тот же Новосибирский медицинский институт, и хирург Андрей Ильич Климович.

Самой, пожалуй, примечательной личностью в коллективе больницы был фельдшер Егор Ильич Пантюшин, человек который прошел войну и обладал богатейшим практическим опытом. Егору Ильичу было уже за шестьдесят, но он был настоящий сибиряк и обладал отменным здоровьем. Был он невысок, жилист и очень силен физически. Каждое утро обливался холодной водой в любую погоду. Он вдовел и жил в своем доме один. Хозяйство ему помогала вести младшая сноха Нюра, жившая по соседству.

Еще в больнице работали несколько медсестер, в основном, молоденькие девчонки, прибывшие сюда по распределению после медучилищ, только хирургическая сестра Таня была постарше, и четыре нянечки, пожилые немногословные сибирские женщины, всю жизнь проработавшие в этой больничке за гроши, но не мыслившие себе иной жизни.

Женщины-врачи встретили Андрея несколько настороженно. Валентина Петровна немного обиделась, что молодого, неопытного врача сразу же назначили главным. Она думала, что наконец-то назначат ее.

Марина Михайловна любила задавать ему каверзные вопросы из области гинекологии и наблюдать, как он будет выкручиваться.

Молоденькие медсестры смотрели на него с обожанием, а нянечки обращались к своему главврачу не иначе, как «сынок», что было не совсем уместно особенно в присутствии больных.

К счастью, Андрей обладал достаточно легким и уживчивым характером, и чувство юмора ему никогда не изменяло.

Он тактично извинился перед Валентиной Петровной за то, что невольно помешал ей продвинуться по служебной лестнице, но сумел ненавязчиво напомнить, что больница нуждается в ремонте, а это дело хлопотное, и будет лучше, если выбивать деньги, материалы и объясняться с рабочими на понятном для них языке будет он, молодой мужик, а не пожилая женщина, у которой и так хлопот полон рот. А еще он сказал, что готов уступить ей разницу в зарплате за право перенимать ее многолетний опыт, чем привел почтенную даму в состояние легкого замешательства.

С Мариной Михайловной оказалось еще проще. Выбрав подходящий момент, Андрей рассказал ей о том, как первый раз принимал роды. Марина от души хохотала и поведала ему некоторые забавные эпизоды из своей студенческой жизни. Они потом сдружились с Мариной и ее мужем Игорем, врачом-стоматологом.

Правда, Игорь все три года, что Андрей жил в Черепаново ревновал к нему свою жену. Слава Богу, эта ревность не приводила к скандалам, но Андрею это было неприятно, и, встречаясь с ними, он старался следить за собой и не давать Игорю ни малейших поводов для ревности.

Ревновать мог бы муж Татьяны, если бы он в то время не сидел в тюрьме за жестокое избиение парня, который, как ему показалось, проявлял к его жене излишние знаки внимания на каком-то вечере в местном доме культуры.

С Таней Андрей сошелся потому… ну, просто потому, что ему нужна была женщина. Он понимал, что не любит ее: она была далека от того идеала прекрасной дамы, который грезился ему в мечтах. Но она была милой, тихой, какой-то очень уютной, и с ней ему было хорошо и спокойно. Он уважал ее за профессионализм: они постоянно работали вместе, и он всегда мог положиться на нее. К тому же Таня так же, как и он сам, не хотела огласки и не собиралась разводиться со своим мужем, чтобы выйти замуж за Андрея. На людях они держались несколько отстраненно, и она всегда обращалась к нему только по имени и отчеству. Зато, когда они оставались наедине, им было тепло друг с другом.

А по работе он особенно близко сошелся с Егором Ильичем. Тот относился к Андрею, как к сыну, охотно передавал свой богатый опыт и частенько помогал во время операций, ведь другого хирурга в больничке не было.

«Ты подумай, Андрюха», – задумчиво сказал как-то Егор Ильич, – «ведь это неспроста, что мы с тобой оба Ильичи. Вот в руководстве нашей страны Ильичи все-таки разошлись во времени, а мы с тобой умудрились сойтись в одной больнице».

И Андрей соглашался, что это действительно какая-то мистика.

Феликс Николаевич оказался прав. Именно в Черепаново Андрей приобрел бесценный опыт, который потом так пригодился ему в жизни.

Здесь он пережил первое серьезное потрясение, когда его пациент умер на операционном столе. Потом были другие неудачи, и не то, чтобы он стал равнодушен к смерти, нет, конечно. Он всегда болезненно переживал, когда приходилось отступать перед неизбежным. Просто пришло осознание, что врачи – не Боги, и отменить смерть им не дано. Но это было потом, а тогда, в первый раз, он казнил только себя за то, что не сумел, не предусмотрел, не справился…

Ему еще долго являлся в ночных кошмарах тот парень, который работал на пилораме и попал в станок. Когда его привезли в больницу, это искромсанное тело уже почти не напоминало человеческое… Но он был еще жив, а это значило, что Андрей должен был сделать все, чтобы его спасти. Транспортировать его в область, где были более подходящие условия для такой операции, было нельзя. Все врачи и медсестры работали тогда в операционной, пытаясь удержать молодого человека на этом свете…

Через три часа сердце больного остановилось. Они так и не сумели его завести. Никогда в жизни Андрей не испытывал такого отчаяния. Ему конечно приходилось видеть смерть на операционном столе, но тогда не он был оперирующим хирургом, и это все же было легче.

Егор Ильич, понимая, что творится в душе его молодого коллеги, крепко взял его под руку и вывел из операционной. Потом он вышел в вестибюль вместе с ним, чтобы сообщить ужасную весть жене умершего, которая ждала исхода операции, прижимая к груди годовалого ребенка. Ее отчаянный вопль, слившийся с криком испуганного малыша ударил Андрея в самое сердце, и он с трудом удержался, чтобы не закричать вместе с ней.

Несколько дней он не мог прийти в себя.

«Возьми себя в руки, Андрей», – сказал ему тогда Егор Ильич, – «у нас работа такая: на грани жизни и смерти. Привыкай, как ни горько это говорить, но эта смерть – не последняя. Ты все делал правильно. Я, честно говоря, восхищался, наблюдая за тобой. Но смерть оказалась сильнее. Смирись».

Смириться было трудно, но постепенно повседневные заботы и проблемы отвлекли молодого врача от горестных дум. Это моя работа, убеждал он себя. Это неизбежно, надо научиться не отчаиваться. Отчаяние – плохой помощник в работе.

Если смерть пациента на операционном столе вызвала в молодом докторе боль и отчаяние от собственного бессилия, то другой врезавшийся ему в память случай еще много лет отзывался в нем жгучим стыдом за собственную несдержанность.

Чтобы лучше понять всю подоплеку этой истории, придется вернуться назад, к тому времени, когда Андрей еще не приехал в Черепаново.

***

Километрах в двадцати от Черепанова дислоцировался полк ракетных войск. Командовал полком тридцатичетырехлетний подполковник Анатолий Дегтярев, личность довольно примечательная, прежде всего тем, что внешне он очень походил на популярного актера кино Николая Олялина.

Но это было еще не все. Подполковник Дегтярев сумел без лишних слов раз и навсегда прекратить любые проявления дедовщины в своем полку. Дедовщина в армии уже расцветала пышным цветом, и нередки были случаи избиений и издевательств над солдатами-первогодками.

Подобный случай произошел в полку вскоре после прибытия туда нового командира полка. Одного из новобранцев как-то утром нашли недалеко от казарм жестоко избитым. Хорошо, что было сравнительно тепло, зимой он непременно замерз бы.

Солдата отправили в санчасть, потом его пришлось перевезти в госпиталь в Новосибирск, травмы оказались серьезными.

Командир полка лично произвел расследование. Когда все нити привели к сержанту Саенко, как организатору расправы, Дегтярев вызвал его к себе и задал только один вопрос, правда ли это?

Под тяжелым взглядом командира Саенко отпираться не стал, но наотрез отказался сообщить, кто еще участвовал в избиении.

«Значит не совсем совесть потерял», – хмуро констатировал комполка. «Но запомни, если парень останется инвалидом, пойдешь под трибунал. Понял?»

«Так точно».

«Свободен».

Когда Саенко вернулся в казарму, сослуживцы спросили его, что сказал командир, и удивились, что Саенко не был наказан. «Повезло тебе», – говорили ему, – «запросто мог бы загреметь под фанфары. Но Саенко почему-то не чувствовал облегчения. Он понимал, что это еще не все, и от ответственности уйти не удастся.

К концу дня начальник санчасти, отвозивший пострадавшего в Новосибирск, доложил командиру полка, что пострадавший солдат в полк уже не вернется: его придется комиссовать. Командир молча выслушал доклад врача, выражение его лица не предвещало ничего хорошего.

Он поднял телефонную трубку:

«Приказываю: завтра в 9-00 построить полк на плацу. Начальника караульной службы и полкового капельмейстера – немедленно ко мне.

В тот же вечер сержант Саенко был препровожден на гауптвахту.

На следующее утро полк был построен в каре, в центре которого находились командный состав полка, трое барабанщиков и сержант Саенко под охраной двоих конвоиров.

Подполковник Дегтярев сделал шаг вперед:

«В нашем полку в результате жестокой расправы, спровоцированной сержантом Саенко, серьезно пострадал наш товарищ по оружию, солдат первого года службы. Я хочу, чтобы каждый из вас запомнил раз и навсегда: здесь – армия. Вы пришли сюда, чтобы быть готовыми сражаться с противником, а не калечить своих товарищей по оружию, что является военным преступлением. Отныне ни один подобный случай не останется безнаказанным.

Командир говорил негромко, но каждое его слово было слышно даже в последних рядах. Он сделал паузу и немного возвысил голос:

«За действия, недостойные звания командира, разжаловать сержанта Саенко в рядовые».

Под непрерывную дробь барабанов, от которой становилось не по себе всем присутствующим, с Саенко были сорваны погоны с тремя золотистыми лычками.

Смолк бой барабанов, и Дегтярев продолжил:

«Учитывая тяжкие последствия проступка, совершенного рядовым Саенко, приказываю: передать дело суду военного трибунала».

Большинство солдат видели процедуру разжалования впервые, и это произвело на них гнетущее впечатление. Даже после команды: «Разойдись» шеренги еще некоторое время оставались неподвижными.

После этого Дегтярев собрал всех офицеров полка. О чем он говорил с ними, так и осталось тайной, но слово «дедовщина» постепенно исчезло из лексикона, вверенного подполковнику Дегтяреву подразделения.

Примерно через год после этого достопамятного случая, от подполковника Дегтярева неожиданно ушла жена. Никто этого даже предположить не мог: Анатолий и его жена Елена казались вполне благополучной, дружной парой. Правда, у них не было детей, но мало ли… И вдруг, как гром среди ясного неба, оказалось, что Лена уехала с офицером их полка, капитаном Фоминым, которого перевели в другой округ.

Лена оставила мужу письмо, где просила у него прощения за то, что оставляет его, полюбив другого человека, благодарила за все хорошее, что между ними было, и желала ему счастья.