Полная версия
Дневник волонтёра СВО
Оксана Чумак-Жунь
Дневник волонтёра СВО
Пролог
Я поехала волонтёром гуманитарной миссии в Мариуполь, а потом работала в госпитале в Курской области.
Но к этому я шла два года.
Как только Россия ввела войска на территорию Украины в 2022-м году, я поняла, что хочу быть там, где происходят важные для моей страны события. На тот момент я работала учителем и поехать волонтёром могла только летом. Я оформила заявку через госплощадку, но мне пришёл отказ. Пока выяснения, лето закончилось. Я хотела ехать на каникулах в течение учебного года. Снова подала заявку, уже на другом официальном ресурсе. И опять получила отказ. Причина – я не проходила по возрасту и не состояла в волонтёрских подразделениях. Было обидно, но, кажется, я сделала всё, что могла. Никто же в этих официальных организациях не знал, что я в свои 45 лет была здоровее и активнее многих 25-летних.
Не помню, как, но весной 2024 года ко мне пришла информация, что на территорию СВО можно поехать в качестве волонтёра гуманитарной миссии общественной организации. Я подала заявку. Мне сказали, что надо пройти собеседование. Звонок поступил через несколько дней. Мы разговаривали долго, почти полчаса. На том конце провода объявили, что примут решение и сообщат.
Ещё через несколько дней мне позвонила координатор и сказала, что моя кандидатура одобрена. Мы подобрали даты для смены, и я села на самолёт до Москвы. О том, что я видела, что думала, какие чувства переживала, я рассказываю дальше.
Там, на последующих страницах, далеко не всё, что было. Я не смогла уместить огромную махину тех дел, которые совершают волонтёрские организации. Для этого надо писать отдельную книгу. Как чужой человек с улыбкой и работящими руками оказывается единственным близким существом для тысяч людей, оставшихся в одиночестве. Не передать в двух предложениях, как беженцы радуются одежде, которую кто-то достал из своего шкафа и упаковал в посылку на СВО. Как сияют глаза бабушки, неделю лежавшей дома неподвижно и съевшей всё, до чего дотянулась рука, когда открывают её дверь волонтёры, получившие сигнал от соседей, что она давно не подаёт признаков жизни… Тысячи тысяч историй о том, как где-то далеко от сытой размеренной жизни обычных российских городов существует иной мир. Может быть, будет книга и об этом, а пока – о том, что видела и переживала я.
Мариуполь
Автовокзал
Место сбора волонтёров – автовокзал Котельники в Москве, в воскресенье в 17.00. Здесь мы должны сесть на автобус до Мариуполя.
Это была моя первая поездка, август, 2023 год.
Я приехала на вокзал чуть пораньше. В общем-то я налегке, у меня только рюкзак. Иду, август, жаркий день, предвкушение поездки, с наслаждением ем глазами окружающие новостройки и столичные дома, уходящие до горизонта. Да, Москва, она разная. И вот здесь, почти на окраине, есть и фешенебельный лоск, и аскетичные однотипные человейники и … автовокзальный смрад. Неприятно удивлена открывающейся картине.
Как, скажите, пожалуйста, как автовокзалам даже после ремонтов и цифровизации всё же удаётся сохранять вонь, грязь, курение, алкашню и бомжей? Издалека вижу серость, разбросанный мусор, неопрятные лица, слышу мат. Я как будто по социальной лестнице жизни пролетела вниз несколько уровней до маргинального. Отвратительно, но мне туда. Шагаю по перрону. Справедливости ради – есть и пассажиры культурные, аккуратно одетые, но они теряются в серости запахов и видов. Даже в Москве!
Написала в чате нашей волонтёрской группы, что я на месте. Тут же отозвалась Светлана. Мы нашлись. Света – статная высокая женщина, от неё веет спокойствием и теплотой. Она психолог, из Москвы. Стоим в сторонке, общаемся. Пиликнуло сообщение в чате – подошли ещё волонтёры из нашей группы. Идём в здание автостанции, если можно так назвать павильон размером десять на двадцать метров. Итак, нас пятеро. Ольга едет второй раз, поэтому она – старшая группы. Оля тоже из Москвы. Елена из Рязани, а Сергей из Магадана. У него интересная история – его девушка бежала с родителями из Мариуполя в 2022-м году, у Серёжи есть миссия – найти дом своей подруги, посмотреть, что с ним. Об этом расскажу отдельно.
По расписанию к нашему перрону подъезжает белоснежный автобус-лайнер. Водитель спокоен, принимает багаж, контролёр запускает в салон по билетам. Мне волнительно: всё же едем на территорию, где идут боевые действия. С чем столкнёмся? Что там? Стреляют, бомбят, война – не война, в любом случае другая страна, будет граница. В эти мысли-чувства вплетается моя искренняя любовь к той земле, по которой буду проезжать. Мои родовые корни – это Белгородская область, Курская, были родственники в Донецке, я даже помню, как ездили с бабушкой в этот город, а ещё в Дружковку, в Горловку. В садике у меня был любимый костюм украиночки с разноцветными лентами на венке и весёлым передником. А всё, что написал Гоголь про свою родную землю, я читаю и впитываю каждой клеточкой, которая наслаждается тем, что есть такое чудесное место – Малороссия.
Песни, говор, вечера, хаты – это всё где-то глубоко, но всегда отзывается на резонирующие всплески будничной жизни: кинофильмы, книги, фотографии. Знаю, что не только у меня так. И это называется – корни.
Политика преследует свои интересы. Крутой замес последних геополитических истерий вмешался в жизнь многих людей, испортил отношения, повлиял на судьбы. Жаль…
Первые километры ДНР
Автобус едет неполный, многим повезло сесть по одному на парные сидения, я в их числе. Это и к лучшему, сейчас хочется молчать и смотреть в окно.
Мы быстро выезжаем из Москвы. Трасса, поля, встречные машины, повороты, прерывистый сон. Нам ехать 12 часов. Каждые три часа небольшие остановки. К ночи приезжаем в Воронежскую область. Выхожу размяться. И попадаю в перину сладкого дыхания южной степи. Вечер, закат. Ветер бросает в меня охапки тёплого плотного ароматного воздуха. Я дышу. А ощущение, что ем этот воздух. Он совсем другой, чем на Урале. И без вечерней прохлады. Тёплый-тёплый, нежный-нежный, вкусный. Чудесно!
Подъехали к границе. Нас высадили, автобус досмотрели отдельно, наши документы проверили. Едем дальше.
И вот за окном в утреннем солнце пролетают первые километры ДНР: разрушенные дома, брошенные ежи, заборы со следами автоматных очередей. Потом длинная лента полей, деревьев и неба. И снова разбитые дома… Следы войны режут глаз и неприятно царапают сердце. Я – мирный гражданский человек, с военной тематикой, как и многие, сталкиваюсь на парадах 9 Мая, в праздник 23 февраля, да при просмотре фильмов про Великую Отечественную. А здесь – не кино. Вот промелькнул дом с выбитыми стёклами и обугленными оконными проёмами. У этого – раскурочена крыша. Людей нет. Но ведь когда-то здесь кипела жизнь, как и там, откуда я еду. Сейчас на Урале люди ходят на работу, выращивают овощи в садах, водят детей в детский сад, заваривают чай и обнимают родственников. Как и те, кто жил здесь два года назад. Жил вот в этих домах, которые сегодня рвут пейзаж своими руинами.
Слава богу, яркое южное солнце не даёт мне погружаться в негатив от увиденного.
Контрасты
В Мариуполе автобус высаживает нас на площади Победы. Скоро за нами приедет машина, а пока осматриваемся. Кажется, это центральная часть города, улица красивая, дома свежепокрашенные, по дороге ездят машины и автобусы. На самой площади стоят столбы, увенчанные инсталляциями взлетающих голубей. В целом вокруг, куда можно посмотреть, город выглядит мирным, живущим своей обыденной жизнью. Но вот я захожу за амфитеатр зрительской лестницы, которая стоит тут, на площади, и вижу за ним обгоревшее разбитое здание, судя по остаткам конструкций, это бывший торговый центр. Крыши нет, остались болтаться лохмотья перекрытий, стены обуглены, везде обломки бетонных плит. Очень контрастирует с окружающей красотой и порядком. Смотрю налево – там бурлит красивая летняя улица. Смотрю направо – тут послевоенные руины.
Как я узнала потом, в Мариуполе государство финансирует восстановление не всех зданий, а только муниципального фонда и жилых многоквартирных домов. Частные подворья и коммерческие объекты (торговые и развлекательные центры, рестораны и т.п.) восстанавливать должны собственники. Поэтому среди отремонтированных жилых домов, красивых, ровных, можно встретить обугленные останки какого-нибудь бывшего торгово-развлекательного центра. Насколько знаю, власти дали срок частникам на объявление права собственности на коммерческие объекты и начало их восстановления. По истечении этого срока судьбой объектов будет распоряжаться государство.
За нами приехала Елизавета. Молодая, красивая, родом из Нижнего Новгорода. Год назад так же трудилась волонтёром и решила остаться. Неожиданно для своей семьи. Муж и дети переехали позже. Лиза говорит, что ей нравится в Мариуполе, она на своём месте, в хлопотах, заботах и помощи другим людям.
Какие льготы у волонтёра
Лиза привезла нас к месту нашего жительства на предстоящую неделю. Это девятиэтажное общежитие, уже отремонтированное, блистающее свежим ремонтом и снаружи, и внутри. В комнатах новые кровати и шкафы, душевые, санузлы – всё сверкает, в фойе скромная, но новая мебель для отдыха. В общежитии консьерж, а живут в нём мариупольцы, у кого разрушено жильё. 7-й, 8-й и 9-й этажи отданы добровольцам и волонтёрам.
Надо сказать, что система добровольческой помощи общественных организаций настроена очень слаженно. Есть координаторы разных направлений, они формируют смены, закупают билеты, инструктируют волонтёров. Дорога от Москвы, питание и проживание на месте обеспечиваются. Смена волонтёра, или служение, на разных территориях длится по-разному – от 7 до 10 дней. Можно ехать на одну смену, можно на несколько. Волонтёры за свой труд ничего не получают.
За два года я получила много вопросов от своих знакомых о том, какие льготы я имею и сколько зарабатываю, являясь волонтёром. Нисколько не зарабатываю и льгот нет. Мне задают следующий вопрос: «Зачем тогда тратить свой отпуск на тяжёлый труд в некомфортных условиях?» Мои ответы многим кажутся странными, нелогичными. Но примерно так думают и другие волонтёры. Нас трудно понять, потому что смысл тех слов, которыми мы отвечаем, обесценен и искажён. «Патриотизм», «долг», «страна в опасности», «свобода». Это как будто книжная лексика, оторванная от жизни. Но я так не думаю.
Эмблемой 9 Мая в 2025-м году выбрана статуя Родина-мать. В годы Великой Отечественной войны был создан плакат «Родина-мать зовёт!» Смотрящая с него женщина полна решимости и отважного призыва защищать Родину. Статую в Волгограде построили в 1967-м году и дали ей имя с лозунга плаката. Не просто так Родина-мать стала и символом 2025-го. Она зовёт. Нет, она не стучится в дверь и не рассылает письма с просьбами встать под ружьё. Её призыву можно внять, но только не ушами и глазами.
Кстати, может, волонтёры, которые работают по государственным программам, имеют другие условия. Не знаю, я писала, что не попала в эти программы по возрасту.
Штаб
Нашей группе выделили три комнаты на 7-м этаже. Мы со Светой поселились в трёхместную, где уже жила миловидная девушка Настя. Она вторую неделю работала волонтёром в штабе.
Нам дали время помыться, отдохнуть с дороги, но мы дружно отказались: не устали, полны сил приступить к гуманитарным заботам. Тем более на часах – полдесятого утра, самое время для активности!
Через полчаса мы были в штабе гуманитарной миссии, где происходит круговорот добрых дел. Сюда приходят нуждающиеся в помощи мариупольцы, их вносят в единую базу, фиксируют, какую помощь оказали. Какую: это может быть одежда, продуктовый набор, набор хозяйственных средств для дома, памперсы детям и больным взрослым, медикаменты, инвалидные коляски. А ещё есть другая помощь: строительные работы, помощь по дому (сделать уборку, помыть окна, вскопать огород), доставка нуждающихся на операции в больницы Донецка, Ростова, а то и Москвы, юридические консультации. И много чего, что не могут сделать для себя люди разных возрастов, у кого разбомбили дома и квартиры, кто ещё не нашёл работу, кто только вернулся в родной город из вынужденного бегства.
Первое, что нам поручили в понедельник – навести порядок на складе и сформировать пакеты с гуманитарной помощью. Склад – небольшая комната, метров семь в длину и столько же в ширину. Стеллажи с коробками, мешками, упаковками. Справа – продукты, слева – хозяйственные вещи. На полу тоже много коробок и мешков. На стене висят списки, что необходимо класть в пакет с гуманитарной помощью. Это: 3-4 пачки разной крупы, 1 кг макарон, 2 кг муки, сахар, соль, банка мясной консервы и банка рыбной, печенье, бутылка подсолнечного масла, майонез, кетчуп, чай. В нашу смену были ещё конфеты, дрожжи для выпечки, варенье. Все эти продукты не всегда есть в наличии – зависит от помощи, которую оказывают благотворители.
Один пакет такой продуктовой помощи положен нуждающимся раз в месяц. Пакет получается внушительный, тяжёлый. Мы даже, бывало, делили продукты и хозяйственные средства в два мешка и связывали их. Только разве это много на месяц, да ещё, если с пожилым человеком живёт кто-нибудь? Мы общались с бабушками, которые вот такую гуманитарную помощь делят с внучкой в декрете, с раненым братом, у которого нет документов, с соседкой, у которой сгорел дом и паспорт с пенсионным. Сколько мы видели людей, искренне радующихся и чуть не плачущих, при виде банки сайры, пакета конфет. Когда я такую глубокую благодарность встречала в Екатеринбурге, где живу? Нет, в столице Урала, как и во многих городах, между людьми вместо теплоты давно поселились деньги и расчёт. И силы свои многие готовы тратить только на то, что выгодно, а не на то, что важно, что сделает мир лучше.
Нуждающиеся – это жители Мариуполя, в основном, пенсионеры, или те, у кого нет работы, дохода, у кого есть маленькие дети и т.п. На каждого в штабе заводится персональная карточка в единой компьютерной базе, где указываются условия жизни человека и какую помощь ему оказывали. Самый серьёзный контроль – за выдачей лекарств. Строго по рецепту от врача со всеми сопроводительными документами, иногда приходится ждать дни и недели, зато ценные лекарства приходят бесплатно.
На складе сначала даже было весело, почти как в детстве, когда играли в магазин: на полочках ищешь, где что лежит, а всего много, пачками, упаковками, открываешь, кладёшь в пакеты всё по списку. Пакеты мы завязывали, складывали друг на друга. Через несколько часов у нас получилась приличная гора, да и продукты в коробках стали иссякать.
Потом нам поручили отнести несколько таких пакетов по адресам, которые рядом с центром.
Здесь живут люди!
Мы вышли на улицу втроём. Каждый нёс по набору. Тяжело, общий вес – 10-12 килограммов. Но мы, таща этот ценный груз, успевали разглядывать всё, что вокруг.
Штаб гуманитарной помощи нашей организации находится в пятиэтажной хрущёвке. Её уже отремонтировали, покрасили и со стороны она выглядит как новенькая. Подъезды выходят во двор, а дверь в наш центр находится с обратной стороны, с улицы. Точнее, здесь не улица, а площадь перед проходной бывшего завода. В центре площади, похоже, был сквер, это можно понять по тому, что тут растут деревья, есть тротуары и остатки изгороди. Здание, где была проходная, разрушено до арматуры, причём кирпичи стен словно стекали со всех этажей вниз и на земле получились ровные горы обломков. Несколько соседних зданий тоже разрушены, а вот то, которое ближе всех к нашему центру, практически сохранилось и на нём висит реклама швейной мастерской. Вид площади ужасал бы, если не густая зелень деревьев, да редкие машины, которые всё-таки сюда заезжают. Кстати, сюда приходят рейсовые автобусы, маршрутом которых ранее пользовались работники разрушенного завода, а теперь, в основном, на конечную приезжают только жители нескольких восстановленных домов, да желающие попасть в наш центр гуманитарной помощи.
На улице нет людей. Тротуар завален обломками, видимо, это вычищают квартиры перед восстановлением дома. Мы обходим кучу, в которой лежат куски деревянных конструкций, стульев, тряпки, детские игрушки, бетонные валуны, подушка. И вдруг – несколько банок солений. Бодрые алые помидорки и резвые пупырышки огурцов в прозрачном рассоле под пыльным стеклом. Дико выглядит на вершине кучи. А как иначе? Хозяев во многих квартирах нет. Строители выносят оставшиеся вещи, мусор, сломанные перекрытия. Всё это сейчас – хлам. А год назад была жизнь: кто-то играл плюшевым мишкой, отсыпался на любимой подушке, с упоением закатывал огурцы…
Обогнув дом, заходим во двор. А тут – люди! Сразу понятно, что это жители нескольких трёхэтажных домиков, образующих замкнутую территорию. Нас увидели и оживились: «О, это к бабе Дусе, проходите! Здравствуйте!» Несколько женщин сидели на скамье, одна развешивала бельё, мужчина возился у легковушки. Пахнуло атмосферой классического Одесского дворика. Это впечатление назойливо поддерживала архитектура строений: каждый этаж был обтянут лентой единого балкона с выходами на него изо всех квартир. Даже на первом этаже из каждой квартиры была дверь сразу на улицу. Заходим в одну из таких дверей, нас просят не снимать обувь, хотя полы в коврах. В общем-то обстановка как в советское время: разнокалиберная дородная мебель тёмных цветов, коричневые шторы, земляной запах. На диване лежит бабушка, она приподнимается, как мы входим в комнату, оживляется и улыбается. Мы принесли ей не только гуманитарный набор, а ещё и несколько курточек. От бабы Дуси поступила заявка на куртку, ведь скоро осень, а у неё нет верхней одежды. Её дом сгорел, здесь она живёт у племянницы, которая и сама пенсионерка. Вот, две женщины и поддерживают друг друга, чем могут.
Мы достаём из пакетов две куртки и пальто. Баба Дуся, худенькая, высохшая не столько от старости, сколько от переживаний, тонет в первой. Над пухлым воротником остаются только её глаза, смущённо смотрящие на нас. Вторая куртка тоже мешковата, а вот пальто садится лучше всех. Оставляем его, продукты и, поговорив немного, да рассказав о себе, кто мы, откуда, какие новости в России, уходим.
Следующие два адреса чуть подальше. Идём вверх по улице. Не верится, что здесь кто-то живёт! По обе стороны дороги дома разрушены полностью. По останкам можно понять, что это была улочка, богатая купеческими особняками с кирпичными арочными оконными проёмами, пилястрами, лепниной. Попадается скелет здания, напоминающего училище. А вот несколько частных домов. Сквозь заросли кустов на металлических воротах читаю написанное размашисто и крупно «Здесь живут люди!» Где здесь? У дома нет половины крыши, окна выбиты, забор в следах автоматной очереди. На тротуаре стоят старенькие Жигули, видно, что на них ездят, они не в пыли и колёса целые. Но где же здесь живут люди? В летней кухне? В погребе? В гараже?
Потом я часто видела такие надписи. Привыкла к ним.
Вай-фай за дверью
Центр гуманитарной помощи, где мы трудимся волонтёрами, закрывается в пять часов вечера. Нас довезли до общежития, есть время спокойно расположиться и написать родным.
В Мариуполе работает сотовая связь, интернет, но нас предупредили, что есть вай-фай в штабе и в общежитии. Поэтому я рассчитывала на него и не стала покупать местную сим-карту или подключать роуминг. Из-за этого попадала в разные ситуации.
Как-то надо было отнести продукты на адрес. А за пределами штаба мой телефон – просто стекляшка, которая принимает звонки и может фотографировать. Поэтому в штабе последовательно делаю скрины карт по моему пути, в голове складываю всё это в едином направлении и – иду по заданию, иногда подглядывая в сохранённые фрагменты Яндекс.Карты.
Что касается вай-фая в общежитии, то вышло тоже забавно. Точка раздачи была на 7-м этаже, до нашего 9-го уже не доходило, приходилось спускаться на два этажа ниже. Но тамошние постояльцы предпочитали видеть свои коридоры пустыми, без гостей, жаждущих интернета, поэтому мы в холле 7-го этажа или сидели тихо-тихо, или прятались за дверью, что добавляло юношеского адреналина нашей волонтёрской миссии.
Большая часть живших на трёх этажах волонтёров были добровольцы-строители. Это мужчины, так же приехавшие с разных концов страны, только их задача – восстанавливать частные дома. Выше я писала, что личные подворья государство не ремонтирует, а как раз в таких домах живёт много пенсионеров, у которых и в мирное-то время не нашлось бы денег на капитальный ремонт, а после войны тем более.
Так же на 7-м этаже есть кухня, где тоже трудятся женщины-волонтёры. Они готовят завтрак, обед и ужин. Много и сытно, потому что строителям нужны силы. Приём пищи примерно в одно время, в холле стоит огромный стол, мы едим вместе.
Первый день был насыщенный, после ужина иду спать.
Что такое «прилёт»?
Утро вторника начинается для меня необычно поздно. Дома на работу я встаю в полшестого. А здесь от общежития до штаба идти всего минут двадцать. Завтрак готовить не надо, краситься не надо, на сборы потребуется максимум полчаса, поэтому будильник звенит в 7.30. Но я проснулась раньше, вышла на лоджию, что в нашем холле, смотрю на город.
Прямо у ног общежития (ощущение, что у ног, потому что я нахожусь на девятом этаже) стоит пятиэтажное здание. Оно метрах в двадцати от нас. Судя по всему, это были офисы. Крыша у строения продавлена и одновременно взорвана изнутри. Из нескольких окон верхних этажей – чёткие выжженные следы в одном и том же направлении по касательной. Стёкла разбиты. Мне потом сказали: «Был прилёт». То есть снаряд попал в здание и уже внутри взорвался, выбив окна и крышу.
Не самый радостный вид для прекрасного тёплого утра. За этим зданием вперемежку идут высотки и зелень – в общем-то перспектива обыкновенного города. Мы живём в центральном районе, поэтому большая часть многоэтажек тут уже восстановлена. По крайней мере, оглядывая окрестности с лоджии, я не вижу сильных разрушений, кроме этого офисного здания внизу. Но я знаю, что справа от общежития (сейчас не видно, это надо выйти на улицу и зайти за угол) стоят ещё такие же две общаги, и там не было ремонта. Они обгоревшие, стёкла есть только в некоторых окнах, остальные разбиты или заткнуты матрацами, забиты досками. Самое страшное – что на некоторых балконах сушатся свежевыстиранные вещи, а по вечерам кое-где загорается свет.
Сегодня нас подвозят к штабу на рабочей машине строителей, поэтому мы не успеваем осмотреть окрестности. Без пяти минут девять, а у дверей уже человек пять – приехали за продуктами, одеждой, лекарствами. После короткой оперативки мы с Сергеем получаем задание на день – помочь одной бабушке по огороду и по дому. Нас отвезут к ней в 10 утра, заберут в 16.00.
Бабушка, назову её Анна Сергеевна, живёт в Левобережном районе, к ней надо ехать мимо Азовстали.
Азовсталь
Что такое Азовсталь, какие шли бои и многое другое об этом предприятии можно найти в разных СМИ. Я расскажу, что увидела сама.
Итак, направляемся к Анне Сергеевне. Улицы струятся с горки на горку, мы едем по какой-то более-менее уцелевшей части города. Маленькие домики, зелень вокруг которых закрывает следы автоматных очередей на их стенах и заборах, и всё же попадаются взорванные хаты. Выныриваем на очередной пригорок, и с него открывается вид на огромный луг или долину, по ту сторону которой – завод. Кажется, справа налево он занимает половину линии горизонта, перед ним (это для нас перед ним, а на самом деле – вдоль завода) идёт дорога. Это и есть Азовсталь. После первых секунд понимаю, что серая масса построек на горизонте так и осталась серой массой: при нашем приближении к ней она не сложилась в стройные вертикали заводских труб, не упорядочилась в геометрию цеховых окон, не зажила лентами подвижных составов.
Пересекаем долину по эстакаде. Под нами – железнодорожное полотно. Слева – несколько перевёрнутых вагонов электрички. Они разбиты или взорваны, ржавые, искорёженные. Эстакада заканчивается поворотом налево. Лиза говорит – это бывшая центральная проходная. Стараюсь в мешанине шлакоблоков и бетона разглядеть, где были ворота, двери, стены. Но где находился главный вход, теперь можно предположить только по форме площади, которая сейчас пуста от машин, скамеек, урн, да и от людей тоже.
Мы едем вдоль забора. За ним – бесконечная череда руин из бетона и арматуры. Едем, едем, едем… Руины, бетон, обломки…
