По образу и подобию

Все было стерильно.

По опыту я знал, что даже самые лучшие зачистки оставляют следы. Цифровые тени, остаточные сигнатуры в сети, фантомные пакеты данных. Я вытащил из кармана свой портативный сканер и подключил его к сетевому порту в стене. Пусть терминалы мертвы, но сеть-то должна была что-то помнить.

Я запустил глубокое сканирование, отслеживая и выискивая все пакеты, проходившие через этот узел за последние несколько дней. Результат был удручающим. Логи были подчищены. Кто-то очень аккуратно вырезал из истории сети целый кусок времени, совпадающий с исчезновением Вольфа.

Я достал комм-устройство и набрал номер Эвелин.

– Касс? – ее голос был таким же ровным и холодным, как и при встрече.

– Плохие новости. Лаборатория полностью вычищена. До блеска. Как будто здесь никогда никого и не было. Профессиональная работа. Это могли быть Ваши ребята? Из службы безопасности «Киберона»?

На том конце провода повисла короткая пауза. Достаточно долгая, чтобы я понял – она не ожидала моего звонка так скоро. Или не ожидала такого вопроса.

– Как я и говорила, у них не было туда доступа, мистер Касс. До сих пор. Значит, это сделал кто-то другой. Или сам отец. Это меняет дело?

– Это значит, что я ищу не человека, а призрака, который умеет заметать следы лучше любого специалиста. Ну или за которым прибирается кто-то другой. В любом случае это меняет дело, и это стоит дороже, мисс Вольф.

Я блефовал. Но мне нужно было понять ее реакцию. Она снова помолчала.

– Найдите его следы, мистер Касс. Любые улики, факты, зацепки. Мы заключили контракт. Я предложила щедрую сумму, и очевидно не за то, чтобы Вам было легко раскрыть дело. Цена та же. У вас сорок часов. Попробуйте не потратить их на бессмысленные слова.

Она отключилась.

Я убрал комм, чувствуя, как по спине пробежал холодок. Она не торговалась. Не удивилась. Она знала. Она знала, что лаборатория будет пуста. Этот визит был не поиском улик. Это был тест. Мой тест. Смогу ли я найти то, что не лежит на поверхности? Я снова обвел взглядом стерильное помещение. Оно было похоже на вызов, на насмешку. Кто-то хотел, чтобы я пришел сюда и увидел именно это – идеальную пустоту. Но зачем?

Я перестал думать как детектив и начал думать как верификатор. Но лаборатория упорно молчала. Ее будто обнулили даже на эмпатическом уровне. Обычно в местах, где люди работали, творили, боялись, всегда оставалось эхо – фон чужих чувств и эмоций.

Здесь не было ничего. Ни тени событий, ни намека на присутствие Вольфа и его команды. Ни единого отголоска озарений, ни холодной сосредоточенности тех, кто проводил зачистку. Словно само пространство прошло верификацию и было обнулено, так, будто здесь никто никогда не работал. Это пугало сильнее, чем мертвые накопители и стертые антисептиками следы.

– Черт, Профессор. Куда же ты вляпался? – пробормотал я в пустоту.

Мой взгляд скользил по гладким стенам, по стыкам панелей, по вентиляционным решеткам. Все было безупречно. Слишком безупречно.

И тут я заметил… В углу комнаты, за стойкой с пустыми держателями для оборудования, находилась небольшая распределительная панель. Она была закрыта, и цвет пластика идеально совпадал со стеной. На ней в отличие от всего остального в этой комнате, были едва заметны следы давно не протираемой пыли. Но дело было не только в пыли.

Здесь, у панели, я почувствовал то, чего не было во всей остальной лаборатории – остаточный след. Не страх. Не паника. Холодная, острая как игла, эмоция – целеустремленность. Тот, кто установил это устройство, был предельно собран. Он четко и планомерно действовал по плану.

Мои пальцы нащупали крошечный зазор. Ногтем я подцепил крышку и открыл ее. Внутри, среди путаницы оптоволоконных кабелей, горел одинокий синий светодиод. Он был подключен к небольшому, экранированному блоку, совсем не похожему на стандартное сетевое оборудование. Это был удаленный передатчик, подключенный напрямую к магистральному кабелю, в обход всех локальных систем. Он не логировал свою активность в общую сеть, поэтому зачистка его и пропустила. Он отправлял данные куда-то вовне. Или принимал.

Я подключил свой коммуникатор напрямую к устройству. Оно было защищено, но примитивно. Пароль был простым шестизначным числом. Дата рождения? Годовщина? Я попробовал несколько комбинаций, связанных с Вольфом, но безуспешно. Тогда я остановился и подумал. Пароль должен быть простым. Я попробовал запустить отладчик, и попробовать вскрыть пароль старым добрым «Брут форсом».

Через пять минут отладчик подсветил третий и пятый символы: «E» и «I». И тут меня осенило.

«Черт, как же я сразу не понял? Я ищу не только профессора. Я ищу отца».

Я отключил программу подбора, и ввел пароль «EVELYN». Система поддалась.

На экране моего коммуникатора появилась единственная строка. Один единственный файл журнала доступа. Большая часть данных была повреждена или зашифрована, но одна запись осталась целой.

[timestamp: 48:17:03 ago] [user_id: AMIR FARHAD] [status: connection_terminated]

Фархад. Чужое слово, резкое, как осколок стекла в этой стерильной тишине.

Оно ничего мне не говорило. Немецкая фамилия Вольфа и это восточное имя никак не вязались. Но это было все, что у меня было. Единственная ниточка, торчащая из идеально гладкого савана, которым укрыли тайну доктора Вольфа. Я скопировал лог на защищенный носитель и стер его с передатчика. Затем аккуратно закрыл панель. Теперь здесь снова не было ничего. Только пустота.

Я покинул лабораторию, не оглядываясь. Холодный воздух шестьдесят второго уровня больше не казался чистым. Он пах заговором. Спускаясь на Маглеве обратно в свой ад, я смотрел на инфопластину в руке. Десять тысяч кредитов больше не выглядели спасением – лишь первым взносом за билет в один конец. Куда – я пока не знал. Но я знал имя своего проводника. Фархад.

Воздух в моем офисе все еще хранил призрак дорогого парфюма Эвелин, но теперь к нему примешивался запах страха. Моего страха.

Имя «Фархад» пульсировало на экране – одинокая рана, светящаяся в цифровой темноте. Это была единственная зацепка, вырванная из стерильного кокона лжи, и я понятия не имел, что с ней делать. Официальные каналы были закрыты.

Запрос по базам данных с моего терминала на имя, связанное с главным биоинженерном «Киберон Системс», поднял бы тревогу быстрее, чем пожарная сирена в детском саду.

Мне нужен был кто-то, кто живет в тени, кто торгует информацией, как другие торгуют синтетическими наркотиками.

Мне нужен был Риггс.

Глава 3: Первый след

Сержант Фермонт Риггс. Мой бывший коллега и мой самый грязный секрет. Ржавый, но незаменимый инструмент, который я держал про запас на самый крайний случай. Тот самый инструмент, к которому обращаются с огромной неохотой.

Он был ходячим воплощением всего, что прогнило в этом городе: продажный «коп», ленивый, неприлично жадный, но с доступом к полицейским сетям. И у него была цена. Я бросил взгляд на баланс своего счета. Десять тысяч кредитов. Часть из них скоро сменит владельца.

– Черт бы тебя побрал, Касс, – прохрипел его голос из динамика комма, когда я наконец дозвонился. На заднем плане слышался гул спорт бара и чей-то пьяный смех. – Я на дежурстве.

– Твое «дежурство» пахнет дешевым пивом и проигрышной ставкой, Риггс. Мне нужна информация. Срочно.

– Информация стоит денег. Срочная информация стоит больших денег. А информация для тебя, Касс, после того, как тебя попёрли из органов, стоит целое состояние. Ты стал токсичным активом, приятель. – лениво и с наигранной деловитостью процедил Риггс.

– У меня есть твое «состояние», – отрезал я. – Бар «Последняя капля» на двадцать третьем. Через час. Не опаздывай. Я отключил звонок не дожидаясь ответа.

«Последняя капля» была идеальным местом. Достаточно людным, чтобы затеряться, и достаточно грязным, чтобы никто не задавал вопросов. Дыра, где воздух был пропитан алкоголем, потом и отчаянием. Неоновая вывеска над входом мигала, теряя буквы, и обещала только забвение в стакане.

Я сел за липкий столик в самом темном углу, заказал стакан того же пойла, что пил у себя в офисе, и стал ждать, изучая публику.

Мой взгляд, годами натренированный выискивать аномалии, зацепился за фигуру у стойки бара. Ничем не примечательный мужчина, слишком старательно изображавший местного. Но нюансы выдавали в нем чужака. Кожа чуть темнее обычного – едва уловимый оттенок, будто привыкшая к солнцу, которого здесь никогда не было. К тому же он не пил.

Я смотрел за ним внимательно. Он часто пялился в свой терминал. И дважды проигнорировал дружелюбные реплики бармена, будто не замечая его. Никто не приходит в пропитый насквозь бар, чтобы не пить. И не садится за стойку бара, чтобы игнорировать бармена. Он не отдыхал здесь. Он работал.

Время вязло, как в густом сиропе. Каждый звон стакана отзывался эхом лаборатории Вольфа.

Я попытался сконцентрироваться на деле. И чем больше я размышлял, тем сильнее мне казалось, что эту тонкую ниточку, имя «Амир Фархад», мне намеренно подбросили. Я не мог объяснить себе причину этого чувства, и откуда оно взялось, но оно вызывало тревожный зуд в моем подсознании. Все было слишком гладко, хотя, может мне просто повезло. Так тоже бывало не раз.

Риггс, разумеется, опоздал. Он ввалился в бар как грузное животное, сбившееся с пути. Его форменная куртка была расстегнута, обнажая потное пятно на серой рубашке. Лицо Риггса лоснилось от жира, а маленькие глазки бегали по сторонам, оценивая обстановку. Он был похож на хищную свинью, выискивающую трюфели в мусорном баке. Заметив меня, он тяжело плюхнулся на стул напротив, который жалобно скрипнул под его весом. От него заметно тянуло перегаром.

– Касс. Всегда рад видеть твою кислую физиономию.

– Привет, Риггс. Что нового в доблестных правоохранительных органах?

– Ничего, что тебя должно волновать, – буркнул он, жадно глядя на мой стакан.

Он поднял руку и щелкнул пальцами, обращаясь к бармену. – Мне того же. Двойную порцию. За счет этого джентльмена, – он ткнул в меня толстым пальцем.

– Так что у тебя за пожар? Надеюсь, дело стоящее. Ты оторвал меня от очень важного занятия.

– Видел я твое «занятие». Как раз по дороге сюда. Оно валялось в сточной канаве и просило милостыню. – съязвил я в ответ.

– Даже не начинай, Касс. Выкладывай, что тебе надо. – отрезал Риггс, он был явно не в духе.

– Мне нужно пробить имя. Тихо и быстро. Никаких официальных запросов. Только прямой доступ к архивам.

Риггс отхлебнул из своего стакана, скривившись. Дешевый алкоголь его не смущал. Его смущала работа. Особенно работа для меня.

– Имя? Всего лишь имя? Ты вытащил меня с дежурства ради имени? Это должно быть чертовски важное имя, Касс. Надеюсь это не связано с делом «Киберона»? Иначе я зря сюда припёрся.

Новости и слухи в этом городе распространялись быстрее вируса.

– А что там за дело «Киберона»? – спокойно, но все же слишком резко, спросил я. Мне стоило больших усилий, чтобы подавить нахлынувшие на меня любопытство и удивление.

– Да ерунда какая-то. Последние сутки куча народа крутится вокруг пропажи какого-то там важного профессора.

– Вижу, тебя это явно напрягает. – старательно имитируя безразличие, продолжил я.

– Немного. Лично я стараюсь держаться от этого дерьма подальше. По этому делу сейчас сам комиссар Редфорд землю роет. Лично. А когда Редфорд роет, под микроскоп попадают все, особенно такие, как я. Так что, если ты в этом замешан, я сваливаю.

– Нет, не замешан, можешь расслабиться, – соврал я. – Меня интересует другое. Мне нужен человек по имени Фархад. Амир Фархад. Я подвинул к нему свой коммуникатор с открытым экраном, где светилось одно слово.

Риггс посмотрел на экран. Задумался, что-то прикидывая и оценивая.

– Ладно. Две тысячи, Касс. И прямо сейчас, – его голос стал серьезным.

– Тысяча, – я перевел деньги. Его браслет завибрировал.

– Две, Касс, – упрямо повторил он, его пальцы нервно дрожали. – Это не жадность. – Он похлопал себя по мясистому боку. – «Киберон-Дженерикс». Искусственная поджелудочная. Если я пропущу ежемесячный платеж, эта дрянь просто перестанет работать. И всё – кома, отказ органов. Твои две тысячи – это еще год жизни. Год, Касс!

– Это не моя проблема, Риггс, – отрезал я, уже понимая, что он не отступит. Придется выложить больше.

– Нет, братец, твоя. Не будь мне нужны бабки, я бы уже встал и ушел отсюда. Ты мне соврал. Я знаю это имя. Оно фигурирует в личном деле пропавшего профессора. А учитывая, что Редфорд лично ищет этого Вольфа, а по барам шляются типы вроде того, у стойки, – он незаметно дернул подбородком, – цена вполне честная.

Я молча перевел ему вторую тысячу. Выбора не было.

В этот момент дверь бара с шипением открылась. Внутрь вошли двое патрульных в тяжелой броне. Риггс мгновенно спрятал свой планшет, его лицо приняло скучающее выражение. Патрульные медленно прошли вдоль зала, их оптика сканировала лица. Проходя мимо нашего столика, один из них кивнул Риггсу.

– Сержант, – голос из вокодера был лишен интонаций.

– А, парни, привет, – лениво махнул рукой Риггс, играя свою роль. – Все спокойно. Я тут смотрю за порядком. – подмигнув патрульному, пошутил он.

Патрульные прошли дальше, и вскоре вышли из бара.

– Вот видишь, Касс? – впившись в меня своими поросячьими глазками, выдохнул Риггс. – Я же говорю, мы все под колпаком, одно неосторожное действие, и ты в заднице.

– Тогда копай глубоко, но осторожно. Твоя шкура – это твоя проблема. Я плачу за результат, а не за твои страхи. Мне нужно все, что у тебя есть. Адреса, связи, род занятий. Все.

Он недовольно проворчал что-то себе под нос, но принялся работать. Его пальцы, толстые, как сосиски, забегали по сенсорному экрану. Он что-то бормотал, ругался, вводил команды, обходя какие-то протоколы защиты. Я молча ждал, наблюдая, как капли конденсата стекают по моему стакану. Наконец, он поднял на меня глаза. Выражение его лица было странным. Смесь облегчения и разочарования.

– Ну что ж, Касс, можешь расслабиться. Твой парень не доставит никому никаких хлопот. Он мертв.

Его слова повисли в воздухе, обжигая холодом. Мертв. Это было слишком просто. Зачищенная лаборатория и мертвый свидетель. Концы в воду. Кто-то очень старался.

– Как умер? Когда?

– Несчастный случай на производстве. По крайней мере, так в отчете. Около полугода назад. Амир Фархад, сорок восемь лет. Биоинженер. Работал в «Киберон Системс». Был в команде Вольфа. Его лучшим учеником, как тут пишут. Похоже, твой поезд ушел, Касс. Дело закрыто. Так что с тебя еще тысяча. За сэкономленное время.

Он протянул руку, но я проигнорировал его жест. Мой мозг лихорадочно работал. Мертв. Это ничего не меняло. Наоборот, это делало все еще более подозрительным. Кто-то спрятал передатчик в лаборатории Вольфа, который вел к имени мертвого человека. Это не было похоже на попытку замести следы. Это было похоже на приглашение.

– Мне нужно место. Где он похоронен? – мой голос прозвучал глухо.

Риггс убрал руку, его лицо снова скривилось в недовольной гримасе. Он явно не ожидал, что я буду копать дальше.

– Зачем тебе могила мертвого инженера? Оставь это, Касс. Ты лезешь в осиное гнездо. Вольф, «Киберон»… это не твой уровень. Возьми свои деньги и заляг на дно.

– Риггс. Место.

Я посмотрел ему прямо в глаза. Он выдержал мой взгляд пару секунд, а затем сдался. Вздохнув, он снова уставился в свой планшет. Он понимал, что спорить бесполезно.

– Ладно, твоя жизнь – твои проблемы, – пробормотал он. – Его кремировали. Прах в колумбарии «Тихая Пристань» на тридцать пятом. Сектор «Альфа», ячейка тысяча девятьсот восемьдесят четыре. Информация отправлена на твой коммуникатор. И будь добр, сделай вид, что мы не встречались.

Он отключил планшет и жадно допил остатки своего напитка. Потом удовлетворенно хмыкнул, поднялся и молча, не прощаясь, двинулся к выходу, расталкивая посетителей.

Я остался один, глядя на координаты на экране своего коммуникатора. «Тихая Пристань».

Наблюдатель у стойки ожил. Он тоже поднялся, бросил на стойку несколько кредитов и вышел следом за Риггсом. Он даже не посмотрел в мою сторону.

Какая ирония. Для Фархада там не было ничего тихого. Для меня – тоже. Этот мертвец стал моей самой живой уликой.

Глава 4: Тихая пристань

Тридцать пятый уровень встретил меня запахом забвения, влаги и легкого привкуса пыли. Воздух здесь был лучше, чем в моем секторе, пропущенный через промышленные фильтры и кондиционеры, но лишенный жизни. Мертвый воздух очень подходил этому месту.

Колумбарий «Тихая Пристань» занимал целый городской блок – уходящее в туманное небо здание из серого полированного бетона, чьими окнами были миллионы одинаковых темных ниш. Вечное напоминание о том, что в этом городе даже смерть поставлена на конвейер и даже среди мертвецов есть своя вертикальная иерархия.

Внутри царила библиотечная тишина, нарушаемая лишь тихим гудением систем жизнеобеспечения и едва слышным шелестом сервисных дронов, похожих на плоских металлических скатов, скользящих по полу и стенам. Никаких людей. Смерть здесь была делом автоматизированным.

– Добро пожаловать в «Тихую Пристань», – прошелестел безликий голос из скрытого динамика. – Место вечного покоя. Укажите имя или номер ячейки для навигации.

Я проигнорировал его, направляясь к инфо панели на стене. Сектор Альфа. Ячейка 1984.

План на экране подсветил нужный коридор. Длинный, бесконечный, как тоннель в никуда, с рядами ячеек, уходящими вверх и вдаль за пределы видимости. Каждая была закрыта плитой из того же серого материала, с выгравированным номером. Безликие, как и жизни тех, кто закончил свой путь здесь.

Я шел по тоннелю, и стук моих ботинок по гладкому полу казался кощунством. Это место давило своей монотонностью, своим порядком. Здесь не было места шуму, только покой.

Каждый шаг отдавался в ушах, усиливая напряжение. Я чувствовал себя чужеродным элементом, вирусом в стерильной системе. Весь воздух здесь гудел отголосками тысяч прощаний, это был тусклый, выцветший фон скорби, который я научился игнорировать. Но по мере приближения к нужному сектору я почувствовал аномалию. Эмоциональный фон менялся.

Я нашел ее в дальнем конце коридора, в наименее освещенной его части. Ничем не примечательная плита, расположившаяся примерно на уровне моей груди. Ячейка 1984. Число, ставшее когда-то синонимом тотального контроля, здесь было лишь порядковым номером в каталоге смерти.

Подойдя к ячейке, я почувствовал, как мое тонкое ощущение скорби внезапно исчезло, полностью, словно его отрезало помехами. Здесь не было горя. Вообще. Только холодная, острая, как скальпель, нота целеустремленности. Словно тот, кто оставил здесь урну, не прощался, а выполнял приказ. Чутье верификатора подсказывало, что это не совсем могила. Это был тайник.

Табличка была такой же, как и все остальные. «Амир Фархад». Годы жизни. Ни фотографии, ни эпитафии. Просто констатация факта. Он был здесь. Теперь его нет.

– Ну что, Фархад, – прошептал я, обращаясь к холодному металлу. Привел ты меня в свой последний приют. Надеюсь, не зря. Осмотревшись вокруг, я убедился, что коридор пуст, а Дрон-уборщик, наконец-то, скрылся за поворотом. Времени было мало.

Я достал из кармана свой старый, потрепанный временем, гаджет – небольшой электромагнитный ключ, с набором алгоритмов, эдакая цифровая отмычка. Наследие прошлой жизни. Приложив его к краю плиты, где должен был находиться замок, я активировал устройство.

Тихий гул наполнил воздух. Секунда, другая. Ничего. Защита была лучше, чем я ожидал.

Конечно. Даже после смерти, свои «скелеты» лучше хранить понадежнее. Я попробовал другой режим, запустив циклический перебор частот. Эффективно, но рискованно. Это могло активировать тихую тревогу.

– Ну же, давай, – прошептал я сквозь зубы. Фантомная боль в ноге снова напомнила о себе, резкая и злая. Я стиснул зубы. Пот выступил на лбу.

Наконец, раздался едва слышный щелчок. Победа. Я быстро убрал отмычку и осторожно потянул дверцу на себя. Она открылась вниз, превратившись в импровизированный столик.

Я заглянул внутрь. Там, в центре, стояла простая керамическая урна белого цвета. Без украшений, без надписей. Стандартная модель «Вечность-3Б». Дешево и сердито.

Осторожно, двумя руками, я извлек ее из ниши. Сердце, забилось чаще, мозг выбросил в кровь хорошую порцию адреналина.

Я поставил урну на край ниши и внимательно осмотрел ее со всех сторон. Гладкая, холодная керамика без единого изъяна. Никаких швов, кнопок или замаскированных панелей. Я провел пальцами по крышке, поддел ее ногтем.

Крышка легко открылась, явив моему взору содержимое – однородную массу мелкого серого праха. Я посветил внутрь. Ничего. Просто пепел.

Разочарование снова начало подступать. Неужели все? Неужели Фархад не оставил ничего, кроме своего праха? Я с глухим стуком закрыл крышку и, поддавшись последнему порыву, перевернул урну, чтобы осмотреть клеймо производителя на дне.

И в этот момент я услышал.

Тихий, отчетливый стук. Внутри. Будто что-то легкое, но твердое, ударилось о керамическую стенку. Это был не мягкий шорох праха. Это был звук инородного предмета, которого там быть не должно.

Я замер, медленно перевернул урну обратно. Мои движения стали выверенными и точными. Я снова открыл крышку. Запах пыли и легкой нотки не выветрившейся до конца гари, ударил в нос. На мгновение я заколебался. Это было кощунством, чертой, которую я никогда не пересекал. Но у меня не было выбора.

Я погрузил руку в урну. Прах был сухим и неожиданно шелковистым, как мелкий, сухой песок. Он просачивался сквозь пальцы, покрывая мою руку серым налетом. Медленно, методично я просеивал содержимое, пытаясь нащупать что-нибудь твердое, хоть что-то, кроме пепла. Безуспешно. Горлышко урны было довольно узким и мои пальцы не пролезали достаточно глубоко.

Я вынул руку, стряхнул с ладони и пальцев прилипшие частички праха, и взял урну двумя руками, осторожно наклоняя ее на бок.

Серая, безжизненная пыль медленно посыпалась на крышку ячейки, образуя аккуратный холмик. Я высыпал около половины, когда мои нервы сдали. Я начал трясти урну, и прах посыпался быстрее. Я смотрел на растущую кучку с отчаянной сосредоточенностью, игнорируя мысли об этичности своих действий.

И вот, когда урна была уже почти пуста, с последней порцией пепла из нее выпало нечто маленькое, твердое и легкое.

Оно беззвучно приземлилось на вершину серого холмика, подняв маленькое облачко пепла. Неизвестный артефакт сверкал ослепительно белый светом на сером бархате праха.

Яркий, миниатюрный, идеальной формы лепесток, похожий на нераспустившийся бутон лилии. Я протянул руку и осторожно, двумя пальцами, поднял свою находку. Лепесток был гладким и прохладным. Идеальная, тонкая работа. Я никогда не видел ничего подобного. Это было красиво, и совершенно неуместно в этом царстве смерти и бетона. Это было послание. Записка в бутылке, брошенная в океан забвения.

И теперь у меня была новая зацепка. Новый след.