По образу и подобию

Макс Хайдельберг

По образу и подобию

© Макс Хайдельберг, 2025

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Название: По образу и подобию

Автор (-ы): Макс Хайдельберг

Ссылка: https://author.today/work/476854

Глава 0: Пролог

Ночь на девятом уровне была не просто темным временем суток, здесь она имела плотность – тяжелую, вязкую, как будто все вокруг было окрашено особой светопоглащающей краской. Влажный воздух, пропитанный едкими химикатами и ржавчиной, тянулся в лёгкие тяжелой, липкой субстанцией. К этому почти привыкаешь на нижних уровнях, но здесь, в портовом секторе, к удушающей смеси добавился еще один, тонкий почти неуловимый аромат – яркая нота отчаяния.

Проливной дождь дробил мрак на тысячи звуков, смывая верхние слои грязи с проржавевших насквозь поверхностей, лишь углубляя ощущение безнадежности.

Из густой мглы, словно тень, вырванная из тела самой ночи, выступила фигура. Человек в поношенном плаще, пропитанном влагой и годами скитаний, двигался бесшумно и уверенно по скользкому асфальту. Для него это была не чужая, враждебная земля. Здесь был его приход, его территория, его место покаяния.

Он прошел мимо нагроможденных друг на друга контейнеров, чьи внутренности зияли ржавой пустотой, безмолвные свидетели ушедшей эпохи, выброшенные на свалку индустриального чистилища. Незнакомец не торопился, знал, что его уже ждут, чувствуют его приближение. Наконец он остановился перед одним из уцелевших контейнеров, и воздух вокруг застыл, в предвкушении тяжести неизбежного. В этот момент они начали появляться.

Из темных проемов пустых грузовых контейнеров, словно кошмары, обретшие плоть, вылезли они. Шестеро. Архитектура их тел была изломана чудовищной силой, превратившей их в кошмарную пародию на человеческую форму. Их кожа была серой, как промокший бетон. Мышцы бугрились под ней тугими, болезненными желваками, а суставы изгибались под неестественными, ломаными углами. Но настоящий ужас таился даже не в физическом уродстве, а в их глазах.

Их глаза горели ровным, неестественным синим светом – холодным и притягательным, как свет морских глубин. Страшнее всего было то, что их взгляд не был пустым. В нём мерцало нечто – слишком разумное для безумия и слишком чуждое для человека. В этих глазах угадывались боль, тоска и невысказанный вопрос, от которого становилось холодно.

Незнакомец стоял и смотрел на них. Его вновь наполнили отчаяние и бессилие, смешавшиеся с металлическим привкусом вины.

Они ждали его, как ждут неизбежное. Он не знал, кем был для них – спасителем или палачом. Но видел, как они смотрели сквозь боль, и в этих взглядах отражалось его собственное бессилие. Синий огонь в их глазах был его личным адом, отражением его тяжелых терзаний, за то, что пытался помочь, но не мог предложить большего. Он знал одно: они не выбирали этой участи. Их исковеркали чужие руки, и стояло за этим нечто гораздо большее, чем простая случайность. С губ едва не сорвались слова утешения, но он проглотил их. Пустые звуки в этом царстве агонии ничего не значили. Он глубоко вздохнул, собираясь с силами.

– Пора, – прошептал он, его голос, сухой и хриплый, едва различимый в непрекращающемся шуме дождя. – Идите за мной.

Незнакомец двинулся к контейнеру. Приложил электронную карту, к замку и потянул дверь. Массивная металлическая дверь, изъеденная застарелой ржавчиной, поддалась с протяжным скрежетом. Внутри царил хаос из пустых, мятых коробок и разбросанного упаковочного полимера. Но для него этот мусор значил нечто большее. Каждая смятая упаковка была отметкой времени – следом того, что когда-то здесь удавалось ненадолго отодвинуть мучения. Он прошел вглубь, к единственному уцелевшему ящику, скрытому под слоем плотной брезентовой ткани.

Внутри коробки, на мягком ложе из синтетического волокна, лежали они. Шесть белоснежных, идеально гладких лепестков, похожих на нераспустившиеся бутоны белой лилии. Неуместные и хрупкие в этом царстве тишины и забвения, они казались чужеродными, как россыпь жемчужин в сточной канаве. Аккуратно, почти с благоговением, он взял один из них, и внимательно посмотрел на него, о чем-то задумавшись. Прохладный, невесомый, лепесток покоился на его ладони, как обещание чуда.

Взяв из коробки еще пять таких же, он с тяжелым сердцем вышел наружу. Существа замерли, их взгляды впились в белые капсулы – жадные, острые, будто за гранью хищного желания таилось что-то большее, чем обычный голод.

Он вскрыл капсулу, и ярко-синяя капля геля вспыхнула внутри, как холодная звезда, пульсируя, будто живое существо.

Незнакомец извлек одноразовый инжектор, вобрал в него весь гель, и с хирургической точностью, выработанной годами, ввел драгоценное вещество первому, самому крупному из существ.

Эффект был подобен тишине, наступившей после оглушительного крика. Чудовищное напряжение в мышцах спало, судороги прекратились, и яростный свет в глазах существа начал тускнеть, сменяясь глубоким, почти спокойным ультрамарином. На миг в его взгляде мелькнуло что-то пугающе человеческое.

– Держись, – тихо произнес он, встречая взгляд, полный покорности и невыразимой благодарности.

Он повторял ритуал с остальными, методично, по очереди, один за другим. Когда последняя капля была введена, их изломанные тела обрели покой. Они смотрели на него, и в их взгляде было все: понимание, прощение, безмолвное прощание с этим миром. Он выдержал их взгляды, принимая их безмолвное прощание.

Первый развернулся и исчез в темноте, за ним – остальные. Так же бесшумно, как и появились, они ушли обратно во мрак, спустя минуту их силуэты окончательно растворились в ночи за ржавыми остовами контейнеров.

Незнакомец остался один. Его плащ промок насквозь, но он не чувствовал ни дождя, ни холода, ни усталости. Он стоял посреди порта, глядя на пустой ящик, на дне которого лежала последняя опустевшая коробка. Последний раз он смог дать им то, ради чего они приходили. И тут же пришёл холод – не телесный, а душевный, такой, что выедает пустоту изнутри.

Ржавая дверь контейнера со стоном закрылась. Скрежет и лязг металла – был мгновенно поглощен густой мглой порта. Тишина, нарушаемая лишь барабанной дробью дождя по металлу и редкими стонами ветра, впивалась в уши, усиливая чувство абсолютного одиночества. Чувство безысходности давило на него с такой силой, будто все грехи этого гниющего города разом обрушились ему на плечи.

Незнакомец постоял у двери контейнера, чувствуя, как внутри него образовалась дыра – пустая, холодная, такая же как те коробки, запертые за этой ржавой дверью.

Медленно, с усилием, будто собственные пальцы отказывались ему повиноваться, он достал из внутреннего кармана защищенный коммуникатор. Потрепанный корпус, покрытый царапинами, был артефактом старого мира – того, где еще существовали защита и безопасность. Это был не просто кусок пластика и микросхем. Это была тончайшая нить, связывающая его с его старым другом, тем, кто должен был помочь.

Он набрал короткое, зашифрованное сообщение. Свою безмолвную молитву, которую он повторял уже сотни раз.

Его пальцы набрали короткое, отточенное до механики: «Запас исчерпан. Жду новую партию». Символы проступили на тусклом экране. Он отправил сообщение в пустоту, в цифровой эфир, и замер, привычно ожидая подтверждения. Обычно ответ приходил в течение минуты, максимум двух.

Минута прошла. Две. Пять. Десять.

Тишина в ответ была оглушительной, давящей, она ощущалась как нарастающая угроза. Ледяной червь тревоги пополз вверх по его позвоночнику.

«Сбой в сети?», – прошептал он сам себе, но слова прозвучали неубедительно, слишком натянуто. Сердце забилось в груди как птица, пытающаяся вырваться из клетки, отчаянно и быстро. Ответа не было. Такого не случалось никогда прежде.

Дрожащими пальцами он открыл лог поставок. Его взгляд нашел нужную строку, груз, который должен был прибыть еще вчера, двадцать четыре часа назад.

Напротив нужного контейнера горело одно слово: «Задерживается». Никаких уведомлений. Никаких объяснений. Лишь сухая констатация факта.

Его палец завис над экраном, а затем, словно движимый невидимой силой, обновил страницу с логом поставок. Статус изменился. Прямо на его глазах.

Слово «Задерживается» дрогнуло и расплылось, словно его выжгли кислотой. И на месте строки проступило новое. Нечёткое, оборванное: «Отменено…» – и экран погас. Тишина ударила сильнее любого приговора.

Он снова отправил сообщение, на этот раз с пометкой высшего приоритета, почти мольбой.

Тишина. Линия была мертва.

Он стоял один посреди этого кладбища цивилизации, глядя на экран. Устройство, бывшее символом связи, теперь стало надгробием его надежды.

Незнакомец посмотрел в темноту, туда, куда ушли существа. Он знал, что они скоро вернутся, гонимые новой волной агонии. Знал, что ему будет уже нечего им предложить.

Пустой ящик. Пустые руки. Время – вышло.

Глава 1: Заказ

Кислотный дождь барабанил по бронестеклу моего окна на девятнадцатом уровне. Струи, больше похожие на жидкий неон, стекали вниз, оставляя грязные разводы на панораме дряхлеющего мегаполиса. Лос-Анджелес, как гласили старые карты, теперь просто очередной муравейник, где сталь и плоть сплелись в уродливом симбиозе. С этой высоты город казался живым организмом, мерцающим тысячами огней, но при этом гниющим изнутри. Он был таким же, как и мои клиенты. Как и я сам.

Чужая боль снова вернулась.

Она накатывала волнами, спазм, который не принадлежал мне. Это было эхо. Послевкусие сегодняшней судебной верификации.

Женщина, потерявшая дочь в аварии на транспортной магистрали. Корпорация пыталась доказать, что её горе – симуляция, сбой, алгоритмический сигнал в чипе эмпатии. Их мотив был бездушен и банально прост. Не выплачивать страховую компенсацию.

Моя работа – копаться в чужой душе, отделять настоящие импульсы от синтетических. И я подтвердил ее правоту. Горе было подлинным. Настолько, что его осколки застряли во мне как шрапнель.

Я закрыл глаза, но образ не исчезал. Размытое лицо маленькой девочки, смех, который я никогда не слышал, но чувствовал его вибрацию в гортани. Ощущение крошечной ладошки в моей руке. Воспоминания, которые не были моими, но жили во мне, будто я лично их пережил. Дар и проклятие.

Верификатор. Звучит солидно. На деле – мусорщик чужих эмоций. Я вдыхаю их скорбь, их страх, их ложь, а выдыхаю пустоту и цинизм. И деньги. Обычно небольшие.

– Аура, статус, – прохрипел я, не открывая глаз. Голос был чужим, севшим от усталости.

– Добрый вечер, Джейкоб, – отозвался бесплотный женский голос. Мягкий, как синтетический шёлк. – Температура в помещении – двадцать два градуса. Влажность – сорок пять процентов. Уровень загрязнения воздуха снаружи – критический. Рекомендую не открывать окна в течение следующих двенадцати часов. На Вашем счету осталось четыреста семьдесят два кредита. Напоминаю, арендная плата будет списана через три дня.

Напоминание о балансе прозвучало как приговор. Последний гонорар покроет аренду, но оставит меня с пустым холодильником и дешевым виски. Я усмехнулся. Система никогда не проигрывает. Она дает ровно столько, чтобы ты мог продолжать работать и платить по счетам, но не больше. Никаких шансов вырваться.

Я побрёл к бару, хромая на левую ногу. Вторая фантомная боль. Отголосок отставного солдата, чьи воспоминания я верифицировал два дня назад. Он потерял ногу при зачистке трущоб. Его списали по здоровью, обвинив в халатности.

Теперь его боль жила во мне, напоминая о том, что даже самые глубокие раны можно оцифровать и передать другому.

Я налил себе дешевой янтарной жидкости в стакан. Тихо звякнул лед. Первый глоток обжег горло, он принес минутное облегчение, смывая горечь чужой боли и заменяя её на мою собственную.

Верификация – это искусство различать оттенки лжи. Искать невидимые улики. Подмечать тончайшие детали. Микроэмоции, мимолётные движения, жить в чужих отпечатках сознания, как в своем собственном.

Искусство видеть то, чего не видит никто, проживать то, что никто не хотел бы прожить.

Врут абсолютно все. Не только простые люди. Корпорации подделывают отчеты, политики – свои обещания, врачи память пациентов, подменяя свое истинное безразличие мнимой заботой, инженер отчет о качественно проделанной работе. А я сижу в этом кресле, подключенный к нейроинтерфейсу, и смотрю на синусоиды их души на мониторе. Я вижу правду, которую они прячут сами от себя.

Память о любви, оставшаяся от клиентки, которую бросил муж. Память о предательстве партнера по бизнесу, которого кинули на крупную сделку. Память о страхе нелегального курьера, попавшего в переделку с бандой с нижних уровней.

Все это оседает во мне, слой за слоем. Иногда мне кажется, что я давно стал коллекцией чужих трагедий. Ходячим мусорным ведром для уже никому не нужных, мертвых чувств.

– Аура, включи новости. Без звука, – распорядился я, делая еще один глоток.

На стене напротив ожило голографическое окно. Очередной лощёный диктор с идеальной улыбкой рассказывал что-то про вечную молодость и полный контроль над сновидениями. Они продают мечты, упакованные в красивую обертку. Но я вижу их изнанку – манипуляции, сбои, побочные эффекты.

Я отвернулся от экрана. Все это было фоновым шумом, бесконечной рекламой мира, в котором я не хотел жить, но откуда не мог сбежать. Я подошел к окну. Внизу, между небоскребами, проносились аэрокары, их огни расчерчивали мокрую тьму. Где-то там, в этом хаосе, люди продолжали лгать, любить, убивать и отчаянно пытаться что-то почувствовать.

А я был их судьей и их исповедником. Проклятая работа. Но другой у меня не было.

Нужен был новый клиент. Новое дело, которое позволит не думать о счетах хотя бы пару месяцев. Что-то простое. Неважно что именно, лишь бы не оставляло после себя новых фантомных болей и новый набор ужаса и терзаний в моей душе.

Дверной звонок прозвучал резко, неуместно в этой тишине, прервав мою болезненную рефлексию о стремительной деградации человечества.

Я замер. Задумался. В такое время ко мне никто не приходит. Разве что арендодатель с парой громил, но они обычно звонят заранее.

Этот звонок сразу показался тревожным. Я помнил, что включил статус «офис закрыт». Еще звонок. Тот, кто стоял за дверью, прекрасно знал, что я дома.

Чужие голоса в голове стихли, будто кто-то убавил громкость, – осталось лишь знакомое предчувствие приближающихся неприятностей.

Я медленно поставил стакан на стол и подошел к двери.

На ярком голографическом экране на стене все еще шла беззвучная реклама «Киберон Системс», обещавшая рай в цифровой упаковке. Я нажал на кнопку интеркома, активируя камеру. Изображение, возникшее на экране, было таким же неуместным в моем коридоре, как цветок, проросший сквозь бетон.

Она стояла там, идеальная, красивая, неподвижная. Женщина из другого мира. Дорогое пальто цвета ночи, светлые волосы в безупречной укладке – чуждая роскошь для нижнего города. Её лицо было симметричным, спокойным, совершенным. Такие не ходят по девятнадцатому уровню. И не звонят в двери неудачников с почти нулевым балансом.

Инстинкт кричал – не открывай.

Инстинкт – это роскошь, которую я себе уже не мог позволить. Четыреста семьдесят два кредита. Эта цифра горела в моем мозгу ярче, чем неоновые вывески за окном. Я нажал на кнопку, и дверь с тихим шипением отъехала в сторону.

Она вошла, и воздух в комнате изменился. С собой она принесла слабый, лёгкий, но яркий аромат дорогого парфюма, мгновенно создавший в офисе ощущение запаха грозы в районном парке высших уровней. Он перебил дух виски и моего одиночества. Она не стала осматриваться, её взгляд, холодный и ясный, как лёд, остановился на мне. В нём не было ни страха, ни любопытства. Только цель.

– Джейкоб Касс? – ее голос был ровным, абсолютно никаких эмоций, как у хорошо натренированной голосовой нейросети, но с едва уловимой живой вибрацией. Он не вязался с ее безупречной внешностью.

И было в нем что-то еще. Что-то, что заставило мой внутренний анализатор споткнуться. Я привык видеть телеметрию чужой души – рваную, хаотичную, полную помех. Ее же сигнал был… идеальным. Безупречно ровная линия, абсолютное спокойствие. Не тон человека, хорошо управляющего своими эмоциями, а тон механизма, у которого их просто нет. Мой внутренний алгоритм анализа микронапряжений вернул ноль. Ноль. Будто передо мной – манекен с идеально сшитыми эмоциями.

– Зависит от того, кто спрашивает, – ответил я, скрестив руки на груди. Я старался казаться тверже, чем чувствовал себя на самом деле. Фантомная боль в ноге снова напомнила о себе тупым уколом.

– Меня зовут Эвелин Вольф. Мне нужна ваша помощь, сказала она, слегка улыбнувшись и протянула мне руку.

Я кивнул и, стараясь скрыть охватившее меня волнение, указал на одно из кресел возле стола. Сделал жест рукой, предлагая ей присесть. Затем обошел стол и опустился в свое собственное, стараясь сохранить невозмутимый вид. Гостья не села, оставшись стоять, будто мебель в моей квартире была ниже ее достоинства.

Она говорила так, словно не просила, а сообщала факт. Словно моя помощь была чем-то, что уже лежало у нее в кармане. Я промолчал, приглашая ее продолжить. Она прошла в центр комнаты, ее движения были плавными, выверенными, в них не было ни одного лишнего жеста.

– Мой отец пропал. – сказала она так же ровно. – Его зовут Ариман Вольф. Он главный биоинженер в «Киберон Системс». Он не выходит на связь уже тридцать шесть часов. Его личная служба безопасности не нашла никаких следов. Полиция неэффективна. Типичный госоператор низкого приоритета. Их SLA по таким делам – ниже плинтуса.

Я усмехнулся. «Киберон Системс». Корпорация, чья реклама крутилась у меня на стене минуту назад. У них свои законы и своя армия. Если их безопасность ничего не нашла, то либо они плохо искали, либо доктор Вольф не хотел, чтобы его находили. А может, его и вовсе не стоило искать.

– А я-то здесь причем? Я занимаюсь верификацией, а не розыском пропавших людей. Я не детектив, мисс Вольф.

– Вы правы, мистер Касс, сейчас Вы не детектив. Я осведомлена о Вашем текущем роде занятий. Сочувствую. Непростая работенка. – она слегка скривилась, пытаясь изобразить искреннее сочувствие, но вышло не очень. – Но, так же я знаю, что Вы были детективом. И весьма неплохим. Не так ли?

– Откуда Вы…? – растерялся я от неожиданности. – Хотя… впрочем, это не важно. Все это было давно. – отгоняя от себя старые, давно забытые воспоминания, отмахнулся я.

– У «Киберона» есть свои ищейки, мисс Вольф. Гораздо лучше и эффективнее меня. Почему вы пришли сюда? На девятнадцатый уровень? В этот… офис.

Я машинально обвел взглядом стены своего потрепанного офиса. Она проследила мой взгляд, и на ее идеальном лице не дрогнул ни один мускул. Ее не волновало окружающее убранство, ее волновало только дело и результат.

– Потому что внутреннее корпоративное расследование привлечет ненужное внимание. Работа моего отца была… э.… деликатной. Мне нужен человек, умеющий находить то, что не лежит на поверхности. Умеющий работать тихо. И Вы, как меня заверили, именно тот, кто мне нужен, к тому же Вы не задаете лишних вопросов. Когда цена правильная, разумеется.

Последняя фраза прозвучала как удар. Она знала обо мне больше, чем я хотел. Достаточно, чтобы это тревожило. Она пришла подготовленной. Это переставало быть просто странным визитом. Это начинало пахнуть ловушкой.

– Я не ищу пропавших людей. Я копаюсь в воспоминаниях. Проверяю правду. Моя работа – сидеть в этом кресле, а не бегать по городу, рискуя головой.

– Это и есть верификация, мистер Касс. Самая важная. Нужно найти правду о том, куда он исчез. Я полагаю, ответ скрыт в его работе, в его данных. Это ваша специализация. Отделить факты от цифрового шума.

Она была хороша. Очень хороша. Ее логика была безупречна, как и ее лицо. Но я уже видел достаточно безупречных фасадов, чтобы знать, какая гниль скрывается за ними. Я собирался отказаться. Вежливо, но твердо. Сказать, что это не мой профиль, и проводить ее до двери.

И тогда она назвала цену.

– Сто… Тысяч… Кредитов… Десять авансом, прямо сейчас. Остальные – когда найдете его или получите неопровержимые доказательства того, что с ним случилось.

Воздух вышел из моих легких. Сто тысяч. Эта сумма звучала как пароль от другой жизни. Жизни, где нет долгов за аренду, нет дешевого виски, нет страха перед завтрашним днем. На эти деньги можно было купить билет наверх. Ну не на самый верх, но по крайней мере, перебраться на сороковой уровень и дышать приличным воздухом.

Молчание затянулось.

Я смотрел на нее, а видел цифры на своем счету. 472. А в голове по кругу повторялись слова: Сто… Тысяч… Кредитов… Пропасть между ними была размером с мою жизнь. Мой цинизм, моя усталость, мое предчувствие беды – все это сжалось, стало маленьким и незначительным перед лицом этих денег. Она видела это. Она все видела.

– Согласен, – выдохнул я. Слово прозвучало чужим.

Она кивнула. Снова ни тени эмоций. Просто констатация факта. Эвелин Вольф достала из кармана изящный как произведение искусства, мобильный коммуникатор и набрала несколько команд. В ту же секунду мой личный терминал на столе радостно пискнул, подтверждая входящий перевод. Десять тысяч кредитов. Просто так. Мое сердце пропустило удар.

– Это аванс. – сказала она. А это, – доставая из другого кармана черную, тонкую металлическую информационную пластину. – Ключ доступа к частной лаборатории моего отца на шестьдесят втором уровне.

Пропуск на верхние уровни и разрешение на пребывание Вам пришлет моя помощница. Там вы можете начать. Его квартира и офис в башне «Киберон» опечатаны службой безопасности. Лаборатория – единственное место, куда у них пока нет доступа. У вас есть сорок восемь часов, прежде чем они его получат. Я буду на связи.

Она положила тончайший, черный как ночь, прямоугольник на край стола. Холодный металл коснулся пыльной поверхности.

Не сказав больше ни слова, она развернулась и так же бесшумно вышла. Дверь за ней закрылась, и я остался один. Но комната уже не была прежней. Она все еще пахла ее парфюмом. Я медленно подошел к столу и посмотрел на экран терминала. Цифры не врали. Десять тысяч четыреста семьдесят два кредита. Я был богат. По крайней мере, здесь. По крайней мере на сегодня.

Я взял пластину. Холодная, гладкая. Ключ – не только к лаборатории, но и к ящику Пандоры, который я согласился открыть. Чувство тревоги вернулось, острое и холодное как скальпель. Я продал себя, не зная покупателя.

Я посмотрел в окно, на бесконечный, безразличный город. Где-то там был доктор Ариман Вольф, живой или мертвый. И теперь его тайна стала моей. За сто тысяч кредитов.

Глава 2: Работа принята

Здание частной лаборатории Вольфа поднималось монолитом из стекла и стали – корпоративный шпиль, затерянный среди роскоши и искусственных заповедников верхних уровней.

В холле не было ни души – лишь безмолвные сервисные дроны методично полировали и без того идеальный пол. Голос из скрытого динамика, вежливый и бесплотный, попросил меня приложить инфопластину к сканеру. Я подчинился. Зеленый огонек вспыхнул, и турникет бесшумно отъехал в сторону. Лифт скользнул на нужный уровень в мертвой тишине, нарушаемой лишь гулом крови в висках.

Коридор был таким же стерильным и пустым. Дверь с табличкой «42—7Б» ничем не выделялась среди прочих. Я снова приложил инфопластину. Замок щелкнул с тихим электронным звуком, и дверь отъехала в стену, открывая вид на царство белого пластика и хромированной стали. Я вошел внутрь.

Запах антисептика ударил в нос – резкий, химический. Он был таким сильным, будто им выжигали не грязь, а само присутствие жизни. Воспоминание о запахе парфюма Эвелин показалось чем-то далеким и почти нереальным.

Лаборатория была пуста. Идеально пуста.

Я ожидал увидеть следы, любые, не важно. Следы спешного бегства, борьбы, работы, хоть какой-то беспорядок. Но здесь царила хирургическая чистота. Рабочие столы были пусты, на них не было ни единой пылинки. Мониторы терминалов были выключены, их экраны зияли черной пустотой. Ни разбросанных инструментов, ни забытых колб, ни случайной записки.

Все, что могло намекнуть на характер или привычки хозяина, отсутствовало.

Здесь тщательно прибрались. Не просто тщательная уборка, а комплексная зачистка. Работа профессионалов: холодная, безупречная, стерильная до последнего следа.

Я подошел к главному терминалу, массивному блоку, встроенному в центральную консоль. Мои пальцы оставили на безупречной поверхности едва заметные отпечатки. Я включил его. Система отказалась загружаться, все накопители были отформатированы. Не просто очищены – выжжены низкоуровневым форматированием, так что не осталось даже цифрового эха удаленных файлов. Я проверил еще два терминала. Тот же результат. Призраки данных, которые я так привык вытаскивать на свет, здесь были мертвы окончательно. Я почувствовал, как волна разочарования смешивается с растущей тревогой.