Монстр. Книга 3. Слепой выбор

Лежать я не мог, стоять не было сил. Я полусижа, облокотившись на руку пытался уснуть, но впадал в бред и вздрагивал, словно меня продолжали бить. Сколько так длилось не знаю, но может быть к полуночи заскрипел ключ в двери моей камеры. Я насторожился. Ночной допрос? Я отмел эту мысль. Что еще Тарсон не выяснил. По моему брату все ясно. К тому же, приговор вынесен. Тогда что это? Я попытался поднять голову и увидел призрака. Она была в белом и парила. Я хотел заговорить с ней, но в горле пересохло. Я простонал. А она скользнула к моей кровати и холодной рукой провела по лбу.

Призрачная девушка что-то прошептала, но шум, что стоял в ушах не позволил разобрать ее слов. Она провела рукой по моей груди, опустилась ниже.

Господи, неужели я уже в раю?

Боль, что была еще вечером отступила от холода, что дарили ее прикосновения. Она медленно водила по моей груди и шее, касалась лица и губ. Затем поднесла к моему рту сосуд, и я сделал глоток. С трудом. Сперва подумал, что вот-вот эта жидкость попросится наружу, но она была словно вязкая и обволокла мое горло. Тошнота отступила.

Движения этого ангела стали жечь, я сравнил это с тем, как мне в детстве мама прижигала раны. Это сперва больно, но если подуть, то терпеть можно. Именно такой спасительный ветерок я ощутил на коже.

– Неужели, я умер? – мелькнула мысль.

Но я в своем теле и вроде бы дышу. Я вдохнул. Правда получилось не полной грудью, но я действительно дышал. Тогда что это за видение? Ангел? Или дух? Впрочем, все равно. С ней так хорошо.

Я почувствовал, как что-то теплое и бархатное коснулось моего лица. Я ощутил дыхание призрака. Робкое, тихое. И шепот, снова раздался тихий шепот. Хотелось бы мне увидеть ее, но глаза не открывались. Губ словно коснулись другие губы, и я ощутил ее запах. Чистый, нежный, манящий. Я ни с кем не был так близко, чтобы ощутить влажный поцелуй. Я разомкнул губы, но призрак отдалился и вновь лишь ее холодные руки коснулись лба, убирая испарину.

Что она делает? Может это вовсе не призрак? Хотя кто еще? Я ведь в тюремной камере. Только вот здесь явно не может быть женщины. Если еще лекаря могли прислать, чтобы обработать мои раны, то девицы прислать не могли. Должно быть у меня сильный жар и галлюцинации. Сейчас ночь и я один в темной одиночной камере. Призрак растворился. Я больше не ощущал ее присутствия. Привиделось. Навело. Все это бред и агония уставшего организма. Стало страшно. Вот так выглядит сумасшествие. Но скоро все кончится. Лишь сутки остается жить. Слишком мало, чтобы что-то успеть или изменить. А в его глазах я останусь ничтожеством, что поднял руку на собственную кровь.

Как мало времени что-то изменить или хотя бы попросить прощения. Сутки и я… Страшно, брат. Мне действительно страшно теперь, что будет с Отто, с отцом, с тобой? Я всех подвел. Всех подвел.

Я видимо провалился в сон, потому что дальше был какой-то бал или праздник. Мама в белом платье, улыбающаяся Заи, счастливый отец и братья. Отто в парадном костюме и Тарсон, как всегда в черном, что так ему к лицу…

Проснулся я от ноющей боли. Я думал, что вчера было больно. Как же я ошибался. Сейчас я даже рукой пошевелить не мог. Глаза правда разлепились легко. Сколько же я проспал, если солнце играло лучиками на столе? Грохнул затвор камеры и в мою «келью» зашел лекарь. Это я понял по сумке, что он сразу поставил на скамью.

– Позволите, милорд? Я осмотрю вас и постараюсь облегчить прибывание тут.

Я спустил ноги на пол и с большим трудом сел.

– Здесь всех осужденных так ублажают? – я снова пытался язвить.

– Приказ командира Розиана.

Теперь ясно. Друг Тарсона проявил заботу. Хотя спасибо ему.

Лекарь подошел ко мне и смочил ткань в каком-то составе.

– Смотрю ваши раны уже обработали. Вчера приходил кто-то из моих коллег?

Доктор приступил к процедуре, а я задумался. Нет, я же не сумасшедший. Вчера действительно кто-то приходил и… Меня озарило. Та девушка. Она же не гладила меня, а обтирала чем-то холодным, как сейчас обтирает лекарь.

– А у вас есть женщина-лекарка? – спросил я.

– Нет, милорд, – отозвался лекарь. – Эта тюрьма предназначена только для мужчин. Было бы опасно посылать к осужденным женщину.

– А нет никакой возможности проникнуть сюда девушке?

– Вы хотите свидание с барышней? – предположил врач. – Так вам о свидании лучше с Норимсом поговорить. Если он разрешение даст, то думаю вы увидитесь с ней.

– Нет. У меня нет девушки.

– А-а-а, – словно догадался мужчина. – Вам такого рода девица нужна? Такое тут не разрешено. Это же не бордель.

Ратмир закряхтел. Смесь боли от процедуры и нелепые догадки лекаря доставляли неприятные ощущения.

– Я не о проститутках говорил. Да, ладно. Забудьте.

Врач пожал плечами и продолжил обработку ран.

– Вы крепкий. На вас эти побои быстро заживут.

– Быстро? За один день?

– Ха-ха, ну не за день, но через неделю их видно не будет.

– Ну да, черви быстрее их съедят, – добавил герцог.

– Бог с вами… Что вы такое говорите?

– А вы разве не знаете? Казнят меня завтра.

– Чур меня… – доктор отшатнулся от меня как от прокаженного, но потом взял себя в руки. – Понятно почему о свидании с девицей мечтаете. Поди не было никогда подруги? Тогда попробуйте Розиана попросить о таком. Сегодня говорят Норимса и паладина Вариона во дворце не будет, а Нельсон куда сговорчивее и добрее. Авось не откажет в последней просьбе.

– Нет. Мне этого не нужно. Обойдусь без такой радости.

– Ну, как знаете.

Лекарь поднялся и собрал колбочки в сумку. Кивнув мне, мужчина дошел до выхода и стукнул в дверь. Стражник тут же его выпустил, и я вновь остался со своими мыслями наедине.

Глава 8. Последние сутки перед казнью

Отто пришел к младшему брату после обеда. Парень сидел за столом и пытался поесть. Увидев брата, младший оживился.

– Зубы целы. Несмотря на то, что у брата сильный удар.

– Как ты? – спросил Отто и сел рядом.

– Пытаюсь хоть что-то съесть. Не хочу доставить Тарсону такое удовольствие, и умереть с голода.

– Я был у отца, – не стал обострять средний Варион.

– Как он отреагировал?

– Я не смог ему сказать. Мир, прости. Мне смелости не хватило признаться, что наш брат подписал тебе смертный приговор.

– Ну и ладно. И не говори ему. Пусть я хоть еще один день буду хорошим сыном, а не предателем.

– Мир, ты не предатель. Я это знаю. Мне все равно, что будут трепать остальные. Мой брат не предатель.

– Я все думаю, – продолжил спокойно парень. – Как бы моя казнь не отразилась на вашей службе. Надеюсь, Тарсон сможет объяснить королю, что братья не могут отвечать за поступки своего брата.

– Наш король справедлив. Уверен, что Тарсону ничего не угрожает. А я… Должно быть я не в фаворе. Кэрол не принял меня сегодня. Я все утро проторчал в приемной. Бесполезно.

– Не трать время. Мне никто не поможет.

– Это не справедливо, Мир.

Младший Варион улыбнулся и хлебнул остывшего супа.

– Это еще не последний ужин, но есть можно.

– Тарсон приходил?

– После вчерашнего? – парень потер щеку. – Нет. Его говорят вообще сегодня не будет во дворце.

– То-то я разрешение на посещение у Розиана брал.

– Я не верю, что это все, – Ратмир шмыгнул носом. – Вчера паниковал, бесился, а сегодня не верю. Я хочу с ним снова поговорить. Сказать, что был дураком. Отто. Я сам не понял, как я нанял этого выродка, чтобы он убил Тарсона. Я словно во сне был.

Парень потер глаза.

– Ты ведь пытался со мной поговорить, но я не слышал тебя. Я просто взял и заказал его. За одно за это я заслуживаю ту судьбу, которую мне уготовил паладин. Я ведь его не виню… Он прав. Как всегда и во всем.

– Я ему не прощу.

– Отто. Не совершай моей ошибки. Он наш брат.

– Братья так не поступают. На его месте я бы в отставку ушел.

– Как знаешь. У меня нет сил бороться. Кстати, ты говорил, что Тарсон нам наследство отца выхлопотал? Забери мою долю себе.

– Мне это не нужно…

– Мне тоже завтра уже не потребуется. Ты же знаешь на каких счетах деньги. Переведи себе.

Отто в отчаянии стукнул кулаком по столу и выругался.

– Ненавижу Тарсона. Не прощу.

– Он наш брат. Не говори так больше, – слишком серьезно для себя ответил Ратмир и положил руку на плечо среднего Вариона.

– Мне нужно идти. Отряд весь день без меня.

– Не приходи завтра на казнь. Я не хочу, чтобы ты видел…

Отто подскочил к брату и притянул в объятья.

– Прости меня. Прости. Я должен был тебя образумить. Остудить. Но я не Тарсон. Это он умеет вправить мозги. Прости. Я плохой брат. Прости.

Ратмир изо всех сил сдерживал слезы и старался крепиться. Брат его отчаяния не должен видеть.

– Ты не виноват. Я один во всем виновен. Не вини Тарсона. И… Если мне не удастся… Скажи ему, что я его тоже любил. Как и всех вас маму, отца, Заи и тебя… Его я тоже любил…

Братья простояли молча еще несколько минут и с горечью расстались.

День длился очень долго и лишь под вечер пришел священник, чтобы исповедовать осужденных на смерть. То, что прибыл священнослужитель младший Варион понял сразу, потому что по камере разнесся запах церковных благовоний. Впрочем, ждать святого отца пришлось долго. Видимо он сперва посетил камеры Маркинса и Таджа. Ратмир же, который по началу хотел столько сказать священнику, перегорел и встретил монаха со словами:

– Благодарю, что пришли, но передайте паладину, что я хочу видеть не священника, а его самого.

Парень решил для себя, что исповедоваться он будет перед братом, ведь ему нужно его прощение, а не Создателя.

Монах попытался образумить герцога, но тот был непреклонен.

– Я отказываюсь от исповеди и причастия. Мне нужна только встреча с судие́й Тарсоном Варионом.

– Я передам вашу просьбу, милорд.

И он ушел. Дальше только тишина и полное безмолвие. Ратмир ждал несколько часов и больше не выдержав, крикнул стражнику.

– Милорд Варион, – ответил тот через решетку. – Я только что заступил на пост. Знаю лишь то, что паладина сегодня не было во дворце. Ворота уже закрыли, милорд. Я не думаю, что судия́ появится.

Ратмир выругался. Оставалась ночь и несколько часов жизни. Отчаяние грызло парня и терпеть боль стало невыносимо. Он упал на кровать и разрыдался. То спокойствие, что было в его душе весь день сменила истерика. Парень сорвался.

Как он уснул, Ратмир не помнил. Измученный, уставший организм просто взял свое и дал молодому герцогу несколько часов забытья.

Разбудил Ратмира звук открывшейся камеры. В дверях стоял конвой и младшему Вариону стало все ясно. Он молча поднялся, умыл лицо и скрестив руки за спиной, отправился на казнь.