Мгновения вечности

– А вот где мои мальчики!

Отец обернулся, и Кайрос проследил за его взглядом. На крыльцо за ними вышла мама, но она выглядела как-то иначе. Ее белая домашняя рубашка была вся в крови. Разве ей не больно? Почему она улыбалась?

– Беги к ней, чемпион, – подтолкнул его отец, но Кайрос не мог сдвинуться с места.

Как он не видел?

Было слишком поздно. Она уже умерла.

– Как часто вам снятся кошмары? – будто из-под толщи воды послышался голос психолога.

Кайрос быстро моргнул, пытаясь стряхнуть воспоминание об ужасном сне. У него создавалось ощущение, что те становились с каждым днем все хуже и хуже, все реалистичнее и реалистичнее.

Нереальной в этих снах была лишь отцовская доброта. Отец разучился любить в ту самую ночь, когда им сообщили о смерти мамы. Это было похоже на поцелуй дементора[10]: в одно мгновение из него высосали все самое светлое, оставив лишь пустую мрачную оболочку. Кайрос и сам не находил себе места в мире без нее, но он еще долго и безуспешно пытался вернуть их отношениям с отцом былую теплоту. Несмотря на все его старания, айсберг в отцовской груди разрастался с каждым годом, пока не стал настолько огромным, что даже «Титаник»[11] не пережил бы столкновения с ним.

– Если не хотите, мы можем поговорить об этом позднее.

– Все в порядке, – соврал Блэквуд. – Они снятся мне довольно часто, поэтому хотелось бы поскорее от них избавиться.

Ван дер Берг кивнул, выражая свое, казалось, неисчерпаемое понимание:

– О чем они?

– О моей семье.

Ему нечего было скрывать. За его короткую жизнь о семье Блэквуд журналисты известных мировых изданий успели снять не один дерьмовый репортаж, где выставляли на обозрение общественности все грязное белье в самых мельчайших подробностях. Удивительно, как BBC до сих пор не сняла о них документальный фильм. Людям ведь всегда так интересно, как живут власть имущие.

– Как вы думаете, почему ваш отец умер?

– Алкоголь.

Банально, но это так. Выпивка в их доме текла рекой – вероятно, сказался нервный бизнес, политические интриги или еще бог знает что. Кайрос никогда не пытался помочь ему в борьбе с зависимостью, потому что никакой борьбы не было. Отец лежал с поднятым белым флагом, литрами вливая в себя виски.

– Это причина, но почему это произошло? Почему он пил?

Всем всегда нужны причины. Ошибка новичка. Кайрос думал, что со своей стороны делал все, чтобы отец перестал пить. Он вырос образцовым наследником богатейшего рода Блэквуд, но толку от этого было ноль. Очевидно, причина крылась не в деньгах и не в том, что он бы хотел оставить после смерти, но тогда…

– Может быть, из-за мамы.

– Вы ее помните?

Только ее улыбку и веснушки, рассыпанные по всему лицу.

– Мне было пять лет, когда ее убили. Разве что пару мыльных воспоминаний.

– Ваш отец любил ее?

Кайрос не сдержал грустного смешка:

– Безмерно.

В мире не существовало эквивалента тех чувств, которые его отец испытывал к маме. Он делал ей завтрак в постель каждое воскресенье, он покупал ей столько букетов, что по гостиной порой невозможно было пройти. Она была для него всем, как еще это описать?

– Как он отреагировал на ее смерть?

– Винил себя за то, что его не оказалось рядом.

Эдвард щелкнул ручкой и убрал ее в сторону.

– А что думаете вы?

– Грабитель выстрелил моей матери в живот, что он мог сделать? В худшем случае это чудовище застрелило бы обоих, в лучшем – спасся бы кто-то один. Тут нет выигрышного варианта.

Отец всегда сокрушался, вспоминая тот трагический вечер, но Кайрос никогда не мог понять его злости на самого себя. Будто можно было повернуть время вспять и заставить ее вызвать такси поближе к магазину. Какой смысл страдать по тому, что ты не можешь изменить?

Кайрос опустил голову и посмотрел на круглый циферблат отцовских часов. Еще десять минут пыток – и очередной прием у психолога закончится.

– Как поживает ваш якорь? – перевел тему психолог, видимо заметив, что Кайросу становится некомфортно.

С Кейт все более или менее налаживалось, если речь шла о нейтралитете. Они уже несколько раз оставались в классе после французского, чтобы подготовиться к языковому экзамену. Нельзя было сказать, что это сильно сближало: в основном они молча решали тесты или обменивались фразами на французском, чтобы Кайрос мог поправить ее произношение. Толку от этого всего было мало. Кейт закрывалась от него, она ему не доверяла, и от их тесного общения на протяжении почти двух недель ничего не менялось. У нее были настоящие друзья: Эшер, который забирал ее после их занятий, Пэм, с которой Кейт неизменно сидела на французском, и, в конце концов, у нее был Патрик, который одним своим присутствием выключал ее гениальный мозг.

– Я думаю, что ошибся с целью.

– Вы выбрали человека, который вам небезразличен, а значит, не могли ошибиться.

– Между нами успела выстроиться слишком высокая стена, – попытался объяснить он Эдварду. – Не думаю, что у меня хватит времени или сил, чтобы ее перепрыгнуть.

Ван дер Берг оперся на стол, сцепив перед собой пальцы. Он был ровесником отца Кайроса, но выглядел заметно моложе: его лицо не имело единой морщинки. Видимо, психология не такая уж изнурительная профессия, если сравнивать ее с политикой.

– Стены строят люди, Кайрос. Ты положил эти кирпичи, и ты же можешь их разобрать.

Он годами унижал ее вместе с Питером, Тимми и Джимом. На ее месте Кайрос бы засунул эти кирпичи назад как можно быстрее.

Неутешительный итог неутешительного сеанса. Кайросу все больше казалось, что эта задумка с психологом все лишь усложняла.

Покинув кабинет ван дер Берга, он отправился через главное фойе в самую большую аудиторию Винтерсбрука. Обычно ее использовали для лекций на несколько групп или тогда, когда к ним приезжал известный спикер. Можете оценить, насколько убедительной могла быть профессор Фокс, если она выпросила ее у директора Диккенса ради обычной контрольной, чтобы рассадить учеников подальше друг от друга.

Кайрос не стал дожидаться Джерри: тот, скорее всего, уже был внутри. Перед контрольными все спешили занять места как можно раньше, потому что иначе тебе могла достаться самая неприятная часть парт возле соколиного гнезда Маргарет.

Зайдя внутрь, он поправил лямку портфеля и обвел беглым взглядом высокие готические своды. Если бы не две массивные белые колонны в центре, поддерживающие потолок, эта старинная каменная конструкция давно рухнула бы им на головы.

Следом Кайрос изучил ряды тяжелых дубовых столов, за которыми нервно перешептывались студенты. Им казалось, что они говорили достаточно тихо, но в заполненной аудитории этот шепот напоминал глухой гул пчелиного улья. Благо найти свободное место среди пчелок было не так уж и сложно, потому что парты, расставленные полукругом, напоминали конструкцию амфитеатра и потому легко просматривались. Будь эта аудитория настоящим амфитеатром, Кейт и Эшер заняли бы зону, выделенную для королевских особ. Рейнхарт, не страшась ни взглядов, ни близости к преподавателю, выбрала самую середину зала – максимально низкую точку, ближе всего к профессору, ближе всего к арене.

Ее брови были сложены домиком, пока она повторяла материал, большие круглые очки слегка сползали по носу, а серебристо-голубой галстук, казалось, немного ее душил. Никто в академии не придавал форме такого большого значения, как она. Всегда идеально выглаженная рубашка и юбка, черные гольфы в цвет оправы очков и начищенные до блеска лакированные туфли на небольшом каблуке. Иногда она носила вместо них кеды, и это были любимые дни Кайроса, потому что без каблуков Кейт вынуждена была вставать на цыпочки, чтобы достать нужную книгу в библиотеке. В эти моменты полы ее рубашки слегка задирались, обнажая тонкую линию молочной кожи.

– Кайрос!

Он даже его имя умудрялся произносить с акцентом.

– Привет, Джим, – поздоровался с приятелем Блэквуд. – Тоже не знаешь, как лучше всего сбежать от этой мымры?

– Нет, просто искал Шарпа.

– Так вот же он, – указал Джим на рыжую макушку Джерри, которая ярко выделялась среди других учеников.

К счастью, он сел не так уж далеко от Кейт, поэтому небольшое подглядывание осталось незамеченным.

Кайрос не мог писать контрольную, находясь вплотную к другому студенту, поэтому после того, как пожал Шарпу руку, отодвинулся от него на несколько метров. Блэквуду повезло: он сидел с краю, ближе всего к лестнице, а профессор Фокс явилась на контрольную с небольшим опозданием, так что лицезреть нравоучительное шоу по поводу опозданий Кайросу не пришлось.

Бланк с вопросами зашуршал в тишине, когда он смял его пальцами. На каждом листе – выверенный, аккуратный почерк Маргарет, безукоризненные вопросы, беспощадные в своей простоте: «Перечислите реформы Солона», «Охарактеризуйте политическое устройство Афин и Спарты», «Опишите роль оракулов в греческой культуре». Он не мог ручаться за каждого в этой аудитории, но Кайросу показалось, что в этот раз профессор Фокс была к ним мягка. Справившись с заданием одним из первых, он засмотрелся на туман, который стелился за окном, обволакивая шпили замка. Ветер ритмично бился в витражи, пока за спиной Блэквуда кряхтел не то от паники, не то от злости какой-то студент. Джерри тоже поскрипывал скамейкой: ему-то точно не терпелось быстрее покинуть душную аудиторию. Безусловно, Шарп все сдаст и в итоге закончит в этом году обучение вместе со всеми, но не благодаря знаниям; просто он был хитрее всех в академии. Заметив у него в рукаве шпаргалку, Кайрос лишь улыбнулся своим мыслям.

– Эй, Кайрос, – позвал его кто-то шепотом со скамейки ниже.

Блэквуд опустил взгляд и увидел улыбающегося Джима, который крутил перед лицом баночку с чернилами. Зачем этому придурку вообще понадобились чернила на контрольной?

Не успел Кайрос обдумать все сам, как Джим любезно кивнул в сторону… Кейт.

Черт возьми.

Она сидела прямо под ним.

Его глаза тут же округлились от ужаса, а ловкие пальцы Джима тем временем уже начали откручивать крышку. Он хотел опустошить всю банку – на вид там было безумное количество чернил, – и воображение Кайроса в панике решило, что Джим выльет на нее по меньшей мере пол-литра довольно вредного красящего содержимого.

Господи. Она решит, что это он приказал Джиму. Конечно. Этот кретин будет ржать и ждать одобрения от Кайроса. Все кончено. Все кончено, и те несчастные звенья, которые должны были соединить его с якорем, разрушатся, так и не послужив своей цели. Он больше никогда до нее не доберется.

Джим решил не оглядываться снова: он поднял банку над ее головой, и чернила тут же полились на ее пышные волосы и рубашку.

Его будто со всей силы ударили в живот. Кайрос не хотел этого, ни за что на свете. Она больше не была их игрушкой, он решил, что попробует, попробует жить иначе. У них еще оставалось немного времени до выпуска, у него еще мог появиться план. Если бы только он мог все исправить…

Раздался крик Кейт, и в аудитории началась суматоха, но Кайрос был вынужден согнуться от боли. Часы отца на руке резко накалились, будто гребаная кочерга. Он попытался их снять, но они остыли так же быстро, как нагрелись, и Блэквуд судорожно вскинул голову, чтобы понять, как много успел пропустить.

К его удивлению, никто вокруг больше не двигался. Буквально. Все замерли, будто они играли в эту глупую детскую игру «Музыкальные статуи»[12].

Это сон? Он что, уснул у ван дер Берга и не заметил? Так контрольной на самом деле не было?

Странно. Кайрос слышал, что многие умели контролировать свой сон, но никогда ни с чем подобным не сталкивался. Он поднялся со скамейки и осмотрелся. Никто не двинулся вместе с ним: кто-то усердно заполнял бланк с ответами и застыл с ручкой, занесенной над листом, кто-то сокрушался, схватившись за голову, Шарп пытался подсмотреть нужный ему ответ, отодвигая край пиджака в сторону, а Кейт…

Джим еще не вылил на нее чернила. Его рука только что открутила крышку, и он смотрел на банку, будто та была горшочком с золотом, а он – лепреконом.

Ну, раз это сон, он может отомстить придурку.

Кайрос вышел со своего ряда и спустился на несколько ступенек, а затем бодро залез на парту, чтобы добраться до Джима без лишних преград в виде других студентов. Блэквуд посмотрел на его уродское выражение лица и без всяких зазрений совести наклонил банку с чернилами в его сторону. Теперь стоит Джиму хотя бы вздрогнуть – все вязкое содержимое польется на его дорогие брюки и не менее дорогой для любого парня орган под ними.

Оставалось понять, как проснуться. Если он спал, то мог просто закрыть глаза и…

Нет. Так это не работало.

Вздохнув, Кайрос пошел по партам назад на свое место. Возможно, нужно попробовать там, где он стал осознавать себя во сне? Боги. Оставалось надеяться, что после этого безумия Эдвард не прочитает ему лекцию о кошмарах.

Блэквуд устроился обратно рядом с Джерри и закрыл глаза, прислушиваясь к стуку своего сердца. Душераздирающий визг заставил открыть их снова уже через секунду.

Все было так же, как несколько минут назад, только теперь чернила растекались не по Кейт, а по Джиму, и Железная Маргарет смотрела на него так, будто она могла лично отправить его в ад за срыв контрольной.

– Мистер Новак, что вы себе позволяете?

На угловатых плечах пиджака профессора Фокс будто зажглось самое настоящее праведное пламя.

– Помогите! Помогите! – продолжал безудержно кричать Джим.

– Мисс Остин, что там происходит?

Милая девушка рядом с Джимом с ужасом уставилась на его брюки.

– Он весь в чернилах, мэм, – ответила она профессору.

Вся аудитория разразилась хохотом, но Кайросу было не до смеха. Блэквуд знал, что больше не спал, тогда какого черта Джим облился именно так, как подстроил он? А если это не сон, то что? Почему часы отца стали такими горячими? Разве можно взять и повлиять на время?

От паники перед глазами возникла пелена, и Кайрос попытался успокоиться. Он опустил глаза на бланк с вопросами, но текст тут же превратился в одно большое серое пятно, а потом поверх него появились новые, ярко-красные. Еще и еще.

– Брат, что с тобой? – обратился к нему Джерри. – У тебя кровь из носа.

Кайрос попытался закрыть нос, однако рука сразу же заскользила по коже: это было бесполезно, крови оказалось слишком много. Он судорожно вскочил на ноги и побежал вниз, на выход, игнорируя бесконечные возгласы профессора Фокс. Ему надо было выйти отсюда немедленно. Облиться холодной водой, проснуться по-настоящему.

Это все ван дер Берг и его психологические штучки. Наверняка он ввел Кайроса в транс или гипноз. Невозможно. Все, что только что произошло в аудитории, просто не могло быть реальностью.

Блэквуд бежал по мраморным плитам и видел, что оставляет за собой заметный кровавый след. Какая разница, если это все неправда? Все это неправда. Господи, как же достали эти кошмары, и с каких пор их невозможно было выключить? Почему он до сих пор не проснулся в холодном поту в своей кровати? Почему Джерри не будит его, если обычно он, Кайрос, во сне кричит?

– Проклятье, – чертыхнулся он, вбежав в мужской туалет и схватившись за первый попавшийся кран. – Проклятье! – рявкнул он громче. – Шарп, разбуди меня! Разбуди меня!

Он сходил с ума. Вот что бывает, если связаться с психологом.

Кайрос опрыскивал себя холодной водой, пока не перестал чувствовать рук. Кровь, кажется, остановилась… или нет. По правде говоря, ему было все равно. Он прислонил лоб к холодному зеркалу и устало прикрыл веки.

Долбаный Джим мог все испортить. Он почти сделал это, почти вылил на Кейт банку с чернилами целиком, но потом все вдруг отмоталось назад. Каким-то чудом Кайрос попал именно в тот застывший момент, когда все еще можно было исправить.

Кайрос не верил в магию, не верил в призраков, да он даже не мог назвать себя религиозным. В его семье все были католиками, но они несильно следовали традициям. К черту традиции… А все эти передачи по телевизору о домах с привидениями? Они вызывали у него лишь улыбку. И тем более у людей не бывает сверхспособностей, это самая очевидная выдумка. Да, существовало миллион комиксов – про того же Человека-паука, – но каким надо быть кретином, чтобы верить в пауков, которые одним укусом могут заставить тебя плеваться паутиной?

Тогда оставался один логически верный ответ. Если он не спит и не умеет управлять временем, тогда он действительно тронулся умом. Боги, единственный наследник Блэквудов – шизофреник. Блестяще, мать его. Отец назвал его в честь древнегреческого бога, думая, что это будет оригинально, но в итоге он получил идеальное имя для пациента психушки.

От безысходности Кайрос рассмеялся над самим собой.

– Ты как?

О, класс. Теперь ему мерещились женские голоса. И не просто голоса, а голос Кейт. Ну конечно, его мозг оказался очень талантлив в пытках.

– Кайрос, – тише, чем прежде, произнесла она.

Ну все.

Он уперся рукой в кафель и выпрямился. Ему было даже любопытно, как его больное сознание нарисовало Кейт. Если достаточно натурально, то он мог бы ради забавы поцеловать видение. Ну а что? Блэквуды всегда извлекают выгоду. Это, кстати, еще один девиз. Записывайте, их будет много.

– Ну естественно, это ты, – убедился он, разглядывая ее с ног до головы.

Она аж покраснела, пока бежала.

– Профессор Фокс спросила, кто закончил контрольную. Я подняла руку, и она велела проведать тебя.

– Очень благородно с твоей стороны, мышка.

Кайрос вздохнул и привалился к раковине, опираясь на ее край бедром.

Кейт мялась всего несколько секунд на пороге мужской уборной, прежде чем подойти к нему.

– Тебе больно? – осторожно спросила она.

– Что произошло?

«Скажи мне, Кейти, насколько я спятил».

– Новак облил себя чернилами, а у тебя пошла кровь из носа, и ты выбежал из класса.

– А ты? Чернила на тебя не попали?

Он и сам видел ее накрахмаленную белую рубашку без единого пятнышка, но не верил сейчас ничему, даже своим глазам.

– Нет, каким образом?

В другой реальности жирные черные капли уже упали ей на плечи и лицо.

– Я не знаю. – Кайрос сжал края раковины.

– Ты весь в крови, тебе помочь?

А если предположить, что у него просто было какое-то смазанное дежавю? Может, все не так плохо? Блэквуд и раньше видел, на какие пакости они шли, чтобы задеть Кейт, так что его фантазия могла спокойно нарисовать нужную картинку в нужный момент.

Он посмотрел в ее растерянные карие глаза, в которых даже сквозь линзы очков вспыхивали теплые янтарные отблески. Больше этого не случится, никакой Джим не встанет у него на пути.

– Да. Спасибо.

Глава 5

Полное погружение

Кейт

Она просто не могла поверить, что правда это делает. Ее всегда поражало, как люди дрессировали диких животных, как прикасались к ним, зная, что могут в любой момент стать ужином. И вот Кейт здесь, добровольно трогает лицо Кайроса Блэквуда и наивно убеждает себя в том, что он больше не кусается.

Кайрос задрал голову, чтобы ей было комфортнее помочь ему убрать кровь с лица и шеи, и вел себя очень тихо. На самом деле, она не понимала, как он до сих пор стоял на ногах, с учетом, сколько раз она выжала бедное полотенце для рук и сколько его красной – на удивление человеческой – крови утекло по трубам замка.

– У тебя точно не кружится голова? – рискнула спросить Кейт.

Любой, даже маленький диалог с ним – это своего рода вызов, но она добровольно его принимала. Глупо было не остерегаться его падения, ведь Блэквуд был выше ее как минимум сантиметров на двадцать и наверняка весил больше семидесяти килограммов. Если он вдруг начнет клониться в ее сторону, Кейт не удержит его ни за что на свете.

– Мне лучше, – уверил ее Кайрос и вдруг опустил глаза обратно к ее лицу.

Кейт сжала крепче влажное от ледяной воды полотенце и неловко сглотнула. Она не могла назвать себя трусихой – трусихи не сдавали сложнейшие тесты, чтобы поступить в самую закрытую и привилегированную академию мира, – но, когда он смотрел на нее своим нечитаемым серым, как утренний туман, взглядом, она чувствовала себя именно той, кем он ее считал, – мышкой. Крошечной, безобидной и тихой мышкой, которая вдруг решила, что может чувствовать себя безопасно, бегая вокруг лап кота.

– Почему ты так сильно меня боишься?

Класс, теперь он читал ее мысли.

Кейт бросила полотенце в раковину и поспешила отвлечь себя мытьем рук. Лицо Кайроса выглядело прилично, да и с головой тоже, судя по всему, все было в порядке. Теперь он мог спокойно дойти до башни в одиночестве и подняться к себе комнату, чтобы переодеться. Больше он в ее помощи не нуждался.

– Я тебя не боюсь, – неумело соврала она, стараясь даже не оглядываться на него в зеркало.

– Когда занята делом, нет, – принялся рассуждать Кайрос. – Ты спокойно согласилась заниматься со мной французским, но сейчас я отчетливо видел страх.

– Тебе показалось.

– Я очень внимателен.

– Поздравляю тебя, – вздохнула Кейт и потянулась к последнему сухому полотенцу в уборной. – Мне пора идти.

– Ты сказала, что уже написала контрольную. У тебя всего несколько несданных дисциплин, куда ты так торопишься?

Что? Откуда он знал подробности ее учебного плана?

– Какая тебе разница? – прямо спросила она, глядя Кайросу в лицо.

Это было ошибкой. Нельзя смотреть на тех, кого боишься. Страх осязаем, он плотнее воздуха, а потому легко различим. Он чем-то похож на возбуждение: от него холодеют руки, бегают мурашки по коже и заходится сердце в груди. Кейт чувствовала нечто подобное только к двум парням – к Патрику, потому что он ей нравился, и к Кайросу. Но страх перед Кайросом был намного сильнее и хуже, чем желание, которое она испытывала к Патрику. Она даже близко не могла контролировать себя наедине с Блэквудом, и это было плохо, очень-очень плохо.

– Я больше никогда не причиню тебе вреда, мышка, – пообещал он тяжелым голосом. – Ты мне веришь?

Доверия к людям у Кейт всегда была гора и маленькая тележка. Она очень легко сближалась с людьми, и зачастую это выходило ей боком. У нее не осталось ни одного друга детства, потому что все, что их когда-то связывало, оказалось неискренним и ненастоящим. В Винтерсбруке она нашла новых товарищей, но опять же… Нейт и Пэм еще ладно, а вот Патрик едва ли на нее смотрел.

– Почему? – прошептала она ему.

Кайрос выпрямился в полный рост, и его темные брови сложились домиком.

– Что «почему»?

– Почему ты все это делаешь? Допустим, уроки французского полезны нам обоим, или это у тебя такой подкуп, но я не дура. Ты извинился передо мной в первый день, хотя не должен был, а сейчас говоришь мне все эти вещи, будто не из-за тебя я вздрагиваю каждый раз, когда иду по большому коридору. – Кейт прикусила губу до крови, но заставила себя продолжить: – Ты и твои дружки делали мне больно и получали от этого удовольствие. Теперь скажи мне, Кайрос, почему я должна тебе верить?

Вероятно, это было самым смелым поступком в ее жизни – сразу после поступления в Винтерсбрук и прыжка с парашютом, который ей подарил отец на восемнадцатилетие. Сделав это заявление, Кейт почувствовала долгожданное облегчение. Если она вдруг решит эту непростую задачку с Блэквудом, ей станет сильно легче доучиться последний семестр в академии и сосредоточиться полностью на Уэльсе и их несбыточных отношениях.

– Потому что я хочу измениться, – признался Кайрос и поправил упавшие на лоб платиновые волосы. – Может, это мой последний шанс не остаться в твоей памяти придурком.

Желать того, чтобы кто-то видел тебя иначе, – грустное и чаще всего бесполезное занятие. Люди думают о ком хотят что хотят, и в центре их мыслей всегда остаются они сами. Так что кем бы ты ни был – хоть спасителем человечества, – непременно найдется тот, кто назовет тебя заносчивым негодяем и плюнет тебе вслед.

Но Кейт ценила его открытость. У Кайроса недавно умер отец, а смерть близких всегда меняет человека изнутри. Перестраиваются ценности, само мировосприятие; может, Блэквуд действительно захотел стать кем-то другим или просто искал лучшую версию себя.

– Мир? – уточнил Кайрос, так и не дождавшись ответа.

Теперь они должны поклясться на мизинчиках или что-то в этом роде?

– Мир, – рискнув, наконец подтвердила Кейт. – Но мне действительно пора.

По плану Патрик вернется с тренировки по лыжам буквально через сорок минут. А когда он приходил весь потный и в обтягивающем синем свитере академии, у нее автоматически поднималось настроение. Видит бог, сегодня ей это особенно необходимо.

– Конечно.

Кайрос вежливо отступил на метр, хотя туалет был достаточно просторным, чтобы она обошла его с другой стороны.

– Рейнхарт, – позвал он, когда она уже открыла дверь.

– Да?

– Больше никто тебя и пальцем не тронет. Я обещаю.