Социальные проблемы индустриальной цивилизации

Парето обратился к социологии после того, как добился выдающих научных успехов в экономике, поскольку пришел к выводу, что границы этой дисциплины нуждаются в пересмотре на более узкой основе. В то время господствовало мнение, согласно которому научная экономика должна была сосредоточиться на изучении логичных действий в обществе, например, на соответствии отношений между целями и средствами в реальной жизни отношениям с точки зрения отдельного актора, и где действие определяется предшествующим ему рассуждением. В противоположность этому «логичному действию» Парето заметил, что в реальной жизни действия людей чаще могут быть классифицированы как «нелогичные» или нерациональные. Эта сторона человеческого поведения должна была стать предметом изучения научно обоснованных социологии и психологии, которые дополняли бы области, которые охватывала бы должным образом разграниченная экономика.

Хендерсон всецело поддержал предложенное Парето различие между логичным и нелогичным образом действий, тем более что он долгое время оставался противником позитивизма и чрезмерной рациональности в науке в целом. Важное место, которое Парето отводил ценностям и эмоциям в социальном поведении, прекрасно согласовывалось с воззрениями Хендерсона того времени. Особенно вдохновляла его концепция «остатков» Парето (понятие, использовавшееся для обозначения проявлений основных влечений и чувств, из которых возникает человеческая мотивация). По словам Хендерсона, они «имеют первостепенное значение в социальной системе […] и независимость остатков от логики никоим образом не уменьшает, но увеличивает их значение»[34].

На протяжении 1930-х годов Хендерсон продвигал и задиристо отстаивал эти идеи[35]. Его концептуальный подход способствовало тому, что схема Парето стала более ясной и четкой, а идеи самого Хендерсона оказали значительное влияние на других социологов Гарварда[36]. Силу этого влияния признавали не только Честер Барнард, но и Толкотт Парсонс и Джордж Хоманс, историки Бернар де Вото и Крейн Бринтон, поэт Конрад Эйкен, антропологи Эллиот Чаппл и Конрад Аренсберг. В дальнейшем двое последних сыграли важную роль в возрождении теорий социального интеракционизма[37].

На протяжении большей части времени, проведенного Мэйо в Гарварде, идеи Хендерсона и его участие в различных исследованиях играли важнейшую роль в состоянии социальных наук в университете. По-видимому, ученый оказывал сильное влияние и на тех, кто следовал за ним, и на тех, кто шел своей научной дорогой. В процессе этого интеллектуального «брожения» решающую роль в изменении характера социологии в США сыграла деятельность Парсонса[38]. В наши дни ясно, что данный сдвиг имел политическое и академическое измерение.

Его источниками был энтузиазм, с которым Хендерсон принял идеи Парето, а также чрезмерный скептицизм ученого в отношении «интеллектуалов» и политиков. Некоторые из участников его семинара, посвященного идеям Парето, признавали, что интерес к итальянскому экономисту и социологу полностью находился в русле политического консерватизма и антимарксистской позиции Хендерсона. Крейн Бринтон писал: «В 1930-е годы в Гарварде определенно существовал поддерживавшийся Хендерсоном “культ Парето”, как его называли коммунисты, сочувствующие им и даже умеренные либералы университета»[39]. В то же время Парето пользовался широкой известностью как «Маркс для буржуазии», пока, добавляет Алвин Гоулднер, «его, наконец, не окрестили несколько менее пышно – просто фашистом»[40]. Хендерсон был прекрасно осведомлен об этом отношении к «кружку Парето» и в 1935 г. прокомментировал его с присущей ученому язвительностью: «Надеюсь, теперь понятно, что преобладающие описания Парето как Карла Маркса для буржуазии или фашизма – это не более чем производные»[41].

Трудно сказать, в какой степени Мэйо разделял страстное отношение Хендерсона к теориям Парето. Он был участником семинара, но, по словам Хоманса, «никогда не принадлежал к числу истинных паретианцев»[42]. В «Человеческих проблемах» упоминается круговорот элит и вкратце обсуждается «нелогичное социальное действие», но в последнем случае Мэйо ссылается на авторитетных социальных антропологов (в том числе на Бронислава Малиновского, дружба с которым восходит к австралийским полевым исследованиям Мэйо, в которых ученые участвовали перед Первой мировой войной)[43]. Интеллектуальные контакты Мэйо были гораздо шире, чем это можно предположить из нашего рассказа о его тесных отношениях с Хендерсоном. Не менее важной составляющей оценки идей Мэйо и их развития являются его совместные исследования с Ротлисбергером, Хомансом и Уайтом или коллегами-клиницистами в психиатрии. Очевидно, что любая более поздняя критика работ Мэйо обязана надлежащим образом учитывать силу и характер чувств, направленных против Хендерсона и тех, кто был с ним связан.

«Группа Мэйо»

К тому времени Мэйо был признанным коллегами и студентами сотрудником Гарвардской школы бизнеса, пользовавшейся все более высокой репутацией в различных кругах американского и европейского общества. Он разделял любовь Хендерсона к Франции, но чаще всего пунктом назначения заграничных поездок Мэйо была Англия, где учились в школе его дочери. Мэйо часто выступал на летних конференциях в Великобритании, в первую очередь на тех из них, которые проводились под эгидой Общества индустриального благосостояния и Национального института индустриальной психологии. Научные интересы ученого были все также сосредоточены на отдельном рабочем человеке и факторах, определяющих его ответ на требования промышленного производства. Однако результаты хоторнских экспериментов поставили новые вопросы относительно социальных требований к коллективному труду, роли надзора и технологического давления как на структуру общества, так и на заводской и цеховые уровни.

Признаки развития научных интересов мы видим в работе Мэйо «Человеческие проблемы индустриальной цивилизации», опубликованной в 1933 г. Она написана с точки зрения исследователя, в центре внимания которого находилось применение концепции равновесия к поведению отдельного человека в процессе труда. Мэйо рассматривал условие гомеостаза по Кеннону как «рамки, в которых могут быть сделаны более значимыми такие явления, как “утомление” или “монотонность”». В то же время объяснение «индуцированного неравновесия рабочего» должно было продвигаться в нескольких измерениях – психологическом, социологическом и физиологическом[44]. Теперь внимание ученого в большей степени занимали социологические опросы. Действительно, это Мэйо первым предложил идею исследований «Янки-сити» (Ньюберипорт, штат Массачусетс), главной темой которых было влияние технологических изменений на структуру общины, проводившихся Ллойдом Уорнером и его коллегами[45]. Что касается влияния Мэйо в это время, оно было связано, по-видимому, с его личными контактами с широким кругом исследователей (как с коллегами, так и со студентами). Он по-прежнему интересовался клинической психологией и психиатрией, и его мастерство как практикующего врача получило признание в университете и за его пределами. Мэйо внимательно относился к проблемам студентов, личные трудности которых мешали учебе; он также много работал в психиатрических клиниках местных больниц. Наконец, ученый взял на себя руководство разработкой и внедрением программы «консультирования персонала» в компании Western Electric, вызвавшей немалые споры[46].

Именно в это время наиболее полное выражение нашли такие качества Мэйо, как способность быть лидером и интеллектуально стимулировать окружающих. Об этом свидетельствуют многие из тех, кто в то время работал с Мэйо, включая Фрица Ротлисбергера, Томаса Норта Уайтхеда (подготовивших исчерпывающий отчет о хоторнских исследованиях), Джорджа Хоманса, Ллойда Уорнера и Уильяма Фута Уайта. Впоследствии Ротлисбергер писал:

Мэйо […] был наделен богатым воображением, умел стимулировать мыслительный процесс и активно пропагандировал клинические исследования. […] Основным результатом его усилий были люди, на которых он оказывал влияние и побуждал к развитию. […] Его сила и слабость была в том, что Мэйо никогда не делал различий между людьми, с которыми он общался, с точки зрения их профессионального, академического, дисциплинарного статуса или социального происхождения. Его интересовали любознательные люди, независимо от их биографических данных, способные воспринимать чужие идеи и предлагать свои, а также работать с теми и другими[47].

Как вспоминает Ротлисбергер, Мэйо был наделен «беспокойным, любознательным, созидательным умом». В конце 1930-х годов ученый, по всей видимости, подумывал о переезде из Гарварда предпочтительно в Англию. Он мог бы заниматься наукой, например, в Национальном институте индустриальной психологии, хотя известно о сомнениях Мэйо, поскольку в данном учреждении был принят традиционный подход. Но начавшаяся мировая война вынудила его оставаться в Гарварде, где в 1947 г. он и вышел в отставку.

Война и движение человеческих отношений

Военные годы были для Мэйо временем активной деятельности, сопровождавшейся тревогой и стрессом. К проб- лемам с собственным здоровьем добавилось беспокойство о родных. Одна из его дочерей всю войну оставалась в Англии, а другая в 1940 г. оказалась во Франции, откуда ей в конце концов удалось перебраться в Америку. Чем ближе было окончание войны, тем меньше времени оставалось до выхода Мэйо в отставку, а он все еще не знал, чем будет заниматься, оставив Гарвард.

В главе 5 этой книги представлено краткое описание основной эмпирической работы Мэйо, занимавшей его мысли во время Второй мировой войны. В ее основу легли материалы двух главных исследований: одно из них было посвящено изучению возможностей быстрого увеличения выпуска на малых металлургических заводах в интересах армии, а второе проводилось в 1943–1944 гг. на авиационных заводах Северной Калифорнии, где производство увеличивалось невиданными ранее темпами. В обоих случаях непосредственным стимулом к исследованиям была озабоченность официальных лиц проблемами прогулов и текучести кадров; чиновники были твердо уверены в необходимости установления их «причин». Эти исследования еще раз подтвердили точку зрения Мэйо, в соответствии с которой существенно важным условием правильного понимания поведения рабочих является исследование на месте и получение информации из первых рук; кроме того, он пришел к выводу о том, что ключевое значение для понимания человеческой ситуации в отраслях имело раскрытие условий для эффективной «командной работы».

Многие коллеги были призваны на военную службу, вследствие чего круг собственных преподавательских и административных обязанностей Мэйо значительно расширился. В то же время неотложные нужды войны вызывали активный интерес министерств и ведомств, высшего руководства компаний и профсоюзных лидеров к некоторым идеям, обычно отождествлявшимся с именем Мэйо. Самую быструю отдачу в этом отношении принесло ускорение планов по подготовке мастеров и бригадиров на производстве в рамках программы «Схема отраслевой подготовки». Последняя включала ознакомление участников с элементарными навыками организации труда, методами обучения, профессиональной подготовки, техники безопасности и важностью «человеческих отношений» на производстве. Эта программа получила широкое распространение в США, а в конце войны Министерство труда выделило средства на ее внедрение в Великобритании. Для многих менеджеров и мастеров на производстве участие в программе стало первым опытом обучения взрослых людей[48].

Непосредственно связанная с именем Мэйо Школа человеческих отношений была создана на основе результатов исследований военного времени и опыта его научной деятельности. Однако практическое ее значение оказалось менее важным, чем та роль, которую сыграла школа с точки зрения определения места Мэйо в ряду социологов.

Школа человеческих отношений была междисциплинарной по своему происхождению и обычно описывается как междисциплинарная и по своему подходу. Однако если исходить из того, что в ее основе лежит пристальное внимание к динамике группового поведения, было бы правильно отнести эту школу к социально-психологическому направлению.

Основные интересы сторонников школы в индустриальной среде могут быть вкратце представлены как (а) отношения между производительностью и «моралью», (б) характер кооперации внутри производственных групп и между этими группами и мастерами (особенно последствия их участия в принятии решений) и (в) значение лидерства, особенно его «стилей» и процедур отбора и оценки лидеров. Под индустриальной средой для этих целей обычно понимаются «завод», «предприятие» или «организация».

Интеллектуальной основой движения за человеческие отношения, пик влияния которого пришелся на 1950-е годы, стали деятельность группы Мэйо, а также результаты исследований, проводившихся на основе классических экспериментов военного времени Курта Левина, в которых изучались типы лидерства в клубах для мальчиков. В первое послевоенное десятилетие в Чикаго (в частности, в Центре изучения опросов в Мичигане) были проведены многочисленные исследования, непосредственно связанные с разработкой более точных показателей морального состояния и результатов труда (на уровне менеджмента и линейных мастеров, а также на уровне цехов или служб)[49].

В отставке в Англии

Сам Мэйо держался в стороне от этих событий. В 1946 г. в Америке вышла в свет его книга «Социальные проблемы». Ученый размышлял над завершением трилогии еще одной книгой под названием «Политические проблемы индустриальной цивилизации». В мае 1947 г. незадолго до выхода в отставку он прочитал в Гарварде две лекции, впоследствии опубликованные Школой бизнеса под этим названием (см. Приложение 1).

Это была последняя из прижизненных публикаций Мэйо на рассматриваемую нами тему. Однако перед выходом в отставку он закончил книгу, в основу которой легли заметки о психологии его давнего друга Пьера Жане. Последний пережил войну, но умер, когда ему было далеко за 80 лет, незадолго до возвращения Мэйо в Европу.

Летом 1947 г. Мэйо в последний раз выехал из Гарварда и отправился в Англию. Вместе с женой они поселились в квартире, которая находилась в принадлежавшем Национальному фонду поместье Полсдон Лейси в графстве Суррей, известном своими садами и видами на ближайшие холмы.

Мэйо не избегал разговоров о различных проектах, но не хотел брать на себя обязательств о дальнейшей работе[50]. Здоровье ученого ухудшалось, и 1 сентября 1949 г. в возрасте 68 лет он скончался в доме престарелых в Гилфорде. Вдова Мэйо умерла в Лондоне в 1962 г.

К оценке вклада Мэйо

Нам еще предстоит должным образом оценить вклад Мэйо в науку. Надо признать, что его имя не забыто, но мы обязаны этому в основном яростным спорам 1950-х – начала 1960-х годов, в центре которых были природа и цели социологических исследований в промышленности. Как правило, предлагавшиеся интерпретации научной дея- тельности Мэйо и его влияния соответствовали доводам одной из сторон этих дискуссий, а попытки вынести суждения о человеке и его научном вкладе в целом предпринимались очень редко.

Этот очерк не претендует на что-то большее, чем представление наблюдений в отношении направлений, по которым может следовать всесторонняя оценка вклада Мэйо, и комментариев некоторых связанных с нею трудностей. «Социальные проблемы индустриальной цивилизации» – удобный исходный пункт формирования студентом собственного мнения, поскольку идеи, высказанные в этой книге, находятся ближе всего к самооценке Мэйо. В части I содержится его интерпретация важнейших проблем эпохи на фоне взглядов ученого относительно того, что могли бы предложить социальные науки для их решения. В части II автор обобщает свой опыт индустриальных исследований и предлагает некоторые предварительные выводы касательно важности социальных отношений (особенно в рамках рабочих групп) на производстве.

Здесь следует предупредить читателя о трудностях, возникающих тогда, когда мы пытаемся оценить вклад Мэйо на основе его опубликованных работ. Надо сказать, что в трудах ученого далеко не всегда находят отражение его собственные предписания о «системной логике» и необходимости, чтобы социологи «начинали работу с досконального трудоемкого знакомства с предметом изучения в целом»[51].

Мэйо не любил работу над рукописями, предназначенными для публикации, и, по всей видимости, прохладно относился к тяжеловесным трактатам. По отзывам коллег, он предпочитал участие в дискуссиях, прямое изложение и обмен идеями. Мэйо, несомненно, был в высшей степени убедительным лектором; к тому же большая часть его публикаций подготовлена на основе лекционных материалов[52]. Мы лишь изредка встречаем в его работах схему, разработанную в полном объеме, исчерпывающую или строго выстроенную аргументацию. Мэйо предлагает читателю множество идей, но только малую их часть можно назвать обоснованными во всех отношениях. В лучшем случае читателю предлагается совокупность результатов исследований, идиосинкразических предположений и клинически обоснованных идей, необходимых Мэйо для того, чтобы выдвинуть ряд дерзновенных утверждений. Последние сосредоточены на человеке индустриального общества и его социально-эмоциональных потребностях, в первую очередь на необходимости приспособления к ситуации на рабочем месте, постоянно изменяющейся в результате технологических сдвигов.

Взгляды Мэйо на общество

Как уже было сказано, «Социальные проблемы индустриальной цивилизации» – лучший источник для вынесения суждения о Мэйо, если говорить о его опубликованных научных трудах. Первые две главы книги – «Обратная сторона прогресса» и «Гипотеза о толпе» – самые большие по объему тексты ученого. В них Мэйо представляет (а) анализ последствий индустриализации для жизни отдельного человека поддерживающего отношения в группе и в сообществе, (б) концепцию «социальных навыков» и фиаско социальных наук с точки зрения приобретения знаний и обоснования практики, соответствующих потребностям изменяющегося общества, и (в) нашумевшую критику недостатков классической экономической теории с точки зрения объяснения поведения промышленного рабочего.

Эти главы позволяют нам составить четкое и ясное представление о сильных и слабых сторонах Мэйо как автора научных работ в рассматриваемой нами области. Живая манера изложения, яркие обороты речи, обилие идей, свободно почерпнутых из самых разных источников. Однако во многих случаях автор задает слишком высокий темп изложения, прибегает к излишне драматизированным формулировкам, а охват источников настолько широк, что возникает желание упрекнуть его в неразборчивости. В то же время, как показывает краткий обзор, Мэйо приводит убедительные доводы в пользу своей точки зрения.

В начале главы «Обратная сторона прогресса» перед читателем предстает «неприятное лицо капитализма». Эстетические разоблачения издержек индустриализации, связанных с охраной окружающей среды, шли рука об руку с оставленными без внимания предупреждениями о ее разрушающих социальность последствиях (с которыми выступали, например, Фредерик Ле Пле и Эмиль Дюркгейм), приведших к краху традиционных общин и социальных норм. Мэйо выделяет два основных следствия этого: (а) увеличение количества «несчастных людей» и (б) «настороженность или враждебность», возникающие между социальными группами. Повышение материальных стандартов сопровождается «разрушением индивидуальной значимости в жизни». Как настаивает Дюркгейм, исчезают все сложившиеся социальные контексты за исключением одного – политического государства. Организация социальной жизни с необходимостью оставлена государству, но в отношении интимной повседневной жизни граждан эта задача является невыполнимой. Вследствие этого индустриальное общество объединяет «неэффективную государственную власть» и «разупорядоченные пылинки индивидов».

Далее Мэйо противопоставляет друг другу огромные усилия, приложения которых требует технический и материальный прогресс, и неспособность индустриальных обществ справиться с проблемами кооперации. Он описывает рутинные практики сотрудничества в примитивном обществе не для того, чтобы мы задумались над возвращением к ним, но указывает на их бесполезность в индустриальном обществе, характеризующемся непрерывными изменениями. К числу кооперативных систем относится и современная промышленность, но она построена на другом принципе социальной организации – на принципе адаптивного общества как противоположности сложившегося общества. Вслед за этим Мэйо выдвигает доводы о необходимости систематического изучения и приобретения «социальных навыков» в соответствии с требованиями адаптивного общества, выделяя в первую очередь требования изменения и приспособляемости. В прошлом важной формой обучения было ученичество, обучение в процессе труда, когда технические и социальные навыки развивались одновременно. По мнению Мэйо, расхождение между этими навыками, возможно, является причиной увеличения количества психоневрозов в современном обществе.

В заключение главы 1 Мэйо формулирует свои взгляды на природу социальных навыков и условия их эффективного развития и использования. Изложить их в сжатом виде невозможно, но следует отметить три момента: (а) навыки основаны на наблюдении, за которым следуют логика и теория; (б) успех естественных наук обусловлен строгим следованием этому правилу; (в) в настоящее время социальные науки не располагают пригодными к использованию навыками. Мэйо приводит пример «простого социального навыка, который может быть использован на практике и который по мере его развития позволит обучающемуся достичь понимания и получить эквивалент манипулятивных способностей». Это «способность отдельного человека сообщать другим о своих чувствах и идеях, способность групп людей эффективно и близко общаться друг с другом». Далее в обоснование своего утверждения о том, что отсутствие социальных навыков является «огромным недостатком современной цивилизации», Мэйо рассматривает клинические примеры, взятые из собственного опыта. В заключение он призывает развивать такого рода навыки в социальных науках, в первую очередь в социологии и психологии.

Полное название главы 2 звучит как «Гипотеза о толпе и абсолютное государство как следствие из нее». Ее важнейшая особенность – яростная критика поведенческих посылок, принятых в классической экономической теории. Главная цель Мэйо состояла в том, чтобы продемонстрировать неадекватность этих допущений в случае, когда они рассматриваются как источник социальных навыков, в которых так остро нуждается индустриальное общество. Расхождение между экономической теорией и реалиями хозяйственной практики демонстрирует несоответствие классических доктрин масштабу и технической сложности современной промышленности, а также безразличие к последствиям успеха или неудачи отдельных фирм с точки зрения благосостояния целых сообществ. Рассматривая экономическую теорию, для того чтобы показать ограниченность ее взгляда на человека и общество, Мэйо выбирает в качестве объекта критики Давида Рикардо и безжалостно «набрасывается» на него. Мэйо утверждает, что его исследования и логика «основываются на трех ограничивающих понятиях:

1. Естественное общество состоит из орды неорганизованных индивидов.

2. Каждый человек действует таким образом, который рассчитан на обеспечение самосохранения, или исходя из своих личных интересов.

3. Для достижения этих целей каждый индивид мыслит логично, насколько это возможно».

Мэйо рассматривает основания для каждого из этих предположений и приходит к выводу, что при определенных ограниченных условиях первые два остаются справедливыми. Третье предположение он находит более проблематичным; не ограничиваясь этим, он полагает его «явно вводящим в заблуждение» и приводит в подтверждение своей оценки данные хоторнского исследования в помещении для наблюдения за аппаратной разводкой.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Notes

1

The Fruitful Errors of Elton Mayo // Fortune. 1946. November. Vol. 34. P. 181–183 et seq.

2

Наиболее значительной нам представляется статья Рейнхарда Бендикса и Ллойда Фишера: Bendix R., Fisher L.H. The Perspectives of Elton Mayo // Review of Economics and Statistics. 1949. Vol. 31. P. 313–321.

3

Clark K. Whatever Became of the Independent Spirit? // Fortune. 1953. July. Vol. 48. P. 110–111 et seq.