Чужая ноша

– Жена? – спросила Полина, подойдя к нему и осмотрев повязку.

– Да. Сильная такая баба… когда брали, кинулась бойцу под ноги прямо, он чуть всю морду не расквасил себе.

– Жить захочешь, не так еще кинешься, – буркнул Двигунов. – Медицинский вертолет пришлют сейчас.

– Вы и это организовали? – удивленно спросила Полина, и оперативник кивнул:

– Ну, не все ж бумажками заниматься. Набрал прокурору, обрадовал и сразу огорчил, ну, вот он и распорядился.

– Вечно вы впереди паровоза, Вадим Григорьевич, – недовольно сказала Полина. – Еще непонятно ничего…

– Да что непонятно-то?! – гаркнул Двигунов. – Они это! И сейчас только нажать – расколются.

– Я бы не надеялась. Но давайте грузить тех, кто может ходить, пусть ребята в город везут, а мы дождемся вертолет и поедем сами. Этот-то живой? – Она кивнула в сторону раненого задержанного, и Двигунов кивнул:

– Дышит.

– Так переверните на спину.

– Если его вдруг тошнить начнет, он захлебнется.

– А с чего его тошнить будет? – удивилась Полина. – Насколько я знаю, такие повреждения не вызывают… – Но Двигунов перебил:

– Короче, Полина Дмитриевна, пусть оно так и лежит, это тело, понятно?

– Непонятно, – буркнула Каргополова, отходя и вынимая из кармана пачку сигарет. – Но вам, видно, лучше знать, Вадим Григорьевич.

– Все, хорош базарить, – гаркнул Якутов, поднимаясь с крыльца. – Автобус подогнали? Выводите по одному.

– Куртку надень, – сказала она, но Якутов только махнул здоровой рукой, и ей пришлось отступить.

Полина, закурив, прислонилась боком к перилам домика и наблюдала за тем, как из соседних по одному выводят сперва мужчин, потом женщин. Самый старший, видимо, был отцом Даниила, второй, соответственно, носил кличку Огонек. А вот женщины…

Полина не смогла понять, кто из них та самая Царица – скорее, рослая, с темными густыми волосами, падавшими на плечи, и пронзительными, яркими синими глазами, зло смотревшими на окружающих. Вторая вообще не произвела на нее никакого впечатления, поэтому Каргополова про себя отвела ей роль жены Огонька. Женщина была маленькая, худенькая блондинка с вьющимися волосами и очень миловидным лицом. Полина затруднилась определить возраст, решила, что той лет тридцать, а то и меньше.

«Ладно, буду допрашивать – определюсь», – подумала она, выбрасывая окурок.

Анфиса

К исходу седьмого месяца беременности Анфиса решила уходить в декретный отпуск. Ей не очень хотелось делать это, потому что все неприятные симптомы токсикоза давно исчезли, чувствовала она себя прекрасно, испытывала прилив сил и постоянно пребывала в отличном настроении, но родные в голос твердили, что пора, пора больше отдыхать и заботиться не только о пациентах, но и о себе и будущем ребенке. Анфиса решила прислушаться и посидеть до родов дома, так что в тот день она ехала в клинику передать своих больных новым врачам и устроить «отвальную» перед декретом.

В половине двенадцатого ее вызвали в отделение – случился припадок у ее больного, и Анфиса поспешила туда. До обеда все больные находились в общей просторной комнате, где занимались какими-то вполне обычными делами – читали, играли в настольные игры, разговаривали друг с другом. Это было отделение с «легкими» больными, тут не содержались пациенты в критическом состоянии, с обострениями или вновь поступившие. Большинство из них числились постоянными клиентами, которых персонал уже знает не только по именам, но и хорошо изучил характер, манеру поведения, моменты, которые запускают у больного негативные реакции.

Здесь все было устроено так же, как и во всей клинике – и двери, запиравшиеся снаружи на ключ, и окна без ручек-открывалок, зато с решетками, и длинный темноватый коридор с выкрашенными зеленой краской панелями. Это, кстати, всегда удивляло Анфису – ну, как можно находиться в помещении с такими стенами и реально не сойти с ума? Ей всегда хватало обхода, чтобы потом остаток дня чувствовать себя неуютно, а пациенты проводили здесь от тридцати дней и больше.

– Анфиса Леонидовна, скорее! – Ей навстречу торопилась медсестра Настя. – Там Кадкин что-то…

Анфиса обратила внимание, что общая комната уже пуста – во время приступов у кого-то из больных всех остальных санитары тут же разводили по палатам и запирали, чтобы не включалась цепная реакция – чужой бред и агрессия запросто провоцировали такое и у кого-то еще.

Илья Кадкин, совсем еще молодой парень, забаррикадировался от санитаров в конце коридора, у балконной двери, тоже зарешеченной снаружи и запертой. Перед Ильей стояла невесть как оказавшаяся в его владении металлическая тележка с флаконами от растворов – тяжелыми бутылями на четыреста миллилитров, и Илья, перехватывая бутыли за горлышки, швырял их, как гранаты, в уворачивавшихся санитаров.

– Не возьмете! Живым не дамся! – Очередная бутыль летела в пытавшегося приблизиться санитара, и тому приходилось отскакивать назад.

– Как он каталку в коридор выкатил? Сказано же – держите в процедурном, запирайте дверь, – сказала Анфиса, шагая рядом с Настей в сторону балкона.

– Напарница новенькая у меня, он ее напугал и каталку выкатил, а ее саму в процедурке запер. У него ключ в кармане где-то, – с раздражением ответила Настя. – Ничего не понимаю – ну что, они не знают, куда работать идут? Здесь не санаторий! Зачем идти туда, где тебе уже заведомо страшно? Она ведь от каждого больного шарахается, я замучилась совсем, специально ее в процедурный сунула, думала – там меньше контакта, а вот поди ж ты… Наверное, Лешка отвернулся, он же сегодня должен был за процедуркой следить.

– Не отвернулся я! – громыхнуло сзади, и Анфиса поморщилась:

– Алексей, что вы кричите? – Повернувшись, она увидела, что санитар прижимает к лицу марлю. – Что это у вас?

– Зацепило, – буркнул санитар, убирая руку, и Анфиса заметила длинный глубокий порез на лбу. – Аж звездочки полетели, – пожаловался он. – А что Кадкина прошляпил… так меня позвали в третью палату, а Кадкин… ну, он же тихий, никогда никаких инцидентов… да и на выписку ведь шел, да, Анфиса Леонидовна?

– Да, через неделю должны были выписать… теперь даже не знаю… – огорченно сказала Анфиса, останавливаясь. – А что случилось, никто не знает?

– Да он разве ответит? – опять раздраженно бросила Настя и крикнула: – Илья, ну-ка прекращай, доктор пришла!

– Живым все равно не дамся! – рявкнул Кадкин, хватая новую бутыль.

– Вы бы, Анфиса Леонидовна, близко не подходили, – покосившись на ее живот, сказал санитар.

– Отойдите все! – бесновался Кадкин. – Только с доктором буду говорить! Отойдите, сказал! – полетела новая бутыль.

– Там много еще? – негромко спросила Анфиса у Насти.

– А то! С выходных вывезти не успели, да сегодняшние.

– Вот черт… Илья! – громко позвала Анфиса, обращаясь к больному. – Илья, ты меня слышишь?

– Слышу, Анфиса Леонидовна.

– Илья, давай поговорим. Мы ведь с тобой всегда хорошо разговаривали. Мне бы хотелось узнать, что случилось. Тебя кто-то обидел?

Кадкин замер, слушая Анфису, санитары начали осторожно, по стенкам, приближаться к нему, но тот краем глаза уловил движение и снова метнул бутыль:

– Уйдите все! Я хочу с Анфисой Леонидовной разговаривать! Я только с ней буду разговаривать, не мешайте мне!

– Настя, наберите препарат, я попробую с ним договориться, – негромко сказала Анфиса, обращаясь к медсестре, и та фыркнула:

– Где? Процедурка заперта, ключ у него.

– Ну, спуститесь вниз, попросите там.

Настя пошла к выходу, а Анфиса, не сводя взгляда с больного, продолжила:

– Илья, сейчас ребята отойдут, а ты выходи, пожалуйста, ко мне. Мы пойдем в холл и присядем.

– Анфиса Леонидовна… – начал санитар Леша, но она покачала головой:

– Дайте ему пройти. Я справлюсь.

Санитары отошли ей за спину, и она осталась лицом к лицу с Кадкиным, который нерешительно топтался за тележкой, обдумывая, видимо, дальнейшие действия.

– Илья, идем. Тебя никто не будет трогать, я обещаю.

– Мы поговорим, да? – с сомнением спросил больной, и Анфиса кивнула:

– Конечно. Мы просто поговорим – так, как мы с тобой всегда разговариваем.

Парень сделал пару нерешительных шагов из-за тележки, и Анфиса протянула ему руку:

– Вот и хорошо. Идем. Так что случилось?

– Все говорят, что вы от нас уходите.

– Кто говорит?

– Ребята говорят… в палате… и медсестры вчера тоже говорили… вы меня бросаете, да? – Илья покосился на нее.

– Я тебя не бросаю. Просто теперь у тебя будет другой доктор, но это ведь всего на несколько дней, ты же домой поедешь на следующей неделе.

– Я не хочу домой, – вдруг сказал Илья. – Можно я тут останусь?

– А почему ты не хочешь домой? – спокойно спросила Анфиса, заходя в холл, где стоял мягкий диван и два кресла.

– Там… там… – Илья начал лихорадочно чесать затылок, как будто ему внезапно что-то начало там мешать.

Движения его становились все быстрее, голова наклонилась к левому плечу, а взгляд сделался затуманенным и совершенно расфокусированным – в таком состоянии его привезли для госпитализации месяц назад.

– Илья, посмотри на меня, – попросила Анфиса. – Посмотри на меня и убери от головы руку. Вот так… все, не чешется?

– Н-нет… но я домой не поеду! – выкрикнул вдруг Кадкин, сжимая кулаки, и Анфиса, умевшая держать себя в руках в подобных обстоятельствах, неожиданно испугалась. Это был страх не за себя – она не думала, что Илья накинется на нее, нет – она боялась за будущего ребенка, который именно в этот момент зашевелился так сильно, что Анфиса непроизвольно охнула и положила ладонь на живот.

– Почему ты не хочешь ехать домой, Илья? – спросила она, вспомнив, что ни разу за все время, что провел здесь, Илья в разговорах с ней не упоминал ни дом, ни родителей.

«Как же я могла это упустить?» – подумала она, внимательно глядя на пациента и не убирая руки с живота.

– Там… там… Он! – Илья показал пальцем в потолок.

– Кто – он? Твой отец?

– Мой отец там. – Палец опустился вниз, указывая в пол. – А он – дома… я туда не хочу, не хочу, не хочу! – выкрикнул Кадкин, сжав кулаки и делая шаг к Анфисе.

Она непроизвольно отступила, хотя понимала, что делать этого нельзя, нельзя показать ему, что она боится. Но прежде Илья никогда не проявлял никакой агрессии, скорее – всегда был чуть заторможен, потому Анфиса сейчас не могла понять, что послужило причиной такой вспышки.

Она увидела, что вернулась Настя, показывает ей за спиной Ильи шприц с препаратом, но отрицательно покачала головой – не хотела, чтобы парня сейчас скрутили и накачали лекарством до состояния овоща. Ей необходимо было разобраться, понять, что она упустила, чтобы новый врач смог это исправить.

Но в этот момент за спиной Ильи, оттолкнув в сторону Настю, появился санитар Леша, и Илья, обернувшись на звук и увидев его, сделал рывок в сторону Анфисы, повалил ее, не успевшую никак отреагировать, на пол, навалился сверху и закричал:

– Я вас спасу, доктор! Спасу! Только лежите тихо!

На помощь Анфисе уже спешили санитары, Илью в буквальном смысле оторвали от нее и уволокли в палату, следом убежала и Настя, а санитар Леша, склонившись, спросил:

– Анфиса Леонидовна, вы как?

Она попыталась сесть, но тут же охнула от резкой боли в животе.

– Где болит, рукой покажите, – не отставал санитар, и она, не в силах произнести ни слова от все не отпускавшей ее боли, обвела рукой живот, чувствуя, как внутри словно что-то разорвалось. – Да елки-палки… погодите… Да вы рожаете, Анфиса Леонидовна! – рявкнул вдруг Леша. – У вас же воды отходят!

Не доверять ему она сейчас не могла, все-таки он уже оканчивал институт и практику в акушерстве и гинекологии давно прошел. Да и ощущение было как раз такое, каким его себе и представляла Анфиса, думая о предстоящих родах.

– Н-нет… мне рано… мне еще рано… – простонала она, понимая, что изменить уже ничего нельзя.

Леша поднял ее на руки и потащил из отделения, на ходу крича кому-то, чтобы немедленно вызывали «Скорую». Анфиса чувствовала, что вот-вот потеряет сознание – настолько сильной оказалась разрывавшая все тело боль. Последнее, что она увидела, перед тем как отключилась на диване в ординаторской, было лицо отца – обеспокоенное, встревоженное и какое-то растерянное.

Полина

Двигунов дремал на заднем сиденье, и Полина с завистью бросала на него взгляды в зеркало – человек умел отключаться от всего в любых условиях. Ей же приходилось сосредотачиваться, чтобы не упустить из вида автобус с омоновцами, за которым она ехала. Повалил мокрый снег, щетки «дворников» еле успевали смахивать мгновенно налипавшие заново островки с лобового стекла, видимость упала настолько, что Полина едва различала габаритные огни идущего впереди микроавтобуса. Такая погода совершенно не располагала к поездкам по загородной трассе, сейчас хорошо бы было оказаться дома на диване, под теплым пледом и с чашкой горячего чая в руках, а приходилось напрягать зрение и изо всех сил держать руль, чтобы машину не заносило на мокрой дороге.

Двигунов безмятежно похрапывал, и это в какой-то мере действовало успокаивающе и на Полину – в кои-то веки недоверчивый капитан расслабился в ее присутствии и не опасается за собственную жизнь, усадив ее за руль.

Беспокоил Якутов, которого она чуть не силой затолкала в вертолет санавиации вместе с задержанным. Майор категорически отказывался лететь в больницу, считая рану на руке пустяковой, но Полина думала, что лучше перестраховаться:

– Ты свое дело сделал, лечись теперь.

– Я бы и с парнями доехал, – упирался Александр. – Чего врачей отвлекать почем зря, царапина же…

– Хороша царапина! Навылет же пуля прошла, пусть хоть рентген тебе сделают, вдруг кость зацепило?

– Если бы кость зацепило… – начал было Якутов, но Полина вдруг затопала ногами:

– Я здесь старшая, я решаю, кто куда поедет, ясно вам, майор Якутов?!

– Это ты на месте преступления старшая, а тут я командую.

– Мне ты не начальник! – отрезала Каргополова, устав сражаться. – Быстро в вертолет, кому сказано?

– Саня, да вали ты уже действительно в вертолет, – устало протянул Двигунов. – Сколько можно тут торчать? Надо ехать, допрашивать, а мы тебя уговариваем.

И у Якутова не осталось выбора, но, уже сидя в вертолете, он погрозил Полине кулаком, и она отмахнулась.

– Настырный, черт… – пробормотал Двигунов, глядя, как вертолет набирает высоту.

– С детства такой был. Мы в одном дворе выросли, – объяснила Полина удивленно глянувшему на нее капитану. – Ну все, растолкали всех, кого куда, можем и сами ехать.

– Интересно, довезут нам юношу живым? – по-прежнему глядя в небо, произнес Двигунов, и Полина наморщила лоб:

– В каком смысле?

– Да я не про майора. Я ж про задержанного.

– А… довезут. Врач сказал – сразу на стол, пуля вроде в глазнице. Как Сашка умудрился…

– Ой, да где там было время разбирать, куда стрелять? – отмахнулся Двигунов, направляясь вслед за Полиной к подогнанной кем-то из бойцов к забору базы отдыха машине Каргополовой. – Хорошо сам в голову не получил – из двух-то выстрелов один всяко мог не в руку попасть… Правда, теперь затаскают его по инстанциям, замучается отписываться.

– Что здесь отписываться? Сопротивление при задержании.

– Ой, Полина Дмитриевна, вы как вчера работать устроились. Это мы с вами знаем, как было, а ведь найдутся родственники, адвокатов наймут, те начнут доказывать превышение – задергают Сашку, – махнул рукой Двигунов. – Знаете же, как усердствуют адвокаты тех, кто совершил особо тяжкие? Им дай волю – они б всех вокруг обвинили, чтобы подзащитного от пожизненного уберечь.

– Здесь свидетелей полно. – Полина села за руль и расстегнула пуховик, сбросила шапку на сиденье рядом.

– Какие это свидетели? Сплошь ведь заинтересованные лица – подчиненные майора Якутова, – забираясь назад, продолжал Двигунов, и Полина почему-то рассердилась:

– Вадим Григорьевич, хватит, а? Такое впечатление, что вы не опер, а адвокат задержанного, в самом деле, а Якутов выстрелил вашему подзащитному в голову просто потому, что ему так захотелось!

Двигунов хмыкнул, устраиваясь на сиденье горизонтально:

– Это я вам так, для примера. Понятное дело, Якутова никто в обиду не даст, но ведь бывает всякое. Мы ж, по сути-то, и не знаем, кто этот задержанный на самом деле. Вдруг у него папа министр?

– Только этого не хватало, – пробормотала Полина, выезжая на проселочную дорогу, по которой впереди уже шел микроавтобус с бойцами и задержанными.

– Я, пожалуй, подремлю минут шестьдесят, пока ехать будем, – сонным голосом сообщил Двигунов и уткнулся лицом в спинку сиденья.

Теперь он спал, а Полина не переставала крутить в голове все, что успела узнать от самого молодого участника банды. Ей казалось, что надо бы надавить на парня посильнее, припугнуть – и он расскажет что-то еще, хотя главное он уже сказал, подтвердил, что именно эти люди, задержанные на базе отдыха «Озеро Синее», виновны в нападениях на дальнобойщиков.

«Хорошо бы еще, чтоб скорее пришел в себя выживший водитель, тогда можно опознание проводить, вдруг он узнает тех, кого успел описать словесно, – думала Полина, вцепившись руками в оплетку руля. – И хорошо бы, чтоб ничего серьезного с задержанным – ведь это он, скорее всего, и есть главарь этой банды. Надо разрабатывать тех, кто уже есть, нечего надеяться на чудо… ведь мы их, в конце концов, задержали, теперь убийства прекратятся, это же самое главное. Люди останутся живы. А этих я дожму, теперь точно дожму».

Двигунов вдруг резко сел, и Полина от неожиданности едва не слетела в кювет, непроизвольно дернув машину вправо.

– Вы чего, Вадим Григорьевич?

– Приснилось, что не тех взяли, – хмуро признался оперативник, взъерошивая волосы рукой. – Аж мурашки побежали…

– К счастью, это только приснилось. Но вы, похоже, были правы…

– Сейчас вот они как в отказ пойдут все – мы побегаем тогда, доказывая причастность, – так же хмуро отозвался Двигунов.

– У меня есть показания этого молодого… Куличенкова. Я его сегодня и дожму на те эпизоды, где он участвовал.

– Да, с ним легче всего работать будет, парень неопытный совсем, запуганный – заметили?

– Отец бил его, – сказала Полина, удивившись тому, что оперативник, видевший Даниила всего несколько минут, сразу понял, что у парня проблемы с нервами.

– Да, батя там серьезный, надо пробить, не судим ли, сейчас доедем – займусь. Да и этого, второго, тоже по базам прогнать надо и пальцы глянуть.

– Может, вы домой поедете? – спросила Полина, глянув в зеркало на серое от недосыпа и усталости лицо оперативника. – Дежурили ведь…

– Да ладно, день-то уже к вечеру, доделаем хотя бы что-то, а там и домой можно. Вас-то, поди, муж ждет?

– Он привык, – вздохнула Полина. – Дочь вроде тоже нормально относится, а сын… ну, он маленький еще, скучает.

– С мужем повезло вам, – буркнул Двигунов. – Другой бы доставал постоянно – почему не дома, да с кем в выходной на машине гоняешь.

– Нет, Лёва понимает… хотя вот сестра моя говорит точно как вы.

– Поменьше сестру слушайте. Раз мужик так себя ведет, значит, его устраивает все. Мы ж такие… чуть что не так – и никакие дети не удержат.

– Вы так говорите, как будто опыт был, – заметила Полина, знавшая, что капитан никогда не был женат и детей тоже не имел.

– А у меня отец так от матери ушел, – спокойно отозвался Двигунов. – Она хирургом работала, ее часто то среди ночи дергали, то из-за праздничного стола. Ну, он терпел-терпел, да и собрал вещички свои в портфель, сказал – в командировку, и с концами, больше мы его и не видели. Ну а я, имея пример перед глазами, сразу решил, что и пробовать не стану – с опером жить тоже склад характера нужен, зачем кому-то жизнь портить.

«Ну, теперь становится понятно, почему ты так к женщинам относишься, – подумала Полина про себя. – Просто на всякий случай, вдруг они все неверные и надеяться на них нельзя».

Покосившись в зеркало на снова задремавшего капитана, она набрала номер мужа и, когда Лев ответил, негромко произнесла:

– Ну, вы там как?

– Мы в порядке. Пообедали, Ванька спит, надо будить уже. Инка вернется – пойдем гулять. А ты что?

– А я, похоже, надолго, – призналась Полина, дотягиваясь до пачки сигарет. – Допрашивать надо, пока по горячему…

– О, все-таки поймали? – обрадовался муж.

– Ну, похоже, что так. Но теперь…

– Да понял я, понял, – перебил Лев. – Теперь будешь колоть, пока кто-то не признается, а это время. Ночевать-то придешь?

– Ночевать приду, ночью допрашивать нельзя.

– Ну, все, я понял, – повторил муж. – Ты хоть поела?

– Когда? – вздохнула Полина. – Ладно, Лёва, я подъехала, буду будить Двигунова, он на заднем сиденье спит.

– Ну, удачи, – рассмеялся Лев и сбросил звонок.

Полина докурила, чуть приоткрыв окно, и только после этого повернулась назад, высовываясь между сидений:

– Вадим Григорьевич, подъем, пора работать.

Анфиса

Открывать глаза было больно – как будто веки изнутри склеили, и теперь нужны огромные усилия, чтобы их разодрать.

Анфиса уставилась в потолок, пытаясь поймать в фокус длинную матовую лампу, но она вращалась, и от этого вращения еще и подкатывала тошнота. Снова зажмурившись, Анфиса полежала пару минут и попыталась опять открыть глаза. Вторая попытка оказалась более успешной, во всяком случае, лампа перестала вращаться. Несколько глубоких вдохов и выдохов отогнали тошноту, и Анфиса почувствовала, что почти пришла в норму. Огляделась вокруг, не совсем понимая, где находится, и только заметив две пустые кровати, заправленные белым бельем, дверь с наклейкой в виде душевой лейки и стоящую рядом с ее кроватью стойку капельницы, поняла, что лежит в больничной палате.

В голове сразу щелкнуло, рука машинально опустилась вниз и не обнаружила там того, что сопровождало ее вот уже семь месяцев. Сердце заколотилось, стало вдруг очень жарко, как будто ее окатили кипятком, Анфиса часто задышала, стараясь взять себя в руки и трезво разобраться в том, что произошло, но это никак ей не удавалось. Она начала задыхаться, попыталась сесть и случайно нажала кнопку вызова медсестры, находившуюся на раме кровати. Буквально через минуту в палату вбежала девушка в розовом сатиновом костюме и белых сабо:

– Что случилось? Вам плохо?

– Где… что… – выдавливала Анфиса между спазмами. – Что… с ребенком?..

– Анфиса Леонидовна, успокойтесь, пожалуйста, – быстро набирая у открытого шкафчика в шприц какой-то препарат, попросила медсестра. – Я сейчас вам укольчик сделаю и врача позову, она все расскажет, хорошо? А вы постарайтесь расслабиться, дайте препарату подействовать… вот так… – Она ловко ввела канюлю шприца в катетер, установленный в левом запястье Анфисы, и потихоньку начала надавливать на поршень.

Анфиса почувствовала, как ее тело расслабляется, дыхание выравнивается, а в голове начинает приятно шуметь. Она снова откинулась на подушку и закрыла глаза, а когда снова их открыла, увидела рядом на стуле мать.

Тамара Андреевна неотрывно смотрела в лицо дочери, и по ее щеке медленно ползла слезинка. Заметив, что Анфиса смотрит на нее, Тамара Андреевна легким жестом смахнула влагу и натянуто улыбнулась:

– Ну, как ты, Анфиса?

– Мама… что случилось? – хрипловато выдавила она, пытаясь взять мать за руку.

Тамара Андреевна уловила это движение, сама перехватила руку дочери и сжала:

– Все будет хорошо, все наладится… ты еще молодая, у тебя все впереди…

Эти слова снова как будто окатили Анфису горячей водой, вызвав самые страшные подозрения, подтвердить или опровергнуть которые почему-то никто не спешил, даже мать.

– Скажи честно…

– Что сказать, Анфиса?

– Скажи, что я… что я… потеряла… – Договорить помешал ком в горле.

Тамара Андреевна помолчала, потом набрала в грудь воздуха так, словно собиралась нырнуть, и выдохнула:

– Да, доченька… к сожалению, твой врач ошибся со сроком, ребенок оказался меньше, чем должен был, и его легкие не успели сформироваться до конца… мне очень жаль… держись, пожалуйста, ты ведь у нас сильная… все еще непременно будет.

– Это… это был… мальчик? – стараясь сдержать рыдания, спросила Анфиса.

– Да… доченька, не думай об этом сейчас, не надо. Ты полежишь здесь немного, отдохнешь, придешь в себя… а потом вы с Гришей сможете…

– А где Гриша? – перебила Анфиса. – Он знает?

– Да, к нему поехал папа.

– Ему можно сюда пройти?

– Конечно, если ты хочешь.

Она кивнула, почувствовав, что не может произнести больше ни слова, иначе просто разрыдается и уже не сможет остановиться.

– А с врачом поговорить ты не хочешь? – осторожно спросила Тамара Андреевна, по-прежнему сжимая руку дочери, и Анфиса отрицательно потрясла головой. – Я поняла… как скажешь, это можно сделать и позже. Ты отдохни, я посижу с тобой.