Чужая ноша

Полина выбралась из постели, чтобы не разбудить спавшего рядом Льва, и на цыпочках прошмыгнула в ванную, включила воду и проговорила в трубку:

– Да, я слушаю.

– Полина Дмитриевна, извините, что ночью, – раздался приглушенный голос Двигунова. – Звонил Лисин. Компания расположилась с комфортом, весь вечер жарили шашлыки, напились, теперь спят. Он потихоньку обшарил одну из машин, которая на сигнализации не стояла…

Повисла пауза, и Полина ощутила, как от напряжения все дрожит внутри:

– Ну?!

– Что – ну? В багажнике обрез, в стволе следы пороховой гари.

– Погодите… но в деле фигурируют два пистолета, про обрез речи не было.

– А где-то стоит запрет преступникам поменять оружие по ходу дела? – возразил Двигунов. – Вообще даже странно, что они столько раз с одними и теми же пистолетами на дело выходили, сразу видно – дилетанты.

– Ну да, а мы этих дилетантов год поймать не можем, – вздохнула Полина. – И что-то мне подсказывает, что и на базе отдыха тоже не те, кто нам нужен. Обрез, конечно, улика серьезная, но…

– Так что, мы проверять не будем?

– А основания? Я прокурору что скажу?

– Да прокурор от радости зайдется – сами же говорите, год ищем, а тут шанс, – не отставал Двигунов.

«Разумеется. Не ты же потом будешь отговариваться за ошибочно проведенный обыск и задержания», – раздраженно подумала Полина, понимая, что отделаться от оперативника не сможет и придется получать санкцию, заказывать ОМОН и ехать на базу отдыха. И делать все это надо сейчас, потому что все-таки есть вероятность, что отдыхающие на базе люди могут оказаться теми, кого они ищут.

– Хорошо, – сдалась она. – Я сейчас соберусь и буду звонить.

– Может, за вами подскочить? – предложил Двигунов.

– Нет, спасибо, я на своей, – отказалась она. – Встретимся в отделе.

Закончив разговор, Полина встала под холодный душ, надеясь, что процесс пробуждения как-то ускорится. Она всегда просыпалась с трудом, могла разговаривать по телефону, но при этом организм все еще находился в полудремотном состоянии, и только вода заставляла его взбодриться и начать функционировать наравне с головой.

Лев посмеивался над такой особенностью ее организма, говоря, что это даже хорошо – тело продолжает отдыхать, хотя голова уже напрягается.

Сегодня это умение оказалось совсем некстати, Полина никак не могла заставить себя выйти из душа и хотя бы сварить кофе. Хотелось обратно в постель, под одеяло, а не на улицу, где пробрасывал мокрый снег.

«Когда уже зима закончится?» – думала она, шмякнув на конфорку джезву и бросив в окно тоскливый взгляд.

Март выдался снежный, не хуже декабря, снег то и дело укрывал все вокруг, а потом таял почти до основания, оставляя грязные лужи, через пару дней внезапно превращавшиеся в миниатюрные катки, образовывавшиеся за ночь на морозе. Такая погода не добавляла оптимизма, уже хотелось весны и солнца, а их все никак не было.

Бросив взгляд на часы, Полина подумала, что можно уже и позвонить начальнику – тот как раз в это время выходил на утреннюю прогулку с собакой, так что нарушить сон она не боялась. Зато хорошо представляла реакцию, если вдруг окажется, что обыск на базе отдыха проведен зря.

– Ладно, выбора все равно нет, – пробормотала она негромко и взяла телефон.

Уладив все формальности и выслушав напутственную речь, содержавшую разные пожелания и – внезапно – просьбу «поберечь себя и не переть на рожон», Полина допила кофе и пошла в гардеробную, на ходу пытаясь решить, в чем удобнее ехать. Форму она не любила, чувствовала себя в ней какой-то слишком официальной, даже говорить начинала иначе, да и перспектива мерзнуть весь день в сапогах и колготках склонила чашу выбора к брюкам и свитеру с высоким горлом.

– Перчатки возьми, – раздалось за спиной, когда она уже застегивала теплый длинный пуховик в прихожей.

– Что? – Она обернулась и увидела мужа, стоявшего в шаге от нее с перчатками в руках.

– Перчатки, говорю, возьми и шапку тоже надень.

– Я на машине.

– Ну и что? Там не будешь из машины выходить, что ли? Не лето еще.

Возражать дальше смысла не имело, потому Полина взяла протянутые перчатки и даже вынула с полки вязаную шапку, которую натянула по самые брови.

– Так годится?

– Вполне, – рассмеялся Лев и шагнул к ней, притянул и поцеловал: – Теперь совсем хорошо. Мы тебе не звоним, но ты, если задерживаешься…

– …обязательно позвоню, – закончила она и взялась за дверную ручку. – Детей поцелуй, спроси у Инки про уроки.

– Ей сегодня в школу еще, – напомнил Лев, и Полина, хлопнув себя по лбу, сказала:

– Точно… суббота же… как замечательно работать без выходных… Все, Лева, я побежала.

Пока прогревалась машина, Полина успела еще раз позвонить Двигунову. Тот уже ждал ее у здания Следкома, о чем, конечно же, сообщил недовольным тоном:

– Я, между прочим, дежурил с четверга на пятницу, мне бы поспать.

– Ну, так не мне вас учить – пока ждете, есть время прикорнуть, – не осталась в долгу Полина. – Я буду минут через двадцать. Вам кофе привезти или что-то на перекус? У меня в доме хорошая кофейня, она уже работает.

– Тогда… что-нибудь с мясом и кофе самый большой, – сменил гнев на милость оперативник. – И сигарет, если где-то ларек попадется. – Он назвал марку, и Каргополова хмыкнула:

– Ну, это я знаю, не первый день знакомы. Хорошо. ОМОН перехватим по дороге, сегодня Якутов дежурит, договорились, что возле поста ГИБДД встретимся.

– В общем, шевелитесь, Полина Дмитриевна. – Двигунов зевнул так громко, что Полине даже показалось, будто она слышит хруст челюстных суставов.

Она выбралась из машины и поспешила в кофейню – маленькое уютное заведение, которое открывалось ровно в семь утра каждый день без выходных.

Девушка за прилавком улыбнулась, приветствуя раннюю покупательницу:

– Доброе утро! Вам кофе, чай, какао?

– Мне два больших черных с собой, четыре «улитки» с мясом, четыре пирожка с абрикосовым джемом и… – Полина на секунду замерла, оглядывая витрину с выпечкой. – А, вот, четыре слойки с творогом.

Девушка быстро упаковала в пакет ее заказ, сварила кофе и перелила его в большие стаканы с фирменной этикеткой, поставила в специальный поднос с углублениями:

– Хорошего дня!

«Вот это вряд ли», – подумала Полина, забирая заказ, но вслух поблагодарила:

– Спасибо! И вам.

Основательно подготовившись к встрече с Двигуновым, она выехала с парковки и направилась в центр.

– О господи, вот оно, счастье… – пробормотал капитан с набитым ртом, держа в руке надкушенную «улитку». – Умеют же люди…

– Вы ешьте, пока теплые, – заметила Полина, отпивая кофе.

Они расположились с завтраком в ее кабинете, ожидая звонка майора Якутова, командира ОМОНа, который волшебным образом оказывался дежурным именно в тот день, когда Полина собиралась сама выехать на задержание. Над этим странным совпадением уже давно подшучивали все в Следкоме – мол, Якутов просчитывает ходы Каргополовой на три месяца вперед, потому дежурства берет только пару раз и никогда не ошибается.

На самом деле Полина была знакома с Александром очень давно, они жили в одном дворе, и Якутов даже пытался за ней ухаживать, а она, пользуясь тем, что с сестрой Виталиной они были просто одно лицо, частенько водила будущего омоновца за нос, назначая свидания и отправляя на них Витку. Когда же Александр наконец догадался об этом, то страшно обиделся и несколько лет вообще игнорировал коварную Полину. Однако спустя годы они помирились, и теперь, когда выпадало работать вместе, оба были довольны, потому что доверяли и хорошо понимали друг друга.

Двигунов наелся и совершенно откровенно клевал носом, сидя на диване. Полина посмотрела на его серое от недосыпа лицо и подумала, что одинокий Вадим совершенно не следит за собой в плане отдыха и питания, так и заболеть недолго.

Они общались строго на «вы» и по имени-отчеству и с большим трудом преодолели возникшую с первого дня неприязнь. Двигунов терпеть не мог женщин-следователей, а Полина не любила, когда ее профессиональные способности ставили под сомнение из-за половой принадлежности. Но со временем они смогли наладить какое-никакое общение и начать уважать друг в друге профессионализм. Если отбросить эмоциональную сторону, то Полина даже рада была работать с группой Двигунова, на него можно было надеяться и не нужно было проверять и подпинывать, а это снимало многие вопросы в ходе расследования.

Ее телефон зазвонил в сумке, и Полина, вытащив его, сразу сняла с вешалки куртку – звонил Якутов:

– Привет, Дмитриевна, мы выдвинулись, догоняй.

– Хорошо. На посту встречаемся, мы тоже поехали.

На слове «поехали» Двигунов открыл один глаз и потянулся:

– Уже?

– Да, просыпайтесь, Вадим Григорьевич. Предлагаю ехать на моей машине, чтобы две не гнать. – Она уже надела куртку и сняла с зарядки пауэрбанк.

– Не хватало еще! – вмиг проснулся окончательно капитан. – Я что, смертник, в одной машине с вами ехать?

– А что не так с моей машиной? – открывая дверь кабинета, поинтересовалась Полина.

– С машиной вашей все так, меня водитель смущает.

– Ну, так сами ведите, я ж не против, – пожала плечами Каргополова, вставляя ключ в замок и дожидаясь, пока оперативник выйдет в коридор. – Сразу не предложила, потому что подумала – вы устали, спать хотите, а ехать за город.

Двигунов внимательно оглядел ее с ног до головы и спросил:

– Я чего-то не понимаю – подвох в чем?

– Никакого подвоха. Если хотите за руль – вот ключи.

Полина протянула ему ключ от машины, но Двигунов, помедлив, отрицательно покачал головой:

– Похоже, вы правы… не надо бы мне за руль, усну еще, чего доброго… Вырубает на ходу прямо. Может, посплю, пока едем…

«А тобой не так сложно управлять, если знать, на какие кнопки давить, – ухмыльнулась про себя Полина. – Маленькая женская хитрость – и получаешь то, что хочешь. Удивительно, что я так долго шла к этой простой мысли».

Двигунов действительно забрался на заднее сиденье, скинул куртку и, свернув ее, подложил под голову, скрючившись в неудобной позе. К моменту, когда Полина вырулила на центральную улицу, он уже крепко спал.

До поста ГИБДД, где должен был ждать микроавтобус с омоновцами, было около тридцати километров, но дорога оказалась свободна, потому доехала Полина довольно быстро. Якутов в бронежилете под расстегнутой форменной курткой и задранной на макушку балаклаве курил с начальником поста у входа в здание, кто-то из его подчиненных разговаривал с сотрудниками, кто-то просто разминался – словом, вели себя расслабленно, и это в который уже раз удивило Полину. Как будто люди совершенно не придавали значения тому, куда и зачем едут и что может произойти. Просто такая работа, на которой могут и ранить, и убить, но думать об этом перед заданием никто не хотел.

Заметив ее машину, Якутов бросил окурок в урну и поспешил навстречу. Полина припарковалась и вышла, оглянувшись на даже не шелохнувшегося Двигунова.

– Привет, – еще раз поздоровался Александр. – Опера твои где?

– Двое на месте, начальник в машине вон спит, – кивнула она назад. – Саша, на базе, кроме обреза в машине, может быть другое огнестрельное оружие, имейте в виду. Лисин видел только обрез, но это ничего не значит. Если это те, кого мы ищем, у них наверняка есть что-то еще.

– В каком смысле – «если это те»? – переспросил Якутов, щурясь.

– Я в этом не уверена, – вздохнула Полина. – Но не проверить мы не можем, там один подходит под описание, данное выжившим дальнобоем… ну, как – «под описание»… он же говорить толком не мог, когда мы его нашли, только вот про шрам на голове и сказал да про девушку.

– То есть мы едем потрошить людей только потому, что кого-то из них когда-то по башке огрели так, что шрам остался? – уточнил Якутов с улыбкой.

– Что, скажи, тебя так веселит? – вдруг разозлилась Каргополова. – Я бы тоже туда не поехала – на шрам и обрез, но ты ведь понимаешь – меня за горло взяли, шесть эпизодов, куча трупов… Может, это и правильно, лучше перебдеть… Ой, короче! – отмахнулась она. – Поехали, там разберемся. Если что – извинюсь, не расстреляют.

– Не дай бог, – вдруг серьезно произнес Якутов. – Ты это, Полька… не лезь там никуда, поняла?

– Когда я лезла? – все еще раздраженно отозвалась она. – Все, заканчивайте. Я вперед, вы за мной. – И пошла к своей машине.

– И это называлось «когда я лезла», – глядя ей вслед, покачал головой Якутов и заорал своим: – По коням! Поехали!

Анфиса

Судебную психиатрию Анфиса выбрала не случайно и не потому, что выросла в семье психиатров. С первого курса ее мутило от препарированных трупов, позже – от проводимых на цикле оперативной хирургии манипуляций. Терапия вообще казалась каторгой. Зато вот в группе она оказалась единственной, кому не было страшно заходить в здание психоневрологического диспансера и оказываться в большой общей комнате, где проводили свободное время пациенты. Ее не пугал вид палат, запирающихся снаружи специальными ключами, решетки на окнах и бродившие по коридору люди с пустыми взглядами и навязчивыми монотонными движениями. Она могла подолгу слушать бредовое бормотание, умело вычленяя из него то, что необходимо для постановки диагноза. Надо ли говорить, что студентку Жихареву сразу заметили на кафедре вовсе не из-за фамилии…

Родители не вмешивались в процесс ее учебы. Но Анфисе их вмешательство не требовалось, она училась отлично, преодолевая временами то, что казалось ей невыносимым. Она понимала, что без большинства предметов просто не обойтись, знать основы необходимо врачу любой специальности, потому зубрила ночами и умудрялась сдать экзамены на «отлично». Красный диплом не был самоцелью, но хотелось все-таки иметь какой-то козырь при поступлении в ординатуру.

В редкие свободные минуты Анфиса увлеченно читала все, что попадалось по судебно-психиатрической практике, даже статьи на английском, которым владела неплохо. Ее все больше увлекали темные коридоры мозга убийц, в которых рождались порой весьма изощренные в своей жестокости преступления. Она хотела понять, можно ли как-то распознать таких людей на раннем этапе и каким-то образом воздействовать на их психику, чтобы предотвратить возможное преступление. За таким совсем не развлекательным чтением Анфиса могла проводить ночи напролет, даже если назавтра нужно было с утра ехать в институт или на практику.

Кроме того, Анфиса старалась как можно меньше оттягивать на себя родительское внимание, которым сейчас полностью владела младшая сестра Олеся.

Впрочем, так было с момента ее рождения. Анфисе исполнилось восемь, когда у нее появилась младшая сестра, и она почти сразу почувствовала ответственность – ведь теперь ей нужно было помогать маме, а когда Олесе исполнилось три, почти все заботы о ней легли на плечи Анфисы. Она водила сестру в детский сад – все равно он находился по дороге в ее школу, так зачем маме или папе делать крюк перед работой. Она же забирала ее вечером, потому что это было весело и как бы выделяло ее среди подружек – у тех были старшие братья и сестры, а у Анфисы – младшая.

Анфиса научилась варить кашу так, как нравилось Олесе, и только ее кашу девочка теперь предпочитала по утрам в выходные. Она заплетала сестре тонкие волосы в косички, читала ей книжки на ночь, обрабатывала разбитые в кровь коленки и защищала от обидчиков.

Когда Анфиса поступила в институт, времени на сестру ожидаемо стало намного меньше, и родителям пришлось несладко. Характер у младшей дочери оказался совершенно не таким, как у Анфисы, уже в пять лет казавшейся абсолютно взрослым и разумным человеком. Олеся была взбалмошной, капризной, если чего-то хотела – добивалась любыми средствами, вплоть до истерики в магазине с катанием по полу или угроз уйти из дома.

Тамара Андреевна хваталась за голову – прежде у нее и в мыслях не было, что младшая дочь вырастет настолько избалованной и не терпящей вообще никаких критических замечаний. Она не хотела учиться, ничем не увлекалась, предпочитала пропадать где-то до позднего вечера, дружила с компанией сомнительных, по мнению родителей, ребят, а к тринадцати уже вовсю гуляла с мальчиками.

Анфиса пыталась как-то повлиять на сестру, но тут вмешался отец:

– Ты живешь свою жизнь, а она должна жить свою, даже если нам всем эта жизнь кажется неправильной.

– Папа, но тебе не кажется, что Олеся вот-вот сделает тебя дедушкой? – осторожно поинтересовалась Анфиса во время очередного такого разговора, и Леонид Николаевич только отмахнулся:

– Значит, таков ее выбор.

– Я не понимаю… такое впечатление, что тебе вообще все равно, что она делает и как живет. Папа, так ведь нельзя!

– По-твоему, можно только так, как ты? У каждого человека свой путь, Анфиса.

– Но если мы видим, что этот путь неправильный, что в конце его пропасть – мы что же, должны молча смотреть, как человек движется к катастрофе? – возразила она, не соглашаясь со словами отца.

– Если ему суждено упасть, он непременно упадет, даже если ты будешь его удерживать. А если не суждено – он остановится и развернется в обратную сторону.

Поняв, что спорить бесполезно, Анфиса перестала заводить такие разговоры с Леонидом Николаевичем.

Но и мать ее тоже не поддержала, встав на сторону отца:

– Не трогай сестру. Потом она будет обвинять нас в том, что мы ей что-то запретили.

– То есть вы боитесь каких-то предполагаемых обвинений? А тебе не приходило в голову, мама, что Олеся в любом случае станет обвинять вас – будет в ее жизни все хорошо или плохо? Вы будете виноваты, что все разрешали и ничего не запрещали, неужели ты не понимаешь?

Но все эти слова натыкались на непроницаемую стену, и в конце концов Анфиса отступила – делайте как хотите.

Олеся теперь ее игнорировала, не приезжала в гости, не звонила, делала вид, что сестры не существует. Она почему-то считала, что Анфиса предала ее, когда стала студенткой и не смогла уделять столько внимания, как прежде. Никакие попытки поговорить с сестрой и что-то ей объяснить успеха не имели, и Анфисе пришлось принять и это.

К третьему курсу института у Анфисы появилась собственная квартира – умерла бабушка, мать Тамары Андреевны, и ее большая квартира в центре по завещанию досталась внучкам. На семейном совете было решено квартиру продать и купить две меньших, для девочек.

Анфиса с этим согласилась сразу, а вот Олесю тогда никто не спросил, и спустя несколько лет она, конечно, предъявила претензии родителям – ее квартира находилась в Новых Черемушках, а Анфисина – в Хамовниках, и сестра требовала как-то уровнять эту, по ее мнению, вопиющую несправедливость. И никакие доводы отца о том, что ее квартира была отремонтирована за родительский счет для живших там квартирантов, а Анфиса свою ремонтировала сама, да и досталась она ей далеко не в лучшем состоянии, на Олесю не действовали. Она была очень трудным подростком, договориться с которым не мог никто.

Возможно, это удалось бы Анфисе, но тут родители оказались непреклонны – не лезь и займись своей жизнью. Анфиса поняла, что все ее попытки хоть как-то влиять на Олесю будут восприняты в штыки не только капризной и избалованной сестрой, но и отцом с матерью, а потому сделала то, что казалось ей единственно возможным в сложившейся ситуации, – отступила.

У нее сразу после окончания ординатуры появилась собственная семья, и родителям выбор дочери нравился – или они поступали с ней так же, как с Олесей, то есть просто не мешали делать то, что она хочет, даже если это неправильно.

А это и было неправильно, как выяснилось позже. Но даже поговорить об этом Анфисе оказалось не с кем.

Полина

К базе отдыха «Озеро Синее» подъехали довольно быстро, но сразу на территорию решили не заходить. Сама база располагалась в низине, к ней вела единственная дорога, пролегавшая через лес. На небольшой поляне справа их ждал Захар Лисин – сидел в открытой машине и курил, прихлебывая что-то горячее из крышки термоса.

– Притормозите-ка, Полина Дмитриевна, – попросил Двигунов и, не дождавшись, когда машина окончательно остановится, выпрыгнул и направился к оперативнику.

Из микроавтобуса позади Полины вышел Якутов, тоже зашагал к припаркованной машине Лисина.

– Ты посиди, грязно здесь, – бросил он в приоткрытое окно, проходя мимо.

– Конечно! – возмутилась Полина, выходя из машины прямо в грязь. – Я вам что, Наполеон, чтобы за битвой с пригорка наблюдать?

– Да типун тебе на язык, Полька! – возмутился Якутов, подавая ей руку и помогая преодолеть колдобины на дороге. – Какая битва еще? Надо все тихо-мирно.

– Здравствуйте, Полина Дмитриевна, – поприветствовал ее Лисин, уже убравший термос и вылезший из машины. – Решил тут вас встретить, сейчас покажу, как подъехать, чтобы на базе не сразу увидели.

– Ну, в бега не кинутся, мы дорогу-то перекроем на всякий случай, не зря «Лиану» с собой вожу, – хмыкнул Якутов. – Проедем, пацаны растянут – и привет, никто целым не выедет, если что.

– Ага, потом только смотать не забудь, а то и сами тут зависнем с проколотыми шинами, – буркнул Двигунов.

– Лишь бы трепаться, – покачал головой Якутов.

– Трепаться?! – развернулся к нему оперативник. – А год назад, не помнишь, брали поджигателя? Он еще на старенькой «Ниве» удирал? Твои орлы ленту не смотали, так мы со всего маху налетели, когда обратно поехали!

– Ну а вам кто виноват? Смотреть же надо было, – рассмеялся Александр. – Забыли, бывает – в спешке чего только в голове держать не приходится. И ваш водитель мог бы предусмотреть, один ведь черт ничего не делает, в машине сидит, пошел бы и смотал – минутное же дело…

– Вы подеритесь еще, – предложила Полина, внимательно смотревшая на схему базы отдыха, нарисованную Захаром в блокноте.

– Хочешь посмотреть, как я опера твоего в грязи изваляю? – снова хохотнул Якутов, и Двигунов показал ему кулак. – Ну, что там у вас, показывайте.

– Вот в этих трех домиках, – Захар обвел пальцем три квадратика на самом отшибе, над обрывом, – они и остановились. Машины стоят у забора, на базу запрещено заезжать, поэтому оставляют так, чтобы было из окон видно. Хотя… сами же видели, тут до ближайшей деревни пятнадцать километров по бездорожью в такую погоду, кому надо… Обрез я нашел в самой крайней тачке, ее, видимо, забыли закрыть, потому что две другие на сигналке стоят. А эта открытая – наверняка, когда вещи разгружали, оставили. Ну, вот в багажнике и лежит, в одеяло замотанный. Нагар в стволе есть, я проверил аккуратно.

– Можно как-то незаметно подойти, чтобы не всполошить всю базу? – спросила Полина, и Захар отмахнулся:

– Да тут, к счастью, только они да еще какие-то работяги, двое, они живут вообще в другой стороне, там стоит вагончик утепленный. Я вчера с владельцем базы переговорил – помогают ему с ремонтом да пару новых домиков еще ставить будут, тут место популярное, хоть и дорога плоховата, в непогоду вообще не проехать. От главных ворот те три домика не просматриваются, можно обойти еще и по берегу, только спускаться нужно, а потом в горку, там обрыв.

– Ну, это мы осилим, – отозвался Якутов, оглядывая другой берег озера, который сейчас было плохо видно. – Народа сколько там?

– Две бабы и четверо мужиков, разошлись по двое по домикам. Те мужики, что без баб, похоже, отец и сын, парень совсем молодой, лет шестнадцать. У одного из мужиков действительно шрам на левом виске – большой рубец, его издалека видно. Среди женщин одна помоложе, одна постарше, но не похоже, чтобы мать и дочь, разница в возрасте визуально небольшая, – отчитался Лисин, и Полина спросила, по-прежнему глядя на листок в блокноте:

– Кто где ночевал?

– Вот тут отец с сыном. – Лисин ткнул пальцем в самый крайний домик. – А остальных, извините, проморгал. Но молодой выходил ночью из среднего домика и туда же вернулся.

– Ясно. Значит, будем исходить из того, что молодой со шрамом представляет наибольшую опасность, – сказала Полина.

– Предлагаю близко к базе не подъезжать, машины оставить так, чтобы их видно не было, – произнес Двигунов, глядя в сторону небольшого леска.

– Мы их здесь все равно не спрячем, лес-то голый, все равно видно, – возразила Каргополова, тоже посмотрев на голые деревья.

– Так и скажите, что грязь месить пятьсот метров не хотите, – буркнул оперативник.

Она ничего не сказала, только покачала головой – Двигунов в своем репертуаре, с этим приходится мириться, так как сделать ничего все равно нельзя.

– Значит, сделаем так, – подвел итог Якутов. – Мы пойдем вперед, у базы разделимся и возьмем всех, а вы пока потихоньку дойдете.

– Я с вами, – сразу сказал Двигунов, проверяя обойму пистолета. – А Захар Полину Дмитриевну подстрахует.

– Хорошо, – отозвалась она. – Всех подозреваемых рассредоточить по одному, народа у нас достаточно. Только давайте без грубостей, очень прошу. А то дров наломаете вы, а извиняться потом, как обычно, буду я.