Под скорлупой времени

– Поехали.

Мужчина взял её за руку и повёл в лес. Исса заметила у него на запястье широкий чёрный браслет из плотного материала, похожего на пластик.

«Интересно, как он пользуется алфоном. Сигнал же не пройдёт!»

На поляне стоял небольшой старенький уникоптер. Они взлетели, промчались над густой тёмно-зелёной чащей, над пустыми распаханными полями и приземлились на небольшой прогалине между деревьями. Пересели в другой уникоптер, но только после того, как мужчина снял приборную панель и выдернул все провода.

– Что вы делаете? – не поняла Исса.

– Там датчики. Я их испортил, теперь этой машины нескоро хватятся.

Исса удивлённо смотрела на своего спутника: что он за человек? Ведёт себя как преступник. Напрасно она ему поверила!

Второй уникоптер выглядел ещё более древним, чем первый. И на приборной панели у него уже зияла дыра, из которой торчали обрывки разноцветных проводов.

Лес под прозрачным брюхом уникоптера скоро закончился, сменился низкими колючими кустами среди скал. Машина набирала высоту, и вот они уже летят над горами.

За перевалом открылось просторное зелёное плоскогорье, усыпанное горстками маленьких белых домиков, как будто жемчужные бусины упали на бархатное платье и раскатились по подолу. Уникоптер приземлился на ровной поляне, Исса вышла и с интересом смотрела по сторонам. От ближайшего домика к ней бежала пожилая женщина, а за её руку цеплялась девочка лет семи. Невысокая, с длинными тёмными волосами – как у Иссы, но с ярко-голубыми глазами, как у этого незнакомца, с которым она сюда прилетела.

«Наверное, это его дочь. Бежит папу встречать».

Но женщина с девочкой подбежали не к мужчине, а к Иссе. Бросились её обнимать, девочка кричала «мама, мама» и приплясывала от радости, а старуха держалась за рукав Иссы и гладила её по плечу.

Исса растерялась: кто они? Почему девочка называет её мамой? У неё никогда не было дочери, да и старуху она не узнавала.

Мужчина наклонился к девочке, что-то прошептал ей на ухо. Она скривилась, как будто сейчас заплачет, но сдержалась. Пошла с папой в дом, то и дело оглядываясь на Иссу.

Старуха вздохнула и сказала:

– Исса, пойдём ко мне. Поживёшь пока у меня, а там видно будет.

– Кто вы?

– Я Софья. Мы тебе потом всё расскажем.

Исса вспомнила записку, которую – теперь это очевидно – она действительно написала сама.

– Скажите, Софья, а та девочка – и правда моя дочь?

Старуха внимательно посмотрела ей в глаза, как будто сомневаясь: говорить, не говорить? Всё-таки ответила:

– Правда.

– Но почему я её не помню?

– Коррекция памяти. Ты была в Институте коррекции функций.

– Но зачем?

– Не торопись. Тебе нужно время, чтобы прийти в себя.

– Время? Вы думаете, я здесь останусь? А как же моя работа?

Старуха ничего не сказала.

Исса решила не спорить с этими людьми. Если её не разыгрывают – если у неё действительно есть дочь, – нужно во всём разобраться. Поэтому Исса осталась. Она жила в доме Софьи: с ней и Георгием, весёлым разговорчивым стариком. Иногда Исса ловила его взгляд – грустный, как будто он жалеет Иссу. Она не понимала, почему, но подозревала, что это тоже связано с её потерей памяти.

Каждый день Исса встречалась с девочкой и её папой. Иногда у неё возникало ощущение, что она уже видела их раньше, до этого загадочного переселения в горную деревню. Но ничего конкретного вспомнить не удавалось. Хотя… Мужчину звали Олафом, а несколько дней назад Иссе сказали, что за столом обувщиков раньше работал какой-то Олаф. Имя редкое – может, это он и есть? Но Исса пока не стала его расспрашивать, ей хотелось присмотреться к ним как следует.

Кроме этих людей, которые называли себя её семьёй, Исса видела и других. Раньше она считала, что в свободной зоне живут одни старики – те, кто завершил фазу 3 и не захотел подписывать протокол фазы 4. Теперь она видела, что здесь есть и молодые семьи, но не понимала, как они здесь оказались.

Как-то раз Софья позвала Иссу в свою комнату и достала из шкафа большую картонную коробку.

– Что это?

– Посмотри сама. Может, тебе это поможет.

Исса достала что-то вроде книги с толстыми страницами – старинный фотоальбом. Она знала, что в начале века их ещё использовали для хранения архивов, но сейчас таких уже ни у кого не было. Исса переворачивала страницы и рассматривала снимки. Юная красавица с чертами лица Софьи – лет шестьдесят назад. Софья с маленькой дочкой. Подросшая дочка. Потом у этой дочки появляется младенец, растёт – девочка становится всё больше похожа на Иссу. А вот и сама Исса, уже взрослая. С ребёнком. На последней странице они стояли втроём: Исса, Олаф и эта девочка, его дочь, Аклея. Но Исса не помнила, когда и где это было.

Однажды Олаф уехал, его не было два дня, а девочка временно переселилась к Софье и Георгию. Её кровать поставили в комнате Иссы. Девочка быстро заснула, обняв меховую лисичку, а Исса всё смотрела и смотрела на неё. Неужели это её дочь? Этого не может быть. Разве может мать забыть своего ребёнка?

На столе перед девочкиной кроватью лежал альбом. Исса полистала: какие необычные рисунки! Почему ей не сделали коррекцию способностей?

Исса отвернулась к стене, долго размышляла о своей жизни, а потом незаметно заснула.

Утром вернулся Олаф. Девочка запрыгнула к нему на руки и запела:

– Я тво-я пти-чка, я тво-я Акле-я!

Иссе показалось, что где-то она это уже слышала.

Софья позвала всех завтракать, Исса, как обычно, наблюдала за этими людьми и слушала их разговоры, а когда все наелись и разошлись, Олаф спросил:

– Хочешь вспомнить, что с тобой было раньше?

– Конечно, хочу!

– Тут капсулы с микрочипами. – Он достал из кармана увесистый пакет.

– А это законно? – спросила Исса, протянув руку, чтобы взять капсулы.

– Нет. – Рука Иссы замерла. Олаф молчал и смотрел ей в глаза. – А-а-а, какая разница!

Исса решительно взяла пакет и вскрыла упаковку.

– По сколько штук принимать? И как часто?

– По одной каждые двенадцать часов.

Исса проглотила первую капсулу. Ей не терпелось вернуть память.

Часы в кредит

За окном пролетали редкие домики с тёмными крышами, потом выкатывался частокол голых стволов и тянулся до следующего жилого островка. Алёна провожала глазами яркие пятна на фоне серо-коричневой осени: то красная черепица на вычурной башенке, то не облетевший жёлтый куст, то стайка по-новогоднему зелёных ёлок.

Напротив Алёны сидела говорливая тётка, её монолог журчал от самой Москвы. Алёна не слушала, только изредка в сознание врывались отдельные слова: сын, женился, на работу, кредит. Но когда тётка стала настойчиво повторять одно и то же, Алёна отвернулась от окна:

– Что, простите?

– Часы, говорю! В кредит брала? Видно, что дорогие.

Алёна опустила глаза. Корпус часов казался огромным на её тонком запястье. Окошки с цифрами, небольшие кнопки над ободком.

– Нет, не в кредит. Это подарок.

Соседка неодобрительно покачала головой, посмотрела на другую руку Алёны, где желтело обручальное кольцо. Чтобы остановить её фантазии, Алёна добавила:

– Брат подарил. Он в Москве живёт, я сейчас от него еду.

Тётка кивнула, ещё немного побубнила, потом откинулась на спинку сиденья, закрыла глаза и засопела, забыв про Алёну.

«Как это она сказала – часы в кредит? Зачем вообще покупать наручные часы в кредит? Вот если бы часы, но в другом смысле – часы как время… Если бы его давали в кредит – я бы взяла? Или не решилась бы?»

Алена вспоминала разговор с братом и не могла понять: он её разыграл или сказал правду? Слишком невероятно это звучало.

Сегодня утром, когда она проснулась, Васи уже не было дома.

«Понятно, почему от него жена ушла. Сутками сидит в своей лаборатории. Странно, что ради меня вчера сорвался с работы на весь день».

Хотя… как тут не сорваться, если младшая сестра поссорилась с мужем и сбежала от него в Москву?

«Может, испугался, что я с Пашкой не помирюсь и навеки тут останусь?» – улыбаясь, Алёна захлопнула дверь и поехала на вокзал.

Алёна и Паша уже третий год делали войлочную одежду и сами же её продавали. Раньше Паша был программистом, поэтому легко сваял «на коленке», как он говорил, удобный интернет-магазин. Вдобавок Паша отличался хорошим вкусом и богатой фантазией. Он легко придумывал необычные фасоны, а у Алёны, к счастью, руки росли из нужного места – она быстро и аккуратно валяла шерсть вперемешку с нежными шёлковыми нитями, создавала в материале те волшебные картинки, которые Паша, лениво развалясь в кресле, набрасывал в блокноте.

Продав первое пальто, Алёна сравнила доход со своей зарплатой школьной училки, дотерпела до конца учебного года и уволилась. Валяние затягивало, поглощало всё свободное время. Алёна забыла, что хотела родить ребёнка, и больше не заводила разговоры о будущем. Это ещё успеется, сейчас не до детей.

Во время работы Алёна часто думала о длине суток: почему они такие короткие? Восемь часов – сон. Если спать меньше, будет тяжело работать. Остаётся шестнадцать. Алёна всегда записывала свои затраты времени, поэтому знала точно: еда, гигиена, быт – четыре часа, меньше никак не получается. И два часа перед сном – отдых: или кино с Пашей, или книга, или соцсети. Это тоже необходимо: если не отдыхать, на следующий день работается хуже. Значит, у Алёны есть всего десять часов на валяние. Это не так уж мало – но всё равно хотелось бы больше! На каждый заказ уходит много дней. Особенно если это какое-нибудь сложное зимнее пальто – длинное, широкое, с большим капюшоном и многоцветным узором.

Для простых деталей Алёна уже давно наняла нескольких девочек: пересылала им Пашины рисунки и поясняла, что надо делать. Но не могла доверить им сложные модели: в её магазине должны продаваться только идеальные вещи.

А когда Алёна пыталась прикинуть, на что уходит время Паши, ей становилось не по себе. Если быт и вечерний отдых занимают у него те же шесть часов, что он делает в оставшиеся десять?

С утра Паша занимается магазином. Час, иногда два. Потом сидит за компьютером – соцсети, игры, новости. После обеда перебирается в гостиную, к телевизору. Правда, у него всегда при себе блокнот. Что-то чиркает, иногда показывает Алёне:

– Смотри, что придумал!

Допустим, это ещё час в день. Пусть даже два. Значит, работа у Паши занимает не больше четырёх часов. И остаётся ещё шесть!

Алёне казалось, что это нечестно: она трудится не покладая рук в буквальном смысле, а Паша почти весь день отдыхает. Как-то раз Алёна возмутилась, что он без неё кино смотрит, и Паша предложил:

– А давай телевизор в мастерской поставим, тебе так веселее будет!

Но Алёна не захотела. Она не любила отвлекаться. Ей нравилось погружаться в работу, думать о цветных волокнах, сплетать их в диковинные рисунки.

– Ну, как знаешь, – Паша пожал плечами и ушёл в гостиную.

Алёна строила схемы суток, пыталась выкроить свободные часы, но ничего не получалось: её поминутное планирование не оставляло зазоров, сэкономить время было не на чем. И работать быстрее она не умела. Алёну всё больше раздражал этот дисбаланс. Раньше они с Пашей были на равных, а теперь она ощущала себя заложницей их магазина. И простого выхода нет: у них с Пашей слишком разные функции, он не может делать часть её работы. А помощники никогда не смогут создавать такие идеальные вещи, которые получаются у Алёны.

Иногда, закончив дневную норму и расставляя посуду для ужина, Алёна не могла сдержаться и ставила тарелки на стол с таким грохотом, что Паша удивлённо поворачивался и спрашивал:

– Что с тобой? Устала? Садись, я сам.

Но сказать, что дело не в сегодняшней усталости, Алёна боялась. Как объяснить Паше, что она завидует его режиму? Как признаться, что она хочет вместе с ним сидеть на диване, пить по пять чашек чая и не убегать в мастерскую, как только закончится запланированный перерыв?

Паша не поймёт. Он никогда не загонял себя в жёсткие рамки. Он не знает, что такое тайм-менеджмент. Да и зачем ему это, если у него такая жена? Она-то всё отлично планирует. И никто не виноват, что у них с самого начала сложилось вот такое распределение обязанностей. Каждый делает, что умеет.

Так бы всё это и тянулось, но позавчера Алёна не выдержала. Толстое зимнее пальто со сложным рисунком никак не хотело держать форму, Алёна несколько раз отпарывала рукав, искала идеальную линию проймы. В спешке проколола палец, слизнула каплю крови и отложила работу до завтра, чтобы не запачкать материал.

Когда она вышла в гостиную, Паша хохотал над какой-то дурацкой шуткой в телевизоре.

– Ужин готов? – устало спросила Алёна.

– А? Что? Нет, я не успел! Дай досмотреть.

Алёна вышла в прихожую, обулась, взяла куртку и сумку. Дверь за собой прикрыла очень тихо, Паша не услышал. Телефон зазвонил, когда Алёна уже подходила к метро. Отвечать не стала. Приехала на вокзал, купила билет. Написала два сообщения: Васе – что приедет рано утром, Паше – что едет к брату, объяснит всё потом, когда вернётся.

Что она объяснит? Ведь до завтра ничего не изменится. Но сейчас Алёна не могла ничего обсуждать. Внутри всё кипело. Она допила безвкусный кофе, скомкала пластиковый стаканчик и швырнула в урну. Надо успокоиться.

Старший брат всегда понимал Алёну. Когда ей было семь, он окончил школу и уехал в Москву, поступать в физтех. Родители ворчали: как будто в родном городе негде учиться. На каникулах Вася приезжал погостить, водил сестрёнку в кино и на карусели, покупал игрушки и сладости – и Алёна его обожала. А когда она жаловалась на родителей – «ругают за трояк по физре», «заставляют убираться в комнате», – Вася только смеялся, и Алёна быстро успокаивалась.

С тех пор ничего не изменилось, разве что проблемы у Алёны стали крупнее. Доехав до Москвы, она набрала одно слово: «проснулся?» – и Вася сразу ответил: «тебя встретить?» – «не надо, сама доберусь».

Машины у него не было. Говорил, что на работу удобнее на метро, а больше никуда он не ездит. В этом брат и сестра были похожи – оба трудоголики, оба с головой погружались в свои задачи. Вот только с семьёй Алёне больше повезло: Паше не мешало, что Алёна много работает.

А Васю угораздило жениться на девушке, которая приходила с работы в семь часов и ждала общения. Сначала Вася старался не задерживаться, но иногда опаздывал к ужину и извинялся. Чем дальше, тем чаще. Чтобы избежать упрёков, стал возвращаться ещё позже, когда жена уже спала. Ей это надоело, и однажды Вася нашёл на столе записку: «С меня хватит».

Он потом рассказывал Алёне:

– Сам себе удивляюсь! Совсем не расстроился. Наоборот! Подумал, что теперь смогу допоздна работать, и никто слова не скажет.

Завтракать пошли в кафе: у Васи дома был только кофе, он не любил готовить.

– Сколько у тебя времени? – спросила Алёна.

– Весь день. Отменил работу.

Алёна присвистнула – в детстве она так делала, когда брат её чем-то сильно удивлял. Оба рассмеялись.

– Я тебе дороже, чем твоя работа?

– Иногда. Рассказывай, что случилось.

Вася слушал сестру, кивал, прихлёбывал облепиховый чай. Знакомая история: один много работает, у другого много свободного времени. И неважно, на какой ты стороне: всё равно при таком дисбалансе не будет нормальной семейной жизни.

– Знаешь, я тоже об этом много думал.

Алёна поперхнулась.

– Ты? С чего бы? Тебя же всё устраивало, пока жена не сбежала!

– Не всё. Я ей завидовал. У неё столько свободных часов, а она их так бездарно тратит. Лучше бы мне отдавала.

Алёна поставила чашку на стол, оперлась щекой на ладонь и уставилась на брата.

– Это как?

– Ну, представь: останавливаем время для одного человека. Другой переходит на его ось времени. Проводит там несколько часов. А потом возвращается на свою ось.

Алёна рассмеялась:

– Да, Нобелевку за такое точно дали бы!

Пока Вася расплачивался, Алёна смотрела на его свитер.

– Слушай, ты сколько лет в нём ходишь?

– Да лет пять, наверное.

– А давай тебе шмоток купим! И мне заодно. С этой моей работой в магазин никак не выбраться.

Вечером, когда они пришли домой, нагруженные пакетами, и сели пить кофе, Вася вернулся к утреннему разговору.

– Хочу тебе подарить кое-что.

– Да ты мне уже столько всего подарил сегодня! Может, хватит?

– Это другое. Помнишь, я тебе говорил, что можно забирать время у другого человека?

Алёна не сразу поверила Васе. Он долго объяснял, как работают его приборы. Рисовал схемы на бумаге, писал формулы. Потом отчаялся:

– Ну и чёрт с тобой. Можете их просто как фитнес-браслеты использовать. А если передумаешь – ты знаешь, что делать.

Часы выглядели роскошно, Алёна таких ещё не видела. Да она и фитнес-браслет никогда не носила: гулять некогда, спит отлично, просыпается без будильника. Но раз брат настаивает, можно попробовать. А Паше она скажет, что это запоздалый свадебный подарок от Васи.

Когда поезд подходил к вокзалу, Алёна достала из сумки папку с инструкциями и быстро просмотрела все листки. Вытащила те, где описываются функции фитнес-браслета. Остальное спрятала. «Сначала только про это скажу».

Приехала домой, Паша выбежал в прихожую, бросился к Алёне.

– Ну как ты? Что случилось?

– Нормально. Всё в порядке. Просто надо было с братом пообщаться.

Паша помог Алёне снять пальто, усадил её за стол:

– Я позавчера рыбу с овощами приготовил, как ты любишь. Думал, ты просто на минутку вышла, проветриться. Она так и стоит в холодильнике – мне без тебя даже есть не хотелось. Подогреть? Будешь?

Пока Паша хлопотал с обедом, Алёна молча смотрела на него. Такой заботливый, так старается порадовать. И не подозревает, что для неё намного привлекательнее его свободные часы, чем умение вкусно готовить.

– Паш, Вася нам с тобой подарок сделал! – сказала Алёна, но скрыла, что он его в буквальном смысле «сделал»: своими руками, в лаборатории на работе.

Алёна достала из сумки вторые часы и приподняла руку, чтобы Паша заметил такие же у неё на запястье.

– Часы? С чего вдруг? Мы же их не носим.

– Не просто часы. Что-то типа фитнес-браслетов, только функций больше.

– А инструкция есть?

– Конечно. – Алёна порылась в сумке и достала приготовленные листки.

– Распечатка? А нормальной нет? Гуглить придётся?

– Да нет, гугл не поможет. Опытный образец, их ещё нет в продаже. У Васи в институте сделали пробную партию, и он вот эти двое часов получил для себя.

– Так и носил бы сам.

Алёна пожала плечами:

– Сказал, нам с тобой нужнее. Они друг друга отслеживают. Будешь смотреть, сколько я сплю, сколько пешком хожу.

Паша сел рядом с Алёной, повертел часы в руках, надел.

– Вася говорил, их надо носить не снимая. Они там как-то через кожу данные собирают. Ты сам почитай, что они умеют.

В этот вечер Алёна не стала работать – решила, что может себе позволить второй выходной. Позвала Пашу погулять по городу, они болтали, смеялись, долго стояли на мосту. На чёрной воде слегка покачивались отражения фонарей, от них отрывались узкие яркие лепестки, уплывали по течению и таяли, как будто ветер гадал кому-то на жёлтых цветах.

К утру Алёна знала точно: Паша не поймёт, если она скажет правду. Лучше сделать всё тайком. Он ведь даже ничего не почувствует.

Брать можно только по три часа и только дважды в день. Итого плюс шесть. За шестнадцать часов Алёна сможет навалять намного больше, чем за десять. Значит, теперь у неё будет два выходных в неделю. Они с Пашей смогут проводить время вместе, как раньше.

«А если Паша узнает? – спрашивала себя Алена, и сама же отвечала: – А как он узнает? Кому вообще такое в голову придёт?»

В полдень Алёна отложила ножницы и лоскут войлока, вышла в коридор и посмотрела на Пашу. Он сидел за кухонным столом, спиной к двери. На экране ноутбука Алёна разглядела какой-то новостной сайт.

Она нажала кнопку на ободке своих часов, и Паша замер. Алёна шагнула в кухню и обошла стол. Паша сидел с открытыми глазами, но не дышал и не шевелился. Выглядело это жутко. Алёна наклонилась к его часам. Пашино время остановилось. Алёна поводила рукой перед Пашиным лицом, он не реагировал.

«Дело сделано. Пойду работать».

Алёна завела два будильника, чтобы не пропустить важные моменты: сначала надо прожить свои три часа, потом нажать другую кнопку и забрать Пашино время. И ещё через три часа всё отключить.

Всё получилось. Алёна проработала шесть часов вместо трёх, подошла к Паше, осторожно коснулась его часов. Вася говорил, что это неудобно – каждый раз подходить к тому, чьё время ты забираешь. Потому и советовал честно рассказать Паше о часах. Доверие в семье – это фундамент всего, так он сказал. Алёна не стала возражать: до сих пор она тоже так считала. Но сейчас особый случай. Ей просто хочется справедливости. Чем больше чужих часов Алёна заберёт для работы, тем больше своих останется для любимого мужа. А Паша… От него не убудет. Всё равно он ничего полезного не делает.