Под скорлупой времени

– Сейчас уже ничего. Сначала испугалась, конечно!

– Хочешь, я приеду вечером?

– Да, давай.

Исса именно для того ему и позвонила – хотела позвать к себе, чтобы поговорить, но на всякий случай решила представить всё так, будто это решение Олафа, а не её.

Аклея бросилась к папе – не ждала его сегодня – и предложила пойти в парк, пока не стемнело. Исса на это и рассчитывала. Аклея села на качели, и под мерное поскрипывание цепей Исса рассказала Олафу о своей диагностике. План сработал, но это ещё не всё.

Исса уже вычислила, что Аклея должна принимать по одной капсуле каждые пять дней, но за сколько дней до диагностики нужно начать? И не опасна ли для ребёнка доза микрочипов, рассчитанная на взрослого? Спрашивать Эльвиту нельзя: если она что-то заподозрит, может потребовать досрочной диагностики для Аклеи.

Олаф тоже считал, что нельзя никому рассказывать о полученных чипах-минус. В худшем случае, если капсулы окажутся слишком сильными для детского мозга, способности могут исчезнуть навсегда. Но это лучше, чем потерять дочь.

И ещё Исса никак не могла решить, говорить ли Аклее правду. Она ещё маленькая, рискованно доверять ей такую тайну. Её это напугает. Олаф предложил добавлять капсулы в еду – они небольшие, Аклея их проглотит и не заметит. По расчётам Иссы получалось, что должно хватить пяти капсул. Значит, можно начать их приём за четыре недели до диагностики. До этого дня оставался ещё месяц.

Исса отвезла дочь к своим родителям: они как раз взяли отпуск и собирались поехать с Аклеей на море. Исса погрузилась в работу. Из-за переживаний последних недель она забросила свой основной проект и не следила, как продвигается строительство нового моста на окраине города. По правилам не полагалось работать больше четырёх часов в день, но в исключительных случаях можно было договориться. Иссе разрешили: она призналась начальнику, что у неё выявили небольшие проблемы во время диагностики, потребовалась коррекция, и всё это не давало ей работать в полную силу. Зато теперь всё позади, и она хочет устранить запаздывание по срокам.

Со стройки она ехала домой обедать, два часа отдыхала, чтобы восстановить силы, и шла пешком на свою вторую работу – в кукольную мастерскую. На главной улице Исса спускалась по каменным ступеням в полуподвал, проходила по прохладному тёмному коридору, пересекала гулкий двор-колодец и отпирала старинным металлическим ключом тяжёлую резную дверь. Там, за этой дверью, скрывалось царство разобранных кукол. В длинном зале со сводчатым потолком и толстыми колоннами вдоль боковых стен стояли огромные столы, усыпанные лоскутками ткани и кожи, мотками ниток, кудрявыми искусственными волосами. У столов в удобных рабочих креслах с выдвижными лампами сидели мастера – портные, обувщики, парикмахеры.

Именно здесь девять лет назад Исса встретила Олафа. К тому времени она проработала уже четыре года, успела подружиться со многими мастерами. Эту профессию почему-то выбирали люди невысокие, хрупкие, изящные, как сама Исса. А однажды она увидела за столом обувщиков новенького. Он недавно переехал, ещё ни с кем не познакомился, сидел в стороне и возился с чем-то крошечным.

На фоне остальных мастеров он выглядел, как гигантский полярный медведь рядом с домашними собаками. Высокий широкоплечий блондин – швед по происхождению, как потом выяснилось – не обращал ни на кого внимания и сосредоточенно работал. Исса остановилась рядом с его креслом и, как зачарованная, смотрела, как в его огромных ручищах кусочек тонкой кожи превращается в миниатюрный кукольный ботиночек.

– Как вы это делаете? – спросила Исса.

Мастер поднял на неё глаза, пожал плечами и ничего не сказал. С этого дня, как только у Иссы случался перерыв в работе, она подходила к Олафу и наблюдала за его точными движениями. А перерывов было много: в мастерской применяли старинные технологии, фарфор запекали в муфельных печах, и когда Исса закладывала в печь очередную партию готовых кукольных лиц, ей приходилось подолгу ждать.

Сначала Олаф делал вид, что не замечает Иссу. Потом привык, начал отвечать на её расспросы, рассказывал о себе. Скоро они стали лучшими друзьями. А когда выяснилось, что оба хотят детей, они решили попробовать жить вместе. Через два года у них родилась Аклея.

Олаф по-прежнему работал в этой мастерской, но сейчас взял отпуск и уехал навестить своих родителей. Исса испытала облегчение, когда узнала, что его не будет почти месяц. Ей не хотелось ни с кем общаться, даже с ним.

По вечерам, возвращаясь из мастерской, Исса наслаждалась одиночеством. Она редко оставалась дома одна – только когда Аклея гостила у бабушки Анны или у папы. Но обычно это продолжалось всего пару-тройку дней. За такое время Исса не успевала отдохнуть. Сейчас она бродила по квартире в пижаме, садилась на пол посреди комнаты, чтобы почитать, носила за собой поднос с чашкой кофе, шоколадками, орехами. Её восхищало, что можно бросать где попало вещи, не одеваться и не причёсываться, не заказывать горячую еду и вообще ничего не делать.

Это продолжалось четыре дня – чуть больше, чем её обычные периоды одиночества. Потом Исса почувствовала, что хаос ей надоел, и вернулась к нормальной жизни. Теперь она вела себя так же, как и при Аклее: дома было чисто, каждый день ей доставляли настоящие обеды, Исса весь день выглядела прилично, даже когда сидела дома.

Однажды вечером ей захотелось нарисовать цветы. Исса пошла в детскую, села на низкий стульчик Аклеи, достала из стола бумажный альбом и карандаши. Провела через весь лист длинную косую линию – стебель. Исса отлично помнила, как она это делала ещё пару недель назад, когда принимала препарат, купленный у Мишича. Но теперь рука дрожала, линия выглядела волнистой и рваной, а вместо самого цветка получились жалкие каракули. Значит, препарат больше не действует.

Пока Исса смотрела на свой неудавшийся рисунок, она поняла, что скрыть от Аклеи их с Олафом план не удастся. Ведь когда дочь начнёт принимать капсулы, ей будет всё труднее и труднее рисовать. А если она не будет знать, почему это происходит, её это напугает. И на диагностике она может рассказать об этом доктору.

Исса сдвинула шторку алфона.

– Олаф?

Экран долго мигал красным, связи не было. Исса уже хотела отключиться, но услышала, как Олаф пытается восстановить дыхание и прерывисто говорит:

– Исса, прости, я в спортзале.

– Перезвонишь потом, хорошо?

– Да, через час.

Пока Исса ждала его звонка, она перебирала рисунки Аклеи и думала: как это получилось, что у неё талант к рисованию? От кого она его унаследовала? Ведь не от родителей же…

Когда Олаф позвонил, Исса не захотела говорить иносказательно, поэтому она просто спросила:

– Когда вернёшься?

– Соскучилась?

По голосу она поняла, что Олаф улыбается, и невольно улыбнулась в ответ.

– Давно уже.

– Я тоже. Ещё неделя осталась. Дождёшься?

– А куда я денусь?

Всю неделю Исса думала, как бы объяснить всё Аклее, чтобы не напугать её.

Когда Олаф вернулся, они ушли в парк и много часов спорили, на всякий случай не повышая голос и не проговаривая вслух то, что и так оба знали. Исса не верила, что их дочери можно сказать правду и она всё поймёт. Но Олаф, с его неколебимым спокойствием, мог убедить кого угодно в чём угодно. А главное, он всегда оказывался прав. В конце концов Исса согласилась, но попросила Олафа пожить с ними до самой диагностики. Она боялась ввязываться в эту авантюру одна.

На следующий день Анна с Конрадом привезли загоревшую и подросшую Аклею, и она бросилась к родителям – не ожидала, что они оба будут её встречать. Рано утром Иссу вызвали на работу, ей нужно было срочно внести изменение в расчёты. А днём, когда она вошла в квартиру, Олаф и Аклея встретили её праздничным обедом.

За столом они оба смеялись и шутили, у них было отличное настроение. Исса жевала нежный пирог с ягодами, не чувствуя вкуса, и думала, как бы начать разговор с Аклеей. Но дочь её опередила:

– Мама, я уже всё знаю. Папа мне рассказал.

Исса чуть не выронила вилку с куском пирога.

– Что? Ты о чём?

Аклея посмотрела на Олафа. Он приложил палец к губам и предложил сначала доесть, а потом пойти погулять в парк. Аклея побежала одеваться, Исса отодвинула тарелку и встала из-за стола.

Когда они оказались в безлюдной тенистой аллее, Аклея снова заговорила:

– Папа мне сказал, что надо перед диагностикой принимать капсулы с микрочипами.

– А… А он тебе сказал, для чего?

– Да, – беззаботно кивнула Аклея.

– И ты всё поняла?

– Конечно. Что тут сложного?

Исса посмотрела на Олафа: что он ей наплёл? Или правду сказал? Осторожно спросила Аклею:

– А что именно ты поняла?

– Ну мама! Я же не слепая. Я давно знаю, что у меня способности к рисованию выше нормы.

– И что?

– А то, что на диагностике это заметят и отправят меня на коррекцию. А папа спросил, хочу ли я уметь рисовать так же, как сейчас.

– А ты хочешь?

– Конечно, хочу! А значит, надо перед диагностикой понизить мои способности. Тогда там ничего не заметят, и я смогу и дальше рисовать.

Исса вздохнула. Кажется, всё прошло неплохо. И ей даже не пришлось самой что-то выдумывать, Олаф отлично справился.

Перед сном Аклея приняла первую капсулу.

– Детка, ты же понимаешь, что тебе придётся пока не рисовать?

– Что, совсем? А почему?

– Ну, просто у тебя не будет получаться так же хорошо, как раньше. Я думаю, что лучше совсем не пробовать, чтобы не расстраиваться.

– Ладно, – легко согласилась Аклея.

Обняла свою меховую лисичку, отвернулась к стенке и сразу заснула.

На диагностике никаких отклонений не нашли. Аклее даже не задавали вопросов – настолько обычными были все показатели. Она вышла в коридор, где её ждали Исса и Олаф, взяла обоих за руки и вприпрыжку поскакала к лифту.

В выходные они втроём слетали к родителям Иссы, провели у них два дня, а после возвращения Исса попросила Олафа сделать паузу в их общении: она слишком устала за лето.

Второй учебный год Аклеи проходил спокойно, без сюрпризов. Единственный раз Исса испугалась, когда учительница спросила её о диагностике.

– Что у Аклеи со способностями? Были отклонения?

Чтобы скрыть замешательство, Исса закашлялась и за эти несколько секунд взяла себя в руки.

– Спасибо, у неё всё хорошо. Никаких отклонений, всё в норме.

Учительница удивилась:

– Но как же так? Вы же сами видели, как Аклея рисует. Разве это норма?

Исса пожала плечами:

– Не знаю. Видимо, да. Диагносты же не ошибаются.

Учительница могла бы написать заявление в Центр диагностики и попросить перепроверить результаты, а то и отправить Аклею на повторную диагностику – и это было бы катастрофой, потому что после приёма последней капсулы прошёл уже месяц, и Аклея снова рисовала, как прежде. Но, видимо, её убедили слова Иссы о том, что диагносты не ошибаются. Больше она не говорила о способностях Аклеи. Да и Аклея постаралась: рисовала на уроках хуже, чем дома.

Но чем меньше времени оставалось до следующего лета, тем больше Исса волновалась. Применять тот же самый план ещё раз – опасно. Если у взрослого человека второй раз подряд выявляют повышенные способности, простыми капсулами дело не ограничится. В лучшем случае Иссу подвергнут импульсной коррекции, а кто знает – ведь и у неё могут появиться немые волокна. Тогда она и дочь не спасёт, и сама погибнет.

А если не удастся раздобыть чипы-минус, Аклея не сможет успешно пройти диагностику в августе. Однако другого плана не было. Даже Олаф выглядел мрачным, чего раньше с ним не случалось. Он тоже не мог ничего придумать, и ощущение полного бессилия его раздражало.

С прошлого лета у Иссы осталось три капсулы-минус – доктор дал ей восемь, а для Аклеи нужно было всего пять. В крайнем случае можно попробовать дать Аклее эти три. Хоть какой-то шанс. Если этого хватит, то диагностика не покажет способностей к рисованию, и коррекция не потребуется.

А если не хватит? Если Аклею отправят на коррекцию, а потом у неё появятся немые волокна? Когда Исса начинала об этом думать, к горлу подкатывала тошнота, в глазах темнело, и ей приходилось опираться о стену или о мебель.

От отчаяния она опять вспомнила про Мишича. Если он так легко смог достать препарат, сходный по действию с чипами-плюс, то, может, он и аналог чипов-минус найдёт? Исса понимала, что ими не торгуют на чёрном рынке – кому захочется искусственно снижать свои природные способности! Но вдруг… Нельзя упускать шанс, надо проверить.

Выбрав свободный вечер, когда работа закончилась рано, а Олаф повёл Аклею в парк, Исса позвонила Мишичу. Он не отвечал. Её это не остановило. Она знала, что Мишич часто игнорирует звонки: просто продолжает заниматься своими делами, и плевать ему на импульсы, которые упорно посылает алфон.

Исса села в уникоптер и полетела за город, к Мишичу домой.

Как и год назад, выглянула из кабины перед воротами, её впустили. Но во двор никто не вышел, только автоматически открылась входная дверь. Исса спрыгнула на мелкий белый гравий, который приятно похрустывал под ногами, и пошла к высокому каменному крыльцу.

В вестибюле она увидела табло над лестницей. Надо же, никогда раньше не замечала, что здесь всё устроено, как в учреждениях. Это и понятно: комнат много, найти нужную непросто. А Мишич всегда сразу тащил своих друзей к лифту и вёз к себе, поэтому Исса не рассматривала эту часть дома.

На табло загорелась схема с надписью «второй этаж», и слева замигала красная точка. Исса поднялась по широкой лестнице, повернула налево и оказалась в просторной гостиной. У окна стояла мама Мишича. Исса не видела её уже несколько лет, но хорошо помнила с первой встречи – слишком сильно Мария отличалась от своего сына: стройная, красивая, гладкие чёрные волосы спадают на плечи. Она не изменилась. Вот только глаза… Красные, как будто она только что плакала.

– Что случилось? Где Мишич?

– В Институте коррекции функций. В стационаре.

– Как? Почему?

Мария хотела ответить, но только всхлипнула и быстро прижала к лицу тонкий носовой платок – кажется, такая ткань называется батист. Исса почувствовала себя неловко: она хотела посочувствовать Марии, даже обнять её, но не решилась. Даже сейчас Мария выглядела такой роскошной дамой, что подойти к ней было невозможно. Вместо этого Исса робко спросила:

– Он здоров? Или что-то серьёзное нашли?

Мария внимательно посмотрела ей в глаза:

– Ты знаешь, чем он занимался?

Исса замялась.

– Ну… слышала кое-что… Про чёрный рынок.

– Кто-то из покупателей на него донёс. – Красивое лицо Марии исказилось от ненависти, сверкнули идеальные зубы.

– Извините. Я в другой раз зайду, когда его отпустят.

Мария ничего не ответила и отвернулась к окну.

Исса поднялась в кабину уникоптера, выехала за ворота и резко взмыла вверх. Её трясло от волнения, лететь в общем потоке она не могла, нужно было сначала успокоиться. Если Мишича взяли из-за его торговли на чёрном рынке, то дело плохо. После инъекции он выдаст всех своих покупателей и расскажет, что они искали. Потом в клинику начнут отправлять всех подряд по его списку. Иссу тоже заберут – за противозаконное усиление творческих способностей.

Сколько у неё времени? Клиентов у Мишича было много, до Иссы очередь дойдёт не сразу. Но ведь неизвестно, сколько дней он уже провёл в клинике.

Исса приподняла рукав, включила алфон. Постаралась говорить ровно, сдержанно, как будто речь идёт о простой семейной прогулке. Но выбирала такие слова, чтобы Олаф догадался: случилось что-то очень важное.

– Олаф, миленький, любименький! Не видела тебя уже два денёчка! Не погулять ли нам сегодня, дорогой?

Сначала Олаф долго молчал – обдумывал, с чего вдруг Исса так выражается. Потом до него дошло.

– Конечно. В парке?

– Нет-нет, на обычном местечке. Аклея ведь у тебя, да? Приезжайте, я там буду через полчаса.

Исса домчалась до поляны за двадцать минут, спрыгнула на густую зелёную траву, спустилась к реке и начала быстро ходить по песчаному берегу туда-сюда. Наконец, послышалось тихое жужжание, рядом с её уникоптером приземлился Олаф. С заднего сиденья выскочила Аклея, подбежала, обхватила Иссу за талию, пропела:

– Я тво-я пти-чка, я тво-я Акле-я!

Следом за ней подошёл Олаф, Исса потянула его за руку, и он сел на песок рядом с ней, у самой кромки воды. Быстро прошептала:

– Мишич в Центре коррекции, он меня выдаст, меня тоже заберут. Спрячь от них Аклею, я же там всё расскажу после инъекции. Ничего не говори мне. Или соври. Пожалуйста!

Олаф понял, почему Исса просит его соврать: под действием препарата она повторит всё, что слышала, и доктора сочтут это правдой. Это поможет ему выиграть время.

– Исса, мы с Аклеей сегодня уезжаем на море. Я решил взять внеплановый отпуск. Научу Аклею нырять, я давно собирался!

– Куда именно? – подыграла Исса.

– Я ещё не решил. Думаю, будем переезжать из города в город, там везде красиво!

– Отлично! – Исса кивнула и пожала руку Олафа, а потом тихо спросила: – А что будет со мной? Я ей нужна, ей нельзя остаться без мамы.

– Я знаю. Я тебя найду. Что бы они с тобой ни сделали, мы это исправим!

В это время дисплей на запястье у Иссы начал мигать и вибрировать, она отодвинула шторку и увидела две пиктограммы – «оставайтесь на месте» и «за вами приедут».

Исса быстро опустила Олафу в карман сложенный клочок бумаги. Он не стал смотреть, что там – встал, схватил Аклею на руки и побежал к своему уникоптеру. Исса села на камень, нагретый солнцем, и молча смотрела на воду.

Вскоре раздался гул дежурной машины. Исса не оборачивалась. За спиной послышались шаги, и грубый мужской голос произнёс:

– Прошу следовать за нами.

Двое регуляторов, одетых в одинаковые форменные комбинезоны, подошли к машине, подождали, пока Исса заберётся в салон, и заперли дверь снаружи. Исса обернулась: второй регулятор сел в кабину её уникоптера и собирался лететь за ними.

Исса проснулась от приятного сладковатого запаха. Открыла глаза. На столике перед кроватью стояла стеклянная ваза с пышным букетом сирени. Интересно, откуда она взялась? В городе сирени не было, но её выращивали в Ботаническом саду при Медицинской академии. Исса вспомнила, что в одном из корпусов академии помещался Институт коррекции функций. Кажется, кто-то недавно его упоминал… Но кто и когда – она забыла.

В комнату вошла улыбчивая медсестра в нежно-голубом комбинезоне.

– Проснулись? Хорошо!

– Где я? – спросила Исса.

– В клинике, – ответила сестра и сразу добавила, увидев на лице Иссы испуг: – Вы не волнуйтесь, с вами всё хорошо! Просто небольшая коррекция требовалась.

Исса хотела спросить, что именно ей откорректировали, но поняла, что её это совсем не интересует. Какая разница! Главное, что теперь всё в порядке.

– А долго я здесь была?

– Нет, всего три дня.

– Это немало. Как же моя работа?

– О, не беспокойтесь! Мы договорились, никаких проблем не будет.

Исса посмотрела на часы: десять утра.

– Я уже могу идти? У меня рабочий день скоро начнётся!

– Не торопитесь. Нужно ещё одно тестирование провести. А на работу завтра выйдете.

– Хорошо, – согласилась Исса. – А можно мне сначала позавтракать?

– Конечно! Хотите прямо здесь или пойдёте в нашу столовую?

– Лучше в столовую.

Исса слезла с высокой кровати, взяла с вешалки мягкий больничный халат и пошла вслед за медсестрой. Несколько пациентов молча сидели за столиками в разных концах зала.

После завтрака её отвели к доктору. Исса устроилась на удобном диване напротив стеклянной стены, выходившей в сад, и рассматривала цветущие деревья за окном, пока доктор что-то читал.

«Здесь красиво, – подумала Исса. – Даже не хочется уезжать домой».

Потом доктор долго задавал ей вопросы – о работе, о дневном распорядке, о планах на будущее, о друзьях и родственниках. Исса всё ему рассказала: по первой профессии она мостостроитель, почти каждый день ей приходится летать на объекты и проверять, как идут работы. Сейчас, например, она строит новый мост за городом, на него собираются перенаправить весь поток наземного транспорта, чтобы освободить городские улицы. По второй профессии она кукольник, делает фарфоровые детали коллекционных кукол. Других занятий, кроме работы, у неё нет. Планов тоже нет – пока её всё устраивает, менять она ничего не собирается. Дружит с бывшими одноклассниками и с некоторыми коллегами. Родители живут в другом городе, бабушек и дедушек Исса не помнит – наверное, они давно умерли. Это всё.

Доктор вызвал медсестру и попросил проводить Иссу в соседнюю комнату. Она выглядела, как обычный кабинет диагностики: такое же кресло с проводами, такая же панель управления с клавишами и экраном. Тестирование заняло примерно полчаса, потом Исса опять сидела на диване и ждала, пока доктор проверит результаты.

Наконец, он поднял голову, улыбнулся – «Как часто они тут улыбаются», – подумала Исса – и сказал:

– Ну, вот и всё! Все показатели в норме. Вы свободны. Вас сейчас отвезут домой, вы сегодня отдохните, погуляйте, а завтра уже пойдёте на работу.

– Отвезут? Почему? А где мой уникоптер? – Исса вспомнила, что она всюду на нём летала, пока не попала сюда.

– Остался перед вашим домом. Мы решили, что так будет удобнее.

Исса вернулась в палату. На кровати лежали её вещи. Переоделась, ещё раз понюхала сирень и вышла в коридор. Там её догнала медсестра с вазой в руках:

– Возьмите, это вам! Вы же любите сирень, да?

– Спасибо! – Исса прижала к себе тяжёлую стеклянную вазу с букетом, цветы оказались прямо перед её лицом. Запах успокаивал. Как только Исса снова его почувствовала, она ясно поняла: всё будет хорошо.

На крыльце её уже ждал водитель. Осторожно, чтобы не расплескать воду в вазе, Исса поднялась в его уникоптер, и через несколько минут они уже садились перед её домом.

В квартире было свежо и прохладно – климатическая система включилась, когда расстояние от алфона до дома сократилось до ста метров. Все вещи лежали на своих местах, везде был идеальный порядок. Исса попыталась вспомнить, всегда ли у неё так чисто или это она специально всё прибрала, но мысли путались.

«Наверное, после коррекции всегда так бывает. Ничего, скоро пройдёт», – беспечно подумала Исса.

Зашла в спальню, надела свободное домашнее платье. Потом открыла дверь в соседнюю комнату. Обычно такие комнаты используются как детские. Да, точно. У Эльвиты в квартире такая же планировка. Раньше там жил её сын Алекс, но потом он уехал в спецшколу и больше не живёт дома.

Посреди комнаты стояло удобное кресло, рядом – чайный столик и большой музыкальный аппарат. На мгновение Иссе показалось, что у неё никогда не было такого кресла. Она закрыла глаза и попыталась вспомнить, как тут всё выглядело раньше, но не смогла.

«Странно, зачем мне квартира с детской? Разве я хотела завести ребёнка? Не помню. Наверное, это было очень давно».

Исса села в кресло и включила свою любимую старинную музыку: Вивальди, «Времена года». Сейчас такое никто не слушает, но Иссе нравилось фантазировать под звуки оркестра. Ей представлялись заросшие цветами луга, всадники на белых лошадях, крепостные стены с башнями. Мир, который существовал давным-давно. А может, и не существовал.

На следующее утро Исса позвонила своему начальнику, расспросила, что происходило на объекте, пока её не было, и поехала на работу. Проверила автоматику, запустила тестирование конструкции на прочность. Всё прекрасно работало, мастера ни в чём не ошиблись. Исса рассматривала чертежи, тихо напевая любимую мелодию из «Времён года».

Жизнь быстро вошла в привычную колею, как будто и не было этих трёх дней в клинике. По утрам Исса занималась своим любимым мостом, а после обеда ещё на два часа приходила в мастерскую и лепила кукольные лица и руки. Иногда она ненадолго останавливалась около стола обувщиков: ей казалось, что там чего-то не хватает. Как-то раз она спросила одного из мастеров:

– А кто здесь раньше сидел, рядом с тобой?

– Здесь? Так Олаф же. Не помнишь?

– Ах, да, – сказала Исса. Постеснялась признаться, что не помнит никакого Олафа.

Однажды днём, когда Исса закончила работу на объекте и собиралась лететь домой, из-за деревьев вышел незнакомый мужчина и сказал, что она должна поехать с ним. Исса очень удивилась:

– Зачем? Кто вы?

Он достал из кармана записку и протянул Иссе. Она развернула листок и увидела свой почерк: «Я, Исса 278302, попросила этого человека разыскать меня и отвезти туда, где меня очень ждут. Я сейчас не помню об этом, потому что мне стёрли часть памяти, но я должна обязательно с ним поехать. Это очень важно!»

Исса пожала плечами. Можно ли верить этой записке? Подделать почерк – проще простого. Если это обман, то кому понадобился такой дурацкий розыгрыш? Что будет, если Исса поедет с незнакомцем неизвестно куда? Сердце сжалось: Иссе на мгновение показалось, что ей больше нечего бояться и нечего терять. Это было новое и неприятное ощущение. Откуда оно взялось, ведь только что всё было хорошо? Может быть, она найдёт ответ там, где её ждут? И она сказала: