Розы на снегу. Ремикс. Привет из детства

Мила Весенняя

Розы на снегу. Ремикс. Привет из детства

Эпиграф: «Настали первые морозы,

И, только выпал первый снег,

Упали сразу алые розы,

Замерзли на глазах у всех…»

Пролог

Иногда, когда первый снег ложится на подоконник, я закрываю глаза и возвращаюсь в то место, где время пахло розами. Там, под окном с потрескавшейся краской на раме, жили они: алые бутоны, что смеялись солнцу и георгин-бродяга, обвивший стебель одной из них, будто шепчущий: «Я с тобой». Тогда я не знала, что цветы умеют прощаться. Видела только, как они тянутся к небу, даже когда осень крадётся по тропинкам, окрашивая листья в багрянец. Теперь знаю: сад научил меня главному- даже под снегом теплится жизнь. И если прислушаться, в тишине морозного утра можно услышать, как лепестки из прошлого говорят: «Мы живы. Пока ты помнишь».

Глава 1

Бабушка и я жили в небольшом домике с красной крышей, частично выгоревшей на солнце.

Внутри всегда пахло чем-то вкусным. Бабуля часто пекла хлеб, булочки или пирожки, а по утрам в духовке томилась гречневая каша со сливочным маслом – в глиняном горшке, как положено в деревне. Она была такой вкусной, что этот вкус запомнился навсегда.

С нами жили любимые питомцы-сибиряки: кошка Матильда, пушистая, но миниатюрная дымчатая кошечка с умными, медовыми глазами, и её сын – кот Максимилиан, табби, важный, толстый и полосатый зеленоглазый красавец. Бабушка рассказывала, что Матильда когда-то приехала с мамой – издалека, «вместе с первым снегом». Уже здесь, в этом доме, она родила Макса. Они оба жили с нами, как будто всегда и я не помнила времени, когда их не было. Наши домашние питомцы по-хозяйски растекались по подоконникам, щурились на свет, будто тоже впитывали утреннее тепло.

Некоторые вещи бабушка не объясняла словами, только взглядом и чайной паузой. Я с ранних лет понимала: есть то, о чём просто не спрашивают. А в печке потрескивали поленья. Всё было простым и настоящим, и от этого таким родным.

В детский сад я не ходила – мы с бабушкой легко справлялись вдвоём. Читать и считать я уже умела, поэтому она часто говорила, что до школы время много, все будет хорошо. Я расту очень смышленой девочкой.

У нас был очень красивый сад, плавно переходящий в огород и поэтому казался бескрайним. За этим великолепием и роскошью ухаживала моя бабушка, а я ей помогала, как могла. На территории было множество разных деревьев, кустарников и растений. Все они по весне благоухали и источали такие сладостные запахи, что начинала кружиться голова. Летом в саду становилось поспокойнее: ароматы уже не спорили друг с другом, а каждый дарил свою особую, утонченную радость.

Среди всех этих обитателей благоухающего царства у меня были свои особенные любимчики – розы. Они росли прямо под моим окном, словно охраняли сны и делились утренними мыслями первыми. Не просто побеги, а шедевры мирового искусства: их бутоны, словно рубины, сверкали и переливались на свету. Бабуля говорила: «Цветы, что люди. Одни любят внимание, другие спокойствие и тишину». Розы явно относились ко вторым, они цвели так тихо, будто боялись спугнуть утреннюю росу.

Нежный аромат стелился по земле, как шёпот ветра и только те, кто подходил ближе, могли уловить какую-то тайну. Словно розы доверяли ее лишь тем, кто задерживал дыхание, чтобы ухватить эту невидимую нить…

Глава 2

Я проснулась раньше обычного. Сквозь занавеску в комнату заглядывал солнечный луч и я сразу вспомнила, что сегодня у нас будет баня!

По выходным, обычно в субботу, у нас был банный день. Бабушка топила старенькую баньку, что мой дедушка с папой ещё своими руками ставили.

Мы тянули шланг от огорода и пока горела печка, вода в баке медленно нагревалась. В углу бани, рядом с лавкой, всегда стояла большая бочка с холодной водой, чтобы можно было подлить и сделать до нужной температуры, прохладнее.

Я любила запах берёзового веника, деревянных половиц и стен, пара и даже плеск воды в ковшике. Бабушка говорила: «После бани и душа чистая».

Но это все будет ближе к вечеру, а пока я медленно иду к своим любимчикам, но сердце бьётся так, будто бегу. Каждый раз, когда я смотрю на клумбу из своего окна, кажется, они подмигивают мне, намекая на что-то. А сейчас, в саду, их аромат обволакивает, как тёплое одеяло. Воздух звенит от стрекоз, а под солнцем пахнет нагретой смолой и мёдом – это трудятся пчёлы на липе.

Розы встречают меня, кивая тяжёлыми бутонами. Их запах густой, как сироп, и кажется, если протянуть руку, можно ухватить само лето, пока оно ещё не ускользнуло в знойный полдень.

Неподалеку, на соседней клумбе росли георгины – яркие, как конфетные фантики. Они тоже радовали своей красотой и пышными бутонами. Как-то однажды ветер принёс семечко к нашим розам. Оно упало в рыхлую землю у моего окна и таким образом среди алых цветов вырос нежданный гость – георгин. Его стебель, будто ища опоры, обвил ближайшую розу. «Вот так история!» – засмеялась бабушка. – «Наш сад и цветам нравится. Даже путешествовать по нему готовы!»

Я тут же поделилась с бабулей своими мыслями и наблюдениями за этой парочкой: «Как георгин трепетно и нежно смотрит на нее, восхищается, закрывает от капель дождя или палящего солнца». Я ведь была та еще фантазерка! На что она мне, усмехнувшись сказала: «Видно, полюбилась ему наша королева. У цветов сердца тоже есть».

С тех пор я стала чаще наблюдать за ними. После дождя бежала проверить, не навредил ли ветер их хрупкому союзу. В зной поливала розу и георгин вдвое усерднее, будто они делились одной корневой системой.

Бабушка, заметив мою заботу, говорила: «Ты же видишь – они крепче, когда вместе». Иногда я воображала, как они разговаривают ночью. Роза – гордая, немного упрямая, сдерживает лепестки, чтобы не показать, как она уязвима. А георгин – мягкий и терпеливый, будто говорит ей: «Я рядом. Можешь опереться».

В темноте сад казался мне живым: там, под лунным светом, цветы устраивали свои тайные разговоры, которых не слышит никто. И только лепестки знали, о чём шелестит ночь.

Глава 3

Когда я просыпалась, солнце уже во всю заливало комнату – полосками на полу, зайчиками на стене. Но не это будило меня, а запах. Он был особенный: тёплый, как топленое молоко, и терпкий, будто в него добавили каплю мёда и настой сушёных трав.

Я подошла к окну и с удовольствием распахнула обе створки рамы. Там, бабушка уже ходила по саду – в цветастом летнем халате, с ведром в одной руке и лейкой в другой. А розы… они смотрели вверх, будто ожидали, когда же наконец проснусь. Я улыбалась цветам, а они мне в ответ кивали бутонами и радостно шептали: «Доброе утро».

Лето никуда не торопилось. Оно расплескалось по саду, пряталось в высокой траве, жило в каждом шелесте листьев и даже в бабушкином фартуке, пахнущем солнцем. Всё цвело, спело, зрело. Днём воздух становился таким плотным, что казалось, если взмахнёшь рукой, он зазвенит, как стеклянная ваза. Бабушка говорила: «Июль, как пирог с вареньем: тёплый, сладкий и чуть липкий». Мне нравилось это сравнение. Я представляла, что сад – это пирог, а розы на нём самые спелые, алые ягоды.

Я не могла больше сидеть внутри – сад звал. Накинув сарафан, выскользнула за дверь и босыми ногами ступила на утреннюю землю. Трава была ещё прохладной и мокрой, но это только веселило. Бабушка что-то напевала под нос- одну из тех песен, что знала только она и цветы. Потихоньку к ней подошла, она повернулась, подмигнула мне и сказала: «Проснулась, сладкая? Поспеши, утро короткое».

Бабуля поправила платок и добавила: «День быстро пролетает, надо успеть всё, пока солнце не взбежало на самую макушку неба».

Я кивнула, как будто мне поручили не просто помочь, а выполнить очень важное задание. Взяла щётку и поспешила к тропинкам. Брусчатка была ещё прохладной и пахла камнем, влажной пылью и чем-то сладким, может липой. Я старательно сметала сухие лепестки, опавшие листья и разный мусор, подобранный ветром. Тщательно освобождала дорожки, чтобы сад мог дышать.

А бабушка между тем разворачивала зелёный шланг и, придерживая его у корней, начинала обход. Вода с лёгким шипением падала на землю и сад оживал, вздыхал, благодарил.

Я стояла рядом, наблюдая зорко и деловито, чтобы никто не был обделён свежестью влаги перед жарким солнцем. Розы – у окна. Георгины и астры – у яблонь. Гладиолусы – вдоль дорожки. Космеи – у калитки. Лилии прячутся у пруда, где прохладнее. Настурции цепляются за забор, как маленькие цыплята-непоседы. Бархатцы, шафраны и львиный зев караулят на повороте, будто стражи при дворе короля. А яркие красавцы флоксы растут вокруг декоративного пруда с мини-водопадом и вызывают бурю эмоций из-за буйства красок – в своём царстве.

Бабушка поливала медленно, с поклоном каждому дереву и кустику, словно извиняясь за прохладные капли. Листья блестели от воды, и на мгновение сад казался не просто зелёным, а изумрудно-хрустальным.

Глава 4

Полдень стоял жаркий и задумчивый. В саду было так тихо, что слышалось даже, как в траве стрекочут кузнечики и лениво жужжат пчёлы. Ветер шевелил листву и лепестки- не спеша, как будто на ходу придумывал мелодию. Вдруг с верхушки яблони резко сорвалась ворона и так жалобно закаркала, на одном дыхании- будто просила чего-то.

«Опять, видно, деток кормить нечем. Почуяла, что мы обедать собираемся. Давай-ка, внученька, отломи кусочек хлеба, да картошечки захвати. Отнеси ей под дерево, пусть птенчикам скормит», – сказала бабушка, не поднимая головы, разливая компот по кружкам из кувшина.

Мы с бабулей обедали в беседке, которую построили дедушка и папа – ещё тогда, когда мама с папой поженились и переехали за город, в дом родителей. Бабушка рассказывала, что они специально задумали сделать застеклённую беседку, чтобы было удобно бывать всей семьёй на свежем воздухе с весны до самой осени, даже в дождь.

Я тогда только родилась, лежала в коляске, и беседку строили будто бы и для меня тоже, чтобы мама могла кормить в тишине сада. Особенно хорошо тут я спала, а вечером все собирались вместе. Теперь, много лет спустя, здесь по-прежнему было прохладно и уютно: виноградные листья давали тень, а старая мебель напоминала о тех, кто сидел за этим столом раньше.

Я села напротив бабушки. В беседке было прохладно, воздух пах хлебом, укропом и холодным компотом. Бабушка налила суп в эмалированные миски – густой, с картошкой и морковкой, с запахом лаврового листа. Рядом поставила тарелку с салатом из свежих огурцов, помидоров и зелени, только что сорванной с грядки. Мы ели молча, как всегда после садовых хлопот. Только ложки иногда стукались о стенки посуды, да над ухом лениво пролетала муха. За спиной слышался плеск мини-пруда, где вода капала с маленького фонтанчика. Мне казалось, будто сад сам притих, прислушиваясь к нашему обеду, будто тоже трапезничал вместе с нами.

После обеда бабушка сказала, что немного вздремнёт. Она всегда вставала рано, почти с солнцем и теперь день давал ей короткую передышку. Я проводила её взглядом, а сама улеглась в гамак, натянутый между двумя яблонями – там всегда было прохладнее. Он чуть покачивался, тень от листвы ложилась на страницы книги пятнышками, как солнечные блики на воде.

Читать я научилась рано – бабушка учила меня буквам и счёту, когда мне было всего три года. Лёгкий ветер раскачивал меня, как лодку на тихой воде. Я открыла книжку, которую мы начали с бабушкой накануне вечером: «Снежная королева».

Бабушка читала вслух, медленно, с выражением и голос у неё был такой уютный, что я почти не слушала слова, просто тонула в них. А теперь я сама продолжила с того места, где Герда ищет Кая.

Иногда я забывалась и просто смотрела в листву. Там, между строк, были какие-то странные, непривычные чувства. Мне казалось, что я понимаю Герду. Не как героиню, а как… девочку. Ту, которая помнит тепло и не боится идти в самый холод, лишь бы найти того, кто стал частью её сердца.

Я не заметила, как стала зевать. Строчки расплывались и буквы прыгали, как кузнечики в траве. Я закрыла книжку, прижала её к груди и немного полежала, слушая, как сад дышит в тени. Где-то в доме щёлкнула дверца шкафа, и я поняла – бабушка проснулась.

Я спрыгнула на землю, потянулась, будто проснулась вместе с садом. Бабушка вышла из дома, поправляя платок, а в руке у неё была моя панамка.

«Накинь, милая. Солнце всё равно ещё припекает», – сказала она и аккуратно водрузила мне её на макушку.

Мы взяли маленькие грабельки, ведёрки для сорняков и пошли к грядкам. Земля под ногами была ещё горячей, но уже не обжигала. Всё вокруг выглядело немного иначе, как будто уставшее после жаркого дня. Мы пололи без разговоров, лишь изредко бабушка тихо напевала красивые мелодии. В общем старались ничего не упустить. Иногда в голове всплывали обрывки строчек из книжки, а порой просто приходили всякие мысли, будто огород нашёптывал мне что-то важное.

Когда все сорняки были собраны, и грядки задышали свободно, бабушка выпрямилась и вытерла лоб краешком фартука. Мы немного постояли в тени, прислушиваясь к вечерним звукам – они уже звучали иначе, спокойнее и глубже.

«Пойдём отдохнём», – сказала бабушка. «День хоть и хороший, а всё же жаркий».

Я кивнула. Мы зашли в дом, умылись, переоделись. Бабушка поставила на плиту чайник, а я на минуту выглянула на крыльцо – вечер уже скользил по траве, по кустам, по крыше беседки. Всё вокруг было готово к вечернему поливу огорода. Но сначала немного тишины и покоя перед финалом дня.

Глава 5

Когда жара спала, и дом наполнился тенью, бабушка выглянула в окно и сказала: «Пора, внученька. Пойдём поливать».

Я уже ждала этого. Мы ведь немного отдохнули после прополки, выпили чаю и сменили одежду. Бабушка надела лёгкий платок и тёмный передник, а я – старый сарафан и любимые сандалии. Вместе с бабулей вышли и на крыльце на секунду остановились – сад возле огорода был какой-то другой. Вечерний. Воздух стал тише, прохладнее, пах мятой, томатной ботвой и прелой землёй. Я пошла разворачивать шланг, а бабушка взяла корзинку: на пути она обычно срывала зелень и спелые плоды, что-нибудь для ужина или просто то, что уже само просилось в руки.

Мы начали с грядок. Огород лежал в низине, где земля дольше хранила прохладу. На пути к нему мы проходили мимо старых кустов смородины и крыжовника – бабушка не спешила, а я иногда срывала ягоду-другую. Малина пряталась в зарослях чуть дальше, а горох весело поблёскивал на солнце, словно ждал, когда его заметят.

Сначала мы поливали то, что не боится напора: картошку, капусту, кабачки, огурцы и помидоры. Я держала шланг, стараясь не пугать растения силой струи, а бабушка направляла: «Вот сюда, под корень. А здесь – по кругу, не задевай стебли». Вода впитывалась быстро и земля вздыхала, как человек, которому принесли стакан в жару.

Потом мы взяли свои лейки. У бабулечки была большая зелёная эмалированная, с клубничками по бокам. У меня поменьше, разноцветная, с яркими подсолнухами. Мы поливали зелень, морковь, свёклу и особенно осторожно – горох. Он уже поспел и иногда я украдкой съедала один стручок. Бабушка делала вид, что не замечает, по пути собирая в корзинку зелень, овощи для салата, то, что уже созрело. Она только улыбалась, подмигивала и говорила: «Горошек для тех, кто хорошо трудится. Ну и для любимой внученьки тоже, разумеется».

По пути мы собирали немного ягоды: я в кулачок, бабуля – в ладонь. Когда мы свернули с огородной тропинки, бабушка махнула рукой в сторону сада: «Цветы сегодня не трогаем, утром уже политы. Пойдём глянем, как розы».

Я кивнула и понесла лейку обратно к сарайчику. Бабушка тоже оставила свою зелёную с клубничками – под навес. Мы подошли к клёну, что рос чуть в стороне от сада, бабушка замедлила шаг. Она поправила платок и подняла голову, вглядываясь в крону. Лёгкая тень ложилась на тропинку, и воздух вокруг будто становился тише.

Я заметила, как её взгляд стал рассеянным, и спросила: «А кто его посадил?»

«Дедушка… когда твой папка родился», – ответила она, не сразу, будто доставая это издалека. – «Он всегда говорил: мужчина должен построить дом, посадить дерево и воспитать сына. Вот и посадил».

Она замолчала, и я тоже, как будто этот момент и не нуждался в словах. Я не помнила дедушку. Мне было всего года полтора, когда случилось то, о чём мы почти не говорили. Но иногда, глядя на этот клен, казалось: он помнит всё за нас. И в его тени мне почему-то всегда было особенно спокойно.

Глаза бабушки вдруг стали влажными. Я молча подошла и обняла её за талию, потом взяла за руку и потянула на нашу скамейку под моё окно возле роз – просто, чтобы как-то сгладить этот момент.

Бабушка посмотрела вверх, к ветвям и тихонечко вздохнула. Я покачала головой и пожала плечами. Мы двинулись дальше вглубь сада, туда, где тень ложится мягче, а воздух пахнет розами. Вечер медленно клонится к закату и нам осталось одно маленькое дело, прежде чем вернуться домой.

Глава 6

Мы шли к цветнику неспешно, будто сам сад замедлил шаг, не желая расставаться с нами. Скамейка стояла чуть в стороне от окна моей комнаты, у палисадника, в кружевной тени раскидистых кустов шиповника. Он уже почти отцвёл, но в воздухе всё ещё витал его тонкий, чуть терпкий аромат. Рядом пышно цвели гортензии, их соцветия были бело-розовыми, округлыми, как кружевные подушки. Здесь всегда было прохладно, даже в самую духоту.

Розы, напитанные солнцем и водой, чуть склонились, будто приветствуя нас. Георгин, всё так же тесно обвивался вокруг одного из стеблей самой красивой розочки, будто боялся потеряться.

Я присела на край скамейки и, почти шёпотом, сказала: «Добрый вечер, мои нежные…»

Бабушка улыбнулась, опустилась рядом, поправив подол платья. Мы молчали и просто смотрели, как сад дышит, как вечер меняет краски. Где-то вдалеке стрекотали кузнечики, по дорожкам от деревьев скользили тени. Сумерки сгущались медленно, будто кто-то тушил свет в саду совсем понемногу – ласково, не спеша.

Вдруг, нарушив тишину я спросила о том, что меня постоянно мучило: «Бабулечка, а ты когда-нибудь видела, чтобы роза росла рядом с георгином?» – спросила я.

«Никогда», – сказала бабушка, глядя на них. «Но, видно, природа решила, что им нужно быть вместе. Так случается и не только у людей».

Я смотрела на них, такие разные, а будто созданы друг для друга. «Ну, а если один завянет?»

«Второй будет держаться крепче», – тихо сказала бабушка. «Цветы чувствуют поддержку. Они ведь тоже умеют любить».

Я кивнула и прижала колени к груди. Ветерок стал чуть прохладнее и бабушка заботливо накинула мне на плечи свой вязаный платок. Он пах ею, а ещё солнцем, смородиновым чаем и чуть-чуть корицей. Я закрыла глаза и глубоко вдохнула.

«Ты ведь тоже когда-нибудь уедешь», – вдруг пронеслось в голове. Не как страх, а как какое-то знание.

Я посмотрела на бабушку – она сидела с прямой спиной, словно всё ещё разговаривала с садом. Вечернее золото ложилось на её лицо, делая кожу светлой и мягкой, как лепестки цветов.

«А что, если один всё-таки погибнет?» – ещё раз спросила я, еле слышно.

Бабушка не сразу ответила. А потом задумчиво, с лёгкой улыбкой, сказала:

«Тогда второй будет цвести за двоих».

Я не стала больше ничего спрашивать. Просто кивнула и прислонилась плечом к бабушкиному боку. Так было приятно в этом спокойном вечере просто сидеть рядом.

Сад замирал – не от молчания, а от глубокой, вечерней нежности. Мы ещё немного посидели, а потом вместе пошли в дом.

За нами мягко захлопнулась калитка, а темный сумрак, будто сторож, укрыл наш уютный мир до завтра.

Глава 7

Утро было странно тихим. Ни запаха бабушкиного чая, ни привычного шороха тапочек по полу. Я открыла глаза и сразу вспомнила: бабушка уехала в город первым автобусом. Дом казался больше, чем обычно, как будто стены раздвинулись от отсутствия её дыхания. Я прислушалась: за окном слышно было, как шелестит листва под окном. Я осталась за главную. Сегодня – всё на мне.

Вчера вечером бабушка сидела у окна и вязала. Спицы тихо постукивали, будто часы, отсчитывающие её размеренный покой. Сначала я не сразу разобрала, что звонил наш старенький стационарный телефон в углу кухни. Он иногда звенел будто вполголоса, лениво, словно сам решал, насколько важен звонок.

Бабушка сняла трубку, сказала коротко: «Слушаю», – и стала говорить своим обычным, неторопливым голосом. По тому, как она вдруг улыбнулась, я поняла: это звонят подруги. Они иногда созванивались по вечерам. А чуть позже, уже сидя у окна с вязанием в руках, бабушка сказала, как бы между делом:

«Я завтра в город поеду. Надо бы с подружками повидаться… да прикупить кое-что для дома».

Сказала она это невзначай, но я уловила в её голосе что-то лёгкое, радостное, как в тот момент, когда она находит подходящую пуговицу в своей жестяной коробочке. «Ты у меня большая уже», – добавила она, не глядя, – «пока меня не будет – сад и дом под твоим контролем». Тогда это прозвучало почти шутливо, а сегодня уже выглядит, как ответственность.

Я зевнула, натянула бабушкины вязаные тапочки и вышла на крыльцо. Солнце уже припекало ступеньки и я потянулась, подставляя лицо утру – тёплому, как бабушкины ладони.

На перилах, раскинув лапы, грелась Матильда – дымчатая, пушистая, с горделивой мордочкой. Она умывалась аккуратно, как всегда, будто знала, что за ней наблюдают. А Максимилиан лениво развалился чуть поодаль в траве, почти сливаясь с тенью, одним глазом поглядывая за её церемонией. Наши питомцы – рядом и этого было достаточно, чтобы утро стало по-настоящему радостным.

Я вернулась в дом в свою комнату, откинула занавеску и открыла окно. «Доброе утро, мои розы», – шепнула я. Лепестки под окном чуть дрогнули и мне почудилось: они улыбаются.

На кухне пахло свежесваренным клубничным вареньем. Бабушка вчера вечером специально варила «пятиминутку» из замороженной клубники. «На утро тебе будет вкусненько», – сказала она с улыбкой.