Хулиганка или История одной болезни

Наталья Романцева

Хулиганка или История одной болезни

Глава 1. В качестве предисловия

Ире, которая почему-то считает себя недостойной царствия небесного, посвящается

Так случилось, что семь с половиной лет были вычеркнуты из моей жизни следственным изолятором и психиатрическими больницами, где я находилась на принудительном лечении. Как и почему это произошло, к каким привело последствиям, чем закончилось и закончилось ли вообще, я и попытаюсь здесь рассказать.

Думаю, что по поводу СИЗО и так всем всё понятно – заключение под стражу вещь достаточно обыденная и пишут на эту тему много. Хуже обстоит дело с применением принудительных мер медицинского характера, как это правильно называется – с тем, что происходит после того, как человека, нарушившего уголовный закон, признают невменяемым. Об этом стараются не говорить, как будто проблемы не существует. Если о лечении в психбольнице иногда и пишут (даже, время от времени, что-то похожее на правду), то тему лечения принудительного, назначаемого судом вместо наказания, обходят стороной. Только иногда международные, а иногда и отечественные правозащитные организации сообщают о грубых нарушениях прав человека при применении принудительных мер медицинского характера – отголосках «карательной психиатрии», широко распространённой в нашей стране в советское время.

Между тем вопрос этот достаточно интересный, с какой стороны на него ни посмотри, и рассказать по этому поводу можно много чего.

Сейчас, как в силу личного опыта, так и в силу возникшего интереса к теме, о принудительном лечении лиц с психическими расстройствами – как о законодательстве, так и о практике его применения, мне известно много больше того, что знать действительно необходимо. Постараюсь поэтому по мере сил восполнить досадный пробел и осветить вопрос так, как смогу.

Для начала немного к слову о теории вопроса. Если вы заинтересовались этой книгой, значит уже в теме, поэтому напомню лишь для порядка: вся психиатрическая помощь оказывается в соответствии с Законом РФ от 02.07.1992 г. № 3185-1 «О психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при её оказании». По общему правилу психиатрическая помощь является добровольной, но существует и возможность оказания её против воли лица, страдающего психическим расстройством (а иногда и лица, у которого такое расстройство только заподозрено). При отсутствии согласия гражданина на лечение, такое согласие даёт за него суд. В таких случаях выносится решение ни больше, ни меньше как о недобровольной госпитализации в психиатрический стационар. Основания предусмотрены статьей 29 Закона о психиатрической помощи, их три: опасность лица для себя или окружающих; его беспомощность; уверенность психиатра в том, что больному станет хуже, если его оставить без квалифицированной помощи. Любого из них вполне достаточно, но, как правило, выбирается один из первых двух, а к нему неизбежно приписывается ещё и третий, поистине резиновый – для вящей убедительности. Рассмотрение дел происходит в весьма незамысловатом порядке, предусмотренном Кодексом административного судопроизводства. В том же порядке недобровольное лечение может продлеваться до тех пор, пока лечащие врачи не решат, что со своей задачей справились.

Казалось бы – чего ещё изволите? Любого можно лечить до тех пор, пока он не станет полностью безопасен для себя и для общества, самостоятелен, и пока врачи-психиатры не согласятся с тем, что подопечный может обойтись без них, то есть – пожизненно. Но нет, в рамках недобровольной психиатрической помощи существует, помимо собственно недобровольного, ещё и принудительное лечение, регламентированное уже Уголовно-процессуальным кодексом. О нём и пойдёт речь.

По закону (ст.97 УК РФ) принудительное психиатрическое лечение применяют в нескольких случаях: если гражданин в состоянии невменяемости совершил общественно-опасное деяние, запрещенное уголовным законом (преступлением это уже не называется, хотя внешне от него и неотличимо); если у него поехала крыша после совершения преступления, вследствие чего его нельзя отправить на зону; если он совершил преступление, страдая психическим расстройством, не исключающим вменяемости, и к педофилам старше 18 лет, совершившим преступление против половой неприкосновенности несовершеннолетнего, не достигшего 14 лет.

Стационарное лечение назначают тем, кого признали невменяемым на момент совершения общественно-опасного деяния, а также тем, кто заболел после совершения преступления и его психическое расстройство таково, что делает невозможным назначение наказания или его исполнение. Тем, кого, несмотря на наличие психического расстройства, признали вменяемым, назначается амбулаторное лечение, которое они проходят в колонии (и после неё). Это касается и педофилов, если их признают вменяемыми.

Первым двум категориям тоже могут назначить амбулаторное лечение, но на практике происходит такое крайне редко: в приведенном в ч.1 ст.443 УПК РФ перечне принудительных мер медицинского характера, которые назначает суд, освобождая невменяемого от уголовной ответственности, отсутствует пункт «а» ч.1 ст.99 УК РФ, то есть – собственно амбулаторное лечение. Стационар всех видов есть, а амбулаторного лечения нет, хотя Уголовный кодекс о нём и упоминает. Этот пробел существует уже много лет и никого особенно не беспокоит. Назначая лечение в стационаре, как правило, ссылаются на установленную экспертами тяжесть психического расстройства, которая амбулаторное лечение назначить не позволяет. В основном принудительное амбулаторное лечение применяется после отбытия срока лечения в психиатрическом стационаре. Случаи, когда невменяемым или заболевшим после совершения преступления сразу назначают амбулаторное лечение, лежат в пределах статистической погрешности.

Принудительное психиатрическое лечение как таковое может быть назначено судом только при наличии «фактора социальной опасности», как его называют психиатры: если психическое расстройство связано с возможностью причинения гражданином иного существенного вреда, либо с опасностью для себя или других лиц. Да-да, это тот же самый пункт «а» статьи 29 Закона о психиатрической помощи, на основании которого осуществляется недобровольное лечение в стационаре, вы не обознались.

Верховный суд попытался было конкретизировать это весьма расплывчатое понятие. Указал на то, что «об опасности лица для себя или других лиц либо о возможности причинения этим лицом иного существенного вреда могут свидетельствовать характер психического расстройства, подтвержденного выводами судебно-психиатрической экспертизы, его склонность в связи с этим к совершению насильственных действий в отношении других лиц или к причинению вреда самому себе, к совершению иных общественно опасных действий (изъятию чужого имущества, поджогов, уничтожению или повреждению имущества иными способами и др.), а также физическое состояние такого лица, с учетом которого оценивается возможность реализации им своих общественно опасных намерений» (пункт 17 Постановления Пленума ВС РФ «О практике применения судами принудительных мер медицинского характера» от 07.04.2011 г. № 6).

На практике к этим разъяснениям никто никогда не прислушивается, достаточно лишь общего указания на то, что возможно причинение иного существенного вреда, или гражданин представляет опасность для себя, или опасность для других лиц, а чаще всё это сразу, что называется, до кучи. Разъяснять и мотивировать не обязательно.

Выглядит всё это, конечно, странновато. Взять хотя бы возможность причинения вреда самому себе. Уголовно наказуемым деянием попытки суицида или членовредительства не признаются, по крайней мере, в России. Однако формально это может послужить причиной для назначения принудительного лечения. Что касается опасности для окружающих или возможности причинения иного существенного вреда, то здесь, если слушать тот же Верховный суд, должна прослеживаться именно «склонность» к совершению общественно опасных действий: Once Is Not Enough. При этом она должна быть связана именно с психическим расстройством, а не с чем-то иным.

По общему правилу тому, кто совершил преступление будучи вменяемым, назначается уголовное наказание, связанное или не связанное с изоляцией от общества. Эти люди тоже признаются безусловно социально опасными. Однако, опасность эта с психическим расстройством никоим образом не связана. Психиатр, профессор Казанского ГМУ Владимир Менделевич, приводит данные о том, что из всех людей, совершивших преступления, только 2,4 % имеют диагноз. Остальные 97,6% преступлений совершают психически здоровые люди. К тому же, даже в том случае, если какое-то психическое расстройство (медицинский критерий) есть, гражданина вполне могут признать вменяемым из-за отсутствия юридического критерия – неспособности осознавать свои действия и/или руководить ими. Но таких «условно вменяемых» мы в расчёт брать не будем, нам достаточно оставшихся 97,6% опасных преступников. Они здоровы. Даже рецидивисты с их несомненной склонностью к совершению противоправных деяний и отсутствием всяких о том сожалений.

Как будем определять, с чем связана и чем вызвана «склонность»? Да никак. Мало ли чего там Верховный суд написал и ещё напишет, нам-то это для чего? Врачи-психиатры – квалифицированные специалисты, то есть – уже установили факт наличия психического расстройства, решили, что гражданин вследствие этого расстройства не может осознавать свои действия и/или руководить ими и даже конкретный вид принудительной меры медицинского характера подобрали. Суду остаётся только оформить всё в соответствии с правилами делопроизводства в соответствующем суде.

Можно понять правоприменителей, которые не хотят даже задумываться над этим вопросом – он сложен. И довольно-таки интересен. Но, к сожалению, только для теоретиков; в конкретных делах «склонность», а, следовательно, и «опасность» у невменяемых суд находит всегда, если такая необходимость всё же возникает. На практике дело до этого доходит редко. Не доверять квалифицированным специалистам оснований нет, это просто неприлично.

Я не говорю сейчас о тех, кто совершил общественно-опасное деяние под влиянием императивных галлюцинаций. Там всё достаточно просто. Но среди «принудчиков», как их называют, мало таких, кому совершить что-то уголовно-наказуемое приказали неодолимые, с детства преследующие «голоса». Не намного чаще поводом нарушить УК становятся явный бред или эксплозивность. В отношении же остальных – подавляющего большинства, само понятие «общественная опасность» представляется чем-то настолько трудноуловимым из-за отсутствия однозначной связи с наличием психического расстройства, что применение его представляется рискованным.

Тем не менее, сомнительный термин применяется более чем активно, связь между психическим расстройством, гипотетической склонностью к причинению разнообразного вреда и вытекающей из неё несомненной опасностью устанавливается без долгих раздумий и так же ничтоже сумняшеся назначается принудительное лечение. На помощь приходит бог из машины – целый Механизм Совершения Общественно-опасного Деяния. Учёные головы придумали два таких «механизма»: продуктивно-психотический (20% от общего количества деяний невменяемых) и негативно-личностный (оставшееся 80%). Если первый – бред, галлюцинации и прочие прелести видно невооружённым глазом, то второй ни глазом не уловишь, ни руками не потрогаешь, ибо представляет он собой, по большому счёту, ни что иное, как личностные установки. Дальше всё просто: если ты считаешь, что распространять, к примеру, наркотики вполне себе нормально, и психиатрического диагноза у тебя нет, то тебе на зону. А вот если ты считаешь так же, но диагноз тебе поставили – твоё место в психушке. Чем руководствовался «здоровый» человек – хотел он этим заработать или принести ближним радость и счастье – тебя волновать уже не должно, ты-то больной. Значит, и побуждения у тебя болезненные. Все. И это тоже.

Но это всё для психиатров. Суд в такие тонкости вникать не будет. Он вообще ни во что не будет вникать. Даже характер и степень психического расстройства, выяснять которые также призывает Верховный суд, не выясняются никогда. Даже если они формально и упоминаются в тексте судебного решения, то расшифровки им никогда не даётся. Причина предельно проста – судьи понятия не имеют что это такое и не горят желанием выяснить. Достаточно просто упомянуть, что «характер» и «степень» психического расстройства учтены, проверять никто не будет. Судьи тоже квалифицированные специалисты, если на то пошло.

Так назначается не имеющее срока принудительное психиатрическое лечение, являющееся в силу закона не только одним из видов психиатрической помощи, но, одновременно с этим, и мерой уголовно-правового характера. Не путайте с уголовной ответственностью – от неё лицо, признанное невменяемым, тут же и освобождают. Теперь ему будут помогать.

Амбулаторное наблюдение и лечение – самая мягкая из принудительных мер медицинского характера. За ней идёт лечение в психиатрическом стационаре общего типа. Более строгая мера – принудительное лечение в психиатрическом стационаре специализированного типа, и исключительная мера – лечение в стационаре специализированного типа с интенсивным наблюдением (ПБСТИН). Если психиатрических больниц общего и специализированного типа великое множество и содержатся там как те, кто находится на принудительном лечении, так и «добровольцы», а также те, кого поместили в стационар недобровольно, в порядке, предусмотренном Кодексом административного судопроизводства, то ПБСТИН в России всего восемь: Казанская, Волгоградская, Калининградская, Костромская, Новосибирская, Орловская, Санкт-Петербургская и Смоленская (приложение 2 к приказу Министерства здравоохранения и социального развития РФ от 29.10.10 № 938). Это федеральные казённые учреждения, подчиняющиеся непосредственно Минздраву РФ.