Корни тянутся к гробам

– Автор кто?

– Забыл. Но название крутецкое, а?

– Ладно, впишем, Родченко разберётся. Всё равно переделывать придётся как пить дать.

Помянутый всуе, он действительно явился довольно скоро, пока Дина и Ярослав, которого она теперь упорно величала Яриком, спорили из-за очередной мелочи. Ася молча наблюдала за происходящим. По её ощущениям, Ярика только так именовать и следовало: полная форма имени слишком уж не шла к его расхлябанному виду и несерьёзному характеру. Когда он шагал вразвалочку, то подёргивался, как шарнирный. Когда взлохмачивал и без того торчащие во все стороны волосы, становился похож на воробья после драки за хлебные крошки. Когда смеялся (а посмеяться он мог буквально над чем угодно, даже в пылу ссоры), напоминал Асе гиену. Она мысленно одёргивала себя, говорила, что нельзя так к людям относиться. Сама чем лучше? Может так же хохотать по поводу и без.

Но более пристально она следила за Женей. Та черкала и исправляла что-то в блокноте, кивая на тихие замечания Вари. Лицо её ничего не выражало. Она также не увидела сходства Аси с братом. И это неудивительно: они с Антоном не так уж и похожи, да и вряд ли Женя приглядывалась к какой-то прибившейся к ним первокурснице. Но Асе это было на руку. Стоило изучить Женю издалека, понять, можно ли ей доверять. Брат доверился, а в итоге?.. Причастна ли она к его исчезновению? Знает ли что-то важное или полезное? Не исключено.

– Так-так, что тут у нас? – Родченко вернулся, принеся с собой запах кофе, повествовавший о его недавнем обеде. Он взял у Жени лист со списком. – Благодарю, Евгения. О, что за эстеты, Леонида Андреева вспомнили. Молодцы!

– Поняли? – вскинулся Ярик. – Я вам тут не лаптями деланный.

– Не лаптем. Одним. – Женя предпочитала точные формулировки. И как её с элитного биохима занесло в этот кружок?

– Неважно. – Ярик передёрнул плечами.

– На следующей неделе… – Дина хлопнула в ладоши, чтобы привлечь к себе внимание. – В среду, после четвёртой пары, собираемся решить, в какой последовательности будем читать. А пока все свободны.

Выйдя вместе со всеми и перебрасываясь незначительными репликами, Ася узнала, что Дина и Варя – второкурсницы и соседки по комнате. Первая учится на политологии, вторая – на управлении. А Ярик, которого девочки сразу же от себя шуганули, – с третьего курса информатики.

– Держись подальше от этого придурка. – Дина не назвала имени, но Ася поняла, что речь идёт именно о нём. – Знаешь, какое у него хобби? Он просто обожает исподтишка фоткать девушек. Но тебе повезло, если в галерее его смартфона хранится только твоё смазанное личико, выглядывающее из-за учебника. По-настоящему его интересуют фотки, сделанные под юбками у ничего не подозревающих студенток, которые сегодня решили одеться более феминно, чем обычно.

– Кошмар, – согласилась Ася в надежде услышать комментарий Жени, но та прошла с ними лишь до выхода из корпуса, а попрощавшись, ушла в свою биохимическую сторону.

Не настроенная слушать сплетни, Ася тоже поспешила ретироваться от новообретённых подруг в свою общагу. К счастью, они жили в другой. Те взяли с неё обещание передать привет Кристине. Что Ася и сделала, едва ввалившись в комнату.

– Тебе привет от девочек из «Ветвей», ой. – Ася шарахнулась от отражения Кристины в зеркале – та наносила на лицо маску.

– Тоже мне – «веточки».

– Ярик был. Пришёл туда ради тебя, по-моему. – Ася плюхнулась на свою кровать. Стена над ней всё ещё выглядела пустой: не успела украсить. О том, что она здесь живёт, говорила лишь фотография с братом, стоящая на тумбочке.

– Вовремя я оттуда улизнула.

– Кстати, почему ушла? Там вроде весело. И, судя по всему, отношения у вас неплохие. – Ася старалась выведать причины исподволь.

– Клуб мне нравился, когда он был безымянным. Всё испортилось из-за Евгении. – Кристина прогнусавила её имя в стиле Родченко. – После того как она пришла и установила свои порядки… Короче, я такое терпеть не стала.

– И что она сделала, кроме того, что название сменила?

– Она почти в одиночку выбрала весь список чтения для прошлого года. И Родченко его утвердил! Ну, ты и сама заметила, что он к ней неравнодушен, – она понизила голос.

– Книжки плохие оказались или что?

– Ха! Посмотри сама, я тогда протокол вела. – Кристина метнулась к своему столу, перерыла два верхних ящика, но всё-таки нашла помятый лист. Она предъявила его Асе как доказательство вины. – Почитай-почитай. Эти-то двое – Дина с Варей – тогда новенькие были, только пришли. Не поняли и давай радоваться, во всём её поддержали. А мне и ещё паре человек того года хватило.

Ася вглядывалась в изящные буквы с вензелями и ненужными загогулинами, которые, видимо, выражали представления Кристины о красивом почерке. Написано было следующее:

Список чтения на учебный год литературного клуба «Ветви»:

1. «Скорбь сатаны» М. Корелли

2. «Кельтские сумерки» У. Йейтса

3. «Великий бог Пан» А. Мейчена

4. «Ангел западного окна» Г. Майринка

5. «Огненный ангел» В. Брюсова

6. «Сивилла» П. Лагерквиста

7. «Волхв» Дж. Фаулза

8. «Клуб Дюма, или Тень Ришелье» А. Переса-Реверте

Этот список не впечатлил Асю, поскольку знакомыми ей показались всего две фамилии: Брюсова (потому что его проходили в школе) и Майринка (потому что какая-то его книга была у Антона). Сути негодования Кристины она не уловила и подняла непонимающий взгляд на соседку.

– И что не так?

– Не видишь, что ли? Все эти ангелы, боги, волхвы, сивиллы и сатана в сумерках… Курс эзотерика широкого профиля, а не репертуар книжного клуба. И ладно бы мы просто читали всё это как художественную литературу, но нет. Женя каждый раз влезала в обсуждение со своими: «Как вы думаете, такое возможно?», «Может ли это случиться на самом деле?», «Вы верите в сверхъестественное?». А я верю, только если речь идёт о сериале, понимаешь? Причём о первых трёх сезонах.

– Я думала, биологи и химики верят в научный метод, – пожала плечами Ася, возвращая листок.

Ася мистикой не интересовалась и суеверной себя не считала. Иногда они с Викой смеха ради читали гороскопы для своих знаков зодиака или проверяли совместимость с понравившимися парнями. Шутили, что все проблемы из-за ретроградного Меркурия или коридора затмений. Но ни минуты всерьёз не верили, что небесные тела хоть каким-то образом влияют на человеческую судьбу. Слово «эзотерика» казалось синонимом фантастики.

– Если бы. – Кристина разорвала лист и бросила в ведро. – Я тебе говорю, они шизанутые на своём биохиме.

Глядя на обрывки списка, Ася подумала о Жене. Сразу составить о ней внятное мнение сложно: похоже, она очень закрытая. Но, получается, в клуб она вступила в тот год, когда Антон пропал. Скучала? Искала новых друзей? Почему не на биохиме? Чутьё подсказывало, что Женя не ключ к разгадке сама по себе, но может помочь найти подход к настоящему ключу, который, как думала Ася, у девушки имеется.

– Сегодня она предложила всего пару книг – вполне обычных, насколько я поняла. – Ася попыталась реабилитировать Женю. Не хотелось думать, что брат дружил с какой-то сумасшедшей, помешанной на мистике.

– Не принимай мои слова всерьёз. – Кристина махнула рукой. – Женя, может, ещё не самая чокнутая из биохимовского зверинца. Спросить у неё про брата вполне нормально, наверно. О, маска осталась… Намазать тебя?

– Давай, – неуверенно ответила Ася, глядя на зелёно-голубую жижу.

– Только лицо умой сначала, а то пыльца с «Ветвей» попала.

Глава 3. Ангелы и насекомые

Люди боятся любить и любят бояться,

любят испытывать перед чем-нибудь

благоговейный трепет.

Р. Дэвис, «Пятый персонаж»

Прошло несколько дней изучения местной топографии и попыток влиться в студенческую жизнь. Воздух, влажный и свежий, чистый и обжигающий до рези в лёгких, который больно, но приятно вдыхать, был необходим Асе. Она быстро привыкла дышать им. Подаренный ветрами и дождями, он бил, хлестал, но и целовал, гладил. Девочки маялись с выпрямлением волос: те кудрявились, как никогда в жизни, даже Ася неожиданно для себя обнаружила, что и её обрезанные до плеч пряди вьются, хотя раньше она этого не замечала. Каждый раз, поднимаясь на холм, она чувствовала себя мокрой простынёй, трепещущей от порывов шквального ветра.

Как и все «социальщики», Ася жила в пространстве классицизма – то есть правых белых корпусов. В первом и главном, с портиком, бывшем здании коллегии, размещались ректорат и прочие административные единицы. Там же обитало отделение экономики и управления. А её коллеги – социологи и политологи – вместе с будущими айтишниками располагались во втором, колонны им достались поменьше, а мебель похуже.

Перед продолговатой стеклянной оранжерей, перерезавшей территорию надвое, высилась библиотека, а слева царствовали «естественники» – их корпуса, более новые, советской постройки, не отличаясь архитектурными изысками, представляли собой серые коробки и уходили вглубь студгородка. С их стороны, но ближе к подъёму, ютились два общежития – нечто среднее между панельными квадратами и барскими хоромами. Вид их скрашивали разве что огромные берёзы, но не всем нравилось, что из-за них темно в окнах.

Добравшись до аудитории, несмотря на нежелание вставать, накрапывающий на улице дождь и боль в шее, затёкшей от неудобной подушки, Ася недоумённо посмотрела на пустующие места. Никого. Совсем никого. Она на всякий случай проверила номер аудитории – вдруг не туда зашла? Всё верно. Просто остальные решили прогулять первую учебную субботу. Минут через пять, к Асиной радости, появилась насильно избранная на должность старосты Альбина.

– Я хочу умереть, – произнесла она вместо приветствия.

– А это что, всегда так будет? – Ася обвела рукой пустые парты. Она чувствовала себя форменной идиоткой, что пришла на первую пару, когда практически никто больше не потрудился этого сделать.

– Чего ты ждала от местного соцфака? – пожала плечами Альбина. – Здесь недобор даже на бюджетные места. Тем более суббота.

Явившийся минут через десять преподаватель невозмутимо начал лекцию для двух человек. К середине пары пришла ещё одна студентка, и прирост населения завершился. Говорили о французской социологической школе. Ася с гордостью отметила, что самостоятельно может перевести название выпускавшегося её членами журнала – L’Année sociologique («Социологический ежегодник»). На этом её приятные открытия иссякли. Лектор рассказывал о Дюркгейме, как тот в одной из самых своих известных монографий рассуждал о причинах суицида в разных обществах. Эта тема Асе не нравилась. Староста, наоборот, приняла её с энтузиазмом:

– Наконец-то, хоть что-то актуальное.

Смущённая безлюдьем и социологическими теориями, Ася побрела на вторую пару – иностранный язык. Поскольку из всего курса она единственная учила не английский, её персонально направили к преподавательнице французского. Та выдала несколько листков заданий и велела выполнить их до конца семестра. Получив нечаянную свободу, Ася решила пойти прогуляться, пока солнечное утро не сменилось грозовым днём.

Выросшая на лоне природы и в каждой рощице имевшая по любимому дереву, она радовалась тому, что университет находится в столь живописном месте. Любовь к пышной растительности, узловатым корням, неприметным тропинкам, птичьему пению и землистым лесным запахам Ася впитала с детства. С тех времён, когда она была крохой и папа возил её на плечах, а молодая листва гладила её по волосам. Когда Ася подросла, то стала исследовать опушки вместе с братом. Они обожали наблюдать за муравейниками, рассматривать ямки, оставленные кротами и змеями, и приносить домой ежей. Мама пугалась игольчатых комочков, но всё же подкармливала их, взамен на скорейшее возвращение в среду обитания.

Вика, дитя города, посмеивалась над подругой и говорила, что Ася иногда напоминает главную героиню известного фильма про вампиров, которые блестят на солнце. Правда, немного не дотягивает – недостаточно загадочная, мимика слишком живая, а рот у неё не закрывается, потому что она страшная болтушка, а вовсе не из-за проблем с носовой перегородкой. Раньше Ася и впрямь бывала не в меру весёлой – из того типа раздражающих людей, у которых стакан всегда наполовину полон. Но пропажа брата сгладила её характер: стёрла слишком широкую улыбку, приглушила слишком громкий смех. В глубине души она оставалась жизнерадостным человеком, но дальше внутренней убеждённости дело не шло – она потускнела и будто вынужденно повзрослела не на год, а лет на десять. Или ей всего лишь так казалось.

Задние ворота, ведущие в лес и располагавшиеся со стороны корпусов биохима, Ася миновала без опаски. Их запирали только на ночь, а в светлое время суток даже сторожа рядом не было. Это был первый Асин выходной вне дома, и она скучала. Тосковала по старому дубу с качелями, газону на заднем дворе, скрипучим оконным рамам, родному сосняку… А взамен эта чаща – таинственная и неизведанная, идеальная для её воскресных прогулок. Хотелось, чтобы они были не одинокими, но Ася понимала, что, например, Кристину сюда не затащишь. Она явно не из тех, кто любит проверять ветки на прочность, а ручьи – на прозрачность.

Ася пошла по широкой тропе, не выдумывая сложного маршрута, – в незнакомом лесу немудрено заблудиться. А этот к тому же выглядел старым, густым, а в глубине, скорее всего, ещё и был достаточно дремучим. Летнее зеленое буйство ещё не покинуло смешанные кроны, лишь кое-где виднелись начинающие выцветать листья. К середине осени лес вспыхнет и заалеет, окунётся в золото и оттенится бурым. Ася уже предвкушала это время, однако и сейчас было невероятно красиво. Правда, она ожидала встретить какие-нибудь особенные южные растения, но пока всё выглядело обыденно.

Углубляясь дальше, Ася различала новые голоса птиц. Ей хотелось бы точно определять их вид по одному звуку, но орнитология не самая сильная сторона Аси. Она шагала и шагала вперёд, прямо, не сворачивая, перепрыгивая торчащие из-под земли корни, примечая красные шляпки мухоморов и вслушиваясь в стук дятловых клювов. В воздухе парило так, что джинсовую куртку хотелось снять. Вдалеке слышался назойливый стрекот насекомых.

От всего этого у Аси закружилась голова, и стало казаться, что ей снится дурной сон. Она, наконец, вышла на небольшую поляну. Почти идеально круглая, обрамлённая раскидистыми вязами и дубами, та делилась практически надвое упавшим наискосок стволом огромного дерева. Он зарос мхом, его обнимали молодые кустарники и… На нём была темноволосая девушка. В белой ночной сорочке, босая и с книгой в руках. Лёжа на животе, она читала и лениво болтала ногами. Ася опешила и несколько мгновений не решалась с ней заговорить, чтобы не спугнуть и не разрушить видения. Но та заметила её первая.

– Доброе утро. – Чёрные глаза остановились на Асе. Голос был бархатным, как мох.

– Привет. Прости, если нарушила уединение.

– Ничего, я уже собиралась уходить. – Когда девушка поднялась, Ася заметила, что она лежала поверх постеленного на бревне плаща. Девушка отряхнула его и накинула. Красный, лаковый. В голове промелькнуло воспоминание. – Волшебный лес, правда?

– Да, отличное место для прогулок. И для чтения. – Ася силилась разобрать имя автора на томике в руках девушки: Ален Боске – что-то знакомое. Кажется, это поэт.

Ася к поэзии была равнодушна, но Антон просто обожал стихи. Стеллаж в его комнате с тремя покосившимися полками вообще являл собой странное зрелище. Книг было немного, и они существовали друг с другом в необъяснимом хаосе: лежали, стояли, поблёскивали заклеенными корешками, пестрели многочисленными закладками. Одни потеряли переплёты, другие были повёрнуты страничным срезом. Ася лишь примерно представляла себе их содержание. Справочники по ботанике и цитологии соседствовали с учебниками по органической химии, историко-географические очерки о Балканах – с русско-сербским разговорником. Между ними затесались Данте, Мильтон, Гёте и протестантская Библия из тех, что бесплатно раздают на улице. А дополняли картину «Так говорил Заратустра», «Тотем и табу», что-то из Борхеса, Манна, Гессе и Майринка.

И стихи. Куча поэтических сборников. Имена некоторых авторов – Мандельштама, Пастернака и Бродского – были на слуху. Смутные потуги к узнаванию вызывали Рембо, Рильке и Лорка. Но не раз Антон возвращался из букинистических магазинов или с городских барахолок и развалов с потрёпанными изданиями, давно вышедшими из печати, с неизвестными именами на обложках. Боске, Кручёных, Фёдоров? На этом познания Аси заканчивались.

А потом брат читал эти странные сонеты и поэмы, которые она не могла понять. Рифма, ритм, образы?.. Всё так эфемерно, ускользает и не схватишь. Но он ухватывал – правда, видел во все этих строчках неизъяснимую красоту и глубокий смысл. Однажды Антон спросил её: «Неужели ты не ощущаешь стройной гармонии звуков? Разве тебя никогда не приводили в восторг сочетания слов? Они как соцветия, как узор крыльев бабочки, как паутина в капельках росы, отражающих зарю. Удачные словосочетания приводят в трепет, будоражат воображение, не правда ли?» Ася соглашалась, чтобы его не обижать. Но внутри себя знала: неправда.

Поравнявшись с девушкой, когда та проходила мимо, Ася уловила яркие черты её лица: глаза как вишни, симметричное каре с чёлкой, фактурный нос, как у древних цариц, усмешку, как у Сфинкса. И плащ, этот плащ… В самом деле – чего он ей так дался?

– Будет дождь, – вместо прощания сообщила девушка и медленно удалилась.

Ася смотрела ей вслед, пока та окончательно не скрылась за деревьями. Потом несколько минут стояла в одиночестве, глубоко вдыхая тяжёлый воздух, готовый вот-вот наэлектризоваться и дать грозу. В итоге всё же сняла куртку и двинулась к студенческому городку, обмахиваясь ею. По дороге Ася наблюдала, как темнеют и наливаются свинцом тучи, небо опускается ниже, а ветер становится злее. Ливень ударил, когда она поднималась по лестнице. Ася остановилась у окна в пролёте между вторым и третьим этажами, заворожённо глядя, как гнётся под ураганными порывами росшая прямо напротив стекла берёза.

Вернувшись в свою комнату и не обнаружив там Кристины, у которой были либо пары, либо дела поважней, Ася поняла, что настал долгожданный момент. Тот самый удобный случай, когда она могла всё разложить по полочкам, ещё раз изучить все улики и записать свои мысли, пока никто не видит и не отвлекает. За эту первую суматошную неделю она почти не продвинулась в поисках, и даже тень разгадки не удалось ухватить. Решительно действовать Ася планировала со среды – когда снова встретит Женю. А пока…

Она на всякий случай заперла дверь изнутри. Поплотнее сдвинула полупрозрачные шторы, едва не задев вазу с букетом, подаренным Кристине её поклонником, стоявшую на подоконнике. Вытащила из-под кровати чемодан и открыла потайной отсек. Там хранилось то важное, что она везла с собой из дома и не в силах была оторвать от сердца. То, что, как ей думалось, может помочь в поисках брата. Его записная книжка.

На протяжении учёбы Антон нечасто приезжал домой, но оставался подолгу: на две недели после Нового года и почти на два месяца – летом. Полтора года назад, после зимних каникул, он последний раз приехал навестить их. Этот визит был короче предыдущих, а брат казался более замкнутым, чем обычно. Чужим. Родители не заметили: мама слишком радовалась его приезду, а отец и так всегда считал его странноватым. Но Ася почувствовала это по рассеянному взгляду, угрюмому молчанию и тому, как однажды он назвал её Настей.

Она зашла в комнату Антона через день после его отъезда: помещение ещё хранило его запах – кедровый аромат Encre Noir, который мама дарила ему на каждый день рождения. Брат, как всегда, оставил за собой этот шлейф, порядок и пустоту. Но на этот раз ещё и книжку. Она не была уверена, забыл он её или же спрятал специально, причём так, что внимательный взгляд Аси сразу выцепил её из всей обстановки – краешек торчал из-за обшивки книжной полки. Если не приглядываться – не видно. Мама наверняка не заметила, протирая там пыль.

Маленькая и бордовая, под кожу, потрёпанная и разбухшая, будто её в воду роняли. Ася никогда не видела её раньше в вещах брата или в его руках. Из праздного любопытства она пролистала книгу той зимой и ничего не поняла в странных записях. Все страницы бессистемно исписаны его мелким неразборчивым почерком. Одни содержат разные сведения по предметам, информацию о растениях, химические формулы, какие-то записи на иностранных языках, стихи, цитаты, околодневниковые заметки, рисунки. Ася лишь плечами пожала – хаотичные штучки. Но когда брат пропал, она присмотрелась к этой вещице тщательней и сразу же записала её в категорию «Улики».

Прочтя её не меньше раз, чем буклет про Ливецкий университет, Ася пришла к выводу, что в записях содержится некое подобие шифра. Возможно, просто баловство, но если нет… Пока шли поиски и расследование обстоятельств исчезновения, Ася ломала голову: показывать книжку полицейским или нет? Она то одёргивала себя, убеждая, что это глупости, то уверялась, что успех следствия зависит от корявых надписей. Но показать свою находку кому бы то ни было, включая родителей, она не надумала. Внутри Аси созрела и укоренилась глубокая убеждённость, что эта «подсказка» оставлена братом именно ей и не предназначена для чужих глаз. С этими мыслями она и прятала книжку у себя, с ними же поступала в ЛГУ и везла её сюда.

Из всей массы текстов больше всего Асю интересовали описания нескольких людей, имена которых Антон не называл, но, когда писал о них, использовал символические обозначения, иногда иллюстрации. Структура заметок вообще такова, что повествовательные записи предваряет список, кого-то обозначающий, вроде действующих лиц в пьесе. Но понять из него, о ком речь, невозможно. Теперь же, переваривая информацию о том, что Женя – подруга Антона, Ася подумала: может, речь об университетских друзьях? Просто они изображены иносказательно. Звучало логично, а зашифровано, чтобы они ненароком не подсмотрели. Или ещё почему-то.

Оглядевшись по сторонам, будто она не была одна в запертой комнате, Ася открыла записную книжку, отыскала нужную страницу и посмотрела на список, в очередной раз намереваясь заняться дешифровкой. Она уже пыталась – и не единожды. Сначала Ася предполагала, что обозначения людей связаны с этимологией их настоящих имён, но картинка в таком случае не складывалась. Проблема заключалась также в том, что одни лица были обозначены словами, а другие – рисунками. И как это понимать? В любом случае Антон предлагал такой перечень персонажей:

1. Рисунок двух львов – они были изображены в профиль, стоящими на задних лапах, словно на гербе. Иногда с этим рисунком соседствовали маленькие весы, нарисованные как бы в скобках. Иногда они отсутствовали, а порой и вовсе использовались без львов.

2. Рисунок киля корабля. Асе понадобилось очень много времени, чтобы разобраться, что именно изображено. Киль – такая вещь, которую с наскоку не признаешь. Но она сравнила сотни рисунков в Сети – киль и есть. Иногда рядом писалось словосочетание «милый друг», но чаще оно использовалось без рисунка. Хоть немного понятно – звучит по-человечески, в отличие от львов.

3. Рисунок одного льва с крыльями. Иногда он заменялся просто словом «лев».

4. Рисунок короны и слово «благородная». Чаще просто одно слово.

5. Рисунок (скорее, отпечаток пальца в чернилах) и слово «тень». Чаще просто «тень».

Ася решила перечитать всё это именно сегодня из-за прогулки в лесу. Девушка с красным плащом её встревожила. Она вспомнила, что этот образ ей где-то встречался. Где же… Ася листала страницы. «Эта весна началась так же, как все прочие до неё, – бесцветно, беззвучно и бестолково», – писал Антон в начале своей книжицы, как только поступил в университет, но эти слова ни на что не проливали свет.

Вот! Ася едва не подпрыгнула. Под заглавием «Милый друг» и килем корабля было несколько недатированных записей:

«Я давно не читал сказок, но всё выходит прямо по Шарлю Перро. Красный плащ. Видно сначала его, лишь потом – владельца. На лице алые губы и глаза, как две Маракотовы бездны. Цвет кричит об опасности. Как стоп-сигнал. Обворожительно и притягательно».

И чуть ниже:

«Одинокие фейри[4] отличаются от бродячих тем, что предпочитают одежду красного цвета, тогда как бродячие носят зеленую».

Оба предложения Ася сочла довольно бессвязными. Они ничего не проясняли, напротив, добавляли тайн. Много ли существует людей, у которых есть красный плащ? Наверно, тысячи, если не миллионы. Многие ли студентки Ливецкого университета являются их счастливыми обладательницами? Неизвестно. Речь могла идти как о девушке, которую Антон мог встретить утром, так и о ком-то другом. И в конце концов, пол обладателя плаща в записях не фигурировал. «Милым другом» вполне мог оказаться и парень.