Сказка про Зою

Вечером, закончив домашние дела, Зоя брала книгу и читала рецепт за рецептом, стараясь представить, как она готовит то или иное блюдо. Что-то из этого можно было повторить в современных условиях, но какие-то ингредиенты требовали расшифровки. Она не представляла, как они выглядят, пахнут, каковы на вкус, существуют ли в продаже, и чем их можно заменить. А, главное, что будет, если их не положить вообще, будет ли блюдо вкусным или только съедобным.

Во всем этом так хотелось разобраться!

Кухня в доме была оборудована довольно примитивно. Во всяком случае, никаких кухонных электрических приборов типа кухонного комбайна или, хотя бы, миксера девушка не обнаружила. Казалось, что многие десятилетия этой кухней никто не интересовался: кастрюли были старые, сковородки чугунные без покрытия. Было очевидно, что хозяйка никогда сама не занималась готовкой, а наемная прислуга довольствовалась тем, что есть. В газовой плите Зоя нашла пару старых противеней. отмыла, почистила, они оказались вполне пригодными для выпечки.

Вера Степановна не смогла скрыть удивление, когда к обеду ей подали пирожки с капустой.

– Это у нас что в магазине теперь выпечка продается? – спросила она.

– Нет, это я пекла, – сказала Зоя, боясь, что сейчас получит выговор за то, что проявила инициативу.

Хозяйка откусила еще кусок, долго жевала его, как будто не только пыталась понять, вкусно, или нет, но и выделить все компоненты, из которых тот был сделан.

– Неплохо, – наконец сказала она, – только в следующий раз в начинку положи больше яиц, а то одна капуста чувствуется.

Это была победа! Ей не только понравилось, но она сказала: «В следующий раз», а значит Зоя может опять что-то испечь или даже приготовить какое-то другое блюдо, не спрашивая разрешения.

Вот так и началась эта кулинарная история: Зоя готовила по рецептам из старинной книжки, а хозяйка не просто молча ела, как это было раньше, а каждый раз оценивала блюда, причем иногда эти оценки были довольно строгими.

– Вот, сама попробуй, – говорила она, – если бы ты не клала столько томата, или, хотя бы, добавила немного сахара, то было бы съедобно, а так – кислятина кислятиной!

Значит, надо было исправлять ошибку, чтобы Вера Степановна сказала: «Так получше, уже почти как у моей бабушки, только она еще яблок добавляла для вкуса. Попробуй в следующий раз, но не переборщи, это все-таки суп, а не компот».

Ела хозяйка всегда в столовой. Стол должен был быть покрыт скатертью, приборы лежать как положено – ложка и ножи справа, вилки слева. По центру должна была стоять большая плоская сервировочная тарелка, на ней лежать полотняная салфетка, бумажные Вера Степановна не признавала. Слева от сервировочной тарелки должна была стоять небольшая тарелка для хлеба, справа – бокал для воды. Всему этому хозяйка обучила Зою в первый день их совместной жизни и потом несколько раз поправляла, если девушка ошибалась и, например, поворачивала нож не лезвием к тарелке, а наоборот.

– Господи, вот ведь бестолковая, и кто тебя только учил, – сокрушалась она, но говорила это почти беззлобно, так что у Зои не было повода обижаться.

Суп на стол надо было подавать в супнице, а не в кастрюле, как делали все, с кем девушке раньше приходилось общаться. Все это выглядело так, как будто Зоя смотрела фильм про старую жизнь, где она играла одну из ролей, точно не главную. В главной роли была старая женщина, которая никогда не улыбалась, могла сказать довольно резкие и неприятные слова в твой адрес, но которая знала много того, о чем девушка никогда не слышала, но чему страстно хотела бы научиться.

Неплохая у них была жизнь, хотя…

Сергеич приходил в гости часто. Обычно он садился на веранде рядом с Верой Степановной, которая при хорошей погоде там проводила большую часть дня, сидя в любимом кресле с высокой спинкой. Сергеичу кресла не полагалось, он довольствовался стулом, но, кажется, это его нисколько не смущало. Зоя подавала на подносе чай, булочки или печенье, а, когда поспели яблоки, то и варенье, которое сама варила по рецептам из заветной книги.

Уже из кухни услышала, как Сергеич хвалил ее стряпню, особенно янтарное яблочное варенье с апельсиновыми цукатами.

– Вот ведь молодец девочка, – говорил он, – такой поварихи у тебя еще не было. Скажи, Вера Степановна, ведь не было?

Что та ответила, Зоя не услышала.

– Ну хоть бы когда кого нормально похвалила! – возмутился Сергеич. – «Прилично» – это когда сказать больше нечего, а здесь ведь шедевр, а не варенье!

Зоя задумалась, а почему, действительно, старой женщине так сложно похвалить ее, ведь понятно, что ей нравится Зоина стряпня. Вспомнилась мачеха, которая тоже не была щедра на похвалы. Но тут было что-то другое, чего Зоя понять не могла. У Веры Степановны был муж, его фотография стояла у хозяйки на комоде. Видимо он давно умер, об этом как-то упоминал Сергеич. Встретив его однажды в магазине и идя с ним домой, она попыталась узнать побольше о своей хозяйке. Ее мучил вопрос, почему она живет совсем одна, и, как будто, ей это нравится, словно ей настолько не нужно никакого общения, что она даже с ней, своей помощницей, за день и парой слов не перекидывается, если не считать указаний по дому.

– Скажите, а у нее вообще никаких родственников нет?

– Скажу тебе, но ты меня не выдавай, с меня Вера голову снимет, если узнает, что я ее жизнь с кем-то обсуждаю. Договорились?

Зоя кивнула.

– Муж, Николай Петрович, умер лет десять назад, очень хороший был сосед. Дочь их умерла недавно, еще года не прошло, но они с Верой уже четверть века не общались. Не спрашивай, почему, не знаю я. А внука своего, я думаю, Вера и не видела никогда. А я про него знаю, потому что мой сын с их дочерью в одной компании были, когда были подростками, потом студентами. Там кое-какие общие знакомые остались, вот они ему и сказали, что у Лены сын есть.

– Странно это, может она не знает, что у нее есть внук?

– Вера? Не знает? Шутишь? Все она знает, но там какая-то черная кошка между ней и Леной пробежала, да так, что как отрезало. А Вера – самая упрямая женщина, какую я встречал. Но ты не думай, она не плохая, не злая. Просто…

Сергеич замолчал, видимо подбирая слова, но так и не нашел, что сказать.

– Ты не обижайся на нее, – сказал он Зое на прощанье, – ее пожалеть можно, только она этого не выносит, так что ты ничего не спрашивала, я ничего не рассказывал. Договорились?

– Договорились, – обещала Зоя.

В город переехали в начале сентября, когда зарядили дожди, в доме стало неуютно, влажно, а сидеть на не отапливаемой веранде было просто невозможно. Зоя с тоской смотрела на яблони – на некоторых, более поздних, яблоки еще висели, блестя мокрыми от дождя боками. Вера Степановна перехватила ее тоскливый взгляд.

– Да, в этом году рано уезжаем, – сказала она. – Пару раз приедешь сюда, что можно соберешь, а что не успеешь, то Сергеич соберет и к себе в погреб положит. Нам все равно столько не съесть, вон варенья и так четыре ящика, на грузовике придется в город ехать.

Зоя очень обрадовалась, что не надо прощаться навсегда или, как минимум, на всю зиму с этим запущенным садом, порядок в котором хозяйка наводить запретила, коротко сказав: «Пусть так остается». Она всей душой полюбила это место. Вера Степановна была неотъемлемой его частью, поэтому вполне возможно, что Зоя ее тоже полюбила, только сама этого еще не понимала.

Жизнь в городе была в чем-то проще – больше магазинов, шире ассортимент, стиральная машина, которая позволяла не заботиться об этой стороне домашней работы. Но здесь она осталась с Верой Степановной один на один, не было даже Сергеича, с которым можно было перекинуться парой слов. Были только книги и постоянно молчащая хозяйка. Казалось, та постоянно погружена в свои мысли, прислушивается к тому, что происходит внутри ее организма: дойдет до гостиной, обопрется о стол и долго молча стоит прежде чем обойти его и сесть в кресло. Она пила какие-то таблетки, и было понятно, что в городе ее самочувствие ухудшилось. Зое она не жаловалась, но все было понятно без слов.

В начале ноября она сказала, что ложится в больницу.

– Если со мной что случится, – сказала она совершенно спокойным голосом, – тебе надо будет взять письмо из верхнего ящика моего стола и отнести его по указанному там адресу. Ты все поняла? Сама должна отнести и передать лично в руки, а не по почте послать. И не стой столбом, давай, вещи мне в больницу собирай, я скажу, что надо!

Приехали в больницу, в приемном покое оформили все бумаги, Веру Степановну посадили на кресло и увезли в палату. На Зою она даже не обернулась.

Вернувшись домой, девушка ходила из угла в угол квартиры, которая стала такой огромной и пустой в отсутствие хозяйки, и не понимала, что ей делать дальше. Никаких руководящих указаний ей оставлено не было, сидеть и ждать звонка из больницы было просто невыносимо. Едва дождавшись утра, она сама туда поехала. Врач, с которым ей удалось поговорить, не сказал ничего хорошего: состояние тяжелое, сердце, сосуды, возможно, что был сердечный приступ, который она перенесла на ногах. Делают все от них зависящее, капельницы ставят, ничего обещать не может. Да, можно принести соки, фрукты, йогурт.

На принесенную передачу Вера Степановна никак не отреагировала, показала, куда все это поставить, и опять замолчала. На вопрос Зои, что ей делать дома, коротко ответила: «Ждать». На этом разговор был окончен.

Письмо, лежащее в верхнем ящике стола, не давало Зое покоя. Она несколько раз доставала его, читала адрес и фамилию на конверте, написанную четким почерком хозяйки, и клала его обратно. Фамилия была незнакомая, не совпадающая с фамилией Веры Степановны. Возможно, что и не родственник, может быть тот, кто должен будет после смерти уладить ее имущественные дела. Но вдруг все-таки это внук, с которым, по словам Сергеича, она при жизни так и не познакомилась?

Когда Зоя набирала номер квартиры на домофоне, она понятия не имела, что скажет. «Здравствуйте, я от Веры Степановны, хочу понять, не внук ли вы». Звучит совершенно безумно, хотя это и была чистая правда. А если и внук? Он может сказать, что не знает ее и знать не хочет. Все эти мысли пронеслись в голове, пока звучали долгие гудки, потом что-то щелкнуло, и дверь открыли, даже не спросив, кто это. Немного поколебавшись у порога, Зоя зашла в подъезд.

Дверь открыл молодой мужчина лет двадцати пяти. Он некоторое время оценивающе на нее смотрел, потом спросил:

– Вы ведь не убирать пришли? Я думал, что это из клининговой компании, потому и открыл. Вы кто?

– Нет, я не уборщица. Я по делу. Вы ведь Борис?

– Да, Борис.

– Вы знаете Веру Степановну Аникину?

– А что вам, собственно, нужно?

– Мне ничего не нужно, просто хотела сказать, что она в больнице.

– Ну и какое это имеет ко мне отношение? Это она вас прислала?

– Нет, что вы, – испуганно замахала руками Зоя, – она ничего про это не знает. Она вообще убьет меня, если узнает, что я сюда приходила.

– Так зачем тогда вы пришли?

– Она ваша бабушка?

– Ну, предположим, и что с того?

– Я подумала, может быть вы захотите с ней познакомиться пока она…

– Пока она жива? А откуда у вас вообще мой адрес?

– Она оставила письмо.

– Что за письмо?

– Которое я должна буду передать вам лично в руки, когда она умрет.

Они стояли на лестничной клетке и в упор смотрели друг на друга. Мужчина был симпатичный, темноволосый и чем-то, возможно упрямыми складками у рта, напоминал Веру Степановну.

– Ладно, я все понял, – сказал он наконец. – Она в больнице, что-то серьезное?

– Сердце.

– Ясно.

– Ну, я тогда пойду? – сказала Зоя, считавшая, что он должен еще что-то сказать, но так и не дождавшаяся.

Парень кивнул. Она нажала на кнопку вызова лифта, двери открылись. Уже подъезжая к первому этажу, Зоя услышала, как закрылась дверь его квартиры.

– Странная девушка, – думал Борис, – очень странная. Пришла зачем-то, выдала совершенно не нужную ему информацию. Похоже, что, действительно, никаких корыстных планов у нее не было. А что теперь ему делать с этой информацией? Ну, да, его бабка в больнице, а он, честно говоря, думал, что ее уже давно нет в живых. Нет, оказывается еще жива, хотя, возможно, при смерти. Забыть обо всей этой истории? Да, это, наверное, самое правильное решение.