За поворотом будет дождь. 13 рассказов слушателей курса Анны Гутиевой

«Ты, главное, мужа накорми, а потом с него спрашивай», – вспомнились бабушкины наставления. И, хоть этот совет не сработал в первом замужестве, Зиночка кинулась восстанавливать забытые рецепты.

Пересмотрела свой старый блокнот, где аккуратным почерком были записаны перечни продуктов, граммы и миллилитры. В салоне красоты «SaХар», хозяйкой которого она была, прислушивалась к девчонкам, когда те делились секретами новых блюд. Зиночка терпеть не могла готовить, но каждый день добросовестно составляла для своего лежебоки меню. Так на столе появились отбивные, винегрет и щи, тушёная и подрумяненная на сале картошечка, салаты, пироги и даже тирамису. Особенно Василий уважал рыбку. В любом виде: жареную и на пару, застывшую в студне или розоватую начинку в пироге. Казалось, он даже мурчал, поглощая ароматные кусочки.

Однажды, вкусив рыбных котлет, Васисуалий, промокнув батистовой салфеткой усы, стал перед Зиночкой на колено и, пропев невероятно красивую речь любви, сделал ей предложение.

Застигнутая врасплох Зиночка выдохнула:

– Согласна.

Цель была достигнута. Она приручила его!

Замужество блаженства не принесло.

Ей хотелось праздника: летом отдыха на море, вечеров в весёлой компании, осенью прогулок в пахнущем грибами лесу… Да в конце концов, просто сходить в кино.

Зиночка стояла у залитого дождевой водой окна: жёлтая яркая листва за стеклом, как несбыточная летняя мечта, тонула в её слезах; мокрый бульвар, растворяясь в серой пелене, уходил в никуда. Сумерки, словно новые печали, ложились на плечи.

Тоска.

Зиночка покосилась на довольного Василия. Вот кому хорошо: день и ночь играет. И не надоест! Она не раз пожалела, что купила ему компьютер, да чего уж теперь локти кусать.

Прежде спокойная и милая, Зиночка не замечала, как превращалась в вечно недовольную вспыльчивую особу.

– Понимаешь, – жаловалась она Регине на кухне, – я ему уже открытым текстом говорю: «Иди работать!»

– А он?

– И ухом не ведёт!

– Зато мужик в доме – вот что главное, – наставляла Регина.

– Где он, мужик в доме? Кресло сломалось – пальцем не шевельнул. Раковина засорилась, так сама и прочистила. Бабушка говорила, у мужика руки должны быть, а не грабли жену в постели искать.

– У-у-у! Бабушка! Сейчас время другое, мужики другие. Хочется прийти с работы, а тебя ждут…

– Ну и заведи себе кота.

– Прижаться к кому-то родному… Да просто поговорить. Чё тебе, Зинка, не живётся? Не пьёт, не гуляет. Обижает тебя?

– Н-нет. Мы даже не ругаемся.

– Вот видишь. Ты, Зин, эта… перфекционистка, – Регина прокатала во рту новое словечко. – Чего ты к мужику цепляешься?

– Ну, как тебе объяснить? Раздражать стал жутко. Спит и ест, ест и спит. Хоть бы раз за собой убрал. Посуду помыл.

– Ой! Много ты мужиков знаешь, чтобы посуду… А твой бывший?

– Тот – другая заноза. Но он хоть зарплату приносил.

– Ага. И всю пропивал. Так какая разница, ходит мужик на работу или нет?

– Резонно. Только не о таком муже я мечтала. Не о таком. Мне нужен образованный, надёжный, а не этот лоботряс.

– А где ж его найдёшь, чтобы не пил, не курил, по бабам не шлялся, да ещё и работал? – вздыхала Регина.

Такие разговоры немного отрезвляли, давали передышку. И порой Зиночка сама не могла вспомнить, за что злилась на мужа, из-за чего закатывала скандал. Достаток в доме есть. Как мужчина Василий безупречен. Ни в чём её не ограничивает. Надо с подружками посидеть – не вопрос, да хоть до утра. Я, говорит, тебе доверяю. В Египет – пожалуйста, но, правда, без него. Ну, не любит Вася из дома выходить, домашний он.

Надо полагать, потому что муж не пререкался, не вставал на дыбы и не спорил, без его возражений и ответного сопротивления Зиночкина злость всегда сходила на нет, а потом и вовсе растворялась в мягких уютных объятиях.

А утром – всё сначала!

Раздражение накапливалось.

Каждый день Зиночка повторяла как мантру, что так живут тысячи женщин. Ну, практически все.

И почти смирилась.

С первыми мартовскими ароматами Василий оживился и, несмотря на холодные вечера, стал где-то пропадать. Сначала Зиночка не придала этому значения. Не видя мужа на диване, она почувствовала надежду, что привычный уже, но ещё не принимаемый ею мир зашатался и, возможно, изменится: Василий возьмётся за ум и найдёт, наконец, работу.

Но всё обернулось другим боком.

Ночные вылазки мужа с гитарой в руках всё больше настораживали. Разговоры и вопросы, куда он собрался, ни к чему не приводили, только раздражали Василия и нервировали её саму. И однажды Зиночка, поглядывая на храпевшего мужа и договорившись с совестью, что все так делают, залезла в его телефон.

Ах, зачем мы шарим в куртках, проверяем брюки и включаем мобильники своих мужей? Всё это следствие нашей неуверенности в себе и древних как мир подозрений в неверности. Какие тайны хотим найти в замусоленных карманах небрежно брошенных джинсов? Подтверждение измены? Скажите себе, что ничего этого нет, и спите спокойно. А муж придёт, да хоть под утро, предположим, даже пахнущий духами, вспомните, что вы – королева и, так и быть, на этот раз смертную казнь отменяете. Что поделаешь, в королевских домах так принято – иметь фавориток. Пройдёт, всё обязательно пройдёт, нагуляется и вернётся в стойло. Если любите – потерпите и, главное, не рисуйте себе глупых эротических сцен. Не любите? Ну, тогда с глаз долой.

Зиночка не любила.

Но обида холодной водой хлестнула и затопила её всю.

Целый день у Зиночки раздирали сердечко, скребли на душе кошки. Скандалить с Василием она не могла по двум причинам. Во-первых, тот спал, но, главное, она ещё не подобрала для него самые сердечные и заветные слова.

– Отсыпается, котяра, – сквозь зубы шипела она. Переписка Васьки с некоей Мурой стояла перед глазами. Лайки, сердечки, поцелуйчики и признания пестрели в сообщениях. Было даже одно безобидное селфи Муры с её Васей, но у Зиночки включилось воображение, и оно унесло её прямёхонько к постели этой… этой… мерзавки, распутницы, этой блудни!

Васька выкрутился. Помогал другу машину чинить. (Ага, помогал он! С гитарой!) А Мурка – так это его сестрёнка троюродная. Короче успокоил и усыпил переживания нежными объятиями и поцелуями.

«Мужу спуску не давай! Мужикам веры нет. Зазеваешься – он уже налево сходил, и заметь, не на работу!» – вспоминала Зиночка, что говорила бабушка её матери.

И она Ваську таки выследила.

Сначала на Регину грешила. Васисуалий в одних тапочках – шасть с мусорным ведром на улицу – и нет его до утра. В тапочках далеко не уйдёшь, тут он, где-то рядом. Но Регина была ни при чём. В соседний подъезд похаживал, к Надьке, когда её муж в рейсе. А ничего, Надьке этой Зиночка в салоне лично волосы покрасила, одни клочья остались у кошки драной. И на ухо ласково шепнула:

– Ещё раз Ваську моего примешь, скальп сниму.

А дома, как положено, закатила скандал: с битьём посуды и киданием кухонных предметов в рыжую голову. Супруги даже подрались. Вернее, нападала Зиночка, Васька оборонялся. Поцарапал, гад, и ушёл.

На второй день Зиночка в салон не пошла. Рыдала весь день до опухших глаз и прихода Регины.

Кто знает, чем бы закончился этот инцидент, этот пердюмонокль, как выразилась она при Регине, но подруга потащила её в частный сектор, на краю которого жила колдунья.

Избушка, что по самые окна вросла в землю, не была похожа на жилище успешной ясновидящей. Тем не менее они открыли калитку.

Сначала Зиночке показалось, что в глубине заросшего высокой полынью и чертополохом двора стоит кресло, но приблизившись, она поняла, что никакое это не кресло, а самая настоящая живая бабка, которой по виду было лет сто, а то и больше. Она стояла боком, опираясь на чёрный посох, и искоса буравила их недобрым глазом. Другой глаз был закрыт коричневой повязкой. «Какого чёрта я здесь делаю? – досадовала на себя Зиночка. – Какие гадания? Ерунда это всё!»

– Слава богу, застали дома, – зашептала Регина. – Говорят, уйдёт и нет по нескольку дней. Где ходит – неизвестно. Её ни разу даже в магазине не видели. Ведьма. Здравствуйте, бабушка!

– Какая я тебе бабушка?! – зло проскрипела та.

Зиночка смотрит, а это вовсе не старуха, а молодая женщина, и в руках у неё и не клюка, а метла, и об её сапожок трётся здоровенный рыжий котяра.

– Ведьма! – ахнула Регина.

– Ведьма, – представилась красотка и повернулась к Зиночке. – Ты моего Ваську не обижай, кот он добрый, а то, что не работает… Где ж ты видела работающих котов? Разве что мышку… Оно тебе надо? Вот ещё выдумки!

– Но как же…

– Март! Март, март. Погуляет твой котюня и вернётся. Такая у котов природа. А так он домашний. Да, Васька?

Кот поднял морду и, глядя ведьме в глаза, согласно замурчал.

– Видишь, ласковый, верный.

– Да уж, верный.

– Я говорю – верный! – ведьма сердито зыркнула на Зиночку. – Ты думай, с кем живёшь! Кот у тебя, кот! Раньше ты с кем жила?

Зина махнула рукой:

– С козлом я жила.

– Во-от! Начинаешь понимать.

– Но я же хотела такого, как…

– Аркадий Викторович Жираф? Так тебе до него не дотянуться. Он же профэссор, – ведьма с ноткой презрения протянула букву «э». – Вот ты при нём презираемой плебейкой бы и прожила. Хочешь? Нет? Есть у меня один Осёл. В хорошем смысле. Вкалывает, шабашит. Так ты и с ним в Турцию не слетаешь, да и говорить с ним не о чем. И чем же он лучше Васьки? Жаба, Индюк тебя не интересуют?

– Нет, нет! Простите, …э…

– Ведьма Петровна я. Эх, люди! Определитесь сначала, а потом мечтайте! Чего ты хотела? Денег? Ну! Вспоминай!

– Нет, – слегка удивилась Зиночка, – денег предостаточно. Я хотела… Я мужа хотела, чтобы всегда дома был, – и тихо добавила: – и любил меня.

Ведьма впилась взглядом в Зиночкины глаза. Казалось, открылся некий канал, и по нему мысли одной переливались в дендриты нейронов другой.

– Спасибо, Ведьма Петровна. Я всё поняла.

– Теперь ты, – Ведьма Петровна повернулась к Регине, – никак не выберешь?

– Так я это… наоборот… – стала заикаться Регина, – мне бы хоть какого.

– Врёшь. Помни, с кем говоришь! Думай!

Регина на секунду замерла, потом затараторила:

– Чтобы денег зарабатывал. Много. А, нет, не так! Чтобы мне денег приносил, чтобы дом у речки построил…

– Хватит! – Ведьма с тоской посмотрела на чёрную тучу, что стремительно закрывала небосвод. Порыв ветра согнул молодую яблоньку, да так, что у той затрещали ветки. – Прощайте! – Ведьма распахнула свой взгляд, и он, а может быть, блеск молнии озарил всё вокруг. Зиночка зажмурилась от яркого света, услыхала откуда-то сверху:

– Человек – это его тайна!

Зиночка открыла глаза и с изумлением увидела себя на кухне у Регины.

– Ты, чай, чай… Тьфу! Ты, случайно, чай не на мухоморах заваривала?

Регина, оглядываясь, зашептала:

– Что это было?

Звонок в дверь отвлёк их от предположений.

На пороге стоял одетый не по сезону в тёплую куртку с меховым капюшоном мужчина.

– Вы – Регина? Этот адрес мне дал Владик, ваш брат.

– А, да! Он мне что-то говорил. Вы Толик? С Сабетты? Вахтовик?

– Он самый. Владик сказал, у вас можно денёк-другой перекантоваться.

– Проходите.

Уходя, Зиночка тихонько сказала:

– А тебе не кажется, что этот Толик немного напоминает бобра?

– Точно! Смахивает, – удивилась Регина и прыснула: – Вот он-то мне и дом построит, и чтоб хозяйство…

Зиночка повернула ключ, тихонько щёлкнула замком. Расстёгивая сапожки, краем глаза увидала гитару с оборванной струной.

В гостиной на диване, вытянувшись во всю длину, спал кот. Зиночка присела рядом, нежно провела по рыжей шёрстке, почесала за ушком.

– Ва-аська, котя-ара!

Васисуалий дрогнул спинкой, не открывая глаз, потянулся, протяжно зевнул.

– Вась, а у нас котёнок… ребёнок будет.

– Зинуля пришла, – ласково заурчал котяра, притягивая жену, – иди под бочок к папочке.

И в его тихом похрапывании – а может быть, то было мурчание? – зазвучала мелодия любви.

Елена Тумина.

ВУАЛЬ АННЫ КАРЕНИНОЙ

Оля немного стеснялась своих родителей. Особенно отца, простого мастера пищевого производства, который проводил каждый вечер за решением кроссвордов, молча сидя за полированным столом в зале. А по выходным любил и рюмочку махнуть со словами «от этого только здоровье».

Мать почти никак не реагировала на такую традицию и своё свободное время обычно проводила, стирая белье. Оля с детства помнила бесконечный звук крутящегося барабана стиральной машины. Поэтому ей очень хотелось выйти замуж за человека интеллигентного, с которым можно проводить вечера и выходные, обсуждая книги и кино, а может быть, даже воспитание будущих детей. Поэтому цель Оля поставила понятную: правильно выйти замуж.

Судьба же распорядилась по-своему: отец внезапно умер от оторвавшегося тромба, а вскоре умерла и бабушка, и Оля стала обладательницей отдельной квартиры, куда хотелось привести будущего мужа. Только его ещё предстояло найти.

Небольшой ремонт – по финансовым возможностям – сделали с мамой. В основном он включал в себя поклейку «шаляпинских» обоев, бордовый цвет которых с золотым тиснением неожиданно резко сузил пространство небольшой квартирки, но зато стал первым шагом на пути в благородное общество. Новые обои помогли решиться на совсем уж безумный шаг: купить шляпку с вуалью.

На работе в библиотеке платили так мало, что хватало только на продукты и квартплату. Но когда на рынке, в бутике, Оля увидела необычную шляпку, она застыла перед прилавком, вертела её так и сяк, играя с вуалью. Даже померила, отложив красный вязаный берет, но купить не решилась. Ушла.

А на следующий день вернулась и купила, несмотря на то, что до зарплаты нужно было протянуть ещё неделю. Должно же быть в жизни что-то интересное и возвышенное! Как у Анны Карениной. Особенно Оле вспоминался кадр из фильма, когда Анна приехала в театр и Анатоль Курагин не мог отвести от неё глаз. Тяжёлая судьба Анны была уже не так интересна, но ведь и изменять будущему мужу Оля не собиралась.

Дома долго рассматривала вуаль, вертелась перед зеркалом и наконец рискнула поехать в этой шляпке в центр, где легко затеряться в толпе. Но всё же по дороге Оля долго прятала шляпку в пластиковом пакете и не решалась надеть, пока не вошла в метро и не смешалась с несущейся толпой.

Шляпка моментально изменила её жизнь. Лезть вперёд стало как-то неловко: вуаль диктовала свои законы. Оля интуитивно поняла, что девушка в такой шляпке не торопится. Она с достоинством пропустила в вагон агрессивных молодых мужчин слева, полную женщину справа. Но когда двери вагона стали закрываться, резко рванула вперёд, прорываясь сквозь людскую массу и орудуя локтями. Едва влетела – двери захлопнулись. Шляпку снимать не стала. Просто решила быть внимательнее.

Теперь Оля носила шляпку часто, хотя после работы надевала её не сразу, а за углом, подальше от библиотеки, чтобы не видели сослуживицы. Шляпка принесла удачу: в ней она познакомилась с Саввой, он тоже покупал чашки, маме ко дню рождения. Так и пошли вместе, болтая сначала о фарфоре, потом о жизни, и в конце концов договорились встретиться.

Савва поражал Олю энциклопедическими знаниями. Казалось, он знал всё, особенно, если это касалось точных наук и философии. Его стремление к структурированности позволяло ему в два счёта разложить на простые составляющие любые сложные вопросы. Оля иногда даже не очень понимала, о чём он говорит, но ей нравилось следить за чёткостью его речи, а любовь к составлению разного рода списков и планов у них оказалась одинаковой.

Через три месяца Савва сделал предложение.

Денег на свадьбу мама дала, но даже вместе с Олиной скромной библиотечной зарплатой их оказалось не так уж много. Сколько лет прошло после дефолта, а всё как-то в обрез, не разгуляешься, особенно после того, как папы не стало. Но ничего, ведь у них с Саввой одни и те же желания и взгляды на жизнь, поэтому для банкета выбрали модное кафе «Парижские ночи».

С теплом март не торопился. Весна задерживалась, и голые деревья, почти зимние, словно распрямлялись, радуясь редким проблескам солнца. Оля с удовольствием надела шляпку с вуалью, можно сказать – попрощаться с зимой. Ещё неделя-другая и придёт тепло. Свадьбу запланировали на начало апреля.

За две недели до банкета Оля с Саввой пришли в кафе. Репродукции импрессионистов с тенистыми уголками Парижа создавали в зале атмосферу утончённости и светскости. Как в реальности выглядит парижское кафе, Оля с Саввой не знали, но надеялись, что именно так оно и выглядит.

Обсудили меню свадебного банкета, и администратор озвучил сумму. Она прозвучала масштабно. Оля достала тугой свёрток с деньгами и посмотрела на Савву, он улыбнулся в ответ. Администратор ожидал оплату. Оля отвела взгляд от жениха, её невысказанный вопрос остался без ответа.

Администратор списал зависшую паузу на свой счёт:

– Если хотите – ещё раз пересчитаем.

Оля распеленала пачку купюр и оплатила счёт, ожидая, что вот они выйдут из кафе, жених вернёт ей половину суммы и они обсудят дальнейшие траты. Очень хотелось заказать машину, покататься через мосты и повесить на перила замок. С такой просьбой можно обратиться к соседу-качку, владельцу белого подержанного «Мерседеса», не за бесплатно, конечно. С другой стороны, как-то неловко начинать семейную жизнь – почти семейную – с таких пошлых выяснений, а то незаметно превратишься в крикливую ведьму. Нужно решать вопросы мягким и тихим голосом.

Когда вышли из кафе, Савва неожиданно пояснил:

– Какая разница, кто платит.

– Ну да, какая разница, – ответила Оля, радуясь, что вопрос не пришлось задавать, ведь Савва уже всё продумал.

В день свадьбы Оля жутко волновалась. Двадцать раз одёрнула платье, вкрутила непослушный локон за правое ухо и тщательно проверила симметричность карандашных стрелок на глазах. Всё шло просто чудесно. Новенькое гипюровое платье изумительно сидело на худенькой фигурке, а Савва выглядел гордо в специально купленном костюме. В весёлой сутолоке с выкупом невесты испарилась и лёгкая досада, которая нежданно прилетела за неделю до свадьбы, когда выяснилось, что обручальные кольца Савва с мамой уже купили. Олю в магазин почему-то не взяли.

На Олин вкус кольца выбрали странные: с круговой нарезкой для неё, хотя ей нравились обычные, традиционные, и замысловатое кольцо – вообще из другой серии – для Саввы. Какой девушке не хотелось бы прийти с женихом в магазин, примерить одно колечко, другое, повертеть красивой ладошкой перед будущим мужем! Это же и её свадьба. Почему так получилось – лучше не выяснять, только настроение портить. Какой пустяк! Ведь впереди долгая счастливая жизнь.

После загса на белом «Мерседесе» приехали в «Парижские ночи» и, стоя в дверях, встречали гостей. На банкет собирались самые близкие родственники и друзья. Свидетельница Татьяна, подруга по библиотечному колледжу, раскладывала на столе карточки с именами приглашённых гостей и руководила официантом. Когда стол был накрыт, она тихо отозвала Олю в сторонку:

– Ты уже видела стенгазету?

– Что? Какую газету?

– Вон, над комодом. Вам посвящена.

Увидев, что девушки смотрят в сторону прикреплённой скотчем газеты, подошёл Савва:

– Мы с мамой делали. Сюрприз.

Стенгазета была посвящена, безусловно, любви. Но не любви, как у Омара Хайяма, стихи которого Оля перечитывала со школьных лет:

Увы, не много дней нам здесь побыть дано,Прожить их без любви и без вина – грешно.

Или хотя бы популярного среди школьниц Асадова:

Известно всё: любовь не шутка,Любовь – весенний стук сердец.

Нет. На стене висела стенгазета из вырезанных газетных заголовков, гласивших: «Господа скачут, а ребята плачут», «Молотом по серпу», «Армия не вмешивается», «Туда-сюда» и много подобных. Обратила на себя внимание фраза: «Было нельзя – а теперь можно». В каком смысле? Лоб у Оли покрылся испариной. Им с Саввой давно не по четырнадцать. Да и зачем рассказывать об этом собравшимся гостям? Хотелось прикрыться ладонью, а то и вовсе спрятаться за ней. Чтобы глаз не было видно.

Взрывом в мозгу отозвались фотографии в центре стенгазеты. Они были расположены таким образом, что Савва повернулся к Оле затылком, а она сидела с открытым ртом, разговаривая с кем-то невидимым. Обе фотографии Оле были знакомы: они их с Саввой как-то рассматривали, веселясь над школьными снимками.

Гости один за другим подходили к Оле с Саввой, бросали взгляды на газету, ни один не прокомментировал. И слава богу: Оля бы не знала, что ответить. Непонятно только, почему Савва не счёл нужным посоветоваться с ней. Это же их общая свадьба.

Меню было обычным и состояло в основном из того, что вряд ли можно причислить к деликатесам. В больших и малых салатниках горками возвышались оливье, салат «Французский» с морковью и яйцами, «Нисуаз» с консервированным тунцом. Присутствовали мясная нарезка и горячее с курицей. Чтобы салаты не выглядели бедненько, каждый был украшен алым огоньком брусники, придавая порционным салатам праздничный вид. Кухня кафе старалась, а спиртное – водку и полусладкое вино – частично разрешили принести с собой. Мама Оли докупила на всякий случай, и оказалось, что кстати: спиртное расходилось быстро.

Гости желали молодожёнам счастья, тосты были приятными и разнообразными. Фоном звучал не только французский шансон, но и известные советские песни, наиболее подходящие свадьбе. Шум становился всё громче, гости вели себя свободно, танцевали.

Слово взял свидетель Саввы, приятный молодой Аркадий, которого Оля видела второй раз в жизни.

– Савка, мы тебя знаем давно. Ты замечательный друг. Но сегодня я хочу тебя поздравить с тем, какую жену ты себе выбрал! Это просто удивительно, как в одном человеке столько сходится – красивая, умная, талантливая! Тонкостей не знаю, мы, как говорится, близко не знакомы, но это просто сразу видно. За вас! Счастья вам! Горько!

Савва улыбнулся Оле, которая раскраснелась от приятных слов и улыбнулась в ответ. Как хорошо, что Савва слышал эти слова. Хотелось, чтобы он ею тоже гордился, как она им. В конце концов, она хорошо разбирается в книгах, кино и, между прочим, хорошо готовит. Мама всегда следила за тем, чтобы в холодильнике было что покушать, и Оля училась премудростям домашнего хозяйства с детства.

Гости поддержали тост, покричали «Горько» – считали до десяти – и продолжили танцы. Савва вышел из-за стола, а к сидящей Оле подошла свидетельница Татьяна и тихонько сказала:

– Оль, ты как? Всё хорошо? Ты знаешь, где Савва?

– Да куда-то отошёл.

– Вообще-то я на него в холле наткнулась. Он с мамой своей разговаривает.

– Да? Пусть.

– Она ему говорит: «Ты на меня внимания совсем не обращаешь»! На своей свадьбе он внимания на неё, видите ли, не обращает.

– А он что?

– А он ничего. Обнимаются и целуются. Держись, подруга! – И Татьяна покрутила своё обручальное кольцо, кивая головой в такт словам. – Проходили!

Гости вернулись к столу. Принесли десерт – торт, разрезанный на кусочки. Под торт также было предложено выпить, и гости подняли свекровь, маму Саввы:

– Поздравляю вас в этот торжественный день! Желаю вам счастья! Я постараюсь быть хорошей свекровью…

На этой фразе её голос задрожал, в глазах показались слёзы, и она села, не закончив начатое предложение. Тост подхватили гости, и гулянье продолжилось.

Оля встала из-за стола и подошла к своей маме, тихо и незаметно сидевшей в уголке. Тост она до этого тоже сказала, но как-то неловко, спотыкаясь на каждом слове. Видимо, совсем растерялась: не привыкла быть в центре внимания.

– Мам, ты пообщайся с мамой Саввы. Её зовут Зинаида Оскаровна.

– Дочка, можно я не буду к ней подходить?

– Почему? Будете дружить.

– Да мы встретились в холле. Я сразу начала разговор, чтобы глупой не выглядеть. Представилась. Сказала: «красивое кафе». И спросила, как она себя чувствует в такой день. Растерялась немного. Не умею я умные разговоры поддерживать.

– Молодец, всё правильно, нормальный разговор.

– Ну да. Только она мне рассказала, что у неё со вчерашнего дня сердце болит, давление поднялось, третью ночь не спит. Я выслушала, конечно. Мне она вопросов не задала, а я больше не знала, что сказать. Не хочу навязываться. Ладно-ладно, дочка, беги к мужу.

Две недели пролетели незаметно. Съездили в маленькое путешествие на пять дней, а когда вернулись – весна уже вступила в свои права. Оля с радостью окунулась в свои ежедневные рабочие обязанности, а Савва после работы часто навещал маму, в основном один. Но в выходные поехали вместе.

В гости к свекрови Оля собиралась в смятении. Накануне Савва пришёл домой с новыми серебряными ложками и вилками, купленными на свадебные подарочные деньги, и Оля наконец решилась спросить вслух: