Империя теней

– Ну, это была только ночь…

Он улыбнулся, но улыбка была жесткой, почти властной, и я почувствовала себя одновременно пойманной и желанной.

– Нужно ехать, – сказал он твердо.

Я кивнула, чувствуя, как внутри меня всё ещё живёт воспоминание о его руках, его дыхании, его теле. Я дрожала, и сердце билось так, будто оно пыталось вырваться из груди.

– Как долго ты будешь здесь, в Милане? – осмелилась спросить я, пытаясь удержать хотя бы иллюзию контроля над ситуацией.

Он не ответил напрямую. Только слегка наклонил голову и сказал:

– Если захочешь… я всегда буду с тобой.

Эти слова задели меня до глубины души, но одновременно вызвали сомнения, страх. Он не обещал ничего определенного, не давал надежды, лишь оставил дверь открытой.

Я спустилась в прихожую, вызвала такси. Внутри разгорался настоящий шторм мыслей. “Я не могу это контролировать…” – думала я. “Он опасен… Но почему я хочу его снова? Почему мое тело и разум жаждут этого?”

Такси подъехало. Сев на заднее сиденье, я попыталась успокоиться, наблюдая за улицами Милана, которые ещё только просыпались. Каждый уголок казался наполненным воспоминаниями о прошлой ночи. Я чувствовала, как его присутствие не оставило меня, словно он остался внутри меня, и это одновременно тревожило и манило.

Я сжала сумку на коленях и думала о том, что это чувство свободы, которое он подарил, – опасно. Это не просто страсть, это вызов моему аристократическому воспитанию, всему, чему меня учили с детства. Но я понимала одно: несмотря на страх, я хочу этого. Хочу его, хочу той самой дикой стороной себя, которую он разбудил.

Такси тронулось, и я позволила себе на мгновение закрыть глаза. В голове мелькали его прикосновения, взгляд, шепот.

Глава 12 Турин, семейная вилла Виньоли

Дом был слишком тих. Воздух густой от запаха старого дерева, вина и сигарного дыма. В высоких окнах отражались отблески вечерних фонарей, а над Турином уже опускалась ночь. Вилла Виньоли – символ власти, семьи, статуса. Но сегодня её стены хранили напряжение, словно предчувствие грядущего шторма.

Альберто Виньоли сидел в своём кабинете. Высокая спинка кожаного кресла, массивный стол, расставленные по полкам книги и документы – всё говорило о привычке контролировать. Но его пальцы нервно барабанили по подлокотнику. Сделка, к которой он готовился последние месяцы, могла открыть новые горизонты для семьи. Но человек, с которым её предстояло заключить, был слишком… опасен.

Дверь открылась без стука. Это была дерзость. В мир аристократов, где каждое движение выверено, каждый жест имеет значение, подобное поведение граничило с вызовом.

На пороге стоял Денис Волков.

Чёрный костюм сидел идеально, но не скрывал мощи его тела. В движениях – уверенность хищника. Суровый профиль, холодный прищур тёмных глаз, лёгкая тень усталости на лице, придающая холодности. Он не ждал приглашения. Просто вошёл.

– Синьор Виньоли, – его голос прозвучал низко, спокойно, но в этой спокойной интонации было больше давления, чем в крике. – Вы так и не прислали приглашения. Я решил, что могу пригласить себя сам.

Альберто прищурился.

– У нас принято уважать традиции, – сказал он холодно. – Но, похоже, у вас свои правила.

Денис слегка улыбнулся, но улыбка была жесткой.

– Уважение я проявляю тогда, когда оно взаимное.

В кабинете повисла пауза. Двое мужчин смотрели друг на друга, проверяя, кто первый отведёт взгляд. Никто.

Альберто поднялся и медленно обошёл стол, остановившись напротив.

– Я согласился на сделку, господин Волков, – произнёс он, подчёркнуто спокойно. – Но меня тревожит ваша… репутация. Я не могу игнорировать слухи. В Италии они опаснее яда.

– Слухи, – тихо повторил Денис, подойдя ближе, так что между ними оставалось всего несколько шагов. – Или воспоминания?

Глаза Альберто сузились.

– Вы намекаете на Джованни? – его голос стал твёрже, но внутри поднялась волна ярости.

Имя прозвучало в тишине как удар. Джованни – брат Альберто. Его смерть в России долгие годы оставалась тенью, пятном, которое невозможно было стереть. Официальная версия – несчастный случай. Но те, кто знал больше, шептались о другом.

Денис не отвёл взгляда.

– Я не намекаю. Я напоминаю. Вы искали ответы двадцать лет, синьор Виньоли. Но так и не нашли. Знаете почему? Потому что вы искали там, где вам позволяли искать.

У Альберто пересохло во рту. На секунду он ощутил, как земля уходит из-под ног. В груди защемила злость.

– Вы слишком многое позволяете себе, Волков. – Его голос стал жёстким. – Вы играете с огнём.

Денис слегка склонил голову.

– Я и есть огонь.

Тишина снова затянулась, но теперь она давила, как глухой барабанный бой. Альберто знал: этот человек не блефует. Его спокойствие было хуже угрозы.

На столе зазвонил телефон. Альберто вздрогнул и резко схватил трубку.

– Слушаю.

На линии был один из доверенных лиц. Голос нервный, сдавленный.

– Синьор, у нас проблемы. Люди из Рима предупреждают: сделку с Волковым нужно пересмотреть. В Ватикане не одобряют его присутствие в Италии. Говорят, связи слишком тёмные… слишком много крови.

Альберто крепче сжал трубку.

– Какие связи? – резко спросил он.

– Россия, синьор. Говорят… он был рядом, когда погиб Джованни. И что это не случайность.

В кабинете воцарилась тишина. Денис стоял неподвижно, словно каменная статуя, но его глаза пристально следили за каждым движением Альберто. В них не было страха. Только сталь.

– Я понял, – коротко ответил Альберто и положил трубку.

Он обернулся к Денису. Взгляд – холодный, недоверчивый, сдерживающий гнев.

– Если всё это правда… вы подписали себе смертный приговор, войдя в этот дом.

Денис сделал шаг ближе, почти вплотную. Его голос был тихим, но от этого ещё более опасным.

– Я вошёл сюда потому, что знаю цену вашему молчанию. И цену вашей жадности. Мы оба понимаем: вы не откажетесь от сделки. Слишком много поставлено на карту. – Он задержал взгляд. – А ваши воспоминания о прошлом… пусть останутся вашими воспоминаниями. Ничего больше.

Альберто сжал кулаки. Он ненавидел его. Но он знал: Денис прав. Сделка была нужна. И отказаться – значило потерять всё.

– Мы закончим, – холодно сказал он. – Но не думайте, Волков, что вы сможете ходить по этой земле безнаказанно.

Денис чуть улыбнулся.

– Безнаказанно не ходит никто, синьор Виньоли. Вопрос только в том, кто доживёт до конца.

Он развернулся и вышел из кабинета так же спокойно, как вошёл, оставив за собой тишину и напряжение, от которого стены, казалось, трещали.

Альберто остался один. Сердце билось гулко, мысли путались. В руках он сжал бокал вина и одним движением разбил его о стену. Красное пятно стекало по мрамору, как кровь. И в этот момент он понял: игра началась. И её исход может стоить ему не только бизнеса, но и семьи.

Глава 13 Тени прошлого

Турин. Семейная вилла Виньоли. 21 мая. Раннее утро.

Туман стелился над садами, скрывая очертания кипарисов и старых фонтанов. Дом дышал тишиной, но в кабинетах уже горел свет. Огромные окна были плотно закрыты тяжёлыми шторами, и только запах кофе и сигарного дыма говорил о том, что ночь для хозяина дома так и не закончилась.

Альберто Виньоли, дядя Анны, сидел за массивным дубовым столом. Его лицо было бледным, на висках проступили тени бессонной ночи. Он держал в руках бокал с коньяком, хотя часы едва перевалили за шесть утра.

В комнате собрались доверенные лица – трое мужчин, каждый из которых десятилетиями сопровождал его в бизнесе и политике. Все молчали, ожидая, когда он начнёт.

– Мы связали себя с Волковыми, – наконец произнёс Марко, его голос был низким, хриплым. – И теперь нет пути назад.

Взгляд его упал на бумаги на столе – контракты, счета, схемы. Символы той сделки, что должна была укрепить позиции семьи. Вместо уверенности они теперь пахли кровью.

Первым заговорил синьор Россетти, седой мужчина с холодными глазами:

– Я предупреждал. Имя Волковых слишком часто звучало в тех делах, куда никто не хотел смотреть. Москва, Петербург… наркотики, оружие, политики. И главное – та история в девяностых.

В комнате стало тише, будто стены сами приготовились слушать.

Альберто сжал бокал так сильно, что стекло едва не треснуло.

– Ты про Джованни, – сказал он глухо.

Трое переглянулись. Имя произнесено. Имя, которое было запретным в этих стенах долгие годы.

– Все знают слухи, – осторожно продолжил Россетти. – Его смерть в России не была случайностью. Но доказательств… никогда. Только шёпот в кулуарах: Волков-старший.

– Да, – вмешался другой, моложе, но с таким же напряжением в голосе. – Говорили, что Джованни слишком близко подошёл к сделке с «не теми людьми». И это стало для него смертным приговором.

Альберто встал из-за стола. Его шаги по мраморному полу были тяжёлыми.

– Я хоронил его, – резко сказал он. – Я видел тело. Никогда не забуду, как мать рыдала… как все мы тогда поверили в официальную версию – «несчастный случай». Но я знал. Чувствовал каждой клеткой, что это убийство.

Он замолчал, тяжело дыша.

– И теперь, – продолжил он, – спустя столько лет, в мой дом входит сын того человека. Сын Волкова.

В комнате повисла пауза.

– Но мы не можем разорвать сделку, – осторожно произнёс третий мужчина, самый прагматичный из всех. – Ты знаешь это. Мы слишком глубоко зашли. Контракты подписаны, банки в деле, люди в Риме наблюдают. Если мы сейчас откажемся, Ватикан сочтёт нас ненадёжными. Политики отвернутся.

Альберто с силой ударил кулаком по столу. Бокал упал и разбился, расплескав коньяк по ковру.

– Так значит, руки мои связаны? – прорычал он. – Я должен улыбаться сыну убийцы?

– Ты обязан, – жёстко ответил Россетти. – Потому что иначе нас сломают. Волков слишком силён, чтобы идти против него напрямую. Ты сам видел, как он смотрит. Это не мальчик. Это хищник.

Альберто опустился в кресло, прикрыв лицо ладонями.

– Анне нельзя… – его голос сорвался. – Она даже не понимает, во что втягивается. Её глаза сияют, когда он рядом. Но она не знает, что его фамилия – клеймо, что его кровь несёт на себе смерть.

– Она молодая, – сухо сказал третий. – Её тянет к огню. Но если она обожжётся – это конец не только для неё. Это удар по всей семье.

Тишина вновь накрыла комнату. Только тиканье старинных часов разрезало воздух.

Альберто медленно поднял голову. Его глаза сверкали гневом и отчаянием.

– Я не дам этому повториться, – сказал он, почти шёпотом, но каждое слово было пропитано сталью. – Я не позволю, чтобы наша фамилия снова плакала по сыну, по дочери, по наследнику. Волков может держать нас в делах, может шантажировать договорами, может давить на политику и Ватикан… Но если он посмеет прикоснуться к Анне… я уничтожу его.

Никто не ответил. Все понимали – это клятва, а не пустые слова.

За окнами первые лучи солнца пробились сквозь туман. Начинался новый день, но в кабинете ощущение было таким, будто ночь только сгущается.

И над всем витало одно имя, как проклятие:

Волков.

Глава 14 Два мира один день

Турин. 1 июня. День рождения Анны.

Сегодня ей исполнялось двадцать два.

Вилла Виньоли была полна гостей. Мужчины в идеально скроенных костюмах, женщины в шелках и бриллиантах, официанты, сновавшие между ними с бокалами шампанского и тарелками канапе. В саду играла живая музыка, арфа и скрипка сливались в изысканный фон, и каждый гость говорил правильные слова, улыбался правильными улыбками.

Анна стояла у мраморного камина в гостиной, в длинном платье оттенка шампанского. Спина прямая, подбородок чуть приподнят, взгляд холодный и спокойный. Она казалась идеальной аристократкой: приветливой, сдержанной, безупречной. Но за этой безупречностью скрывалось другое – ожидание.

Она ловила себя на том, что каждую секунду ищет его. Дениса. Кажется ли это глупым? Возможно. Но сердце не подчинялось рассудку. Он должен был знать, что сегодня её день. Должен был вспомнить. Но его не было.

Она принимала поздравления, слушала дежурные речи о будущем, о наследии, о её «ответственной роли» в семье. Она кивала, улыбалась, благодарила, а внутри – пустота. Её взгляд иногда скользил к двери, словно в любую секунду он мог войти. Но этого не происходило.

На ужине дядя говорил о политике и бизнесе, отец – о благотворительности, мать – о репутации семьи. Никто не заметил, что её улыбка становилась всё более натянутой.

Лишь под конец вечера, когда свечи уже догорали, а гости разъезжались, ей вручили небольшой конверт. Почерк на нём она узнала сразу. Рука дрогнула, но она не выдала ни единой эмоции. Она поднялась в свою комнату, закрыла дверь и только тогда вскрыла конверт.

Внутри была бархатная коробочка. Белое золото, тонкий браслет, усыпанный бриллиантами. Настолько изящный, что от него перехватило дыхание. Но ещё сильнее сжало сердце короткое сообщение на бумаге:

«С днём рождения. Ты – свет, даже в моей тьме.»

Она прижала браслет к коже, и впервые за весь вечер её руки задрожали.

Токио. 2 июня, 4:00 утра.

Город под ним не спал. Неоновые вывески горели, улицы гудели, даже в четыре утра Токио жил своей особой жизнью. Но в номере на тридцать втором этаже было тихо. Денис сидел в кресле у панорамного окна, бокал виски на столике, галстук давно снят, рубашка расстёгнута.

Переговоры закончились час назад. Долгие, тяжёлые, сдержанные улыбки японцев и холодные глаза, за которыми скрывалась угроза. Речь шла о «серых схемах» – контроле логистики через азиатские порты. Товары, которые нельзя везти официально, шли именно здесь, и договоры с якудза были сделаны не ради выгоды, а ради контроля. Он добился своего. Но цена была напряжение, которое висело в воздухе до сих пор.

Он достал из внутреннего кармана пиджака чек. На нём – сумма, которую он заплатил за браслет. Белое золото, бриллианты. Она должна была понять: он помнит. Он никогда не забывает.

Взгляд задержался на экране телефона. В Турине сейчас ещё вечер. У неё идёт праздник. Он представлял её в длинном платье, среди улыбок и бокалов шампанского. Холодная, безупречная – но думает ли она о нём?

Пальцы коснулись клавиатуры. Он хотел написать. Но сомнения жгли. Каждый раз, когда он тянулся к ней, он рисковал. Её дядя ясно дал понять: она – запрет. И всё же он не мог иначе.

Он набрал сообщение и долго смотрел на него.

«С днём рождения, Анна. Пусть они видят маску, но я знаю, какая ты настоящая.»

Он нажал «отправить» и откинулся в кресле. Токио светился миллионами огней, но ему казалось, что всё это ничто по сравнению с одним её взглядом.

Ему нужно было сосредоточиться на бизнесе, на сделках, на якудза, на серых схемах. Но мысли возвращались только к ней. Всегда к ней.

Он закрыл глаза и впервые за много лет почувствовал, что проигрывает битву. Не на переговорах. Внутри себя.

…Анна сидела на краю своей кровати, в руках – бархатная коробочка с браслетом. Комната была наполнена тишиной, лишь лёгкий ветер шевелил занавеси.

Телефон завибрировал. Сердце ухнуло в пятки, пальцы задрожали. Она знала, что это он – чувствовала ещё до того, как посмотрела на экран.

Сообщение было коротким. Но в этих словах было больше тепла, чем во всех поздравлениях за целый день:

«С днём рождения, Анна. Пусть они видят маску, но я знаю, какая ты настоящая.»

Она закрыла глаза. В груди защемило, будто кто-то снял с неё тяжёлый груз. Всё, что было сегодня – улыбки, речи, маски – вдруг стало ненужным. В этом сообщении было всё, что имело значение.

Улыбка, настоящая, тёплая и живая, впервые за день коснулась её губ. Она положила браслет на запястье, сжала телефон в ладонях и прошептала едва слышно:

– Спасибо, Денис.

За окном Турин засыпал. А где-то в далёком Токио он, возможно, смотрел на те же звёзды.

Глава 15 Тишина между строк

Несколько дней спустя Токио за окном дышал огнями, но внутри номера было слишком тихо. Гул города оставался где-то внизу, превращаясь в ровный фон, будто чужой шум. Здесь, на высоте, всё выглядело иначе: улицы были похожи на тонкие вены, по которым текла бесконечная кровь неоновых фар.

Я сидел в кресле, неподвижный, как часть этого интерьера. На столике – бокал виски и белый конверт. Внутри – подтверждение перевода. Чек, холодные цифры. Но за ними скрывалось больше. Браслет уже был у неё. Белое золото, тонкая цепь с бриллиантами. Металл, который я выбрал сам.

В Милане, где она сейчас училась, этот браслет касался её кожи. Я видел это так ясно, будто был рядом. Её тонкое запястье, привычный взмах руки, мягкий блеск в свете лампы. Никто вокруг не понимал, откуда украшение. Никто не догадывался. Это было только для неё. И для меня.

Я закрыл глаза.

С того вечера на вилле в Милане я знал: назад пути нет. Тогда она выбрала меня – не словами, не поступками, а взглядом. Она отдала больше, чем могла позволить себе любая женщина её круга. Она отдала то, что никогда не забирают обратно. Душу.

И с тех пор я не мог вырвать её из себя.

Переговоры в Токио были тяжёлыми, слишком затянутыми. Япония всегда умела улыбаться так, что в этой улыбке слышался холодный расчёт. Я видел перед собой аккуратные лица, слышал ровные голоса, и понимал: всё это – лишь фасад. Мы обсуждали логистику через Йокогаму, маршруты, риски. Их условия против моих. Каждая фраза – игра. Каждое слово – угроза.

Я вышел оттуда, как после боя. И не знал, кто кого переиграл – они меня или я их.

Теперь в номере было пусто. Я пил медленно, но вкус алкоголя не перебивал тяжесть в голове. Она возвращалась всегда – её образ, её голос.

Телефон в руке казался слишком тяжёлым. Дни после её праздника я держался, не писал, не звонил. Это было почти подвигом. Но тишина становилась пыткой.

Я смотрел на экран, и внутри всё разрывалось: если набрать номер – значит снова признать, что зависим. Если не набрать – значит проиграть себе.

Четыре утра в Токио. В Милане – только девять вечера. Она наверняка дома, над учебниками, может, пьёт кофе. Возможно, устала. Возможно, думает обо мне. Возможно… нет.

Я нажал вызов.

Гудки. Долгие, вязкие.

– Алло? – её голос. Чистый, немного усталый. Я почти увидел её перед собой: волосы убраны, глаза напряжённые после долгого дня. Но браслет на руке. Он всегда там.

Я молчал секунду, слишком долго. Потом сказал:

– Анна.

Только её имя.

Она выдохнула. В этом выдохе было всё: удивление, скрытая радость, обида.

– Ты молчал, – сказала она. – Несколько дней. Я думала… ты исчезнешь.

Эти слова ударили сильнее любого обвинения.

Тишина. Она не спешила отвечать, и в этой паузе я слышал её дыхание. Слышал, как она пытается собраться, как прячет то, что не должна показывать.

– Я получила браслет, – наконец сказала она. – Он… холодный. Как ты.

Я усмехнулся. Её слова были уколом, но я знал, что в глубине – признание. Она носила его. Она не сняла.

– Это не украшение, – сказал я. – Это напоминание.

– О чём? – её голос стал ниже.

Я посмотрел на город за окном. На миллионы чужих жизней. На чужие дома, где люди спали, не зная ничего обо мне и о ней.

– О том, что даже если мы притворяемся, будто можем быть врозь… это ложь.

Она замолчала. Я слышал, как бьётся её сердце – даже через тысячи километров.

И я понял, что сказал правду. Это не про обладание, не про власть. Это не "она моя"и не "я её". Это про неизбежность. Про то, что наши жизни уже переплетены так, что вырвать невозможно. Мы – ошибка, которая стала правилом.

И я не знал, выдержим ли мы это. Но знал, что остановиться я больше не могу.

Глава 16 Встреча

Первые июньские дни в Милане всегда казались лёгкими и звонкими. Воздух был напоён теплом и солнцем, улицы дышали ранним летом, когда жара ещё не успела стать удушающей, а город – превратиться в каменную печь. В этот вечер Милан сиял – витрины отражали последние лучи заката, тротуары гудели шагами, площади наполнялись голоса́ми студентов, спешащих с лекций, и ленивым гулом мотороллеров.

Среди всего этого – она.

Анна Виньоли двигалась по улице неспешно, в своём неизменно прямом, горделивом шаге, который больше напоминал плавное скольжение. У неё был собственный ритм, независимый от толпы. Казалось, сама осанка выдавала в ней аристократку, даже когда она возвращалась домой из университета, держа в руках тетради и учебники.

Но не это бросалось в глаза. На её запястье сверкал браслет. Белое золото с крошечными бриллиантами ловило свет фонарей, превращая каждый её взмах руки в немой знак, в тайное признание. Она никогда не снимала его после дня рождения – и не потому, что это был всего лишь подарок. Этот браслет был якорем. Свидетельством.

Она чувствовала его присутствие так, словно металл хранил его прикосновение. Каждое утро, надевая браслет, она слышала в себе негромкий отклик: он помнит. И это было важнее всего, что говорила ей семья.

Их голоса – дяди, матери, даже подруг – шли за ней тенями. Они звучали и в этот день, как всегда, суровыми предупреждениями: он опасен… он не из нашего мира… его прошлое – это кровь и сделки, его имя не должно быть связано с твоим.

Анна знала. Она слышала это много раз. Но теперь всё стало иначе. Теперь она не спорила с собой, не искала оправданий. Не было сомнений. Всё, что случилось между ними, было больше, чем ночь, больше, чем дерзкая прихоть. Она принадлежала ему, так же, как он – ей. И никакие фамильные традиции не могли разрушить этого внутреннего знания.

Она улыбнулась сама себе – редкая, мягкая улыбка, почти невидимая для прохожих. В сердце было странное ощущение: лёгкость и тоска одновременно.

Её шаги отдавались в камне тротуара. Она свернула в узкую улицу, ведущую к её квартире. Там было тише. Там дыхание города стихало, уступая место ритму её собственных мыслей.

Анна поправила волосы – лёгкое движение, и солнечный отблеск заскользил по браслету. На миг её сердце дрогнуло: он видел бы… он знал бы…

И именно тогда в воздухе появился другой звук.

Сначала тихий, глухой, едва уловимый – ритмичный гул, который не принадлежал городу. Он был слишком тяжёлым, слишком целенаправленным. Анна замерла на полшага, словно что-то в ней отозвалось быстрее, чем разум.

Этот звук она узнала бы в любом месте.

Мотор.

Он приближался. Гул усиливался, эхом ударяясь о стены домов, резонируя в груди. Её дыхание сбилось, шаг стал короче, взгляд – более напряжённым. Город в тот миг перестал существовать: не было ни фонарей, ни витрин, ни прохожих. Был только звук.

И чувство – то самое, когда каждое биение сердца превращается в удар.

Мотоцикл выехал из-за поворота. Чёрный, блестящий, словно сотканный из ночи. Фары прорезали полумрак, и в этом сиянии было что-то неизбежное, как судьба.

Она уже знала, кто сидит за рулём, ещё до того, как он снял шлем.

Он.

Денис остановился прямо перед ней, уверенно, бесшумно, будто город сам уступил ему дорогу. На секунду он просто смотрел – холодный прищур, взгляд, от которого воздух вокруг словно стал плотнее.

Мир исчез. Осталась только она и он.

Анна стояла неподвижно, прижимая учебники к груди, как если бы это могло защитить от силы, которая исходила от него. Но внутри всё рушилось – поднимался огонь, волна, накал, до боли в висках.

Он снял перчатку, задержал взгляд на её руке. Браслет. Тот самый.

Его губы дрогнули, и он произнёс – резким, твёрдым, будто бросил в воздух удар:

– Поехали.

Глава 17 Горячее признание

И всё. Никаких объяснений. Ни приветствия, ни улыбки. Слово звучало как приказ, как вызов. Она знала – могла отказаться, могла пройти мимо. Но вместо этого взяла протянутый шлем.

Они вырвались из города, скорость сбивала дыхание. Милан остался позади, фонари, улицы, огни растворялись в потоке ветра. Анна держалась за него крепко, чувствовала под ладонями его силу, и с каждой минутой – слабела, потому что знала: она принадлежит этому мужчине, как бы её ни учили жить иначе

Через полчаса они свернули с трассы, мотоцикл поднялся на небольшую дорогу среди зелёных холмов. Дом оказался уединённой виллой, скрытой за воротами и высокими кипарисами. Никакой роскоши – но каждая деталь говорила о вкусе и деньгах: каменные стены, просторная терраса, открытые ставни, прохладный пол из старого мрамора. Это было убежище, не дом. Место, где можно спрятаться от всего.