Мериамос 3. Серебряная Соколица

Глава 14. Мириам Эльбирин

Светало. Для лэртов это означало окончание дня. Те, кто трудился на поверхности, торопились в тень домов и темноту подземных градов. Улицы быстро пустели, и на одинокую фигуру, закутанную в серые, неприметные одежды, никто не обратил внимания.

Высокие деревья теснили дома, цепляясь за стволы, тянулись к небу. При выборе семян руководствовались толщиной ствола, высотой и пышностью кроны будущего дерева. Ветви не должны мешать первым этажам и в то же время должны давать густую, плотную тень.

Мириам предпочла бы сбросить накидку и открыть лицо прохладному ветерку, гуляющему по улочкам, но опасалась привлечь слишком много внимания.

Резиденция ордена в Луринатти, уходила глубоко в прибрежные скалы. Из храма выходили люди, торопились домой, пока солнечные лучи не пробились через листву. На стенах соседних домов лежало розовое пятно солнечного света. Прохожие смотрели на него со смесью отвращения и страха, торопливо набрасывая на голову капюшоны, и скрывали лица за вуалями.

Приблизившись к храму, Мириам невольно замедлилась, касаясь окованных железом врат. Её добровольное изгнание подошло к концу. Но отчего живот скрутило, а руки дрожат?

Глубоко вдохнув, она медленно выдохнула, прикрыв глаза.

Эльбирин означает «дракон», а драконы не боятся глупых куриц.

Войдя в храм, Мириам скинула с головы капюшон, открывая лицо. Прислужницы покосились на неё, но продолжили наводить порядок в зале. Они скользили по каменному полу беззвучно, уничтожая следы присутствия живых, готовя зал для мёртвых.

У стены сидели люди. В основном бедняки, которые не могли заказать себе пышной церемонии ухода. Среди стариков попадались совсем молодые лэрты, что сидели сжавшись, пряча лица друг от друга.

Странно.

Храм не отказывал ни богатым, ни бедным, всякий может рассчитывать здесь на приют и помощь, но эти люди сидели у колодца Забвения. Сменив направление, Мириам приблизилась к заблудшим и села рядом. На неё покосились, но увидев состаренное солнцем лицо, быстро потеряли интерес.

Появившаяся Сестра вместо того, чтобы расспросить или позвать их к столу, принесла кувшин. Первым к ней подошёл мужчина, который вовсе не был старым, но солнце иссушило его кожу, выдавая в нём Ходячего под солнцем. Сестра молча наполнила крохотную плошку и протянула мужчине.

– А вы не хотите узнать, почему этот человек ищет забвения?

Голос Мириам пронёсся по пустому залу, отразившись от стен и колонн, заплутав в темноте высокого потолка.

– Ведите себя прилично, или я прикажу вышвырнуть вас отсюда, – строго произнесла сестра Луны, вперив в Мириам суровый взгляд, бледных желтоватых глаз.

Мужчина потянул руки к плошке, когда Мириам оказалась рядом и перехватила его.

– С каких пор Сестры стали жадными?

– Выведите её отсюда! – крикнула Сестра, отступая и прижимая к себе кувшин.

– От этого количества он будет в муках умирать несколько дней!

К ним поспешили несколько мужчин в тёмных одеждах, но Мириам не отступила.

– Вам плевать на душу, вам плевать на тело. Я точно попала в храм Луны?

– Госпожа, – качнул головой страж в подобии поклона и протянул руку, чтобы схватить её за локоть.

– Вижу, и правила приличия тут не в чести.

Страж замер, беззвучно охнув, схватился за горло, не в силах сделать вдох.

– Никому не позволено касаться человека без его разрешения, – глядя на него сверху вниз, медленно произнесла Мириам и ослабила давление, позволив стражу, хватая воздух, повалиться на холодный пол. – Теперь вы, – она повернулась к Сестре, которая смотрела на неё во все глаза. – Чей приказ вы выполняете, обрекая на муки всех без разбору?

– Пре-преподобной матери Миркулы, – запнулась она, пятясь.

– Проведите этих людей в тепло, дайте горячей еды и обеспечьте одеялами, – повелительно произнесла Мириам и махнула стражу: – Отведите меня к Преподобной Миркуле.

Тишина храма вмиг переменилась. Краткая перепалка у колодца Забвения привлекла больше внимания, чем свинья, ворвавшаяся на свадьбу. Темнота пришла в движение. Одни спешили уйти, должно быть, побежали к преподобной, другие спешили в зал посмотреть и пошептаться.

Мириам встретили в зале собраний.

Миркула стояла во главе стола. За её спиной собрались верные ей Сестры. Не успели они обменяться приветствиями, как за спиной Мириам неслышные, словно тени, собрались недовольные старой Преподобной. Среди них были и те, кто навещал её в изгнании, зазывая назад в Орден, и те, кто предпочёл разорвать дружбу, едва она покинула Орден.

– Полнится слухами дом Луны, – медленно проговорила Миркула, покачав головой. – Зря я не придавала им значения.

– К сожалению, у меня не было выбора, – наклонила голову на бок Мириам.

– Эльбирины опять лезут в политику, – ядовитой змеёй прошипел кто-то из сестёр.

– Все, кто желает продолжать жить, как жили, – Мириам посмотрела на женщин, которые собрались за спиной Преподобной матери, – можете продолжать, но вам придётся покинуть Орден. Я не стану этому препятствовать, но напомню, что убийство, всякое убийство, совершённое не Сестрой Луны, карается.

– Великие дома будут недовольны…

– Мне нет дела до Великих домов, – сухо произнесла Мириам, чуть повысив голос. – Сёстры Луны должны дарить покой, а не служить домашними собачонками.

– Какие высокие слова, – обойдя стол, Преподобная быстро приблизилась и резко приложила руку к груди соперницы.

Почувствовав холодок, пробежавший по коже, Мириам снисходительно подняла брови. Импульс чужого Таланта соскользнул с её кожи и ушёл в землю, не причинив вреда.

– Меня выбрали Сёстры и поддержала прошлая Преподобная мать. К чему все эти сложности?

– Вы ушли, не пробыв на посту и десяти лет! – поддавшись эмоциям, воскликнула Миркула, шокированная неспособностью навредить сопернице. – Бросили Орден в такой тяжёлый момент! Вы не имеете права заявляться сюда спустя столько лет и требовать…

– Для начала, что за тяжёлый момент? Война? Чума? Голод? Разорение? Что-то не припомню ничего подобного и я не требую, а занимаю своё законное место.

Подняв руку, Мириам легонько коснулась гладкой, белоснежной кожи под ключицами Преподобной, и та, ахнув, схватилась за сердце. Оно остановилось. Никто не попытался ей помочь. Не шагнул вперёд, чтобы силой своего Таланта запустить сердце Миркулы. Все склонились перед новой Преподобной.

За несколько дней Мириам привела в порядок храм, вернувшись к старым порядкам, и почти неделя ушла на то, чтобы очистить всё Луринатти. Высоким домам это не понравилось, и их посланцы устроили целое паломничество к кабинету новой Преподобной матери. С подарками, просьбами и угрозами.

Самое интересное начиналось после восхода солнца. Мирные жители засыпают, просыпаются убийцы. Предатели веры сыпались на Мириам, как из рога изобилия.

Через два дня в храм, как к себе домой, вошёл мур. Сёстры не решились его выгнать, понимая, что дикий зверь не забрёл бы так далеко в город. Мур поднялся в кабинет Преподобной, и стал ходить за Мириам, словно тень.

Из Ясеневого града прислали официальное письмо на плотной бумаге с золочёными вензелями и тиснением, полное напыщенных фраз. Вместе с ним, словно бы из ниоткуда, появилась Сестра Нирл. Женщина в возрасте столь преклонном, что лицо её превратилось в скорбную маску, изрезанную глубокими морщинами и покрытое коричневой коркой.

– Ясеневый град выражает благодарность Мириам Эльбирин, за оказанную Ордену честь, – низко поклонилась она. – Нам известно, по каким причинам вы не хотели возвращаться. Потому мы с уважением относимся к жертве, которую вы приносите ради нас.

– Насколько мне известно Ясеневый град – единственный город, не попавший под влияние новых порядков.

– Истинно так, – медленно проговорила посланница, пряча руки в рукава. – За это Силивенити пытались ограничить морскую и подземную торговлю Ясеневого града.

Мириам нахмурилась. Вот так Великие дома не вмешиваются в дела Ордена.

– Ясень поддержит Луринатти, если вы обеспечите нашим Домам место в Высоком совете.

У Высоких домов из Луринатти, Карагроса или Силивенити от такого предложения случился бы приступ неконтролируемого смеха, закончившийся смертью от удушья. Чтобы потомки рабов появились в Высоком совете должно произойти что-то сродни второму пришествию Кареста.

После затопления Алого материка и восстания асов, лэрты были вынуждены запереться в укреплённых крепостях. По Криллу прокатилась вспышка ветрянки, а следом кори и на десерт оспы. Асы принесли эти болезни с собой, но сами не болели, если не считать тех, кто родился рабом и всю жизнь провёл подле хозяев. Зато прочие народы болезнь сразила наповал. Это позволило асам взбунтоваться и сбросить рабские ошейники не только с себя, но и братьав по несчастью.

Лишившись выносливых асов, сильных пиросов и ловких фрид, Благородные дома повесили ошейники на своих собратьев-лэртов. Лишиться статуса и отправиться в барак, где рабы жили в скотских условиях, деля одни нары на четверых, можно было за любой незначительный проступок. Неправильное выражение лица, недостаточно глубокий поклон.

Болезнь не уходила, сменяясь лишь чем-то ещё более заразным и смертоносным, опустошая целые города.

О вакцинах слышали, но так как это было изобретение асов, их страшились, распространяя ложные наветы о кошмарных последствиях. При первых же признаках болезни могли уничтожить всех, кто жил в одном бараке с рабом. К счастью для последних, охранников тоже не хватало, и многим удалось спастись. Сбежавшие ушли на юг и поселились на полуострове, в ясеневых лесах.

Эпидемия и нехватка рабочих рук привели к упадку подземные грады. Сообщение оказалось нарушено банальным отсутствием технического обслуживания. Многие знания и технологии оказались утеряны. Из властителей мира, чьи передовые технологии казались магией для остальных народов, лэрты оказались отброшены в развитии. Великие дома винят в этом рабов, которые покинули их, основав собственный город Ясеневый град.

Говорить прямо о том, что потомки господ скорее удавятся, чем позволят лэртам из Ясеневого града появиться в Высоком совете, Мириам не стала.

– Боюсь, вы забыли, – мягко произнесла она. – Сёстры Луны вне политики. А даже если бы я согласилась, мне такое не под силу.

– Вам нет. Но главе дома Эльбирин, вашему брату и вашему деду вполне.

– Я не могу и не хочу давать подобных обещаний.

– И всё же обдумайте моё предложение, – поклонилась сестра, принимая её ответ. – Каким бы не было ваше решение, Преподобная Ясеневого града примет и поддержит его. Полагаемся на вашу мудрость.

– Я вернулась, чтобы очистить Орден от политики, – призналась Мириам. – Но с каждым днём мне начинает казаться, что я переоценила свои силы.

– Раньше было неважно, из какого града сестра, всех принимали одинаково. Теперь в Луринатти только сёстры из Луринатти, в Ясеневом граде – только сёстры из Ясеневого града и так далее. Только Мудрецы ещё держатся и объединяют детей из разных городов для обучения, но, боюсь, и этот бастион скоро падёт. Нам не выстоять, повторяя ошибки прошлого.

Медленно кивнув, Мириам не сводила взгляда с гостьи. Сестра была совершенно права. Только легче от этого не становилось.

Беззвучно к ней подошёл мур и потёрся об ногу. Вздрогнув, Мириам не сразу решилась коснуться густого меха зверя. Прижав уши, тот замурчал. На душе стало спокойнее.

Кот облизнулся, слизывая кровь с морды. Должно быть, встретил очередного посланца Высоких домов. Сколько их ещё будет?

Вздохнув, Мириам села за стол. Отложив письма, прошения, документы и приглашения, достала небольшой тёмно-коричневый конверт. Старый, потёртый, бумага пошла волнами, а уголок расклеился. Конверт пережил не один переезд и даже случайное падение в воду.

Протянув руку, Мириам с трепетом коснулась грубой бумаги, чувствуя, как крепнет её воля и успокаивается разогнавшееся от страха и волнений сердце. Пока мур вылизывался, она открыла конверт, на внутренней стороне которого карандашом начертано послание:

«Ты самое лучшее, что со мной когда-либо случалось. Если бы у меня был выбор, я бы предпочёл провести вечность, обнимая тебя, и никогда бы более не взглянул ни на одну другую женщину.

К сожалению, я не могу позволить себе отступить. От моей работы зависит выживание не только асов, но и всех народов Мериамоса. Ресурсы этого мира ограничены, и каждое новое десятилетие я встречаю с пугающей мыслью, что не успею достигнуть цели до того, как наступит конец.

Прошу, прости, что не могу остаться с тобой. Ещё ни одно расставание не причиняло мне столько боли.

 Навсегда твой. Александр»

Глава 15. Ниоба Верес

Ниоба не сразу поняла, что её разбудило. Сон, словно топкое болото, тянул назад в темноту, но что-то извне не позволяло вернуться. Сквозь плотный туман сна она почти не чувствовала прикосновений, хоть и видела какое-то мельтешение перед глазами.

Краткая, резкая вспышка боли вырвала её из вязкого сна, но темнота быстро утащила на глубину. Ниоба тонула, мысли расплывались, теряясь, когда вдруг трясина сна перестала быть непроглядной.

Она бледнела, растекалась. Из глубин пробился звук: птичья трескотня и хлопанье крыльев. Ощущение собственного тела, неприятная духота и влага. Тяжёлое, неповоротливое тело. Руки едва двигались, превратившись в разваренные сосиски. Попытка приподняться не увенчалась успехом и отняла все силы. Пришлось сделать паузу, отдышаться, прежде чем продолжить.

Глаза слезились, всё вокруг плыло и кружилось. Пришлось подождать, пока размытые пятна перед глазами, соберуться в большую чёрную птицу, что вышагивала по одеялу, крутя головой, рассматривая Ниобу. Потерев лицо, девушка ощутила неприятную влагу, растекающуюся под спиной. Пошарив по простыне, наткнулась на иглу. Ойкнув, отдёрнула руку. Потерев глаза, Ниоба осмотрелась.

Света лун едва хватало, чтобы обрисовать очертания комнаты. Пустые стены, ни картин, ни гобеленов. Из мебели узкая койка, похожая на больничную, закрытый стеллаж у стены и лабораторный стол.

По спине пробежал холодок.

Попытка резко подняться провалилась, накатившись дурнотой и головокружением. В голове зашумело, и, опасаясь обморока, Ниоба медленно опустилась на подушку. Под спиной растеклась липкая, холодная лужа. Осторожно исследовав край кровати, она вновь наткнулась на иглу, из которой тянулась трубка к стойке с капельницей.

Послышались шаги. Прилепив иглу липкой лентой на место, Ниоба прикрыла руку краем одеяла и откинулась на подушку, прикрыв глаза. Птица спрыгнула с одеяла и скрылась под кроватью.

Дверь открылась. В комнату вошла женщина. Постучав по пустому бутылью на капельнице, заменила его. Прохладная жидкость потекла по руке, обновляя лужу на матрасе.

Женщина ушла, а Ниоба осторожно села. Птица выбралась из своего укрытия и продолжила прыгать вокруг, ведя себя неестественно тихо.

Мокрая сорочка неприятно липла к спине. Никакой одежды в комнате не нашлось, пришлось завернуться в плед.

Осторожно, медленно Ниоба поднялась на ноги. Подкравшись к двери, осторожно приоткрыла. Соседняя комната оказалась не то будуаром, не то чайной. У растопленного камина, в потёртом глубоком кресле дремала женщина, приходившая менять капельницу. Комната обставлена старой громоздкой мебелью. Много мелочей на полках и столах, большие картины в тяжёлых рамках. Стальной лабораторный стол, чья начищенная столешница отражала свет от камина, несколько выбивался из общего вида комнаты.

Прикрыв дверь, Ниоба перевела дыхание. Слабое, как после долгой болезни, тело дрожало и после каждого незначительного действия требовало отдыха.

Птица поскребла подоконник, привлекая внимание. При ближайшем рассмотрении её спасительницей оказалась сорока. Обычная чёрно-белая сорока. Протянув руку, Ниоба осторожно почесала шею птицы, вздыбив перья. Та прищурилась от удовольствия.

Окно выходило во внутренний двор. Похоже она всё ещё в княжеских палатах.

Комната располагалась на втором этаже. Не слишком высоко, а бордюр меж этажами так и манил пройтись по нему. Когда Ниоба была ребёнком, палаты постоянно достраивались и перестраивались, и не всегда хватало денег на внешнюю отделку. Углы срубов торчали, и при большом желании и сноровке по ним можно было забраться наверх. Но сейчас их закрыли пилястром, имитирующим колонну.

Палаты сильно изменились с тех пор, как она была здесь в последний раз. Всё меньше деревянных построек, всё больше камня. А то, что осталось, скрыли под отделкой, приведя комплекс к единому виду.

Сорока спрыгнула и облетела сад под окнами. Не хочет ли Зар, чтобы она прыгала вниз? Пышные кусты под окнами так и манили переломать их ветки неудачным приземлением, но даже Ниобе было ясно, что это плохая идея. Слишком высоко. Слишком много шума. Слишком слабое тело, чтобы успеть убежать после.

Обойдя комнату и не найдя ничего полезного, Ниоба вновь вернулась к двери. Убедившись, что женщина спит, осторожно вышла. Пол застилал вытертый ковер, но, к счастью, половицы не успели рассохнуться, и не скрипели.

Словно мышь, она быстро пересекла комнату, скрывшись в тени, и приоткрыла новую дверь. Тут её встретил тёмный коридор, ни окон, ни ламп. Должно быть, это какой-то закуток, построенный уже после отъезда Ниобы в Кондому.

Осторожно ступая, девушка окунулась в темноту и, касаясь стены, поспешила вперёд. Тело начинало дрожать от усталости, а головная боль напомнила о себе давлением в виске. Опасаясь вызвать приступ, Ниоба остановилась и, привалившись к стене, скатилась на пол отдохнуть.

В голове билась возмущённая мысль: Да как они посмели пленить магистра! Будь она хоть трижды княжна, в первую очередь она магистр Кондомы! Это уже попахивает политическим скандалом!

Впрочем, для Мандагара ситуация может выглядеть совсем иначе. Родилась-то она княжной. В любом случае это не повод, пичкать её всякой дрянью и запирать.

Злость придала сил. Встряхнувшись, Ниоба по стенке поднялась и продолжила идти. По обе стороны коридора тянулись двери, как выяснилось, незапертые. В комнаты она заглядывала с осторожностью, опасаясь привлечь ненужное внимание, но те оказались заброшены. Пустые, с голыми стенами или заставленные мебелью без всякой меры и закрытые простынями от пыли.

Коридор кончился небольшим пустынным холлом, из которого расходились ещё два коридора, появились окна и какой-никакой свет. Большие двери на улицу заперты. Было бы полезно выбраться из лабиринта коридоров и попытаться сориентироваться.

Не успела она задуматься, в какой из коридоров отправиться, как послышались шаги. Возвращаться назад не хотелось, и она нырнула туда, где было тихо и темно, стараясь двигаться быстро и бесшумно. Вот только слабое тело предательски дрожало и с трудом напрягало мышцы.

Свет фонаря достиг холла. Человек шёл, не таясь, стуча каблуками, а Ниоба судорожно хваталась за ручки дверей, ища открытую. В окна заглядывали любопытные луны, и мечущаяся, словно призрак, Ниоба оказалась как на ладони.

Шаги всё ближе. Света всё больше.

Забившись в нишу за цветком, Ниоба подняла плед, надеясь изобразить густую тень, и замерла.

«Он пройдёт в тот коридор, откуда я вышла, и даже головы не повернёт в мою сторону», – думала она.

Увы, это оказалось не так.

Через вытертое одеяло стало проникать больше света. Сев, Ниоба уже корила себя за то, что не вернулась и не нашла укрытие в одной из заброшенных комнат.

Зажмурившись, она позволила ужасу на несколько мгновений парализовать тело. В ответ тепло Таланта растеклось по телу. Ушла слабость. Пропала дрожь. Эта короткая вспышка бодрости дорого ей обойдётся, но это проблемы будущей Ниобы.