Генерал. Война все спишет

Последние слова Фок произнес с нескрываемой ехидной интонацией – термин «начальник» уместен в бюрократии, но никак не в армии и тем более не на флоте. «Начальник бригады броненосцев» звучит весьма неуместно, это не англичане, у них везде командующие, где только можно. А в русской армии совсем иначе – дивизией управлял генерал-лейтенант, и в этом случае он начальствовал. А если на нее ставили генерал-майора, то он считался временным командующим, пока не получал следующий чин и не становился полновластным начальником. Вот такие шли бюрократические игры с названиями!

– На нашем правом фланге до сегодняшнего вечера была одна дивизия японцев – по бригаде тут и там. Посередке вытянулись кишкой разъезды кавалерийского полка – три эскадрона. Против левой бригады противника три полка Первой стрелковой дивизии Гернгросса – японцы там упираются пока, но начнут обход, куда им сейчас деваться, ибо мы разнесли их крайнюю бригаду в ошметки, на нее наступает весь Третий корпус.

По фронту девять батальонов Надеина – жаль его, ранен – откинули один полк японцев, а вот другому катастрофически не повезло – попал под удар нашей обходящей колонны генерал-майора Кондратенко. Там я собрал полтора десятка батальонов и дюжину эскадронов и сотен при солидной артиллерийской поддержке и три десятка пулеметов, не считая картечниц Шметилло – завтра тебе покажу это немудреное изобретение.

– Так, понятно. – Зарубаев быстро читал карту и вывод сделал абсолютно правильный. – Ты опрокинул их левый фланг, и твоя обходящая колонна идет на Дагушань. У тебя в ней мало сил – пятнадцать батальонов ни о чем, японцам достаточно снять две бригады пехоты с центра, и твой прорыв будет остановлен. Придвинут резерв и откинут Кондратенко – конницы у тебя совсем нет, приморские драгуны и сибирские казаки ни о чем, их мало до прискорбия. Нужно было ждать сосредоточения моего корпуса…

– Так твои дивизии Куропаткин только сейчас передал, все сосредотачивает войска, а японцы уже к железной дороге подходят, отрезать Порт-Артур могут. Десант надо бить сразу, не мешкать – паровоз давят, пока он еще чайником пар пускает, потом ногу отшибешь!

Зарубаев засмеялся немудреной шутке, здесь пока еще не известной, но тут же сделался серьезным.

– Инкоу удержит моя Вторая дивизия, но есть и Третья. Подкреплять ею будешь обходную колонну Кондратенко?

– Зачем? Там японцы резерв перебросят, и станут наши три десятка батальонов перед преградой, для их силенок не пробивной. Мы другой фланг обхватим, смотри. Твой корпус стягиваем сюда, Первой дивизией заменяем Вторую (она просто опоздает на несколько дней и пойдет маршем сразу за головной дивизией). С другой стороны ты к морю выйдешь, и сибирских казаков тебе в помощь. Ибо если не сделать сей маневр, то японцы по побережью к реке Ялу могут в порядке отойти, и там у них две армии будут объединены. А оно нам надо? Мы их к Дагушаню должны оттеснить и там всех придавить одним разом. Зря я, что ли, четыре десятка девятифунтовых полевых пушек с шестидюймовыми мортирами взял?

Глава 9

– Михаил Федорович, пора идти в атаку, случай больно удобный – в лунном свете силуэты транспортов хорошо видны! Грех такой момент благоприятный упускать! Немедленно радировать условленный сигнал!

Эссен снова почувствовал себя капитаном, поднявшись вечером на мостик «Новика» и встреченный с нескрываемым восторгом всей командой. Будто крылья за спиной выросли – он снова на родном крейсере, словно и не отлучался на броненосец, на котором, как сказал бы любой служака николаевских времен, тянул лямку.

По некоторым обмолвкам наместника Николай Оттович понял, что его возвращение не на время, а навсегда – адмирал решил разделить крейсерский отряд на два. В первый войдут «Баян» и обе «богини» – последние стали бегать резвее, скорость хода выросла на узел, а то и полтора, после некоторого облегчения за счет снятия практически всей мелкокалиберной артиллерии и двух третей 75-мм пушек.

Во второй отряд войдут быстроходные крейсера, а таковых в Порт-Артурской эскадре всего два – пятитрубный «Аскольд» и его маленький «Новик». Есть еще «Богатырь», тоже детище германского судостроения, по скорости в 23 узла тот еще бегун, но он во Владивостоке.

И тут же промелькнула мысль, что наместник явно на него рассчитывает, намерен как-то перебросить этот корабль в здешние воды. Вообще-то мысль здравая – «Богатырь» нужен именно здесь, по скорости он ни один из японских кораблей не догонит, а по бронированию и защите этот русский крейсер превосходит все имеющиеся бронепалубники, приближаясь к типу броненосных крейсеров.

– Будем атаковать, Михаил Федорович, полный ход. – Эссен не собирался подменять на мостике сменившего его Шульца – тот был настоящий моряк, незачем его было обижать, как часто поступают все флагманы, пытаясь подменить собой командира. Сейчас нельзя этого делать, он теперь не командир крейсера, под его ответственностью сейчас два крейсера и дюжина миноносцев, что набирают ход, – настоящая эскадра, пусть из небольших кораб лей. И смертельно опасная, причем не только для транспортов, но и для любого японского военного корабля.

После спешного перевооружения на каждом из русских миноносцев имелась пара сдвоенных торпедных аппаратов, но уже без запасных торпед – теперь сделать в море перезарядку аппаратов было невозможно, да и незачем. Так проще: выпустил по врагу самодвижущиеся мины с близкой дистанции и выходи из атаки. И даже если неприятельские дестройеры, то есть «истребители миноносцев» тебя догонят, можно дать бой с немалыми шансами на победу – на «соколах» сняли три 47-мм пушки, установив на корме 75-мм орудие. А на 350-тонных миноносцах поставили уже три таких пушки – на корме и по бортам – вместо пяти 47-мм. Теперь все русские миноносцы получили шанс не только отбиться от неприятеля, но и самим навязывать ему артиллерийский бой – хорошо, что наместник сделал серьезные выводы из гибели «Стерегущего» и «Страшного».

Перевооружение кораблей производилось быстро – 75-мм пушки были сняты с «Дианы» и «Паллады», по 16 штук из имевшихся 24, еще столько же «пожертвовал» «Баян», на котором осталось только четыре таких орудия. Зато взамен «мелкоты» броненосный крейсер получил пять 152-мм пушек Кане с броневыми щитами, а «богини» – по парочке таких орудий, теперь они представляли вполне реальную угрозу для вражеских кораблей.

С броненосцев сняли все торпедные аппараты и выгрузили самодвижущиеся мины – мысль здравая, на взгляд Эссена, пусть несколько и запоздавшая со своим воплощением. Зачем они нужны на кораблях, ведущих бой в линии на большой дистанции, никто не понимал, но кораблестроители продолжали пичкать по пять-шесть аппаратов, и еще можно было загрузить полсотни плавающих мин. Именно взрыву последних от детонации многие приписывали столь быструю гибель «Петропавловска». Хорошо, что теперь от всего этого взрывоопасного груза избавились…

Из темноты неожиданно появился небольшой корабль, казавшийся на фоне большого транспорта, в который комендоры «Новика» всаживали снаряд за снарядом, совсем крохотным. Николай Оттович моментально понял, что это сопровождающая конвой канонерская лодка – на носу и на корме были установлены большие пушки, из которых японцы открыли огонь по русскому крейсеру. Однако Шульц не оплошал – 120-мм орудия «Новика» тут же начали стрелять по новому опасному, особенно для миноносцев, врагу. И канонерка стала получать одно за другим попадания – на корпусе были видны вспышки разрывов, из-под палубы выскочили языки пламени. И тут же последовала вспышка на носовом орудии – можно было не сомневаться, что смертельно опасная для небольшого крейсера восьмидюймовая английская или 210-мм германская пушка выведена из боя.

Воюющие беспрерывно с января артиллеристы «Новика», единственного корабля Порт-Артурской эскадры, что постоянно находился в 40-минутной готовности к выходу, намного превосходили в боевой выучке своих японских коллег, тем более что экипажи старых канонерских лодок набирались по остаточному принципу, так как лучших специалистов отбирали в 1-й и 2-й отряды адмиралов Того и Камимуры. Так что за несколько минут японский корабль, водоизмещение которого едва превышало шестьсот тонн, получил множество снарядов и превратился в полыхающий костер.

В таком ярком освещении Эссен увидел узкий корпус русского миноносца, с которого выпустили торпеду – кто-то из «соколов» решительно пошел на добивание подранка. И вражеский корабль содрогнулся от взрыва, взметнувшийся у борта огромный султан воды обрушился на обреченный корабль и даже затушил кое-где пожар. А потом канонерка ушла под воду: пережить подрыв для кораблика, водоизмещением мало чем отличавшегося от старых минных крейсеров, было бы невероятным делом, сродни чуду, которое бывает очень редко на море, где царят суровые реалии. Ибо слабейший должен погибнуть!

– Где же «Аскольд»?

Разобраться в ночном бою очень трудно, для того и прожектора включают, чтобы подсветить своим миноносцам набитые войсками, оружием и снаряжением цели. Но сейчас этого не требовалось – на огромном пространстве в десять миль, насколько хватало взгляда, кипело сражение. Вспышки и грохот орудийных выстрелов, громкие взрывы торпед – на море шла жестокая война, здесь противники яростно сражались, желая победить в этой войне. А кто же хочет проиграть?

– Миноноска с левой скулы!

Крик сигнальщика заставил Эссена повернуться – в узком луче прожектора полз двухтрубный силуэт действительно миноноски – кораблика в 60–80 тонн водоизмещением. Такие «циклоны» были и на русском флоте в дальневосточных водах, но только во Владивостоке. Так что это был враг, вне всякого сомнения, а хорошо обученные расчеты и без команды знали, что им в таких случаях делать. Снаряды моментально обрушились на врага, срывая тому выход в торпедную атаку, и в дальнейшей участи противника можно было не сомневаться – запарил и стал быстро крениться на борт.

– Противоминный калибр нужно увеличивать до ста двадцати миллиметров, – совершенно спокойно произнес Эссен, обращаясь к Щульцу. – Даже семидесятипятимиллиметровые орудия не дают немедленного результата, а все остальные – просто бесполезные хлопушки. Слишком много потребуется сделать из них выстрелов, чтобы остановить даже такой маленький миноносец.

– Я согласен с вами, Николай Оттович, только место занимают. Было бы лучше иметь вместо них пару пушек Кане, как на «Жемчуге», что строится в Петербурге. – Шульц совершенно не обращал внимания на свистящие мимо них пули – с тонущего транспорта японские солдаты стреляли из винтовок, желая нанести русским хоть какой-то ущерб, ибо нет для солдата и матроса горестнее ситуации, когда его убивают, а он не может ответить неприятелю тем же.

Но сейчас ни у кого из противников не было в сердце места жалости – наоборот, все стремились убить как можно больше врагов. Тонущие транспорты, с палуб которых в кипящие волны сыпались сотнями человеческие тела, вызывали ликующие крики на русских миноносцах. В сердцах своих все несли только один клич: «Убей врага!»

– «Аскольд», смотрите!

В отсветах пушечных выстрелов появился узнаваемый силуэт – пять труб имел только один корабль на всем Дальнем Востоке, других таких просто не было. Русский крейсер окутали вспышки выстрелов, он бил всем бортом, и семь 152-мм пушек Кане выплескивали длинные языки пламени. Его противник, подсвеченный прожектором, был хорошо виден – двухтрубный бронепалубный крейсер, а таковых у японцев осталось два: или «Акаси», или более ранней постройки «Акицуцу», ветеран войны с китайцами.

Японцам приходилось несладко – выстоять под градом трехпудовых снарядов малый крейсер не мог, на нем полыхали пожары. Специально для отражения атак миноносцев на «Аскольд» загрузили переданные с береговых батарей чугунные снаряды, бесполезные против брони, но ужасные для надстроек или против небронированных миноносцев.

Картину избиения вражеского крейсера в скоротечном морском бою Эссен разглядывал с минуту, сжимая ладонями поручни и испытывая прилив ярости. Но бой требовал от него внимания к иным событиям…

Глава 10

Японская пехота уцепилась за гребни вытянутых сопок, и теперь требовалось вышибить врага оттуда как можно раньше, пользуясь предрассветными сумерками. Иначе можно было тут увязнуть на пару дней и потерять драгоценное время, которое, в свою очередь, выиграют японцы и перебросят сюда подкрепления из резерва.

Роман Исидорович прошелся, не обращая внимания на свистящие над головой пули, – перестрелка, то затихая, то усиливаясь, шла с вечера, стоило выйти егерям и приморским драгунам к этому выгодному для обороны рубежу. И что было плохо, стрелковые полки растянулись на двухсуточном беспрерывном марше, восемьдесят верст пути совершенно измотали солдат, многие разбили ноги. Причем служивые завидовали идущим в авангарде, сетуя на то, что там были вьючные лошади и повозки.

Совершенно понятная зависть, вот только невдомек солдатам было, что идущим впереди приходилось намного хуже, ведь противник раз за разом высылал роты, а то и батальоны, что фанатично оборонялись или с отчаянной храбростью атаковали – чего стоил тот эскадрон японских кавалеристов, который сибирские казаки перекололи пиками, вырубили шашками. И теперь генерал прекрасно понимал, почему Фок всячески увеличивал пешие и конные охотничьи команды, приказав отбирать в них только самых здоровых, физически крепких, сметливых солдат, умелых стрелков, каких среди урожденных сибиряков было много. И приказал сводить команды охотников в егерские роты, а те – в батальон, один на всю трехполковую дивизию, численность которой сейчас была чуть больше, чем полностью укомплектованной бригады восьмибатальонного штата.

К сей новации старого Фоки генерал-майор Кондратенко отнесся с нескрываемым интересом – свои дивизии, созданные на основе двух бригад, он вооружил чуть ли не до зубов, ведь каждый батальон получил по шесть митральез конструкции Шметилло, которые солдаты уже прозвали молотилками. Да на полк дал пулеметную команду и собственную артиллерию, которая отсутствовала с XVIII века. И ведь хорошо получилось, теперь командир полка моментально реагировал на любое изменение обстановки, и в японцев немедленно летели 87-мм гранаты, не требовалось ждать, пока посыльные доберутся до артиллерийского дивизиона, который постоянно отставал на марше. И это притом, что дивизия стала намного меньше в людях, сохранив при этом число обозных лошадей и добавив в полки примерно с тысячу китайских кули – носильщиков. Так что не будь этого, не прошли бы по здешним дорогам, которые лучше называть тропами, столь много, едва ли одолели бы полсотни верст.

– Воюют железом, а не кровью…

Кондратенко хмыкнул, вспомнив одну из аксиом Фока, которые тот любил произносить. Старик за месяц совершенно изменился, причем день за днем, с момента победного для него боя под Бицзыво, который он дал вопреки приказам Куропаткина и Стесселя, проявив к ним совершенно наплевательское отношение. И тут же став фаворитом самого наместника, который возвратился с моря с победой, утопив в бою два вражеских крейсера.

Целым валом пошли изменения, знай про которые в Петербурге, тут же была бы дана взбучка, и такая, что и сам Фок, и Стессель моментально слетели бы с занимаемых должностей. А может быть, о самоуправстве в столице и ведали, но, зная о влиянии адмирала Алексеева, без разрешения которого о подобных новациях и речи бы не было, решили не вмешиваться, благо есть победы. А пойдут поражения, сразу обо всех грехах вспомнят, и Фока, и Стесселя, и самого наместника, тут и сомневаться не приходится. Живо прибудут грозные бумаги вместе с проверяющими особами.

Фок стал другим, как только получил ранение и контузию в бою под Бицзыво – видимо, крепко его по голове там ударило. Слава богу, что сильно приложило – в старом обличье, но со вставшими на место мозгами Фок сразу начал многим нравиться, а солдаты его просто боготворили, и в этом никто не сомневался.

Энергию, которую проявлял этот старик, могли бы позаимствовать многие молодые капитаны и поручики. Когда он спал, непонятно, но свои задумки, неизвестно откуда взявшиеся, воплощал в жизнь неукоснительно и требовательно, не просто заставляя подчиненных, но всячески им при этом объясняя и помогая. Список новаций понемногу рос, причем постоянно внедрялся в жизнь.

О том, что англичане применяли бронепоезда в войне с бурами, многие знали, но увидеть их в отечественном исполнении было определенным шоком, особенно для солдат – железный исполин, изрыгающий дым и пар, с орудийными башнями, произвел на многих ошеломляющее впечатление. Та же митральеза Шметилло, полезность которой рассмотрел именно Фок, треноги для пулеметов Максима вместо высоких лафетов со щитами, да и многое другое, не менее полезное, вроде тех ящиков ручных гранат, что поступили для испытания к егерям вместе с новыми гренадерами.

Однако было и то, что иначе, чем старческими чудачествами, не объяснить. Днем нарочный доставил с десяток железных касок уродливой конструкции, которые штабные офицеры, увидев это чудо-юдо, тут же стали называть собачь ими мисками. Было и злое название, которое, без сомнения, к ним и прилепится, стоит только надеть эти каски на голову и застегнуть под подбородком ремешки, – «тазик Фока», как он сам назвал их, впервые попробовав применить по назначению. Не стоит этого делать, любой офицер станет посмешищем…

– Юлий Юлианович, – обратился Кондратенко к подполковнику Белозору, что прежде служил в 5-м ВС стрелковом полку, а теперь командовал егерским батальоном дивизии, – вы совершили невозможное, сбив японцев с позиции…

– Просто они не успели укрепиться толком, даже окопы не выкопали. Но их тут много, сейчас пойдут в контратаку. Вот смотрите, ваше превосходительство, у них артиллерия!

Над сопками вспухли белые клубки шрапнели – сотни железных шариков обрушились на землю дождем. К счастью, неопасным – с большим таким недолетом. Но это недолго исправить, и следующие снаряды могут взорваться прямо над головой.

Кондратенко оглядел егерей, понимая, что в иное время их командир получил бы хорошую взбучку за нарушение формы одежды: вместо сапог – обмотки с китайской обувкой, гимнастерки разных оттенков зеленого, на головах – фуражки и папахи, а у некоторых вообще непотребные головные уборы. Это резало глаз, но генерал понимал, что иного просто может не быть, обходятся тем, что под руку попало.

Стрелки заняли позицию правильно – укрывшись в канавах, за скатами, в ямках. И передвигались по-пластунски, елозя брюхом по выжженной солнцем траве. И тут Роману Исидоровичу бросился в глаза офицер, обмундированный чуть лучше, в фуражке, но в китайской обувке и без шашки, которую обязаны были носить все офицеры и в любой обстановке. На такое следовало обратить внимание, хотя бы ради того, чтобы нижним чинам не подавать дурной пример, все же Устав для того и писан. Но с другой стороны, генерал прекрасно понимал, что ползать лучше без шашки, она только мешать будет, а в схватке от нее никакого толка, лучше вооружиться маузером в дополнение к нагану, понятное дело. Однако пистолет этот дорог невероятно. Не всем по карману, особенно обер-офицерам – сорок полновесных рублей в столице, а здесь вдвое больше продавцы требуют.

– Куда пехота полезла, куда?! Побьют ведь дураков необстрелянных! Сейчас пушки работать начнут!

Белозор чуть ли не кричал, показывая влево – на зелено-желтом фоне выделялись густо рассыпанные белые пятнышки гимнастерок. То прибывший с марша батальон Тобольского пехотного полка пошел в атаку, солдаты лезли вперед настырно: впереди цепи, позади взводы в колоннах для поддержки. Вот над ними и вспухли разрывы, и многие белые пятна стали недвижимыми, хотя впереди них продолжалось наступление цепями, солдаты шли в наступление перебежками…

Японцы полезли в контратаку напористо, зло и дружно, их было много – батальон, не меньше. Занявшие оборону охотники стреляли вразнобой, никто им не подавал команду стрелять залпом. Роман Исидорович только наблюдал, не вмешиваясь, для него самого это был первый бой в жизни. И он сейчас хорошо понимал, что видеть поле сражения – это одно, а вот совсем иное – оказаться в гуще событий.

– Вот и хорошо, сейчас они все тут полягут, тоже необстрелянные!

Пулеметы ударили с сопки как раз во фланг атакующей японской пехоты – и, словно коса по траве, очереди прошлись по бегущим, маленького роста японцам. Они падали десятками, а потеряв сотни убитых и раненых, стали отползать назад и всячески укрываться в ямках и траве – теперь никто не поднимался в полный рост, даже офицеры, что прежде размахивали мечами. Выбили всех храбрых в одночасье, остались осторожные или трусливые, тут все от взглядов зависит…

Нет в смерти красочности, она всегда страшна, и обличий ее много. Роман Исидорович шел мимо длинных шеренг, но не живых солдат, а погибших в бою, в котором русские все же вырвали победу, заплатив за нее большой кровью. Особенно много было трупов в белых гимнастерках, на которых алели кровью пятна. А вот егерей было всего два десятка, да и раненых у них оказалось мало – все же не так заметны, да и пороха нюхнули в предшествующих боях.

Генерал внимательно разглядывал тела и головы павших. Врачи уже подготовили доклад, и он хотел убедиться в приведенных там цифрах окончательно. В большей массе не пули убивали солдат, а осколки и шрапнель. Причем последняя была гораздо убийственней – очень много ранений в голову, причем смертельных. Мех папахи и сукно фуражки – плохая защита от падающего с неба железного дождя.

Еще раз задумчиво окинув мертвые тела взглядом, которые после панихиды предадут земле, Кондратенко еле слышно пробормотал:

– А все же Фок прав со своими «тазиками»…

Глава 11

– Прорезать строй, атакуем неприятеля!

Отдав команду, капитан 2-го ранга Елисеев пристально вглядывался в расплывшийся в темноте корпус вражеского крейсера. Ошибки быть не могло – перед ним была одна из «собачек», бронепалубный крейсер японского флота, достаточно быстроходный, не уступавший в скорости ни одному из новых крейсеров 1-го ранга русского флота, за исключением «Аскольда», тот мог выдать на полтора узла больше.

Евгений Пантелеевич прищурил глаза, прекрасно понимая, что стоит слепящему лучу прожектора попасть на атакующий миноносец, как тот будет накрыт градом 120-мм снарядов. Шутки плохи – на крейсер водоизмещением чуть больше четырех тысяч тонн японцы втиснули батарею из десяти таких орудий, что могли выпустить за минуту полудюжину снарядов на каждый из пяти бортовых стволов. И это если не брать в расчет смертоносные восьмидюймовые пушки на носу и корме, прикрытые стальными щитами. Попадание снаряда весом в семь пудов могло если не сразу утопить большой миноносец, то нанести ему такой ущерб, что пришлось бы снимать команду или уповать исключительно на Божью помощь.

Да что там миноносец, ни один из русских бронепалубных крейсеров, имеющих водоизмещение в шесть тысяч тонн, не смог бы выстоять в бою с двумя «собачками» сразу, даже один из японцев был опасен в схватке один на один. Просто потому, что по мощи бортового залпа пусть немного, но превосходил любой русский корабль, а «Палладу» с «Дианой» особенно, он их мог к тому же легко догнать. И только большее почти на две тысячи тонн водоизмещение позволяло тем же «богиням» противостоять в схватке один на один, ведь чем крупнее корабль, тем больше ему требуется снарядов, чтобы потерять боеспособность и набрать через пробоины воды.

Однако отказаться от атаки на могущественного врага Елисеев был не в силах, памятуя приказ наместника. Да и получить белый Георгиевский крест на ленте из черно-оранжевых цветов очень хотелось – кто же из офицеров не мечтает о такой почетной боевой награде? К тому же надеялся, что хоть одна из четырех торпед поразит врага.

Дело в том, что его флагманский «Боевой», как и все двенадцать русских дестройеров, что пошли в этот ночной бой, были за две недели перевооружены, хотя до недавнего времени такое казалось невозможным. Только бои с японцами наглядно показали преимущество в артиллерийском огне больших миноносцев противника – японцы стали в последнее время устанавливать по две, а иногда и по четыре 75-мм орудия.

Требовалось дать ответ, и его нашли, начав спешно довооружать русские крейсера и миноносцы. Вот только не успели. Если не считать «Лейтенанта Буракова», известного «ходока», то в строю остался всего двадцать один миноносец. Перевооружить смогли лишь десять миноносцев, остальные либо несли дозор, либо стояли на ремонте (полудюжина миноносцев, сказывались конструктивные просчеты и скверная сборка кораблей русской постройки). Да, маленькие кораблики стали несколько утяжеленными, но так с них сняли, кроме мелкокалиберной артиллерии и пулеметов, шлюпку и катер, а также недобрали в ямы угля, тем самым компенсировав несколько возросший вес.

Впрочем, иностранные образцы тоже имели недостатки, как и его «Боевой», построенный в Англии. Корпус сделан из хрупкой стали, скорость на половину узла меньше контрактной, у носового орудия отсутствовал щит, который мешал обзору командира и рулевых. Но сейчас это не играло никакой роли – миноносец рвался к крейсеру в полной темноте, не стреляя, хотя у орудий давно застыли комендоры. Если есть возможность сохранить внезапность ночного нападения, то ею необходимо воспользоваться.