Посох двуликого Януса

Вопрос в том, действительно ли этот частник – легкий? У практикующего инструктора и руководителя отдела распределения оценки могут и не совпасть. Но каким бы этот человек ни оказался, получить коммерческий заказ – огромная удача. Отправляющихся в Тоннель людей можно условно разделить на три категории. Первые – долгожители, которых выискивают по всей стране, затем проводят тщательный отбор и используют в Госпрограмме для сбора информации о том, что происходило в «лихие 90-е». Вторые «отоваривают» свои личные жетоны, чтобы еще раз посмотреть на какое-нибудь яркое событие в собственной жизни или разобраться в ситуации, которая осталась неясной и вызывает беспокойство. Каждому человеку при рождении выделяется один жетон, по которому он может бесплатно использовать Тоннель. Жетон можно и купить, но стоит это бешеных денег. Государству же нужно зарабатывать!

Третьи – и их очень мало – выполняют чью-то просьбу, удовлетворяют чужое любопытство, если заказчик в силу возраста или иных обстоятельств не может попасть в нужную дату и в нужное место. Тоннель, разработанный Бояршиновым, имеет два ограничения: по месту и по времени. Человек может перенестись только в ту временную точку прошлого, которая находится позже момента его рождения, ни секундой раньше, и только в то место, которое находится в радиусе не больше пятидесяти километров от точки, в которой он действительно находился в тот день, куда хотел попасть. Если кому-то, к примеру, хотелось узнать, чем занималась его жена, пока он был в командировке за тысячу километров от дома, то нужно было искать того, кто согласится полезть в Тоннель и за приличные деньги посмотрит, что там и как. Или человеку захочется узнать, кому его бабушка писала письмо, когда в соседней комнате застрелился дедушка. Да, по месту все проходило, заказчик продолжает жить в том же городе, где обитали его бабка с дедом, а вот по времени – не бьется, личный Тоннель до нужной даты не достает, дедуля покончил с собой за полгода до рождения внука.

Подавляющая часть работы инструкторов приходится именно на студентов Госпрограммы: этих людей отправляют в очень давние времена, когда они сами были младенцами или совсем маленькими детьми, ничего не помнят, а если и помнят, то не понимают смысла. Не говоря уж о том, что есть особенности возраста. Те люди, которые возвращаются в осмысленный период собственной жизни, вообще не нуждаются в инструкторах, они отлично все знают и помнят, с ними работают только медики и тренеры, потому что Тоннель – это ощутимая нагрузка на организм. При хороших физических кондициях подготовка занимает около недели, если есть проблемы со здоровьем – побольше, до нескольких месяцев, но такие инструкторы, как Наяна, в любом случае им не нужны. Тем же, кто готов пройти Тоннель, что называется, «за чужой интерес», требуется и физическая подготовка, и информационная, но, разумеется, куда менее обширная, нежели по Госпрограмме. Заказчик такого мероприятия должен быть готов расстаться с изрядной суммой: приобрести у государства жетон, оплатить работу по подготовке плюс заплатить самому добровольцу. Сумма выходит и впрямь оглушительная, поэтому если у заказчика есть неиспользованный личный жетон, то его могут пустить в дело, чтобы сократить расходы.

Понятно, что при таких раскладах даже в экономически процветающем государстве спрос на работу инструкторов в коммерческом секторе Тоннеля невелик. А инструкторов много. И все хотят коммерческий договор.

Так почему же эту вкусную и желанную работу предложили ей, Наяне? Наверняка не просто так. Частников, как правило, отдают любимчикам. Или тем, за кого попросили. Или тем, кто нужен.

Ей очень хотелось спросить об этом начальника Щитка, но она понимала, что делать этого нельзя. Если бы Эльдар посчитал, что Наяна должна знать о его резонах, он бы сам сказал. Коль не сказал – стало быть, не хочет это обсуждать, и ее вопрос не вызовет ничего, кроме злости, а ответа она все равно не получит. По крайней мере, ответа правдивого.

Да и какая, в сущности, разница? Главное – ей дадут частника. Тем более «легкого». Надо радоваться, а не истязать себя никчемными сомнениями.

– Иди к коммерсантам, подписывай договор, знакомься с частником. Информацию тебе предоставят.

Начальник вдруг уставился на Наяну хитрыми глазками.

– Ты же не возражаешь? Или не хочешь?

– Я хочу, конечно, очень хочу, – торопливо заговорила она. – Спасибо!

– Вот и хорошо. Иди.

Он уткнулся в монитор и принял озабоченный вид, давая понять, что разговор окончен и у него есть дела поважнее.

До начала второго занятия с Тимуром Валерьевичем Наяна успела сбегать в соседний корпус, где располагалось коммерческое отделение, подписала у юристов договор, приятно удивившись прописанной в документе сумме вознаграждения.

– Комната триста шестая, – сказали ей. – Бочаров Евгений Эдуардович. Пойдешь знакомиться?

– Не сейчас, у меня занятия по программе. Можно после семи вечера?

– Приходи в любое время, у нас нет таких строгостей, как у вас на бюджете. Расписание на Бочарова еще не составлено, так что процессу подготовки ты никак не помешаешь. Файлы с информацией тебе пришлют минут через десять.

* * *

Начальник отдела распределения не был злым человеком, и тихую старательную Наяну ему было даже жаль. Ну, так, совсем немного. Девчонка хорошо работает, учится на собственных ошибках, стремится к профессиональному росту, не скандальная, ни на что не жалуется, в отличие от подавляющего большинства инструкторов, которые крайне болезненно реагируют на любое проявление несправедливости в распределении работы и постоянно обивают пороги кабинетов своих кураторов из Щитка. Такой заказ можно было отдать только ей: Наяна конфликтовать не станет, молча утрется.

Эльдар задумчиво посмотрел на свои руки, внимательно разглядывая ногти, потом легонько щелкнул по вставленному в ухо миниатюрному телефону и произнес имя вызываемого абонента.

– Я сделал, как ты просил, – сказал он, услышав знакомый резкий голос.

– Хорошо, спасибо.

– Но этим проблема не исчерпывается, ты же понимаешь. Я назначил правильного исполнителя, теперь дело за Комитетом.

– В Комитете вопрос решится так, как надо, – хмыкнул собеседник.

– Ладно, я понял.

* * *

Перерывы между занятиями – чуть больше часа, но Наяна твердо усвоила все правила, которые вбивались в голову во время обучения будущих инструкторов. Одно из этих правил гласило: первое знакомство ни в коем случае не должно проходить второпях и впопыхах, на него нужно отвести как минимум два часа, лучше – три, чтобы спокойно и вдумчиво побеседовать. У нового студента не должно возникнуть ощущения, что к нему заскочили как бы между прочим, он не важен и не интересен. Особенно если этот студент – человек немолодой. Старики очень ценят внимание и совершенно не выносят пренебрежения, об этом никогда нельзя забывать. А в Госпрограмме молодых не может быть по определению. Конечно, частник Бочаров совсем не обязательно дядька в годах, он может оказаться даже ровесником Наяны, но правило есть правило, и рисковать не хотелось. Лучше дождаться окончания занятий и спокойно, без спешки, познакомиться с Евгением Эдуардовичем. Хотя… если ориентироваться на имя, то он почти наверняка немолод, привычные для русскоязычной России имена уже лет тридцать как постепенно выходят из употребления. В многонациональной стране полным ходом шло взаимопроникновение разных культур, и началось все с личных имен. В конце концов, какая разница, использовать имена греческого и римского происхождения или имена удмуртские, чувашские, адыгейские, якутские? Зато какое разнообразие!

Девушка надеялась ознакомиться с информацией до того, как нужно будет идти к старику Тимуру. Но через десять минут, конечно же, ничего еще не прислали. Наяна занялась с Верещагиным вопросами экономики и старинной, столетней давности, бухгалтерии и прилагала немалые усилия к тому, чтобы не позволять любопытству отвлекать ее от работы. Какой он, этот Бочаров? Сколько ему лет? Кто он по профессии? Зачем ему Тоннель? Для своих нужд или это чей-то заказ? Чей? И в чем интерес заказчика? Что у Бочарова со здоровьем и сколько времени понадобится медикам, чтобы его подготовить?

Между вторым и третьим занятиями ей удалось все прочитать. Информация оказалась скудной. Ну, это и понятно: если по Госпрограмме досье на кандидата собирали кропотливо и тщательно, чтобы не тратить впустую бюджетные средства, то досье на частников было личным делом того, кто платит деньги или использует свой жетон. Его желание – его и ответственность.

На экране визора появилось лицо симпатичного немолодого мужчины с густыми, хорошо подстриженными седыми волосами и светлыми глазами. Родился в 2023 году, филолог, литературовед, специалист по поэзии стран Восточной Европы середины двадцатого века. Личный бесплатный жетон использован в 2077 году. В 2082 году официально приобрел жетон и использовал в 2083 году. В настоящее время направлен на подготовку по жетону заказчика, Стражалковского Егора Федоровича. Цель подготовки – 2024 год, Москва. Разрешение еще не получено, заявка находится на рассмотрении.

Стражалковский… Фамилия показалась Наяне очень знакомой, но она не смогла с ходу вспомнить, откуда знает ее. Негромко произнесла вслух – и визор тут же показал информацию. Ну конечно! Федор Стражалковский – автор знаменитой книги о загадочных преступлениях двадцать первого века, Егор – его сын, еще есть Альбина – его супруга. Вернее, вдова, поскольку сам писатель давно умер. Егор, конечно, молод для 2024 года, это понятно, но вдова могла бы и сама воспользоваться Тоннелем. Для чего им наемник?

– Альбина Стражалковская, – сказала Наяна и принялась читать сведения о матери заказчика.

Родилась в 2020 году. Так что же мешает ей самой посмотреть 2024 год? Для чего нанимать постороннего человека и платить ему немалые деньги? Ах да, Альбина Ахатовна родилась в Пермском крае, в городе Кунгур, где проживала с родителями до 2038 года. Значит, в 2024 году она была далековато от Москвы. Все понятно.

Так… У Федора и Альбины Стражалковских есть сын и дочь, оба родились в Москве, но, ясное дело, куда позже нужной даты. То есть по месту проходят, а по времени – никак.

На третьем занятии Верещагин быстро устал, количество ошибок зашкаливало, и Наяна сделала перерыв, чтобы старик передохнул и выпил чаю.

– Тимур Валерьевич, вы читали книгу Стражалковского? – спросила Наяна, подав ему чашку.

– Это которую? Про нераскрытые преступления, что ли? Читал, конечно, – тут же отозвался Верещагин. – Да ее все читали.

– Не все, – улыбнулась девушка. – Я, например, не читала.

Верещагин в изумлении воззрился на нее.

– Да ладно! Быть такого не может! Такую знаменитую книгу – и не читала? Это большое упущение, прочитай, непременно прочитай. Хотя…

Он задумчиво пожевал губами, сделал пару глотков.

– Книжка очень тенденциозная, знаешь ли. Написана великолепно, ничего не скажу, как начнешь читать – не оторвешься, в сортир сходить забудешь. Но ненависти там много, так и прет с каждой страницы, так и прет! Дескать, после советской власти милиция и полиция вообще ни на что не годились, все сплошь или тупые идиоты, или продажные твари, ни одного честного добросовестного работника не было. А это неправда, я точно знаю. Но рассказано так убедительно, что поверит любой, кто в то время не жил. Я-то жил и помню, как оно было, а молодые прочитают вот такую писанину и поверят каждому слову. А это плохо. Неправильно это. Нельзя огульно хаять всех подряд, нельзя под одну гребенку…

Те несколько минут, которые Наяна отвела на перерыв, старик ворчал и брюзжал по поводу Стражалковского и его книги, но такое переключение на неожиданную тему пошло на пользу, и вторая половина занятия прошла вполне сносно.

* * *

Последнее на сегодняшний день занятие закончилось, и Наяна помчалась в коммерческий корпус.

– А Бочарова забрали в подвал, – сообщили ей на ресепшене.

– Давно?

– Минут десять назад.

Наяна разочарованно вздохнула. В подземном этаже, который все называли просто подвалом, находилось имитационное оборудование, которое позволяло определить, насколько организм человека готов к перегрузкам в Тоннеле. Тестирование обычно занимало полтора-два часа, и только после этого составлялась программа физической и медицинской подготовки. Значит, личное знакомство придется отложить.

Она занервничала. Ей отчего-то казалось, что личный контакт прочно свяжет ее с работой по коммерческому договору. Пока она не познакомится с Евгением Бочаровым, новая работа будет словно бы не настоящей, призрачной, всего лишь туманно обещанной. Все еще может сорваться… Ощущение было иррациональным, Наяна и сама это понимала, но ничего не могла с собой поделать. Как только она поговорит с Бочаровым, все станет реальным, а до того момента – одни пустые надежды.

– Кстати, его заказчики здесь, – сказала администратор.

– Заказчики?

– Ну да, Стражалковский с матерью. Просидели у Бочарова почти час, а когда его забрали в подвал – пошли в кафе.

– А где у вас кафе?

– Второй этаж и направо до конца.

– Спасибо!

Наяна вскинула на плечо лямку рюкзачка и помчалась к лифтам.

В бюджетном корпусе тоже было кафе, и не одно, но здесь, у «коммерсантов», все иначе. Дороже, роскошнее и даже пахнет вкуснее. Мать и сына она увидела сразу, хотя людей в кафе оказалось немало. Мужчина лет тридцати пяти был до такой степени похож на фотографию Федора Стражалковского, что даже ребенок не усомнился бы в их родстве. Наяна взяла бутылочку тонизирующего напитка со вкусом черной смородины и подошла к заказчикам.

– Добрый вечер, меня зовут Наяна, меня назначили инструктором к Евгению Эдуардовичу, – вежливо представилась она.

Альбина Стражалковская, полноватая дама с ухоженным лицом и красиво подстриженными волосами, окрашенными в модный серебристо-кофейный цвет, взглянула с интересом и, как показалось Наяне, даже с одобрением. Взгляд же ее сына был сердитым и колючим.

– Добрый вечер, – приветливо улыбнулась вдова писателя. – Я – Альбина, а это мой сын Егор.

– Очень приятно, Альбина Ахатовна, Егор Федорович.

Еще одно правило поведения инструктора требовало официального обращения по имени-отчеству ко всем студентам и их родственникам независимо от возраста. Поначалу этот старомодный этикет изрядно бесил Наяну. Во-первых, отчества давно устарели и в повседневном общении нигде не использовались. Во-вторых, «выканье» осталось в обиходе только для обращения к руководству самого высокого уровня, а так-то все говорят друг другу «ты». Но кодекс делового этикета для сотрудников Госпрограммы реституции разрабатывался с учетом того, что главными действующими лицами являются люди очень и очень пожилые, родившиеся в те времена, когда нормы общения были совсем другими. С этим необходимо считаться, иначе контакт со студентами не наладишь. Отступить от регламента можно только в одном-единственном случае: когда участник программы или его родственник сам предлагает ограничиться только именем и перейти на «ты». Обычно дети и внуки студентов так и поступали, но сами студенты и их супруги предпочитали старые нормы, при этом беззастенчиво «тыкая» молодым инструкторам. Когда в Центре подготовки открыли коммерческое отделение, правила кодекса распространились и на него, хотя никакой логики в этом, в общем-то, не было.

Стражалковская улыбнулась, и морщинки под глазами и вокруг губ стали заметнее.

– Обойдемся без церемоний. Просто Альбина и просто Егор.

– Ты очень молодо выглядишь, – в голосе Егора звучал неприкрытый скепсис. – Сколько тебе лет?

– Егор! – укоризненно воскликнула мать. – Ну как так можно!

– Хорошо, я спрошу по-другому. Какой у тебя стаж? Сколько лет ты работаешь?

– Стаж работы – четыре года, второй уровень, – честно ответила Наяна.

– Второй уровень – это много или мало? – продолжал придирчиво допытываться сын писателя. – Четыре года – это вообще ни о чем, никакого опыта, прямо со школьной скамьи. Не понимаю…

– Егор, прекрати, – теперь мать заговорила уже строже. – Чего ты цепляешься к девочке? Если ей доверили работать с Женей, значит, ее квалификация вполне позволяет. Ты ведешь себя как барин. Наяна к нам подошла уж точно не для того, чтобы ты устраивал ей допрос. Вероятно, у нее есть какой-то интерес. Ведь есть, Наяна?

– Я хотела просто представиться и познакомиться. Евгений Эдуардович будет выполнять ваш заказ, а это означает, что основным массивом необходимой информации располагаете именно вы, а не Бочаров. Нам с вами придется много общаться, чтобы я понимала, к каким обстоятельствам и условиям готовить студента. Речь идет о вашем раннем детстве, Альбина? В двадцать четвертом году вам было всего четыре…

Егор саркастически расхохотался.

– Да она вообще ничего не знает и не понимает, мама! Я завтра же пойду к руководству и потребую назначить другого инструктора. Кто у вас тут главный? К кому мне обратиться, чтобы тебя заменили?

Сладковатый смородиновый тоник показался Наяне мерзко-горьким. Вот и все. Счастье закончилось, не успев начаться. Завтра она получит сообщение о том, что контракт расторгнут. Она, Наяна, – неудачница и всегда об этом знала.

– Егор, у тебя нет никаких оснований сомневаться в компетентности Наяны, – жестким голосом произнесла Альбина. – И твои претензии выглядят глупо. Девочка не может ничего знать, потому что ей ничего и не рассказывали. Что ты от нее хочешь? Какого знания и понимания?

Наяна исподтишка наблюдала за вдовой писателя и ее сыном. Права, ох как права Варвара, когда настаивает на необходимости личного общения! Варвара – гуру личного контакта, ездит по всей стране, проводит очные семинары и тренинги, обучает людей видеть и слышать друг друга, понимать истинные мотивы, улавливать настроение. Варвара Шлевис и ее муж Максим – это люди, на которых Наяне хотелось опираться. Учиться у них, радоваться новым ощущениям и мыслям, а также собственным маленьким успехам, когда удавалось применить на практике то, чему ее обучала Варвара.

Итак, что мы видим? Егор Стражалковский явно не маменькин сынок. У него есть свое мнение, и он открыто его высказывает, не опасаясь нарваться на конфликт. Альбина столь же явно не курица-наседка, для которой сыночек – единственный свет в окошке, он самый умный и всегда прав. Сын сопротивляется – мать эти попытки тут же пресекает. Егор хочет для себя и своих затей самого лучшего и готов за это переплачивать, лишь бы получить тот результат, качество которого его устроит. Он выдает оценки с первого взгляда и не сомневается в их правильности. Альбина больше склонна к принятию, даже если результат не совсем такой, как ей хочется. Она, конечно же, тоже выставляет оценки всему и всем, это нормально, все люди так устроены, но мать, в отличие от сына, помнит, что это же явление или этого человека оценивали и другие люди и сделали, вполне вероятно, совсем иные выводы. Кто сказал, что ее мнение более правильное, нежели чужое? Альбина называет Наяну «девочкой», что вообще-то неприлично в данных обстоятельствах, но поступает так наверняка не от дурного воспитания, а исключительно из желания дать склочному сыну понять, что она берет молодого инструктора под свою защиту. Что ж, спасибо ей за это. Бочарова она назвала просто Женей, значит, он, скорее всего, не случайный человек с улицы, а хороший знакомый. Не исключено даже, что Евгений Эдуардович – любовник Альбины Стражалковской, они ведь примерно одного возраста, он моложе всего на три года. Впрочем, вполне возможно, это всего лишь проявление фамильярности. А вот то, что весь этот миленький скандальчик оба не постеснялись затеять в присутствии Наяны, которую видели впервые в жизни, говорит о… О чем? Что сказала бы на это Варвара?

– Если они так халатно относятся к подбору персонала, то могу себе представить, как они соберут информацию! – продолжал бушевать младший Стражалковский. – Придется взять все в свои руки. Даже если они заменят инструктора, с информацией все равно будет полный швах.

Он говорил так, словно Наяны здесь вообще не было. Судя по выражению лица Альбины, ее это коробило, и она попыталась исправить ситуацию, вовлекая Наяну в разговор.

– Как у вас организован сбор информации? – спросила она. – Кто за это отвечает? Есть какой-то специальный отдел или, может быть, выделенные сотрудники?

– В коммерческом отделении ничего такого нет. В бюджетном – да, есть большое подразделение, которое тесно сотрудничает с Институтом истории. Программа реституции существует в интересах государства, и вся необходимая информация собирается очень тщательно и за счет бюджета. Клиенты коммерческого отделения сами несут ответственность за информационное обеспечение, если оно вообще требуется. Но это бывает редко. Обычно люди прекрасно знают все о том моменте, куда хотят попасть, ведь это их собственная жизнь.

– Вот! Я так и знал! – снова завелся Егор. – Никто ничего не собирается делать!

Наяне стало скучно. Какой смысл слушать эту бесконечную перепалку, если работа с «легким частником» ей все равно не светит? Жаль расставаться с надеждой на гонорар и скорое получение третьего уровня, жаль. Но ничего не попишешь, придется принять все как есть.

* * *

«Курьеры, курьеры, сто тыщ одних курьеров», – напевала вполголоса Наяна, стоя на тротуаре и ожидая, когда мимо пронесется поток машин, почти сплошь состоящий из ярко-зеленых беспилотников курьерской службы. Настоящих «живых» магазинов осталось мало, все делают заказы онлайн и получают доставку со всем необходимым. Так было всегда, сколько Наяна себя помнила. Но за три года обучения и четыре года работы ей пришлось узнать много любопытного о том, как была устроена жизнь задолго до ее рождения. Например, на одной и той же улице длиной в полкилометра могло быть несколько продуктовых магазинов и столько же аптек, и восемьдесят процентов горожан покупали все сами, а не заказывали. Господи, это ж сколько времени приходилось тратить на покупки! Дойти до торговой точки, обойти зал, выяснить, что нужного товара нет, идти в следующий магазин… В те времена даже рынки еще существовали. Ровесники Наяны плохо понимали, что такое «рынок» или «базар», но вроде бы что-то похожее на длинные ряды одинаковых товаров, расположенные в одном большом помещении под крышей, а иногда и на открытом воздухе. Потом нужно было стоять у плиты и готовить что-то из купленных продуктов, потому что еще не изобрели умных варочных комбайнов, в которые достаточно просто забросить ингредиенты и установить программу. Лет сто назад начали пользоваться мультиварками, это, конечно, существенно облегчило жизнь, но мультиварка могла готовить только одно блюдо за раз, а нынешние машинки делают одновременно по три-четыре разных блюда. Не говоря уж о том, что для мультиварки продукты приходилось подготавливать вручную: чистить, резать, мариновать. Какая бессмысленная трата драгоценных минут и часов, которые можно было бы провести куда более приятно и полезно!

Так говорили все, и Наяна добросовестно встраивала свой голосок в общий хор, испытывая каждый раз противное чувство стыда. Стыда за то, что она не такая, как все. Стыда за свою ложь.

Больше всего на свете Наяна любила мыть посуду и делать уборку. Любила покупать продукты в магазинах, любила орудовать поварским ножом, превращая овощи, куски мяса или рыбы в аккуратные кубики, кружочки или брусочки. Любила чувствовать пальцами текстуру. И испытывала восторг каждый раз, когда могла сказать себе: «Было грязно – стало чисто. Было никакое – стало вкусное. И я это сделала своими руками!»

До двадцати двух лет она трепетно и старательно оберегала свою тайну непохожести. Ей не хотелось насмешек. Она стеснялась себя. Поколение не только ее ровесников, но и их родителей привыкло жить в умных домах в окружении умных приборов, которые делали все необходимое по одной только голосовой команде. «Найди творог трехпроцентной жирности от такого-то фермерского хозяйства и охлажденное филе палтуса, пусть привезут домой к семнадцати часам». Голосовой помощник передавал сведения компьютеру, тот производил поиск, оформлял заказ и оплату с привязанного счета. А человек валялся на диване и смотрел кино. Или сидел на работе и трудился для общего и своего блага. Всех забот – оторвать задницу и открыть дверь курьеру. Ну кто, будучи в здравом уме, усомнился бы в том, что это хорошо и правильно? Никто. И Наяна тоже не сомневалась. А то, что ей это почему-то не нравилось, относила за счет собственной дефектности.

Варвара Шлевис вела в институте курс личностной коммуникации. Именно от молодого профессора Шлевис Наяна впервые услышала тезис о том, что повсеместное и постоянное использование айти-технологий приводит к утрате навыка командной работы. Человек прекрасно работает в одиночку за своим компьютером, но уже не умеет согласовывать решения с другими сотрудниками. Согласование, уточнение позиций, поиск взаимоприемлемого компромисса – умения, необходимые не только на работе, но и в частной жизни, а частная жизнь все больше и больше превращается в оцифрованное существование в обнимку с компьютером. Люди перестали скучать и – что самое страшное – перестали нуждаться в общении, они всегда могут развлечь себя самостоятельно и не выходя из дома. Для обмена информацией больше не нужна стала устная речь, ее заменили сначала короткие текстовые сообщения, потом половина слов превратилась в смайлики и эмодзи, потом оставшаяся жалкая половина сократилась до одной трети… И никто бы не спохватился, если бы не хакеры. Взламывая все подряд, в том числе и деловую переписку, они получили доступ к коммерческой тайне. Весь ход предварительных переговоров по любой сделке мог стать достоянием бизнес-конкурентов. Те, кто еще недавно так радовался, что не нужно больше тратить время на поездки и встречи, поняли, что придется возвращаться к старым методам переговоров и обсуждений глаза в глаза. Менеджеры и руководители постарше еще хорошо помнили, как собирались за столом переговоров, а молодежь с неудовольствием обнаружила, что устные переговоры лицом к лицу им не даются. Одно дело – написать письмо, когда можно не спеша обдумать формулировку, подобрать слова, несколько раз перечитать и подредактировать, почистить текст, и совсем другое – быстро отреагировать на то, что говорит собеседник, мгновенно оценить суть сказанного и за секунду найти весомые аргументы за или против. И при этом еще понять, действительно ли этот собеседник сказал то, что думает, или это блеф и ловкий ход. Уловить, собирается ли контрагент стоять до конца или упирается по инерции и готов вот-вот уступить. Правильно почувствовать настроение, вовремя пошутить и разрядить обстановку. В переписке этих нюансов нет, и негде научиться распознавать их и использовать.