Осколки разбитого счастья

За стенкой что-то упало. Потом раздался его голос – низкий баритон, говорящий по телефону. Я не разбирала слов, но сам звук заставлял что-то сжиматься внизу живота.

Я сжала виски пальцами. Надо взять себя в руки. Это пройдёт. Должно пройти.

Остаток дня прошёл в дымчатом мареве. Я механически перебирала документы, ставила подписи, отвечала на звонки, но мысли упрямо возвращались к утренней встрече. Несколько раз до меня доносился его голос из-за тонкой перегородки – низкий, бархатистый тембр заставлял замирать над бумагами, теряя нить работы.

В шесть вечера Андрей написал, что ждёт у входа. Я выключила компьютер, собрала сумку и, не удержавшись, бросила взгляд на дверь соседнего кабинета. Сквозь щель под дверью пробивалась тонкая полоска света – он все ещё был там, погруженный в работу.

Андрей стоял у своей серебристой «Камри», слегка переминаясь с ноги на ногу. Увидев меня, он улыбнулся привычной, тёплой улыбкой, от которой когда-то замирало сердце.

– Привет, дорогая. Как прошёл день?

Я чмокнула его в щеку, вдохнув знакомый запах одеколона – простой, свежий, без претензий. Такой контраст с тем утончённым, дорогим ароматом, что окутывал меня утром…

– Нормально, – ответила я, стараясь звучать небрежно. – У нас новый финдиректор. Владимир Волконский. Может, слышал? Он раньше в «Альфа-Инвесте» работал.

– Нет, не слышал, – Андрей завёл машину, плавно выруливая в вечернюю пробку. – Я же не в твоих финансовых кругах. Мне бы со своими чертежами разобраться.

Андрей работал инженером-проектировщиком в строительной компании. Надёжная, стабильная работа, которая его вполне устраивала. Как и вся его жизнь – он не стремился к звёздам, довольствуясь тем, что имел.

– Лиза сейчас у твоих родителей? – спросила я.

– Да, мама забрала ее после школы. Сказала, что поможет с тортом.

Лиза, наша тринадцатилетняя дочь, была центром моего мира. Умная, красивая, чуть замкнутая, она больше походила на меня, чем на Андрея. В последнее время она отдалялась – обычное дело для подростков, но для меня это было как укол в сердце.

Родители Андрея жили в типовой двушке на окраине Москвы. Галина Петровна открыла дверь, едва мы позвонили.

– Андрюшенька! Инночка! Наконец-то! – она крепко обняла сына, а меня удостоила дежурным поцелуем в щеку. За пятнадцать лет нашего брака мы так и не сблизились. Она считала, что Андрей заслуживал жену попроще – без амбиций и карьерных стремлений.

– С днём рождения, Галина Петровна, – я протянула ей подарок – флакон французского парфюма, который выбирала в обеденный перерыв.

– Ой, спасибо, – она мельком глянула на коробку. – Хотя, знаешь, я больше наши, российские люблю. Привычнее.

Из кухни выбежала Лиза, сияя энтузиазмом:

– Мам! Пап! Мы с бабушкой такой торт испекли! Три яруса!

Я обняла дочь, вдохнув запах её волос – мой ребёнок, моя девочка. Ради неё я была готова на все. Ради неё держалась за этот брак, за видимость семейного счастья.

– Молодцы! Покажешь?

За столом собралась привычная компания: брат Андрея с женой, пара соседей, подруга Галины Петровны. Разговоры текли в знакомом русле – цены, дачи, болячки.

– Инна опять допоздна работает, – вздохнула Галина Петровна, обращаясь к своей подруге. – Я Андрюше говорю: зачем тебе такая жена? Дома не бывает, все в своих цифрах. Лизочка растёт без материнского присмотра.

– Мам, – Андрей неловко заёрзал, – ну что ты…

– А что я? Правду говорю, – она кивнула на Свету, жену брата Андрея. – Вот Светка – дома, детей воспитывает. Настоящая жена.

Я молча резала салат, привычно пропуская её слова мимо ушей. Света – тридцатилетняя домохозяйка с уставшим взглядом и расплывшейся фигурой – смотрела на меня с едва скрытой завистью.

– Зато мама нашу семью обеспечивает, – неожиданно вступилась Лиза. – Она за месяц больше папы зарабатывает. И вообще, она у меня самая умная и красивая!

– Лиза! – одёрнула ее Галина Петровна. – Не перебивай старших! Деньги – не главное в семье. Главное – чтобы жена мужа любила и дома его ждала.

– А разве мама папу не любит? – Лиза посмотрела на меня своими карими глазами, так похожими на мои.

В комнате повисла тяжёлая тишина. Все взгляды устремились ко мне.

– Конечно, люблю, – я погладила дочь по голове и посмотрела на Андрея. – Мы пятнадцать лет вместе. Это о чем-то говорит.

Андрей благодарно улыбнулся, но в его глазах мелькнула тень сомнения. Он чувствовал. Может, не все, но что-то. Что искры между нами давно нет, что мы живём по привычке, связанные общим прошлым и Лизой.

Но главное – я сама услышала ложь в своих словах. И поняла, что завтра, увидев серые глаза с золотистыми искрами, я снова забуду о долге, о стабильности, о том, что должна чувствовать правильная жена и мать.

Завтра все начнётся заново.

Глава 3

Праздник набирал обороты. После третьего тоста Галина Петровна, раскрасневшаяся от вина, продолжила тему «правильных жён».

– А я вот что скажу, – она многозначительно подняла палец, глядя на брата Андрея. – Наш Дима правильно сделал, что на Светочке женился. Хозяйственная, скромная, детей воспитывает как надо.

Света зарделась, опустив глаза. Ее муж, Дмитрий, самодовольно улыбнулся.

– Не то, что некоторые, – свекровь бросила в мою сторону красноречивый взгляд. – Карьеристки… Разве может женщина быть хорошей матерью, если целыми днями на работе пропадает?

Напряжение сжало мне шею. Обычно я игнорировала её выпады, но сегодня, после утренней встречи и эмоций, которые всколыхнул Владимир, терпение дало трещину.

– Галина Петровна, – я старалась говорить спокойно, – пятнадцать лет мы с вами спорим на эту тему. Может, хотя бы в ваш день рождения сделаем паузу?

– Я ничего такого не говорю, – она округлила глаза. – Просто мать должна быть с ребёнком. А Лизочка растёт без должного внимания. Потом удивляемся, почему дети такие… своевольные.

– Мама всегда со мной, когда нужно, – снова вступилась Лиза. – И я не своевольная, а личность!

– Вот! – Галина Петровна победно посмотрела на гостей. – Слышали? «Личность»! В тринадцать лет! В наше время дети знали своё место!

– Времена меняются, – я положила руку на плечо Лизы. – И я горжусь, что моя дочь умеет отстаивать своё мнение.

– Ой, конечно, – свекровь отмахнулась. – Модные веяния. А потом дети родителей не уважают. Вот Андрюша у меня был послушным, потому что я дома сидела, а не по карьерам скакала!

Андрей, до этого молча ковырявший салат, наконец вмешался:

– Мам, хватит. Каждая семья живёт, как считает нужным.

– Сынок, я же о вас беспокоюсь! – Галина Петровна переключилась на жалобный тон. – Приходишь с работы – ни ужина горячего, ни жены дома. Разве это семья? А Инночка, – она сделала ударение на уменьшительной форме моего имени, которую я терпеть не могла, – вся в своих отчётах. Я же вижу, как ты исхудал! И рубашки неглаженные…

– Рубашки всегда глаженые, – я начала закипать. – И ужин есть. И белье постирано, и в квартире убрано. И зарабатываю я достаточно, чтобы мы могли позволить себе отпуск и частную школу для Лизы.

– Деньги, деньги! – Галина Петровна всплеснула руками. – Только о деньгах и думаешь! А о душевном тепле кто позаботится? Чтобы мужу дома было уютно?

– А уют – это обязательно жена с борщом? – не выдержала я. – Может, уют – это когда люди уважают выбор друг друга? Когда есть о чем говорить, кроме цен на картошку?

– Инна, – Андрей положил руку мне на колено, – давай не будем…

– Что «не будем»? – я повернулась к нему. – Пятнадцать лет я выслушиваю, какая я плохая жена, потому что работаю. Пятнадцать лет доказываю, что могу быть и матерью, и профессионалом. И ни разу ты не сказал своей маме, что гордишься мной!

Тишина накрыла комнату тяжёлым покрывалом. Даже любительница поговорить, подруга Галины Петровны, молча уткнулась в тарелку.

– Вот, устроила сцену в мой праздник, – свекровь промокнула глаза салфеткой. – Видите, – она оглядела, каждого из гостей, ища поддержки. – Андрюша, как она со мной разговаривает? Со старой женщиной!

– Инна, – голос Андрея стал жёстче, – мама не это имела в виду. Зачем ты все драматизируешь?

– Я драматизирую? – я не верила своим ушам. – Твоя мать при всех назвала меня плохой женой и матерью, а драматизирую я?

– Сынок, – Галина Петровна положила руку на плечо Андрея, – не расстраивайся. Некоторые женщины просто не созданы для семьи. Карьера им дороже.

– Хватит! – я резко встала. – Лиза, мы уходим.

– Никуда вы не уйдёте, – Андрей тоже поднялся. – Мы празднуем мамин день рождения. Сядь и успокойся.

– Ты… встаёшь на ее сторону? – я смотрела на него, не веря. – После всего, что она сказала?

– Я не встаю ни на чью сторону. Просто хочу поужинать спокойно, без скандалов!

– А я пятнадцать лет выслушиваю, как твоя мать меня унижает! – я почувствовала, как к глазам подступают слезы. – И ты делаешь вид, что ничего не происходит!

– Видишь, Андрюша, – Галина Петровна посмотрела на сына с торжеством, – какая она истеричка. Я всегда говорила – тебе нужна была спокойная, домашняя женщина. А эта карьеристка только о себе и думает!

Я ждала, что Андрей наконец заступится. Но он лишь виновато улыбнулся гостям:

– Простите, мама немного перебрала с вином, а Инна устала. Давайте продолжим праздник.

Не в силах сдерживать эмоции, я вышла на балкон. Мартовский вечер обдал холодом, но мне нужен был воздух. Я смотрела на мерцающие огни Москвы, размышляя о том, как запуталась моя жизнь.

С одной стороны – стабильность, семья, предсказуемое будущее. С другой… его слова эхом звучали в голове: «Иногда пятнадцати минут достаточно, чтобы понять – перед тобой необыкновенный человек».

Я закрыла глаза, и передо мной возник его образ – серые глаза, ямочка на подбородке, уверенная улыбка.

– Мам? – голос Лизы вырвал меня из мыслей. Она стояла в дверях балкона, кутаясь в мою кофту.

– Что, солнышко?

– Можно вопрос? Только честно.

– Конечно.

– Ты счастлива?

Вопрос ударил наотмашь. Я смотрела на свою мудрую не по годам дочь и не знала, что ответить.

– У меня есть ты. Это делает меня счастливой.

– Это не ответ, – Лиза подошла ближе, прижалась ко мне. – Ты знаешь, что я имею в виду.

– Откуда такие мысли?

– Мам, мне тринадцать, не три. Я вижу, как ты смотришь на папу. Точнее, как не смотришь. У вас нет общих тем, кроме меня.

Я обняла ее крепче:

– Взрослые отношения – сложная штука, Лизонька. Не все измеряется страстью. Есть уважение, привязанность, общая жизнь.

– Звучит скучно, – она повторила мои утренние слова Владимиру.

– Иногда скучно – это хорошо. Это значит, нет драм, боли, разочарований.

– Но и радости нет, – тихо добавила Лиза. – Мам, обещай мне кое-что.

– Что?

– Если встретишь человека, который сделает тебя по-настоящему счастливой, не упустишь шанс? Не жертвуй собой ради меня. Я уже большая, я пойму.

Я поцеловала её в макушку, чувствуя ком в горле:

– Откуда ты такая мудрая?

– В маму пошла, – она улыбнулась. – Ну так что? Обещаешь?

– Хорошо. Обещаю… подумать об этом, если такое случится.

– Отлично! А теперь пошли, а то бабушка опять скажет, что мы от семьи отбиваемся.

Мы вернулись в душную квартиру, где Галина Петровна рассказывала, каким прелестным ребёнком был Андрей и как она мечтала о куче внуков.

В машине Андрей нарушил тяжёлое молчание:

– Зачем ты устроила скандал? Ты же знаешь, какая мама. Зачем реагировать?

– А зачем ты позволяешь ей так говорить? – я повернулась к нему. – Почему ни разу не заступился за меня?

– Я не хочу выбирать между вами, – он вздохнул. – Она моя мать, ты моя жена.

– Но сегодня ты выбрал. Ты встал на ее сторону.

– Ты опять драматизируешь, – он отмахнулся от меня, как от назойливой мухи. – Я просто хотел сгладить конфликт.

– Сгладить? – я приподнялась на сиденье. – Она при всех назвала меня плохой матерью и женой, а ты промолчал. Хуже – ты показал всем, что согласен с ней!

– Я устал, Инна, – в его голосе скользнуло раздражение. – Давай не будем сейчас.

– Когда ты в последний раз гордился мной? – вырвалось у меня. – Моими достижениями? Тем, что я делаю?

Андрей молчал так долго, что я уже не ждала ответа.

– Не помню, – наконец выдавил он. – Если честно, не помню.

Его слова ранили сильнее, чем все колкости свекрови.

– А я тобой гордилась, – тихо сказала я. – Когда ты получил повышение. Когда твой проект выиграл тендер. Я всегда тобой гордилась, Андрей.

– Разные мы, – он отвернулся, глядя в темноту.

Я смотрела в окно. Лиза дремала на заднем сиденье. Обычный семейный вечер. Обычная жизнь. Но почему-то на душе было так тоскливо, будто я упускала что-то важное, пока пряталась за стеной привычек и обязательств.

Дома, лёжа в постели, Андрей обнял меня:

– Инн, прости маму. Она не со зла. Просто… старое поколение.

– Я знаю. Не переживай.

– Ты правда счастлива? – вдруг спросил он, и я вздрогнула – второй раз за вечер этот вопрос.

– А ты? – я посмотрела на него.

– Не знаю. Наверное. У меня есть ты, Лизка, работа, квартира. Чего ещё желать?

«Страсти, – подумала я. – Огня. Желания просыпаться по утрам. Чувства, что живёшь, а не существуешь».

Но вслух сказала:

– Да, чего ещё желать…

Андрей поцеловал меня в лоб и отвернулся. Вскоре его дыхание стало ровным – он уснул. А я лежала в темноте, думая о серых глазах, от которых замирало сердце. О человеке, который за пятнадцать минут разбудил во мне то, что я считала давно угасшим.

За стенкой тикали часы, отсчитывая секунды моей размеренной, предсказуемой жизни. Жизни, в которой завтра я снова увижу его. И от этой мысли было одновременно страшно и… живо. Впервые за долгие годы – живо.

Глава 4

Утро началось с привычного звонка будильника в шесть тридцать. Андрей что-то пробормотал и перевернулся на другой бок. Я тихо встала, стараясь не разбудить его, и пошла в ванную. В зеркале на меня смотрела женщина с усталыми глазами – ночь прошла почти без сна.

Я долго вглядывалась в своё отражение. Вот они – мелкие морщинки у глаз, свидетели прожитых лет. Тридцать семь. Не девочка, чтобы терять голову от первого встречного. Не дура, чтобы рушить налаженную жизнь из-за… Из-за чего? Красивых глаз? Бархатного голоса? Смешно.

Холодный душ немного привёл меня в чувство. Струи воды били по лицу, и я пыталась смыть вчерашний день, как плохой сон. Но образ Владимира упрямо стоял перед глазами. Эта ямочка на подбородке. Эти руки с длинными пальцами музыканта. Этот взгляд, от которого внутри всё переворачивалось.

«Прекрати! – одёрнула я себя. – Ты замужняя женщина. Мать. У тебя есть обязательства, ответственность. А это просто… гормональный всплеск. Да, красивый мужчина. Да, харизматичный. Ну и что? Таких в Москве тысячи».

Но внутренний голос ехидно шептал: «Тысячи? Тогда почему за пятнадцать лет брака ни один не заставил твоё сердце биться вот так?»

Я долго выбирала, что надеть, хотя обычно хватало двух минут – деловой костюм и всё. Но сегодня… Я перебирала вешалки, примеряла, отвергала. Серый костюм? Слишком строго. Бежевая блузка? Слишком скучно. Чёрное платье? Слишком…

«Слишком что, Инна? – спросила я своё отражение. – Слишком соблазнительно? Для кого ты наряжаешься?»

Я злилась на себя за эти метания, но всё же выбрала тёмно-синее платье-футляр, которое, как говорила Лиза, делало меня моложе. Подвела глаза чуть ярче обычного. Накрасила губы не привычного цвета помадой, а более насыщенным оттенком. И тут же стёрла.

«Идиотка. Он женат. Ты замужем. Это просто работа».

Но руки предательски дрожали, когда я снова доставала помаду. В конце концов, имею я право хорошо выглядеть? Это не преступление – следить за собой. Не для него же я это делаю. Для себя. Да, точно, для себя.

Самообман давался с трудом.

– Мам, ты сегодня красивая, – заметила дочь за завтраком. – Что-то особенное на работе?

– Просто захотелось разнообразия, – я налила ей свежевыжатый апельсиновый сок.

Андрей спустился к завтраку в своей обычной манере – растрёпанный, в старой футболке, зевающий.

– О, блинчики! – обрадовался он. – По какому поводу?

– Просто так. Садись завтракать, пока горячие.

За завтраком мы обсуждали планы Лизы на каникулы, предстоящий ремонт в ванной, визит к стоматологу. Обычные семейные темы. Безопасные темы. Я машинально кивала, поддерживая разговор, но мысли были далеко.

– Инн, ты меня слушаешь? – Андрей махнул рукой перед моим лицом.

– Прости, задумалась о работе. Что ты говорил?

– Да так, ерунда. Говорю, может, в выходные съездим к моим родителям на дачу? Отец просил помочь с теплицей.

При упоминании о свекрови внутри всё сжалось. Снова выслушивать, какая я плохая жена? Снова делать вид, что не замечаю её колкостей?

– Посмотрим, – уклончиво ответила я. – У меня квартальный отчёт, может придётся работать.

Андрей вздохнул:

– Вечно твои отчёты… Ладно, посмотрим.

В его голосе звучала обречённость человека, давно смирившегося. Он даже не пытался настаивать, спорить, убеждать. Просто принимал как данность. Как и всё в нашей жизни.

«А помнишь, как он раньше ревновал к твоей работе? Устраивал сцены, требовал внимания? Когда это прекратилось? Когда мы оба перестали бороться друг за друга?»

В офис я приехала раньше обычного. Парковка была почти пустая, только несколько машин самых рьяных трудоголиков. И среди них – чёрный «Мерседес», который я уже научилась узнавать.

Сердце предательски ёкнуло.

В лифте я проверила макияж, поправила волосы. «Господи, да что со мной? – одёрнула себя. – Веду себя как школьница».

Коридор финансового отдела был пуст. Из-под двери кабинета Владимира пробивался свет. Я прошла к себе, стараясь ступать тише.

– Доброе утро, Инна Михайловна.

Я вздрогнула и обернулась. Владимир стоял в дверях своего кабинета с чашкой кофе в руках. Господи, как он выглядел… Идеально сидящий костюм, свежевыбритый, уверенный. И эти глаза… Эти чёртовы серые глаза, которые смотрели так, словно видели меня насквозь

– Доброе утро, Владимир Сергеевич. Вы рано.

– Как и вы, – он улыбнулся. – Кофе? У меня есть отличная кофемашина, привёз из дома. Офисный кофе – это преступление против человечества.

Я хотела отказаться. Правда хотела. Но вместо этого кивнула:

– С удовольствием.

Его кабинет уже приобрёл индивидуальность – на стенах появились дипломы, на столе – семейное фото в серебряной рамке. Я невольно бросила взгляд – красивая блондинка и двое детей-подростков.

– Моя семья, – заметил он мой взгляд. – Жена Елена, дочь Катя, сын Максим.

– Красивая семья.

– Да, – в его голосе не было особой теплоты. – Фотография трёхлетней давности. Сейчас дети уже совсем взрослые. Катя в Лондоне учится, Максим поступает в МГУ.

Он протянул мне чашку кофе. Наши пальцы соприкоснулись на мгновение.

– А у вас? Расскажите о своей семье.

Я сделала глоток – кофе действительно был превосходный.

– Муж Андрей, инженер. Дочь Лиза, тринадцать лет. Обычная московская семья.

– Счастливая? – он смотрел прямо в глаза.

– А что такое счастье? – я пожала плечами, стараясь говорить легко. – Стабильность, достаток, здоровые дети…

– Вы не ответили на вопрос.

– А вы? Вы счастливы? – я перевела стрелки.

Владимир помолчал, глядя в окно:

– Знаете, Инна… Можно просто Инна? В нерабочее время?

Я кивнула.

– Так вот, Инна. Мне сорок пять лет. У меня есть всё, что должно быть у успешного мужчины – карьера, деньги, семья, недвижимость. Но иногда я просыпаюсь утром и не понимаю, зачем встаю. Для чего все эти достижения, если внутри – пустота?

– Кризис среднего возраста? – попыталась пошутить я.

– Возможно, – он грустно улыбнулся. – А может, просто прозрение. Понимание, что живёшь не свою жизнь. Что где-то свернул не туда и теперь идёшь по инерции.

Мы молчали, и это молчание было красноречивее слов. Я понимала его. Боже, как я его понимала.

– Мне пора работать, – наконец сказала я, поставив чашку. – Спасибо за кофе.

– Инна, – он встал, оказавшись слишком близко. – Я… Чёрт, я не должен этого говорить, но… Вчера, после нашей встречи, я весь вечер думал о вас. Это неправильно, непрофессионально, но…

– Не надо, – я подняла руку, останавливая его. – Пожалуйста. Мы оба взрослые люди с обязательствами. Давайте просто… работать.

Глава 5

День пролетел в череде совещаний, звонков, документов. Мы с Владимиром вели себя подчёркнуто профессионально, но напряжение между нами было почти осязаемым. Когда наши взгляды случайно встречались, я чувствовала, как внутри всё переворачивается.

После обеда нам пришлось вместе ехать в налоговую. В машине повисла неловкая тишина.

Его «Мерседес» уже ждал у входа. Владимир открыл передо мной дверь – такой простой жест вежливости, но от него что-то тёплое разлилось в груди. Я не помнила, когда Андрей в последний раз открывал для меня дверь.

Мы выехали на проспект. Тишина в салоне была гнетущей. Я смотрела в окно, делая вид, что полностью поглощена видом московских улиц.

– Вы хорошо спали? – вдруг спросил он.

– Нет, – ответила я прежде, чем успела подумать. И добавила: – Работа. Много мыслей.

– Я тоже, – он бросил на меня короткий взгляд. – Не спал.

– Включить музыку? – спросил он.

– Да, пожалуйста.

Снова тишина. Он включил радио, и салон наполнила мелодия Вивальди – «Времена года», «Весна». Я невольно улыбнулась.

– Опять совпадение, – заметил он. – Вы любите Вивальди?

– Да, особенно «Весну».

– Она полна надежды, правда? – он барабанил пальцами по рулю в такт музыке. – Как будто… всё только начинается.

Я посмотрела на него:

– Или заканчивается. Весна быстро проходит.

– Но она всегда возвращается, – он взглянул на меня, и наши глаза встретились. – Даже после самой долгой зимы.

В этих словах было нечто большее, чем просто разговор о временах года. Мы оба это знали.

– Владимир Сергеевич…

– Пожалуйста, – он прервал меня, – когда мы одни, давайте без отчеств. Просто Владимир. Или Влад.

– Хорошо… Влад, – его имя без отчества прозвучало слишком интимно. – Мы должны сохранять профессиональные отношения.

– Должны, – согласился он. – Но получается плохо, правда?

Я промолчала. Он был прав.

– Инна, – его голос стал тише, – я не искал этого. Не планировал. Поверьте, последнее, что мне нужно сейчас в жизни – это… это притяжение. Но я не могу это контролировать. Не могу даже толком объяснить.

– Я тоже, – тихо призналась я. – Это какое-то безумие.

– Может, нам стоит просто… признать это? – он бросил на меня быстрый взгляд. – Не действовать, не переступать черту. Просто признать, что, между нами, что-то есть?

Я покачала головой:

– И что это даст?

– Не знаю, – он вздохнул. – Может, перестанем делать вид, что всё нормально. Может, станет легче.

– Или сложнее, – возразила я.

– Вы боитесь, – это был не вопрос, а утверждение.

– Конечно, боюсь, – я повернулась к нему. – У меня семья. У вас семья. Мы коллеги. Это… это слишком опасно.

– Я знаю, – он крепче сжал руль. – Знаю. И всё равно… всё равно не могу перестать думать о вас.

Лёд был сломан. Мы разговорились – о музыке, книгах, путешествиях. Оказалось, у нас много общего. Мы оба любили Ремарка и Маркеса, предпочитали горы морю, не переносили суету ночных клубов.

– Знаете, – сказал он, когда мы уже подъезжали обратно к офису, – я давно так легко ни с кем не разговаривал. Спасибо.

Вечером, дома, я готовила ужин и ловила себя на том, что улыбаюсь. Лиза делала уроки за кухонным столом, периодически задавая вопросы по алгебре.

– Мам, а что такое любовь? – вдруг спросила она.

Я чуть не выронила сковородку.

– Почему ты спрашиваешь?

– Да так… У нас в классе все только об этом и говорят. Кто в кого влюблён, кто с кем встречается. А я не понимаю – как узнать, что это любовь?

Я присела рядом с ней:

– Это сложный вопрос, солнышко. Любовь бывает разная. Есть любовь-страсть, когда кажется, что без человека не можешь дышать. Есть любовь-дружба, когда просто хорошо и спокойно рядом. Есть любовь – привязанность, которая приходит с годами…

– А какая у тебя с папой?

Вопрос был как удар под дых.

– У нас… У нас все виды понемногу, наверное. Мы вместе столько лет.

– Но больше привязанность, да? – Лиза смотрела слишком внимательно для своих тринадцати.

– Лиза…

– Мам, я же не слепая. Вы с папой как соседи по квартире. Вежливые соседи, но не больше.

В этот момент пришёл Андрей.

– О чём это мои девочки шепчутся? – весело спросил он.