Почти идеальный мир

– Очень жаль. Я тоже постараюсь завтра подойти: я буду в соседнем корпусе.

– А почему ты заговорил о Робере Соло?

– Потому что она больше не будет с ним работать.

Давид приподнял бровь:

– На этот раз пессимистом получаешься ты.

– И не просто так: его только что доставили.

– Куда доставили?

– В морг. Остановка сердца… это не лечится, это смертельно.

Несколько секунд Давид молчал.

– Я не был с ним хорошо знаком, но все же это как-то странно: знать, что человек, которого несколько недель назад видел живым, взял и умер.

Миотезоро пожал плечами:

– Люди живут так, словно они вечны, хотя с минуты на минуту все вообще может остановиться. Надо пользоваться тем, что ты живой! Так что предлагаю завтра вечером завалиться в клуб. Сможешь провести ночь с какой-нибудь синеглазой брюнеткой – они же так тебе нравятся.

– А услуга-то какая?

– Ты что, перевернул страницу? Больше не любишь синеглазых брюнеток? Обзавелся наконец хорошим вкусом?

– Давай к делу. Ты чего от меня хочешь?

Миотезоро откусил от сэндвича и принялся жевать.

– Робер Соло родом не отсюда, и у него здесь нет семьи. Есть только племянница, Эва Монтойя. Она живет на острове Изгоев. Номера ее телефона у нас нет. И никакого способа до нее добраться тоже нет. Чтобы сообщить ей о смерти дяди, придется туда поехать.

Давид перестал жевать:

– Только не говори, что хочешь поручить это мне.

– Мы обязаны предупредить семью умершего в течение сорока восьми часов, но сегодня я не могу: весь день работаю.

– А завтра? Ты по субботам тоже работаешь?

– Мне надо наверстать учебу. Я буквально тону, да еще эти экзамены… А ты свободен?

Остров Изгоев…

Да ни за что на свете.

– Это мой единственный выходной… Учитывая ситуацию, я вкалываю по шесть дней в неделю. И то лишь потому, что профсоюзы наложили вето. Мой патрон требовал, чтобы все работали по семь дней в неделю.

– Ты выполнишь мою просьбу? Скажи честно.

Давид почувствовал, как все тело напряглось.

– Но я за всю жизнь ни разу туда не ездил!

– Новый опыт можно получить в любом возрасте.

Давид нервно сглотнул.

Надо срочно выкрутиться. Любой ценой. Но как?..

– И больше никто не может съездить?

– Абсолютно никто. Визу получать очень долго. А ты работаешь в Министерстве безопасности, у тебя это займет не больше часа. И потом… Есть еще кое-что.

– Что?

– Я не могу туда поехать, для меня это невозможно. Эти дикари меня распнут, наверняка они гомофобы! Они там такие отсталые… Я не могу рисковать.

– Ты преувеличиваешь… К тому же у тебя на лбу не написано, что ты гей. Надо просто придать тебе мужественный вид. Сними кольца, говори своим голосом, следи за тем, как двигаешься, и все будет в порядке. И вообще, если ты гей, необязательно вечно изображать кабаре с плясками.

Миотезоро пристально на него посмотрел, и в его взгляде смешивались удивление и печаль.

– Ты меня глубоко ранишь.

Давид застыл в молчании, а его друг отвел глаза и с удрученным видом уставился куда-то вдаль. Давид уже пожалел о своих словах, но было слишком поздно. И зачем только он это брякнул?

Молчание становилось гнетущим.

Давид устыдился: вместо того чтобы просто и спокойно отказаться, он наговорил другу жестоких вещей. До него вдруг дошло, что собственное малодушие сделало его агрессивным,

– Прости меня… – пробормотал он и добавил: – Я не соображал, что несу.

Миотезоро молчал и мрачно глядел за горизонт.

Молчание сгущалось и становилось тяжким, как угрызения совести.

– Ладно, – сказал наконец Давид. – Я съезжу на этот чертов остров.

5

Остров Изгоев…

Мысль о том, что туда придется поехать, непрестанно крутилась у Давида в мозгу.

Прошло уже двадцать лет с тех пор, как страну разделили – так неблагодарные наследники, не способные договориться, делят наследство, накопленное за долгие годы.

Сначала посреди нескончаемых конфликтов по религиозным причинам отделился целый департамент.

Не прошло и нескольких недель, как уже другая фракция, враждебно настроенная к системе, решила воспользоваться расколом и обстоятельствами и тоже потребовала отделения.

Чем они руководствовались? Категорическим неприятием того общества, что развилось в результате коренной перестройки, общества, которое базировалось на прогрессе и сулило счастье всему населению.

По их мнению, технологии настолько далеко проникли в устои общества, что начали отрицательно влиять на образ жизни и менталитет людей, тем самым вызывая между ними отчуждение. Аргумент явно ложный.

Противникам новых технологий хотелось вернуться к прежнему образу жизни, естественнее и ближе к природе. Удивительно, но этот ретроградный проект привлек внушительную часть граждан, несомненно решивших примкнуть к любой точке зрения, которая предлагала альтернативу их внутреннему недовольству жизнью.

Вскоре этот вопрос разделил население на два враждующих лагеря, и люди, жившие бок о бок, возненавидели друг друга.

Сепаратисты решили занять остров вблизи континента – прежде там был необитаемый природный заповедник – и добились независимости.

Многие семьи распались: одни уехали на остров, и их стали называть Изгоями, другие остались на континенте и получили название Правильных. Все произошло очень быстро, и народ вдруг распался надвое. Для многих это стало настоящей драмой. Все связи были грубо разорваны, все мосты сожжены.

Шрамы не зарубцевались по сей день. Все старались позабыть, как двадцать лет назад вдребезги разлетелись их семьи. Эта тема была теперь табуирована. Все вели себя так, словно ничего не произошло. Об Изгоях никто не говорил. А главное, никто из Правильных не желал и шагу ступить на остров…

Работа в Министерстве безопасности имеет свои привилегии. Например, в течение часа получить визу, как и предвидел Миотезоро. В тот же день Давида приняли в паспортном бюро, расположенном в соседнем здании.

Глядя на Давида сквозь очки в металлической оправе, женщина с короткой стрижкой нахмурилась и предупредила, что ему предстоит войти в мир, где ничего нельзя предугадать заранее.

– Вообще-то, Изгои миролюбивы, но гарантировать ничего нельзя, поскольку никто не знает их реакций, – заявила она весомо, точно стояла в карауле. – Их внезапно может обуять гнев; какие бывают последствия, вы и сами понимаете.

– Серьезно? – сказал Давид, которому все это очень не понравилось.

Женщина бросила на него ледяной взгляд, говоривший: «По-вашему, я способна на такие шутки?»

– У них, в отличие от нас, нет имплантов эмоциональной регуляции, – уточнила она, – и порой они входят в штопор.

– Понятно, – покачал головой Давид.

Его собеседница говорила и держалась с ним настолько снисходительно и холодно, что в ее присутствии он чувствовал себя маленьким мальчиком.

– Чтобы их не раздражать, избегайте произносить при них слово «Изгои». Сами они называют себя диссидентами, сепаратистами. В чисто юридическом плане последний термин подходит им больше всего.

– Принято.

– И вот еще что: их территория может быть заражена любыми вирусами, потому что у них нет особых норм вакцинации, которые применяем мы к себе, а животные у них обитают на воле.

– О’кей, – отозвался Давид, спрашивая себя, удастся ли ему сойти на берег с этой галеры.

– А особенно остерегайтесь их фальшивой доброжелательности. Некоторые могут быть очень милыми, чтобы вас завербовать. Так что не слушайте ни этих сирен, ни их песен.

Давид послушно кивнул.

– Вопросы есть? – бросила она.

Сомнения есть, а вот вопросов нету. Ни один в голову не приходил.

– Тогда вытяните руку и закатайте рукав рубашки, – сказала она.

Давид повиновался, она положила ему на голую кожу программатор и обновила электронный чип. От прикосновения холодного металла Давид вздрогнул. Раздались три коротких сигнала.

– Теперь ваша виза активирована и будет действовать в течение месяца. Но все-таки носите при себе и бумажное удостоверение личности. Оно может вам понадобиться на месте: у них там нет вживленных чипов идентификации человека, следовательно нет и считывающих устройств.

– Бумажное удостоверение? Ой… оно, наверное, устарело.

– Это не важно. У Изгоев все устарелое.

Давид покачал головой.

– И последнее, – прибавила женщина в очках, протягивая ему анкету. – Вы должны это подписать. Если с вами что-нибудь случится, полиция Правильных не сможет ни вмешаться, ни вызвать помощь. Она вообще ничего не сможет сделать. Это входит в соглашение между двумя территориями. Короче, вы будете предоставлены самому себе. На свой страх и риск.

★

Выходя из бюро паспортов, совершенно ошеломленный Давид понял, что страх перед Изгоями приглушил в его сознании ужасы стоящей перед ним задачи. Ему никогда не случалось сообщать кому-нибудь о смерти родственника. Он вдруг смутился и оробел. А потом позвонил Миотезоро в морг.

– Да, Давид, – услышал он голос в трубке.

– Говорить можешь?

– Ну ты же знаешь, что перед моими пациентами вечность…

– Я вот думаю, как мне сказать девушке, что у нее умер дядя. Мне будет очень нелегко. Я от кого-то слышал, что теперь изобрели новый трюк для общения со скорбящими родственниками: создают виртуальный аватар усопшего, чтобы близкие увидели его на экранах планшетов и могли с ним поговорить. Это помогает им постепенно привыкнуть к его исчезновению.

– Да, но это уже не новость. Это придумала одна компания из Южной Кореи в две тысячи двадцатых. Родители потеряли семилетнюю дочь, страдавшую неизлечимой болезнью, а благодаря этой системе получили возможность снова с ней поговорить, пообщаться. Ну и разлетелось по свету. Сейчас поставлено на поток.

– А к кому надо обращаться? У вас в больнице или в морге есть какая-нибудь служба, которая этим занимается?

– Конечно.

– Тогда мне очень нужно, чтобы ты раздобыл мне планшет с аватаром Робера Соло. Это сильно упростит мне задачу.

– Ах ты, мой хороший… Ты добряк, но тут требуется большая работа: надо собрать кучу информации об усопшем – его фотографии, видео, электронные письма, голосовые сообщения, все, что они успели узнать… И не только для того, чтобы создать его образ в три-дэ. Аватар должен говорить и реагировать, как сам Робер Соло, – тот же голос, те же интонации, логика, акцент и ошибки речи, та же манера думать. Это гигантская работа.

– Но ты же не хочешь мне сказать, что она вообще не автоматизирована!

– Автоматизирована, но надо ведь нанять человека, который бы ею руководил. У нас тут, знаешь ли, люди не плюют в потолок целыми днями. И наверняка есть целая очередь желающих получить эту услугу.

– Так поставь меня в начало очереди!

– Ах-ах-ах!.. – с театральным вздохом сказал Миотезоро. – Ну ладно, когда ты едешь?

– Завтра во второй половине дня.

– Во второй половине дня? – взвизгнул Миотезоро. – И ты хочешь все это получить завтра? Размечтался. Да ты бредишь!

– Однажды ты меня уверял, что мечтатели творят историю.

– Я такое говорил? Значит, был сильно пьян.

6

Здравствуй, Давид! Как поживаешь?

Молчание.

В глубоком сне Давиду привиделось, что он сидит на краю бассейна, странным образом построенного в пустыне. Но жары не было. Под добродушными взглядами родителей в воде, громко визжа, играли в мячик ребятишки. Пахло свежим, еще горячим хлебом: в пустыне всегда так пахнет. У противоположного бортика бассейна виднелась фигура человека. Это он поздоровался с Давидом и спросил, как тот поживает.

Давид?

Давид ему улыбнулся. Но человек, казалось, не уловил его реакцию.

Давид? Как поживаешь?

Одна часть сознания всплыла из глубокого сна, другая упорно за него цеплялась. Вот бы так подольше…

Давид?

Давид сделал над собой сверхчеловеческое усилие и, пробившись сквозь толщу сна, глухо отозвался:

– Потихоньку.

Сейчас девять утра, облачно, но день обещает быть прекрасным!

Синтетический голос отзывался внутри эхом.

– Хммм…

Давид?

– Гениально! – выдохнул он.

Сегодня суббота, но у тебя в ежедневнике намечены встречи: «Навестить Эмили в больнице» в десять ноль-ноль, затем в шестнадцать ноль-ноль – «проклятая миссия».

Давид против воли вынырнул из сна и совсем пал духом. Навестить умирающую, доставить извещение о смерти на территорию Изгоев… Бывают такие дни, которые очень хочется просто выключить, щелкнув тумблером, – пропустить и сразу перейти к следующему.

Жизнь прекрасна и счастье поджидает тебя каждый миг!

– Ага! – проворчал он. – Жизнь прекрасна!

Спустя час он уже шел к отделению реанимации по пахнущему хлоркой и лекарствами длинному белому коридору. Он успел надеть одноразовую бумажную голубую блузу и такую же шапочку в тон стянутым резинками бахилам, которые надел на обувь, отчего его ноги напоминали слоновьи. Ну и конечно, завершала экипировку одноразовая маска. Давид даже сделал селфи в таком невероятном наряде. Спустя тридцать секунд фотка оказалась на его странице в LoveMe.

На миг Давида охватило дурное предчувствие, как всегда бывало при каждом визите сюда. Он толкнул дверь и вошел в белую, светлую и жарко натопленную палату.

Эмили, вытянувшись, лежала на кровати, веки ее были сомкнуты. Каштановые волосы разметались по подушке, рот и нос закрывала прозрачная пластиковая маска, от которой шел широкий шланг, соединенный с каким-то механизмом – скорее всего, с аппаратом искусственного дыхания. Сонная и запястная артерии были проколоты и тонкими трубочками соединялись с другими аппаратами. Экран издавал ровное «бип-бип-бип», и на нем время от времени появлялись красные светящиеся цифры, которые то и дело менялись. Возле кровати на металлическом штативе висел прозрачный мешочек с жидкостью для перфузии. К ее поверхности регулярно и бесшумно поднимались пузырьки воздуха.

Глаза Эмили были закрыты, и она казалась безмятежной, невзирая на все эти трубки и трубочки. Густую тишину нарушало только механическое «бип-бип-бип».

Давид обогнул кровать и открыл ящик прикроватной тумбочки.

Там лежало очень красивое ожерелье Эмили. В подвеске прятался идентификационный чип. Имплантировать его Эмили была не в состоянии, потому что страдала гемофилией, поэтому приходилось носить устройство на шее, пряча в камнях ожерелья. Вживить имплант эмоциональной регуляции она тоже не могла. Давид очень гордился этим маленьким чудом технологии: несколько лет назад он был в группе ученых, которые этот имплант разрабатывали. Как программист он занимался поиском алгоритма, который собирал бы всю получаемую мозгом информацию и выдавал нужный тип нейростимуляции. Мозг состоит из миллиардов нейронов, которые каждую секунду обрабатывают невероятное количество информации. Они сообщаются между собой и с органами тела посредством нейромедиаторов. Некоторые нейромедиаторы вместе с гормонами регулируют настроение человека: серотонин, дофамин, адреналин и окситоцин. Имплант анализирует все, что происходит в организме в реальном времени. Засекая чрезмерную эмоцию, к примеру подавленное состояние или сильный гнев, он немедленно стимулирует нейроны, чтобы они высвободили нейромедиаторы, а те уже модифицируют эту эмоцию. Избегая подавленных состояний, можно избежать и суицидов. А усмиряя сильный гнев, можно предотвратить драку, а то и убийство.

Спустя несколько минут, выходя из клиники, Давид бросил быстрый взгляд на свою страницу LoveMe. Фотография в форме службы реанимации собрала 141 лайк.

И Давида обдало волной радости.

7

Когда машина подъехала к пограничному посту возле причала, над морем уже собирались облака. Давид опустил стекло и поднес руку к считывающему устройству. В салон сразу ворвался йодистый морской запах, а на экране появилась надпись:

Давид сфотографировал надпись и в несколько кликов разместил ее у себя в LoveMe с таким комментарием: «Молитесь за меня!»

Шлагбаум открылся. Давид очень медленно и осторожно начал спускаться к причалу. Паром стоял, пришвартованный кормой, опустив аппарель, чтобы принимать автомобили.

Давид въехал во влажную, широко раскрытую пасть.

Через несколько минут он уже стоял на палубе и в лицо ему дул горячий ветер пополам с солеными брызгами.

К его боку была прижата сумка. Туда Давид положил выданный в морге планшет. Миотезоро, должно быть, пустил в ход все свое влияние, чтобы его заполучить, но доступ к аватару Робера Соло был обеспечен.

Вдали четко просматривались очертания острова Изгоев. На палубе больше никого не было. В трюме виднелись только грузовики. Одиночество лишь усиливало дурные предчувствия и порождало мысли о том, насколько безрассудно было пускаться в это путешествие…

До острова доплыли быстро. Давид сел в машину и с облегчением констатировал, что GPS работает безотказно. Следуя указаниям навигатора, Давид поехал неторопливо – незачем ссориться с местными. Поначалу дорога петляла сквозь лесок без жилых домов. Затем деревья поредели и показались беспорядочно разбросанные жилые постройки.

При виде их Давид вдруг почувствовал, что попал в свое детство. Оказывается, у него в памяти сохранились пригородные домишки, какими они были, пока их не снесли, чтобы построить жилые дома, более рациональные во всех отношениях. Чтобы не мерзнуть в своих жилищах, их обитатели были вынуждены тратить дорогую электроэнергию. А холод наступал со всех сторон: он шел от пола, от всех четырех стен, с крыши… Какой-то бред. Все обитатели Правильной территории жили в комфортабельных апартаментах в высоких домах-башнях, выросших в городах.

Теперь дорога шла по берегу с опустевшими пляжами. Ветер морщил поверхность воды, но волн не было. Растянувшись на разноцветных досках, серферы со скучающим видом дожидались погоды. Ну как можно любить занятие, в основе которого лежит такое неустойчивое равновесие?

GPS указывал, что конец пути близок.

Давид еще сбавил скорость и принялся разглядывать окрестности.

Дорога свернула от моря и вошла в более населенную зону. Дома здесь отстояли друг от друга метров на тридцать – сорок, сады росли как попало, деревья, похоже, никто не подстригал, а отвратительные газоны были вообще ни на что не похожи.

Давид остановил машину возле невысокого строения, стоявшего в глубине неухоженного сада. У стены притулилась выбеленная известью беседка, по которой бежала готовая штурмовать крышу глициния.

Чуть подальше, у соседнего дома, оживленно разговаривали двое мужчин. Один из них отчаянно жестикулировал, а его сердитое лицо то и дело искажала зверская гримаса.

Давид достал из сумки и натянул хирургическую маску, которую сохранил после визита в больницу. Ведь в министерстве его предупредили: «Могут быть инфицированы вирусами и заражены болезнями». Если бы не опасение выглядеть смешным, он бы и бахилы с собой прихватил.

Давид открыл дверцу машины, и в ушах раздались вопли спорящих мужчин.

– Имбецил несчастный! – проорал один, и лицо его побагровело от гнева.

– Сам дурак! – взревел другой.

Давид даже не попытался их утихомирить. Впервые в жизни он видел, как взрослые люди, явно находясь во власти неистовых эмоций, налетают друг на друга, как петухи. Добро пожаловать в мир дикарей.

Он поправил маску, сказав себе, что тут больше пригодился бы бронежилет, и вышел из машины. Оба типа прекратили ругань и уставились на него. Давид сделал вид, что в упор их не замечает, и направился к калитке. И тут у него сжалось сердце: на почтовом ящике от руки была написана фамилия Монтойя. Он явно попал туда, куда хотел, и теперь ему стало не по себе.

Кругом было тихо. Он заглянул за калитку и увидел двух стариков, сидящих лицом друг к другу на вымощенной плиткой террасе перед беседкой.

Давид откашлялся, чтобы прочистить горло, и обратился к ним:

– Будьте добры!

Оба старика повернулись к нему и несколько секунд молча его разглядывали.

– Открыто! – хрипло крикнул тот, что сидел справа.

Может, это отец усопшего? Давид вышел на террасу и шагнул вперед. Ему снова стало не по себе. Никогда больше он не поддастся уговорам Миотезоро.

– Прошу прощения, меня зовут Давид Лизнер, я разыскиваю Эву Монтойя.

Старики сидели в небольших плетеных креслах, и перед ними на круглом столике лежала шахматная доска с недоигранной партией. Несколько секунд оба изучали Давида, и тот, в хирургической маске и с сумкой коммивояжера, почувствовал себя полным идиотом. Из дома доносился чей-то звонкий голос.

– Теодор, – представился один из стариков. – Я ее дед.

Его ярко-голубые глаза прятались в глубоких скрещениях морщин, окружавших их, как лучи двух прожекторов. Волосы необычайной белизны резко контрастировали с мрачноватым шотландским орнаментом его шерстяного халата.

Давид не мог припомнить, видел ли он когда-нибудь такого колоритного старика.

– Очень приятно, – коротко кивнул он.

– Эва! – позвал старик. – К тебе пришли!

В ответ снова прозвучал звонкий женский голос и взрывы веселого смеха.

– Эва!

– Иду! – отозвался тот же голос из глубины дома.

Второй старик, маленький толстяк, одетый в короткие штаны на лямках и старую рубашку из небеленого полотна, не стал утруждать себя приветствием, а только разглядывал Давида, улыбаясь краешком рта. Голова его совсем облысела, густые седые брови нависали над насмешливыми глазами, а лицо было таким же морщинистым, как и у первого. Почему эти люди так себя запустили? Они походили на оживших мертвецов. У Правильных таких встретить просто невозможно.

– Это Феликс, – сказал Теодор, указывая на приятеля и словно извиняясь за его молчание.

Давид силился улыбнуться Феликсу, но тот по-прежнему смотрел насмешливо.

– Что же толкнуло Правильного явиться сюда с риском потеряться? – наконец заговорил он.

– У меня… у меня есть информация, которую я должен передать. Лично.

На мгновение наступила неловкая тишина. Давид скосил глаза и увидел мальчишек, которые таращились на его машину, словно это был НЛО.

– А вот и я! – раздался вдруг тот же веселый голос.

Давид обернулся.

Свободным и легким шагом на террасу вышла молодая светловолосая женщина в простом ярком платье. Ее зеленые глаза смотрели бесстрашно и прямо, а за тонкими чертами лица явно скрывался сильный и твердый характер. Она широко улыбалась. Давид подумал, что ни одна из его знакомых дам не стала бы улыбаться, получив известие о смерти близкого человека. Наоборот, они предпочли бы хранить мрачное и скорбное выражение лица.

– Здравствуйте, – произнес он севшим от смущения голосом. – Давид Лизнер. Можете ли вы уделить мне несколько минут?

– Очень приятно. Эва. Я вас слушаю.

Взгляды обоих стариков сосредоточились на нем.

– Э… Можем ли мы поговорить наедине?

Ее улыбка стала язвительной.

– Некий незнакомец швартуется возле моего дома и просит меня о свидании наедине… Но я не та, за кого вы меня принимаете, месье.

– Но… так сказать…

– Я шучу… Следуйте за мной!

Она бросила эту фразу приказным тоном, и Давид следом за ней вошел в дом, в просторную, скромно обставленную комнату. Отопление здесь не работало… Видимо, разговоры об отсутствии тепла в домах имели под собой почву…

Здесь между собой группками беседовали люди, человек десять. Кругом бегали вездесущие мальчишки. Отовсюду доносились голоса и детские крики, а в воздухе пахло кофе и шоколадом.

– Эва! – крикнула какая-то девушка, – можно я займу ванную?

– Давай!

– Осторожно, ребятня, идите играть на улицу! – строго сказал мужчина средних лет.

Давид уже присмотрелся к этому маленькому мирку и подумал, что не хотел бы жить под постоянный аккомпанемент разных шумов. Ему нужны тишина, убежище.

Эва провела его в кухню и закрыла за ними дверь. Кухня оказалась большой и квадратной, с мебелью светлого дерева. На полу лежала широкая мягкая подстилка, вероятно для собаки. Большое окно выходило в сад за домом, в полную неразбериху всякой зелени.

– Хотите что-нибудь выпить?

– Нет, благодарю.

– Вы нездоровы?

– Нет, я в порядке… Хотя да… Так, небольшой насморк, – сам себя поправил он, сообразив, что она имеет в виду маску.

– Маску можете снять, – засмеялась она. – Микробы меня боятся.

– Но лучше бы мне ими не делиться.

– Как хотите. Так чем же я могу быть вам полезна?

Давид много раз представлял себе эту сцену, обдумывал, какие слова скажет, и раз двадцать повторял их про себя. А теперь они вдруг показались не теми – наверняка прозвучат фальшиво. Что-то не складывалось. Совсем не складывалось…

У него началась паника. Надо было срочно придумать что-нибудь другое.