Ученик Смерти. Бражник

Бетти Блэк

Ученик Смерти. Бражник

Пролог

Пролог

Смерть летела по чёрному небу, гонимая холодным февральским ветром. Смерть – не как нечто эфемерное, что можешь почувствовать но не увидеть, а как то, что можно и увидеть, и почувствовать. В нужный момент. Нужный – для её работы, но уж никак для обычных людей.

Люди бы никогда не сказали, что для смерти настал нужный момент. Они, как обычно, и в этом веке, и в любом другом, многое не успели, многое не сделали. Но если Смерть пришла, значит момент – самый нужный. Иначе быть не могло. Смерть не выбирала день. Она не выбирала человека, она лишь следовала зову, что ещё более эфемерный, чем она сама для людей. Смерть лишь выполняла свою работу, ради которой и появилась. Появилась в тот момент, когда зародилась сама Жизнь.

Одно не отделимо от другого, и это то, что люди боялись принять. За тысячи лет Смерть умоляли уйти и дать ещё времени больше раз, чем звёзд в небе. Но Смерть – на то и Госпожа, что не шла на поводу желаний простых людей, не понимающих её предназначения и баланса Вселенной. Смерть – на то и Госпожа, что забирала с собой всякого, чьё время пришло.

Смерть летела по чёрному небу, гонимая холодным февральским ветром. Холодным – для людей. Для людей губительным. Они говорили: зима выдалась лютая, жестокая, не щадящая никого. Они говорили: будет чудо, если они смогут дожить до весны. Смерть не уповала на чудо и не надеялась, а лишь выполняла свою работу. Одно поселение, где бушевала эпидемия; второе, где из-за ранних заморозков теперь не хватало еды; третье, четвёртое… Смерть летела по чёрному небу, гонимая холодным февральским ветром над низкими домиками, занесёнными снегом. Не во всех окнах горел свет, не во всех осталась жизнь. Смерть забирала их с собой одним лёгким движением костлявой руки, обтянутой сёрой кожей. Души путались в чёрных одеждах, сотканных из самой тьмы, и неслись с ней, подгоняемые холодным февральским ветром. Что будет с ними дальше, Смерть не знала. Кто-то, может, переродится в другом мире, полном огнедышащих драконов; кто-то, может, вырастет в прекрасную яблоню; а кто-то – навеки затеряется во мраке одежд самой Смерти. Она душами не распоряжалась, а лишь их собирала. Дальше, как она думала, выбор лишь за ними.

Смерть летела над городом. Мрачный, с гуляющим по улицам снегом и людьми в чёрных одеждах и масках, напоминающих голову птицы. Смерть летела, заглядывая в окна, без желания останавливаться. Летела, пока не услышала зов. Нет, не тот эфемерный, который слышала миллионы лет, а вполне реальный – человеческий. Зов женщины. Смерть остановилась, нахмурила серую кожу, обтягивающую череп и саму тьму. Показалось? Покачав головой, Смерть поправила чёрный капюшон и уже хотела лететь дальше, как зов повторился. Громче, отчаяннее. Куда отчаяннее, чем Смерть слышала до этого. Внутри самого мрачного мрака, закованного в железный корсет, всколыхнулся интерес. Смерть повернула обратно.

Зов привёл её к комнатушке под самой крышей. Остановившись у окна, Смерть заглянула внутрь. В комнате лишь горела одна свеча, и то – огарок, который вот-вот потухнет. На полу, в куче каких-то тряпок сидела женщина, прижимая к груди свёрток. Она сидела, раскачиваясь взад-вперёд и плакала. Губы её нашёптывали какие-то слова. Если бы Смерть не слышала их где-то внутри себя, решила бы, что женщина молится своему Богу, кем бы он ни был. Но Смерть слышала каждое полное боли и отчаяния слово. Молитву матери о том, лишь бы её бедный ребёнок, которому осталось совсем немного, выжил.

Смерть могла с точностью сказать, сколько ещё ударов отсчитает маленькое сердечко. Смерть могла с точностью сказать, что судьба у каждого своя. Смерть должна лететь дальше, но она буквально не могла сдвинуться с места. Рука, закутанная в тени плаща, сама потянулась к окну. У Смерти был один шанс уйти и вернуться к работе, позволить Вселенной дальше жить по её законам, по которым даже маленький ребёнок мог умереть от голода и болезни. Но Смерть осталась и сейчас стояла напротив женщины, вновь и вновь повторяющей молитву. Молитву не богам, а – ей.

Полы чёрного плаща не зашуршали, не лязгуло железо на голенищах сапог, когда Смерть опустилась на корточки перед женщиной. Не дрогнула обтянутая серой кожей рука, когда она накрыла ладонь женщины. Та, почувствовав холодное, как сам февральский ветер, прикосновение, вздрогнула и посмотрела на Смерть. Без страха в зелёных глазах. С облегчением.

– Спасите моего сына, – вымолвила женщина. – Прошу, позвольте ему жить.

Смерть протянула руки. Женщина вложила в них свёрток, в котором жизнь билась так слабо, будто её и не было.

– Он – самое дорогое, что у меня есть. Пожалуйста. – По щекам женщины текли слёзы. Дрожащими руками она сняла с шеи кулон и протянула его Смерти. Смерть приняла и его. – Мой Питер. Питер Пэн.

Женщина бросила на сына последний взгляд и умерла. Смерть увидела, как душа впуталась в чёрные рукава её одежд, став ещё одной в полотне, сотканном из самой тьмы. Смерть встала. Не зашуршали одежды, не лязгнул металл. Поправила одеяло, в которое был завёрнут ребёнок – Питер Пэн – пропустила через пальцы последний удар крохотного сердечка, но не позволила душе впутаться в рукава, а вернула обратно.

Питер. Питер Пэн. Мальчик, который не умер, хотя должен был. Мальчик, из-за которого Смерть нарушила равновесие и баланс Вселенной. И что ей теперь с ним делать?

Если бы Смерть могла вздохнуть, она бы определённо точно это сделала. Тяжело так, со всей вселенской усталостью, которую Смерть тоже не чувствовала, хотя, за тысячи лет, должна была. Но Смерть – на то и Госпожа, что ничего не чувствовала. Ведь так?

Закутав мальчика – Питера – посильнее в чумазое одеяльце, Смерть шагнула в темноту ночи и полетела сквозь февральскую метель. Воющую, хлеставшую острыми снежинками по костяным рукам, обтянутым серой кожей. В завывании ветра Смерть слышала: зря… Шёпотом вьюги и не на шутку разыгравшейся непогоды. Зря, Смерть… Зря… И ты знаешь… 

Может, зря, как выла вьюга, а, может, и нет. Зря или нет, покажет лишь время, которого у Смерти – а теперь ещё и Питера – больше, чем у обычных людей.

Смерть летела сквозь ночь, гонимая жестокой февральской метелью, прочь от города, от мира людей. Туда, где не властно ничего, кроме неё. В Неверленд. На остров, скрытый от рода людского древней – древнее самой Смерти – магией. Неверленд – пристанище Смерти. Мир всяких разных существ от маленьких фей до коварных демонов. Мир, где Питеру ничего не угрожает.

Неверленд встретил Смерть звёздной тёплой ночью и переливающимся в свете двух огромных лун океаном, заканчивающимся где-то в других мирах. Путеводная звезда приветственно блеснула, означая – Смерть дома. Она сделала круг над островом, заглянула в окна города Моартестемар, горящих жёлтым светом. Пролетела над поселениями, пастбищами, на которых мирно спал разный скот, и вернулась к своему замку, возвышающемуся над густым тёмным вековым лесом. Ветер в изумрудной листве зашумел, приветствуя Смерть, словно оживая, завидев свою Госпожу.

В мире людей Смерть боялись, не желали видеть, но здесь, в Неверленде, Смерть была королевой. Богиней. Прародительницей всего и вся. Дух Смерти жил в каждом обитатели, заставлял реки течь, лес дышать, землю приносить урожай, а океан кормить население острова рыбой. Смерть знала – без неё Неверленд погибнет. Он и погибал.

Тысячи лет назад Неверленд был всего лишь выжженной пустыней, но появление Смерти вдохнуло в него жизнь, наполнило леса живностью, а затем – разными существами. Откуда они взялись, Смерть не знала. Возможно, то были души, нашедшие здесь пристанище после смерти в других мирах. Возможно, те, кому где-то ещё просто не было места. Смерть не хотела это выяснять. Ей было достаточно того, что Неверленд принимал каждого, кто в этом нуждался. Для Смерти Неверленд был домом. Им он станет и для Питера.

Смерть опустилась на крыльце замка, заросшем плющом и алыми, словно сама кровь, огромными цветами. Их сладкий аромат витал в воздухе, смешивался с запахом яблонь, туберозы и ночного жасмина. Если бы Смерть могла дышать, её голова бы точно закружилась от буйства разных ароматов, но Смерть лишь оглядела сад, кромку тёмного леса, словно стена окружающего замок, и вошла внутрь своего дома. Пусть Смерть и не нуждалась в отдыхе, сне, но возвращаться домой было по-своему приятно. Здесь Смерть пережидала короткие часы, пока вновь не нужно было возвращаться к работе.

Стук каблуков железных сапог эхом раснёсся по каменному холлу. Одним лёгким взмахом руки Смерть зажгла факелы и поднялась по лестнице на верхний этаж. Прошла по коридору к самой первой двери и вошла в комнату, до сегодняшней ночи простаивающей абсолютно пустой. Как и любая комната в замке. Но сейчас, повинуясь желанию Смерти, она стала детской. С коврами, тяжёлыми шторами на огромном окне, выходящим на лес, с маленькой кроваткой и камином, в котором уже полыхал огонь, наполняя комнату теплом. Смерть прошла к люльке и положила в неё Питера, который благополучно спал. Смерть смотрела на крохотное существо, уже не принадлежавшее миру людей, но ещё не ставшего частью её, Смерти, мира. Крохотное существо, уснувшее живым на руках любящей матери. Через время он откроет глаза уже в совершенно другом мире, совершенно иной. Не человек, не демон. Никто из знакомых Смерти существ. Просто Питер Пэн, которого приютила Смерть. Кто знает, как его примет остров. Кто знает, может, Питеру и не суждено остаться здесь. Может, он вырастет и захочет вернуться обратно, или вовсе погибнет, не выдержав здешней магии. Кто знает… Это покажет лишь время.

И время шло, магия текла, луны совершали свои ночные обходы над островом, а Питер подстраивался под здешние правила и законы. Магия окутывала его, словно вторая кожа, текла в его венах, звучала в голосе и плескалась в глазах. Питер рос, как обычный человеческий мальчик – ну, на сколько Смерть могла судить исходя из знаний о людях. За одним отличием – его воспитывала сама Смерть. Воспитывала, учила, помогала исследовать миры и Неверленд. Питер рос, становился любопытным и крайне разговорчивым.

– Почему мне нельзя покидать замок? – спрашивал он.

Замок обустроил для Питера библиотеку, куда Смерть приносила книги из разных миров, чтобы мальчику не было скучно. Он сидел в кресле перед камином, а Смерть стояла у окна и глядела на океан, сверкающий волнами за стеной леса.

– Потому что ты ещё маленький, – отвечала Смерть шестящей листвой и водами океана.

С появлением Питера она стала больше разговаривать. Питер задавал столько вопросов, что молчать не получалось.

– Но мне скучно, – говорил он, нахмурившись.

Смерть повернула голову, покрытую чёрным капюшоном сотканного из самого мрака плаща, и посмотрела на Питера. По меркам людей ему уже было четырнадцать. Он вытянулся, рыжие волосы впитали солнечный свет и аромат цветов, став воплощением пламени – яркие, падающие на лоб непослушной чёлкой. Одет он был в светлую рубаху и короткие изумрудные штанишки. На шее – тот самый кулон в виде солнца, который оставила ему мать. Ноги Питера – босы и перепачканы землёй. Смерть разрешала ему играть в саду, но дальше не пускал Лес. Для его же безопасности.

– Я не могу всё время тебя развлекать, – отвечала Смерть. – У меня есть работа.

– Ты всегда работаешь, – вздыхал Питер, громко переворачивая страницы. – А из друзей у меня лишь белки да зайцы. С ними даже не поговоришь.

Если бы Смерть могла улыбаться, она бы определённо точно улыбнулась.

– Когда ты подрастёшь, сможешь выходить в деревню. – Лицо Питера, усыпанное веснушками, просияло. – Там есть дети. Будешь с ними играть. А пока… Ты должен оставаться здесь.

– Но я не хочу, – он опять хмурился. – Я хочу пойти с тобой. Почему мне нельзя? Я могу быть полезным.

– И чем ты можешь быть полезен? – Смерть отошла от окна и села в кресло напротив Питера. Полы плаща зашуршали, лягнул металл высоких сапог, на стенах заплясали тени.

– Если ты научишь меня тому, что сама делаешь, я буду помогать, – заявлял Питер. – Да и со мной будет куда веселее!

Смерть посмотрела на Питера мраком пустых глазниц, скрытых под тканью плаща капюшона. Этот мальчишка – Смерть чувствовала каждой тенью и душой внутри себя – определённо дьявол, ибо она не смогла ему отказать.

Той ночью Питер впервые отправился со Смертью в мир людей собирать души. Они летели над городами, сёлами, гонимые свежим июльским ветром. Смерть и её маленький мальчик. Не человек и не создание иного мира. Они летели над ничего не подозревающими людьмы, скрытые магией, которая была древнее, чем всё, что знала Смерть. Одно движение костлявой, обтянутой серой кожей, руки, и души умерших впутывались в рукава плаща, сотканного из самого мрака. Питер крепко держал Смерть за вторую руку и озирался по сторонам. Он не помнил мир людей. Смерть привела его сюда впервые с той февральской ночи. До этого она показывала ему другие миры с обитателями, не принадлежавшими к роду людскому. Возможно, Смерть не хотела, чтобы Питер, увидев свой родной мир, пожелал сюда вернуться. Возможно – если бы Смерть имела способность хотеть.

Они летели над городом, гонимые свежим июльским ветром, и собирали души тех, чьё время пришло. Питер озирался по сторонам, смотрел на улицы под своими ногами и на задавал вопросов.

Через некоторое время Смерть взяла Питера с собой вновь. А потом ещё раз, и ещё. Питер летал со Смертью, смотрел, запоминал. Каждый раз его буквально раздирали сотни вопросов, которые он сдерживал изо всех сил, но в один день он осмелел и принялся спрашивать Смерть обо всём. Смерть отвечала. Её ещё никто не спрашивал о том, что значит быть Смертью. Да и до Питера она в принципе ни с кем не разговаривала. Смерть отвечала, Питер запоминал, а тени опутывали его, оставляя свои отметины на коже. Знаки древней магии и силы.

Питер и Смерть летели над городами, гонимые ветром. Питер крепко держался за костлявую руку Смерти и второй, на сколько хватало сил, собирал в сумку души тех, чьё время пришло. Смерть вплетала в рукава плаща, сотканного из мрака и ночи остальные.

– Отлично, Питер, – хвалила она его. – У тебя хорошо получается.

– Ну я же способный ученик, – улыбался он во все белые зубы.

Да, способный ученик самой Смерти. Маленький рыжий и не демон, и не ангел, но самый близкий Госпожи Смерти. Ветер больше не шептал Зря и Ты пожалеешь. Казалось, Питера приняло само мироздание. Отвело ему свою роль, наградив отпечатком тьмы на светлой веснушчатой коже – терновым венцом вокруг шеи, с шипов которого капала кровь.

Они летели над городом, гонимые морским ветром, и заглядывали в окна домов, возвышающихся над узкими каналами. Их работа на сегодня близилась к завершению. Смерть потянула Питера за руку в направление Неверленда, но Питер замер в воздухе.

– Подожди.

Питер смотрел куда-то вниз. В тёмный переулок, где кто-то явно подвыпивший затеял разборки.

– Давай спустимся, – и он потянул Смерть за собой.

– Ты мне должен денег, Гуидо, – сказал один из мужчин в переулке. Он вжимал другого – Гуидо – в стену, а ещё двое стояли чуть в стороне, вооружившись дубинами.

– Я… я отыграюсь, – лепетал Гуидо. – Тито, ты же меня знаешь, – попытался рассмеяться он, но Тито с размаху ударил того в живот. Гуидо заскулил от боли.

– Я знаю, что ты, ублюдок, должен не только мне. – Питер увидел, как блеснуло лезвие ножа. – Как думаешь, что проще: дождаться своих денег или выпотрошить тебя прямо сейчас, а?

– Тито, прошу…

– Неверно, Гуидо.

Ночь разрезал громкий вскрик и звук вспарываемой плоти. Гуио обмяк и рухнул на землю. Тито хрюкнул и плюнул прямо в застывшее болью и страхом лицо, швырнул в него множество каких-то листков, и они втроём ушли. Питер почувствовал, как душа Гуидо коснулась его пальцев. Мерзкая и склизкая, как и души всех, кто прослыл пьяницей, убийцей или насильником. Но Смерть и её Ученик не выбирают, чьи души забирать и как к ним относиться. Все души перед лицом Госпожи Смерти равны, и никому не положен второй шанс. Только, видимо, Питеру сказать об этом забыли.

Он подбросил душу Гуидо на ладони, вымазав пальцы в тенях и чёрной слизи, отпустил руку Смерти и приземлился рядом с телом, валявшемся в луже собственной крови, мочи и потрохов. Гуидо – его жалкая душонка – стоял рядом.

– Что… что это значит? – пролепетал он, глядя на себя самого. Мёртвого.

– Ты умёр. Добро пожаловать на другую сторону, – широко улыбнулся Питер.

Если бы Смерть могла разозлиться, она бы точно разозлилась. Наверное, нужно было схватить Питера за рыжую копну волос и утащить обратно в Неверленд, запереть его в замке и никогда больше не выпускать на улицу, но Смерть не знала, как поведёт себя душа и к чему это приведёт, если развеять и забрать её силой.

– Умер? – Гуидо посмотрел на Питера так, словно ожидал, что тот рассмеётся и скажет, что это шутка. – Но… но как? В смысле, я не должен! Нет! Я не верю!

– Но ты только посмотри! – Питер указал на тело. – Это же ты. – Он с силой пнул тело Гуидо, переворачивая его на спину. – Мёртвый. Мертвее всех живых.

Душа рухнула на колени и подползла к телу. Дрожащие руки коснулись лица.

– Нет! Нет, этого не может быть! Как же так… Моя… Моя семья… Я…

– А раньше надо было думать, – усмехнулся Питер. – Нечего было играть с теми людьми во всякие игры. Ты должен им денег, вот и подох.

– Отпустите меня,– взмолился Гуидо. – Я… я сделаю всё, что хотите! – Он бросился к Питеру и обхватил его ноги, дёргал за край рубашки. – Пожалуйста, господин!

– Господин? – ухмыльнулся Питер. Это обращение ему явно понравилось. – Да, я с господин, но я не могу отпустить тебя.

– Умоляю! Я всё сделаю! Хотите денег? Я достану. Правда! Я могу, я знаю как. Прошу, пожалуйста!

– Деньги меня не интересуют. – Может, интересовали бы, если для Питера они имели хоть какую-то ценность. – Но ты можешь попробовать заработать право жить.

Смерть почувствовала, как всколыхнулись тени вокруг. Услышала, как завыл ветер. Питер играл с опасной магией. Той, которую не знал.

– Питер, забирай его и уходим, – проговорила Смерть разбушевавшемся штормом. – Так нельзя.

– Я не закончил, – ответил он громом и молнией.

Лязгнул металл высоких сапог Смерти и зашелестел плащ. Она сжала руки в кулаки. Гадкий мальчишка! Глупый гадкий мальчишка, заигравшийся в смерть. Но она сама виновата. Сама ему позволила. Сама научила и дала силу. Вот теперь жди и исправляй. Бездна!

– Заработать? Как? Я готов!

Питер, задумавшись, постучал пальцем по подбородку и завертел головой. Взгляд его глаз зацепился за разбросанные в переулке листки бумаги. Одно движение руки – и все они оказались в ладонях Питера.

– Для начала, скажи мне, что это?

– Карты. Обычные карты. Я играл в них с Тито.

Питер принялся рассматривать картинки, нарисованные на картах.

– Ты призвал ими смерть, но можешь отыграть жизнь. Согласен?

Гуидо закивал, ещё не зная, что, пусть Питер держал в руках карты впервые, ему всё равно не победить. Питер бы ни за что не позволил Гуидо выиграть, но это не помешало азарту разлиться по его венам, поверить, что их партия настоящая. У Гуидо не было ни единого шанса. Ни при жизни, ни после смерти. Когда партия была доиграна, Гуидо разразился проклятиями и мольбами дать ему ещё один шанс, но с Питера было достаточно. Один шанс для такого червяка, как Гуидо, – и так слишком щедрый подарок. К тому же, Смерть за его спиной пыхтела штормом, только молнии не швыряла. Но Питер не жалел о том, что сделал. Он вкусил власть и ему понравилось. Тени клубились под ногами и ластились к нему, словно домашние зверушки. Забирались под кожу, отмечая знаками и узорами.

– Что? – вскинул брови Питер.

– Ты ещё спрашиваешь? – обрушилась она ливнем и громом. – Кто тебе позволил играть с душами?

– Но признай, это куда веселее, чем просто их собирать. Слышать мольбы, это так… приятно.

Костлявая рука со свистом рассекла воздух и вспышкой молнии обрушилась на щёку Питера. Он не удержался на ногах и рухнул в лужу крови Гуидо. Пальцы дотронулись до щёки, а глаза в недоумении распахнулись.

– Ты больше никогда не выкинешь подобное. Ясно? – произнесла Смерть леденящим ветром.

Питер стиснул зубы. Обида и ярость наполнили его тело. На миг он забыл, кто перед ним, и уже было набросился, чтобы ответить, но тени, опутавшие его, остановили. Он не в силах тягаться с самой Смертью.

– Ясно? – повторила Смерть.

Питер кивнул.

Смерть подлетела в нему. Не лязгнул металла на голенищах её сапог, не зашуршал плащ, сотканный из мрака и миллиардов душ. Она протянула ему руку. Прикосновение обожгло кожу холодом впервые за все эти годы, но Питер стерпел и последовал за Смертью в Неверленд.

Ещё долго Смерть не брала Питера с собой собирать души. А когда взяла, вынудила дать клятву слушаться и делать всё, что она скажет. Питер поклялся. И они вновь летели над городами и сёлами, гонимые лишь ветром, окутанные мраком. Госпожа Смерть и её Ученик. Ученик Смерти, затаивший обиду.

Глава 1. РЕН

Глава 1

РЕН

Из прошлой жизни Ренэйт Бэкланд помнила, что ночь – время убийц, грабителей, насильников и прочих типов, от которых нельзя ждать чего-то хорошего. Но в Моартестемаре что ночь, что день – всё одно. Круглосуточно работающие бордели, где можно найти утехи на любой вкус. Двери игорных домов всегда открыты, а зазывали всегда на своих постах, чтобы затащить за карточный стол, пообещав выгодную сделку. И под светом солнца, и под светом лун Моартестемар оставался центром разврата, похоти, грязи и сделок. Сделок на любой срок и с любой выгодой.

– Эй, красавица! – услышала она за спиной. – Заходи к мадам Сильвии! У нас самое правдивое гадание по выгодной цене!

Рен не обернулась, а лишь закатила глаза. Выгодная цена, как же. В Моартестемаре не бывает выгодных сделок. Ворожеи, провидицы и колдуньи хоть и настоящие, но за свои услуги берут не доллары, не золото или драгоценности, как в мире людей, а нечто иное. Красоту, голос, волю, у кого-то годы жизни, услугу за услугу… Всё, на что хватит фантазии и наглости. В Моартестемаре даже жизнь нерождённого ребёнка или тех, кто остался в другом мире, могли стать валютой.

– Да твоя мадам – та ещё шарлатанка! – заорал в ответ кто-то. Видимо, зазывала от другой провидицы. – Вот Мадам Глэдис!..

Что Сильвия, что Глэдис – всё одно. Разницы никакой. Хочешь узнать, что тебя ждёт? Отдай что-то взамен. Два года, три, верность, чужую жизнь… Это лишь для тех, кто только попал в Неверленд украшенные цветами фасады, яркие вывески и необычной внешности зазывали привлекали, манили, но не тех, кто пробыл в Моартестемаре достаточно долго. Магия и яркие одежды кицум привлекательны лишь для тех, кто ещё не знает цену их услуг. За три года существования в Моартестемаре Рен сполна узнала, чем приходится платить. За всё, а не только за магию.

Она шагала по оживлённой улице полной разговоров, смеха, ароматов благовоний и свежей выпечки, мимо борделей, баров, игорных домов и магазинов к окраине города, надвинув на лицо капюшон чёрного плаща. Стук её кожаных сапог на высокой платформе не разносился эхом, но отдавался в голове. Стук… Стук… Стук… Рен прислушивалась к собственным шагам и дыханию, пытаясь собраться с мыслями.

Сегодня её цель – владелец борделя, который он громко именовал Домом удовольствия. Бордель он и в Моартестемаре бордель, как ты его не назови. За три года Рен увидела их достаточно. Они отличались лишь внутренней отделкой и обитателями, но каждый – собственность Моартестемара и его демонов. Вполне реальных, материальных и коварных. Демоны Неверленда – что сам Питер Пэн – владели жизнями и распоряжались душами. Они имели власть предложить такую сделку, от которой нельзя отказаться. Вот и сегодняшняя цель Рен не смог отказаться. Но за всё всегда нужно платить. И Рен нужно эту оплату собрать. Желательно – с процентами. Такова суть сделки, заключенной три года назад, когда Рен только попала в Неверленд.

У борделя, фасад которого был увит густыми зелёными зарослями с ароматными красными цветами, Рен встретил высокий стройный мужчина в широких чёрных штанах, кофте из тонкой сетки с цепями и кожаными ремнями. Половину его узкого лица, в котором проглядывалось нечто лисье, закрывал кожаный воротник с заклёпками и шипами. Мужчина лениво оглядел её, лисьи уши, торчавшие из густых длинных рыжих волос зашевелись, дёрнулся рыжий хвост.

– По какому делу, Ренэйт? – спросил он, оглядев её из под полуопущенных длинных ресниц. – Расслабиться? Или всё же обдумала предложение монсеньора? – Улыбка тронула его тонкие губы, обнажив звериные клыки.

– У твоего монсеньора, Фин, не хватит душ, чтобы затащить меня в этот гадюшник, – ответила Рен, откидывая капюшон. Фин, прищурившись, проследил за тем, как длинные светлые волосы Рен рассыпались по плечам. – Меня послал Оук.