Иллюзия заботы

Оливия Кросс

Иллюзия заботы

Глава 1. Невидимые нити

Я всегда думала, что забота – это тепло. Что она окутывает, как плед в холодный вечер, защищает от ветра, согревает, когда замерзаешь не только телом, но и душой. Но с годами я начала замечать, что есть и другая забота – та, что стягивает, как невидимые нити, обматывая тебя до тех пор, пока ты перестаёшь понимать, где заканчивается твоё «я» и начинается чужая воля.

Эти нити тонкие, почти прозрачные. Их не видно, и оттого они кажутся безопасными. Ты живёшь, думая, что рядом просто кто-то, кто любит, кто переживает за тебя, кто хочет помочь. Но однажды, случайно дёрнувшись, ты чувствуешь, что двигаться трудно. Ещё одна попытка – и ты понимаешь, что это не плед, а сеть.

Я помню, как это началось. Не было ни громких заявлений, ни очевидных запретов. Всё выглядело как обычная забота: «Ты не ходи туда одна, мало ли что», «Давай я сам сделаю, вдруг у тебя не получится», «Не трать время, я всё решу». И ведь сначала это даже приятно. Ты чувствуешь себя особенной, нужной, словно за тобой – надёжная стена. Только потом доходит, что эта стена не просто защищает, она закрывает обзор.

Чужая забота медленно перестала быть поддержкой и стала ограничением. Это происходило так мягко, что я не замечала. Как вода, что капает в одном и том же месте, годами создавая углубление в камне. Мне перестали доверять простые решения: что надеть, куда пойти, с кем встретиться. Всё это заворачивалось в красивую упаковку из «я просто переживаю за тебя», и я, как доверчивый ребёнок, принимала её с благодарностью.

Я не знала, что благодарность – это та же нить, только натянутая изнутри. Она крепче любых внешних уз, потому что держит тебя не страх, а чувство долга. Ты начинаешь верить, что действительно обязана отплатить за заботу. Что каждый шаг в сторону – это предательство.

Было время, когда я убеждала себя, что так и должно быть. Что если кто-то вкладывает в меня силы, время, внимание, я должна слушаться. Я называла это «взаимностью». Только вот взаимность не должна душить. Она должна быть выбором, а не обязательством, написанным мелким шрифтом внизу «договора» под названием «любовь».

Сейчас я понимаю, что невидимые нити затягиваются особенно сильно тогда, когда начинаешь сомневаться в себе. И это сомнение часто подкармливают. Лёгкие, почти невинные фразы: «Ты же сама говорила, что не умеешь в этом разбираться», «Ты слишком впечатлительная, лучше я». Сначала ты соглашаешься – ведь так проще. Но каждый раз, уступая, отдаёшь кусочек своей свободы.

Я помню, как однажды, в самом начале этих отношений, я сказала: «Я сама разберусь с документами». И в ответ услышала: «Ты уверена? Это же сложно». В тот момент я почувствовала лёгкое раздражение, но уступила. Мне казалось, это пустяк. Сейчас я знаю: это был первый узел на одной из тех нитей.

Чем дольше ты живёшь в таком коконе, тем сложнее вырваться. Потому что эти нити уже не просто снаружи – они становятся частью твоей кожи. И когда кто-то пытается их разрезать, тебе кажется, что с тебя сдирают что-то живое. Парадокс в том, что сама ты даже не пытаешься – ведь эти узлы завязаны на твоём страхе остаться одной.

А ещё – на твоей вере, что забота и контроль одно и то же. Мне потребовались годы, чтобы понять: настоящая забота не требует отчёта. Она не ограничивает твои шаги, не диктует, как тебе жить. Она даёт тебе возможность быть собой – со всеми ошибками, падениями, с тем, что «не получится».

Когда я начала распутывать эти нити, оказалось, что это больно. Очень. Каждая попытка отстоять своё решение воспринималась как бунт. И я слышала всё те же знакомые фразы: «Я просто хочу, чтобы тебе было хорошо», «Ты не понимаешь, что я делаю это ради тебя». Только теперь я видела в них не любовь, а желание удержать.

Самое трудное – перестать оправдываться. Потому что человек, который живёт в иллюзии заботы, всегда чувствует вину. За то, что хочет тишины, когда ему звонят, за то, что выбирает другой путь, за то, что хочет быть один. Но вина – это топливо для этих невидимых нитей.

Я учусь говорить «нет» без объяснений. Учусь понимать, что моё «нет» не делает меня плохим человеком. Учусь доверять своим решениям, даже если они ошибочны. Потому что только так можно вырваться из этой паутины и снова почувствовать вкус свободы.

А ещё я учусь новой заботе – такой, которая не душит, а вдохновляет. Которая не требует отчётов, а радуется твоим успехам и поддерживает в провалах. Это сложно, потому что старые узлы ещё болят. Но я знаю, что иначе жить нельзя.

Теперь, когда я смотрю на своё прошлое, я вижу, как много лет путала любовь с контролем, а заботу – с манипуляцией. Эти невидимые нити были такими тонкими, что казались частью моей души. Но это не моя душа. Это чужие руки, держащие за невидимые поводки.

И, может быть, самое важное, что я поняла: свобода не всегда начинается с разрыва. Иногда она начинается с осознания, что нити есть. А уже потом ты находишь в себе силы разрезать их – одну за другой.

Глава 2. Тишина, которая пугает

Я никогда не думала, что тишина может быть страшнее крика. Ведь крик – он живой. В нём есть энергия, злость, боль, даже любовь в какой-то искажённой форме. А тишина… тишина – это пустота, в которую проваливаешься, как в бездну. Там нет ни надежды, ни объяснений, ни даже злости – только ощущение, что тебя больше не существует.

Когда я впервые столкнулась с этим оружием, я даже не поняла, что это манипуляция. Мне казалось, что человек просто обиделся и хочет побыть один. Но потом я заметила, что тишина всегда наступала в те моменты, когда я осмеливалась сказать что-то, что не совпадало с чужой картиной мира. Стоило мне проявить несогласие, высказать своё мнение, и – щёлк – словно выключатель, выключался звук.

Сначала это было несколько часов. Потом – дни. Неделя. И всё это время я ходила, как на иголках, пытаясь угадать, что я сделала не так. Сотни раз прокручивала разговоры в голове, анализировала каждое слово, каждую интонацию, в надежде найти причину. Потому что, когда тебя игнорируют, ты начинаешь верить, что это ты виновата.

Это похоже на холодный душ, который льётся на тебя без конца. Ты замираешь, перестаёшь дышать, ждёшь, когда он закончится, а он всё идёт и идёт. И чем дольше, тем сильнее твой страх: вдруг он никогда не закончится?

Я помню, как однажды тишина длилась так долго, что я перестала спать. Лежала ночью и прислушивалась к звукам в квартире, пытаясь понять по шуму шагов, по звону посуды, в каком настроении он. Я боялась выйти в кухню в тот момент, когда он там, потому что знала – он просто пройдёт мимо, даже не посмотрев в мою сторону. И от этого становилось так больно, что казалось, физически болит грудь.

Постепенно я начала понимать, что эта тишина – не случайна. Что она наступает именно тогда, когда мои слова или поступки выбиваются из роли, которую мне отвели. Когда я не соглашаюсь, когда защищаю свои границы, когда говорю «нет». Тишина была наказанием. И она работала безотказно, потому что я готова была на всё, лишь бы её прекратить.

Я переставала быть собой. Я сглаживала фразы, подбирала слова, которые не заденут, отказывалась от своих желаний. Я училась угадывать настроение по мелочам, как ребёнок в семье, где один взгляд отца мог означать бурю. Я встраивалась в чужие ожидания, потому что тишина была хуже любого крика.

Но самое страшное – я начинала верить, что так и должно быть. Что это я слишком чувствительная, что это моя вина, что я не умею правильно общаться. И именно в этот момент я поняла: тишина – это не просто отсутствие звука. Это способ заставить тебя сомневаться в себе.

Есть что-то извращённое в том, как тишина ломает. Ведь она не оставляет синяков, не оставляет следов, которые можно показать другим. Никто не поверит, что от молчания можно сходить с ума. Никто не увидит, как ты внутри сжимаешься, пока снаружи улыбаешься.

И всё же в этой тишине я однажды услышала кое-что важное. Своё собственное сердце. Оно билось быстро, сбивчиво, но оно было моим. И в этом был намёк на то, что я всё ещё жива. Я поняла, что если я слышу себя, значит, я могу говорить сама с собой, даже если со мной никто не разговаривает.

С этого началось моё маленькое сопротивление. Сначала я перестала бегать за ним с вопросами: «Ты обиделся?», «Что я сделала не так?». Потом я начала делать то, что хочу, несмотря на его молчание. И оказалось, что мир не рушится. Да, он продолжал наказывать меня тишиной, но внутри я уже знала – я не обязана просить прощения за то, что жива по-своему.

Сложно описать, сколько силы отнимает этот путь. Каждый шаг в сторону от привычного страха кажется прыжком в пропасть. Но каждый раз, когда ты приземляешься и понимаешь, что стоишь, ты начинаешь верить в себя чуть больше.

Теперь я знаю: тишина – это не пустота. Это очень громкий способ сказать: «Я хочу, чтобы ты подчинялась». И единственный способ её победить – не подчиняться. Даже если внутри всё кричит, что нужно загладить вину. Даже если кажется, что ты потеряешь человека. Потому что, если он готов убить твой голос ради своей власти, то он уже потерял тебя.

Глава 3. Когда любовь превращается в клетку

Сначала клетка кажется домом. Она уютная, знакомая, в ней безопасно. Там нет ветра, который бьёт в лицо, нет непредсказуемых поворотов, нет людей, которые могут случайно толкнуть и сбить с ног. Там есть он – человек, который обещает, что будет рядом, что защитит, что не даст миру тебя сломать. И ты веришь. Даже не веришь – ты хочешь верить.

Я помню, как это было со мной. Первое время я чувствовала, что нашла место, где могу выдохнуть. После лет хаоса, тревоги и вечного ожидания беды его уверенность казалась спасением. Он знал, что правильно, что нужно, что мне будет полезно. Он принимал решения, и мне казалось – наконец-то кто-то взял ответственность за меня.

Но есть один нюанс: когда кто-то берёт ответственность за тебя, он часто начинает забирать и твою свободу. Это происходит медленно, так, что ты даже не замечаешь. Сначала он советует, что тебе надеть, «потому что это тебе идёт». Потом он говорит, что тебе лучше не встречаться с этой подругой – «она плохо на тебя влияет». Потом просит, чтобы ты не брала работу, где много мужчин – «он просто переживает».

И вот однажды ты обнаруживаешь, что у тебя нет подруг, ты не работаешь, ты носишь одежду, которую он выбрал, и живёшь в графике, который он составил. И ты даже не понимаешь, как так получилось. Потому что каждый шаг был обоснован заботой. Каждое ограничение выглядело как проявление любви.

Любовь, говорили мы друг другу, – это когда ты готов на всё ради другого. А я была готова. Я отказывалась от своих желаний, меняла привычки, жертвовала временем, терпела обиды – всё ради того, чтобы сохранить его любовь. Я думала, что это и есть настоящая близость.

Но чем больше я уступала, тем меньше оставалось меня. Я чувствовала, как с каждым днём становлюсь прозрачнее, будто растворяюсь в его жизни, в его планах, в его словах. И чем прозрачнее я становилась, тем меньше он меня уважал.

Однажды я поняла: клетка, в которой я нахожусь, – не защита. Это ловушка. И ключ от неё у него в руках. И ещё хуже – я сама отдала этот ключ. Не под давлением, не под угрозой – из любви.

Тогда я впервые задумалась: а что, если любовь, которая требует от тебя отказаться от себя, – это не любовь? Что, если это зависимость? Ведь я уже не могла представить, как буду жить без него. Не потому, что он был необходим, а потому, что я разучилась жить сама.

И это страшнее всего – понять, что ты больше не знаешь, кто ты. Что если завтра он уйдёт, ты останешься стоять посреди жизни, не зная, куда идти. Ты забудешь, какие фильмы тебе нравятся, что ты любила есть на завтрак, куда мечтала поехать. Потому что всё это давно растворилось в его «мы».

В тот момент, когда я это поняла, во мне что-то дрогнуло. Маленький, едва слышный голос сказал: «Ты можешь выйти». Я испугалась этого голоса, потому что он был опасен. Он мог разрушить всё, что я строила. Он мог оставить меня одну.

Но в тот же день я впервые за долгое время сделала что-то без его одобрения. Я купила книгу. Просто потому, что захотела. Не спросила, не показала, не согласовала. И эта мелочь оказалась первым шагом к тому, чтобы вспомнить, что я – отдельный человек.

С тех пор я поняла: клетка не всегда сделана из железа. Иногда она из мягких подушек, из ласковых слов, из обещаний вечной заботы. Но если в этой «заботе» нет места твоей свободе, то это не дом. Это тюрьма, в которой умирает твоя душа.

И самое тяжёлое – выйти из неё не физически, а внутренне. Перестать верить, что без этого человека ты не справишься. Перестать бояться, что мир без него будет опасным и холодным. Признать, что иногда лучше идти одной по буре, чем сидеть в тёплой клетке, где твои крылья больше никогда не расправятся.

Глава 4. Цена молчания

Молчание всегда казалось мне безопасным выбором. Оно не провоцирует, не вызывает конфликта, не подливает масла в огонь. Я привыкла к нему с детства: там, где слова могли обернуться криком в ответ, где любая попытка объясниться превращалась в перекрестный допрос, проще было опустить глаза, кивнуть и притвориться, что всё в порядке.

Но в отношениях молчание оказалось оружием, которое работало против меня. Оно стало тем тихим палачом, который медленно, но верно отрезал куски моей воли, моих желаний, моих убеждений. Я думала, что, не споря, я сохраняю мир. Что, уступая, я даю нам шанс остаться вместе. Но на деле я просто учила его, что меня можно не слушать.

В начале это были мелочи. Он говорил, что я слишком эмоциональна, и я переставала делиться радостью, чтобы не казаться «глупой». Он смеялся над моими страхами, и я переставала о них упоминать. Он закатывал глаза, когда я рассказывала о своих мечтах, и я приучила себя молчать, даже если внутри всё горело желанием быть услышанной.

Со временем я уже не понимала, где молчание – выбор, а где оно стало моим единственным возможным состоянием. Я могла сидеть с ним за одним столом, слушать, как он рассказывает о своих успехах, как критикует чужие ошибки, как шутит – и не вставить ни слова. Мой голос в этих разговорах был лишним. Он существовал только в моих мыслях, и там же умирал.

Молчание имеет свою цену, и она выше, чем кажется. Оно накапливает внутри невысказанные обиды, как камни в мешке, который ты тащишь на себе каждый день. Оно превращает тебя в тень даже там, где ты должна быть живой. Оно делает так, что однажды ты смотришь на себя в зеркало и видишь лицо, которое уже почти не узнаёшь.

Я помню момент, когда эта цена стала для меня слишком высокой. Это был обычный вечер. Он рассказывал мне, как «по-доброму» пошутил над своей коллегой, намекая, что у неё нет вкуса в одежде. Я улыбнулась – автоматическая реакция, отточенная годами. Но внутри меня что-то сжалось. Я вспомнила, как он говорил то же самое мне, только жёстче, только с оттенком презрения, который тогда прожёг меня изнутри.

Я хотела сказать: «Ты был жесток». Хотела, но не сказала. Потому что знала, что он либо отмахнётся, либо обвинит меня в излишней чувствительности. Я выбрала молчание. Но в тот момент впервые осознала, что это молчание уже не спасает меня – оно убивает.

Я легла спать, но сон не приходил. В темноте я слушала его ровное дыхание и думала, что моя жизнь превратилась в серию сцен, где я играю роль статиста в его пьесе. У меня нет текста, у меня нет права на реплику. И самое страшное – я сама согласилась на это, потому что боялась, что мой голос разрушит хрупкое подобие мира между нами.

Наутро я решила сделать то, чего не делала уже давно: сказать правду, даже если она не понравится. Это было нелепо и неловко. Мой голос дрожал, слова путались, я извинялась в середине фраз, хотя понимала, что извиняться не за что. Он смотрел на меня так, будто я говорю на чужом языке. Он сказал: «Ты драматизируешь». Я ожидала этого.

Но что-то изменилось. Я почувствовала вкус своего голоса. Он был горьким, он резал горло, но он был моим. Это было как впервые за долгое время вдохнуть полной грудью.

С того дня я начала замечать, сколько всего я прятала в молчании. Невысказанное «нет» на просьбу, которая меня изматывает. Невысказанное «да» на мечту, которую я прятала от него. Невысказанное «мне больно», когда он отмахивался от моих чувств. И я поняла, что за годы накопила целый склад этих невысказанных фраз.

Молчание не делает отношения прочнее. Оно делает их однобокими. Оно превращает одного партнёра в хозяина, а другого – в подчинённого. И если в паре только один голос, значит, там нет настоящего диалога, а значит, нет и настоящей близости.

Теперь, когда я думаю о той версии себя, которая жила в молчании, мне больно за неё. Она искренне верила, что так надо, что иначе будет хуже. Она думала, что молчание – это жертва во имя любви. Но любовь, которая требует тишины, – это не любовь. Это способ контролировать.

Я больше не выбираю молчание как способ выживания. Я выбираю говорить, даже если это неудобно, даже если это разрушает иллюзию спокойствия. Потому что я поняла: тишина внутри отношений – это не мир. Это кладбище того, чем ты могла бы быть.

Глава 5. Когда мир снаружи рушится, а внутри ещё тише

Есть моменты, когда внешние события обрушиваются на тебя, как буря, срывающая крыши домов, и кажется, что единственное, что остаётся сделать, – укрыться внутри себя, закрыть все окна и двери, затаиться, переждать. Но я слишком хорошо знала: мой внутренний дом уже много лет пуст и тих, и если туда ещё и заберётся эта буря, то от него останутся только обугленные балки.

Той весной всё вокруг летело к чёрту. На работе сменилось руководство, и вместе с этим пришли новые правила, в которых мои усилия обесценились за одну ночь. Друзья один за другим погружались в свои кризисы, и у меня не было сил быть для них спасательным кругом, хотя я привыкла именно к этой роли. Он, как всегда, занимал центральное место в своей вселенной, и в его календаре не нашлось ни одного дня, чтобы спросить: «А ты как?»

Но самое странное происходило внутри. Там не было ни гнева, ни отчаяния, ни желания кричать или бежать. Там было глухо и пусто, как в запертой комнате без окон. Я сидела в этой внутренней тьме и понимала, что больше не слышу себя. Ни своих страхов, ни своих желаний. Даже боль стала приглушённой, как будто её завернули в плотную ткань, чтобы она не мешала никому, кроме меня самой.

Он продолжал жить так, будто ничего не изменилось. Его вечера были заняты встречами, новыми проектами, его телефон звонил бесконечно. Иногда он бросал мне фразы вроде: «Ты опять устала?» или «Может, сходишь куда-нибудь, развеешься?» – и в этих словах не было даже тени понимания. И я молчала. Не потому, что боялась, а потому, что внутри всё равно было тихо, и вытащить слова из этой тишины оказалось сложнее, чем я думала.

Но однажды я заметила, что эта внутренняя пустота стала для него удобной. Ему не нужно было оправдываться, слушать мои эмоции, менять привычный порядок вещей. Он мог вести себя, как считал нужным, и быть уверенным, что я не устрою сцен. Я стала как мебель – привычная, молчаливая, неподвижная. И это его устраивало.

Однажды вечером, когда он снова ушёл «по делам», я осталась дома одна. В квартире стояла такая тишина, что я слышала, как гудит холодильник. Я села на пол в гостиной и вдруг поняла, что забыла, как звучит мой голос, когда я говорю о том, что мне важно. Я забыла, как чувствовать радость просто так, без разрешения. Я забыла, что значит быть услышанной.

Эта мысль ударила меня сильнее, чем любое его равнодушие. Потому что, если я забуду себя окончательно, никто меня потом не вернёт. Он уж точно не станет этим заниматься.

В ту ночь я не спала. Я перебирала в памяти все те моменты, когда могла сказать, могла попросить, могла поставить границу – и не сделала этого. Я вспомнила, как оправдывала своё молчание тем, что «сейчас неподходящее время», «он устал», «это всё ерунда, не стоит портить настроение». И поняла, что время не стало подходящим за все эти годы.

На следующий день я сделала первый маленький шаг. Когда он попросил меня перенести свою встречу, чтобы поехать с ним на ужин к его друзьям, я сказала: «Нет. У меня планы». Он удивился, потом пожал плечами, а я осталась дома и почувствовала странную смесь вины и облегчения.

Это «нет» было крошечным, почти незаметным, но оно стало трещиной в стене, которую я выстроила вокруг себя. Сквозь эту трещину начала просачиваться жизнь – робко, но настойчиво. Я стала прислушиваться к себе: хочу ли я идти туда, хочу ли я говорить с этим человеком, хочу ли я делать то, что от меня ждут. И часто ответы были «нет».

Ему это не нравилось. Он начал говорить, что я изменилась, стала холодной, отдалённой. Он говорил это с упрёком, но я понимала: это не холод, это моё возвращение к себе. А возвращение никогда не бывает тихим и удобным для тех, кто привык, что тебя нет.

Мир снаружи продолжал рушиться. На работе стало ещё тяжелее, друзья всё реже звонили. Но внутри у меня уже не было той мёртвой тишины. Появились шёпоты, слабые, но живые. И я поняла: пока внутри есть хоть какой-то звук, хоть тихое «я есть», я смогу пережить всё остальное.

А молчание… оно больше не кажется мне безопасным. Оно – как яд в сладкой оболочке. Я знаю теперь: если я снова выберу его, то однажды проснусь в мире, где меня нет, и уже не смогу вспомнить, как вернуться.

Глава 6. Первое утро без оправданий

Проснулась я ещё до рассвета – и не потому, что зазвонил будильник или он встал, чтобы куда-то спешить. Просто сон ушёл так же тихо, как пришёл, оставив после себя пустоту и тревожное ощущение, что сегодня что-то должно измениться. В комнате было холодно, от окна тянуло сквозняком, но я не стала вставать, чтобы закрыть щель. Я лежала и слушала, как вдалеке, на улице, скрипят первые шаги прохожих и как где-то, на кухне, тихо щёлкает бойлер. Было в этом утре что-то почти церемониальное – будто сама тишина ждала, когда я сделаю первый шаг.

Он спал рядом, раскинувшись на полкровати, как всегда, оттеснив меня к самому краю. В этой позе было что-то символичное – как он занимал место в постели, так же он занимал его в моей жизни. Я вспомнила, сколько лет я просыпалась в точно таком же положении, но раньше меня это не раздражало. Я просто принимала как данность, как неписаный закон: его комфорт важнее.

Сегодня впервые я не стала прокручивать в голове план оправданий – зачем встану пораньше, почему не приготовлю ему завтрак, почему не спрошу, как он себя чувствует. Раньше каждое моё действие в его присутствии сопровождалось внутренним объяснением: «Я не сержусь, просто устала», «Я не отстраняюсь, просто думаю». Эти оправдания стали второй кожей, и я даже не замечала, как часто их надеваю. Но в то утро я решила: никаких объяснений. Ни ему, ни себе.

Встала тихо, почти бесшумно, чтобы не разбудить его, но не потому, что боялась его раздражения. Скорее, потому что хотела этот час оставить только себе. На кухне было прохладно, я налила в чашку горячей воды, села за стол и просто смотрела, как из неё поднимается пар. В эти несколько минут я почувствовала то, что давно потеряла, – право просто быть. Не служить, не оправдываться, не угадывать чьи-то ожидания, а просто сидеть и смотреть, как течёт утро.

Когда он проснулся и пришёл на кухню, я уже собрала сумку. Он спросил, куда я иду, и я впервые за долгое время ответила коротко: «По делам». Без пояснений, без рассказов о маршруте, без привычного «чтобы ты не волновался». И он, похоже, не знал, что с этим делать. Привыкший к моим развёрнутым отчётам, он несколько секунд молчал, потом просто кивнул и открыл холодильник.

На улице было свежо, и прохладный воздух словно прочистил мне мысли. Я шла без конкретного плана, но в каждом шаге было странное, непривычное ощущение свободы. Не той громкой, которую кричат с крыш, а тихой, как утренний свет. Свободы не объяснять.

В кафе, куда я зашла, был почти пустой зал. Я выбрала столик у окна и заказала себе завтрак – не думая, понравилось бы это ему или нет. Не думая, что скажу, если он спросит, почему я ела без него. Это было моё утро, и я впервые почувствовала вкус этих слов.

Я заметила, как мир вокруг меня оживает по-другому, когда я не трачу силы на бесконечные внутренние оправдания. Люди просто проходят мимо, и мне не нужно гадать, что они обо мне думают. Солнце встаёт, и оно не требует отчёта о том, заслужила ли я его тепло. Я сама себе разрешила существовать без пояснительных записок.