Сибирский код

Александр Голубцов

Сибирский код

Глава 1. Обычный день перед бурей

Наши дни

Москва

Я проснулся оттого, что в пятый раз за ночь сбросил одеяло на пол. Вентилятор гудел на максимальной мощности, но московская жара, непривычная для начала июня, всё равно висела в комнате липким одеялом. Потянулся к телефону – 6:17, ни одного сообщения. Странно, Кристина обычно писала поздно ночью, когда заканчивала работу, но сегодня даже её привычного «Спокойной ночи» не было. Ладно, в обед позвоню, пора собираться на работу.

Кофеварка шипела на кухне, пока я разминал затекшие плечи – вчерашний день за чертежами нового биосенсора дал о себе знать. Поймал себя на мысли, что снова проектирую систему фильтрации, хотя начальство требовало «чего-то более прибыльного». «Кристина оценила бы», – усмехнулся я про себя. Она как-то сказала, что мои изобретения слишком идеалистичны для этого мира.

На экране ноутбука загружались тестовые графики, а в соседней вкладке мерцало наше последнее письмо: Кристина прислала фото образца льда с вмерзшими пузырьками. «Похоже на глазное яблоко, правда? – писала она. – Только этому «глазу» тридцать тысяч лет». Дальше шли термины, от которых у меня начинала дергаться бровь. Я ответил: «Выглядит как кисель из школьной столовки. Надеюсь, ты не пробовала на вкус?» В ответ получил смайлик с высунутым языком. Взглянув на часы, понял, что пора бы выдвигаться в путь.

Когда я вышел из подъезда, солнце уже било в глаза. Воздух пах прогретым асфальтом и сладковатым дымком от шаурмы – соседний ларёк, как всегда, открылся с рассветом. Автоматом проверил карманы: ключи, пропуск, наушники. «Кошелёк… Где кошелёк? А, вот же.»

Тротуар был забит людьми – офисные работники с бумажными стаканами кофе, школьники с рюкзаками больше их самих, бабка с тележкой, прокладывающая путь локтями. Придержал дверь магазина курьеру с огромной коробкой «Хрупкое!», получил кивок благодарности. В кафе мелькнула знакомая фигура – соседка Алла Петровна, как всегда, уничтожала «Прагу» с эспрессо. Помахала мне, приглашая зайти, но я показал на часы: «Опаздываю».

У светофора собралась толпа. Все ждали зелёного, кроме парня в наушниках, который шагнул под грузовик с арбузами. Визг тормозов, чей-то вскрик – водитель высунулся с кулаком, но нарушитель даже не обернулся. «Типично», – подумал я.

У входа в метро очередь: охранники досматривали рюкзаки. Девушка передо мной нервно переминалась, пока её сумку проверяли дольше обычного. «Это просто косметика!» – сорвалась она. Я не вслушивался в ответ охранника – взгляд зацепился за плакат: «При симптомах ОРВИ используйте маски!» Кто-то наклеил рядом стикер: «Или сидите дома» с ухмыляющимся смайлом.

Я вынырнул из метро в утреннюю толчею, где городской воздух – густой от выхлопов и июньского зноя – ударил в лицо. На ступенях у выхода сидел бездомный с табличкой «Простите за существование» и кашлял в трясущиеся ладони. Его пальцы были покрыты странными сухими трещинами, будто кожа пыталась слезть сама с костей. Я ускорил шаг.Эскалатор унёс меня вниз, в подземную прохладу. Пахло металлом и сыростью. Платформа была набита битком даже для часа пик. Прижался к колонне, избегая локтя мужика, который орал в телефон: «Да в Сибири вообще какой-то бред творится!». Поезд пришел переполненным. Втиснулся, упираясь спиной в стекло, и заметил в толпе ту самую девушку – теперь красное пятно на её шее выглядело воспалённым. Она кашляла в ладонь, и моя рука сама потянулась к антисептику в кармане. «Просто аллергия», – попытался убедить я себя, но почему-то вспомнил вчерашние новости про «вспышку дерматита» в Красноярске.

Путь до лаборатории лежал через дворы-лабиринты – короткий маршрут, который нашли мы с Кристиной во время её единственного визита в Москву. «Ты как бактерия в капиллярах, – смеялась она тогда, – всегда находишь путь, где другие упираются в стенку». Сейчас эти переулки казались пустынными, хотя обычно здесь сновали курьеры. Только в одном подъезде маячила тень – высокий мужчина в чёрном, говоривший по телефону: «Образцы уже в пути. Контрольная группа изолирована».

Здание лаборатории встретило меня мерцанием камер наблюдения. На проходной новый охранник – незнакомое лицо с жёсткими чертами – дольше обычного сверял мои данные. – Сегодня усиленный пропускной режим, – буркнул он, возвращая удостоверение.

– Из-за чего? – спросил я, но он уже отвернулся.

Лифт не работал. Поднимаясь по лестнице, я услышал обрывки разговора, доносившееся из вентиляции: «…не соответствует ни одному известному патогену…», «…в Сибири уже 40 случаев…». Дверь в наш отдел была приоткрыта. Внутри пахло кофе и озоном – Денис, как всегда, перегрузил анализатор.

– Ну что, изобретатель, опять проигнорировал утренний брифинг? – Денис швырнул в меня смятым стикером. Его монитор светился картой Сибири с кластерами красных точек.

– Это что, та вспышка? – ткнул я в экран.

– Не просто вспышка. – Он понизил голос. – Вчера из Новосибирска прилетели пробы. Там есть нечто, что… Дверь распахнулась – вошла начальник отдела Вера Михайловна с папкой, помеченной «Совершенно секретно».

– Марк, ваш проект с биодатчиками заморожен. Все ресурсы перебрасываем на анализ образцов из зоны ЧС. Вот спецификации. – Она положила папку на стол. – И да… – её взгляд скользнул к моему телефону, – внешние звонки требуют согласования.

Я ждал до обеда, пока коридоры опустеют. В туалетной кабинке, приглушив звук, набрал Кристину. Вызов не проходил. Тогда я открыл нашу переписку и написал: «Ты где?» – Сообщение не отправлялось – вместо галочек горел жёлтый треугольник. Я стёр текст и попытался снова. В этот момент в соседней кабинке хлопнула дверь, и чьи-то шаги замерли у моей.

– Марк? – прошептал Денис через щель. – Ты в курсе, что у нас теперь прослушка? И… – он протянул телефон: на экране была новость о «временном закрытии границ Сибирского ФО». – Твой биолог там, да?

Я почувствовал, как по спине пробежал холодный пот. Денис пристально смотрел на меня через щель в кабинке, его пальцы нервно барабанили по корпусу телефона.

«Почему он спрашивает именно сейчас? Неужели что-то знает?» – промелькнуло у меня в голове.

– Твой биолог там, да? – повторил Денис, на этот раз четче.

Я медленно выдохнул, стараясь сохранить спокойствие:

– Да… Она работает на исследовательской станции под Новосибирском. Но что…

Денис молча еще раз сунул мне в руки телефон. На экране новость РИА:

«С 14:00 вводятся временные ограничения на въезд и выезд из Сибирского федерального округа…»

«Это же там, где Кристина…» – сердце вдруг забилось чаще.

– Когда это вышло? – спросил я, пытаясь скрыть дрожь в голосе.

– Полчаса назад. – Денис понизил голос до шепота. Вера только что на совещании сказала, что это не просто карантин. Там что-то серьезное.

Я снова попытался дозвониться до Кристины. В трубке – мертвая тишина.

«Может, просто плохая связь? Или она в лаборатории, где нет покрытия?»– я отчаянно цеплялся за простые объяснения.

– Ты не понимаешь, – Денис схватил меня за рукав, – они эвакуируют всех ученых из зоны. Военные самолеты уже…

Внезапно его телефон завибрировал. Неизвестный номер. Новосибирский код.

«Кристина?!» – сердце бешено заколотилось.

Денис поднес трубку к уху:

– Алло? Да, он здесь…

Связь оборвалась. На экране – «Вызов прерван».

– Кто это был? – я едва сдерживал нетерпение.

Денис покачал головой:

– Мужской голос… Сказал только: «Передайте Марку, что образец 42 активирован».

Ледяная волна прокатилась по спине. «Образец 42… Это же та самая проба, о которой Кристина писала в последнем письме!»

Вдруг из коридора донесся кашель – надрывный, болезненный. Чей-то голос раздраженно сказал:

– Вера Михайловна, вам бы к врачу с таким кашлем…

Дверь в туалет распахнулась. На пороге стояла сама Вера Михайловна. Ее обычно безупречный вид был необычно растрепан, а на шее краснело странное пятно.

«Похоже на те, что были у той девушки в метро…» – мелькнула тревожная мысль.

– Вы что, не видели рассылку? – ее голос звучал хрипло. – Все сотрудники – на экстренный брифинг. Немедленно.

Когда она повернулась, я заметил, как дрожат ее руки. Денис незаметно сунул мне что-то в руку.

Выйдя в коридор, я разжал ладонь – маленький ключ от склада с полевым оборудованием.

«Зачем он мне это дал? Неужели думает, что я…»– я резко оборвал собственную мысль. «Куда? Это же безумие!»

Но когда я проходил мимо окна, взгляд сам потянулся на северо-восток – туда, где за тысячи километров…

– Марк! – окликнул меня Денис. – Ты идешь?

Я кивнул и зашагал за ним, но в голове уже крутились цифры: 4287 км до Новосибирска…

«Если взять отпуск… Если попросить командировку…» – я перебирал нормальные, разумные варианты.

В конференц-зале уже собрались все сотрудники. На экране – логотип Минздрава. Вера Михайловна кашляла в кулак.

– Коллеги, – ее голос дрожал, – прошу не поддаваться панике. В Сибири действительно зафиксирована вспышка…

Я не слушал дальше. В кармане телефон вдруг завибрировал. Одно новое сообщение. От неизвестного номера.

Руки дрожали, когда я открыл его:

«Марк, это Семен, коллега Кристины. Она просила передать: не звоните больше. Системы мониторят. Образец 42 ведет себя не так, как мы думали. Если что-то случится… она оставила записку у вас в книге. Той самой.»

«Той самой…» – я мысленно видел потрепанный томик «Войны и мир», который Кристина оставила у меня в прошлый приезд. Я не придал тогда этому значения, и просто убрал книгу в стеллаж.

Внезапно в зале раздался крик. Один из лаборантов тыкал пальцем в окно – где-то вдали, над городом, медленно плыли военные вертолеты.

Я незаметно выскользнул из зала. Ноги сами понесли меня к выходу – мне нужно было проверить ту книгу. Сейчас же.

Пока это было все, что я мог сделать.

«Просто проверю книгу. Просто узнаю, что там за записка. А потом… потом решу.»

Я почти бежал по коридору, стараясь не привлекать внимания. Сердце стучало так громко, что, казалось, его слышно даже через толстые стены лаборатории.Но где-то в глубине души я уже знал – после того, что я там найду, обратного пути не будет.

«Просто проверю книгу. Просто посмотрю, что там. Это же не значит, что я уже что-то решил…»

Вдруг из-за поворота показалась фигура. Я едва успел остановиться – передо мной стоял лаборант Петров, его обычно аккуратная рубашка была расстегнута, а на шее краснело странное пятно.

– Марк… – его голос звучал хрипло, – ты… ты не идешь на брифинг?

– Мне нужно срочно проверить данные в лаборатории, – сказал я, стараясь держать спокойный тон. – Вера Михайловна попросила перепроверить анализы перед совещанием.

Его мутные глаза сузились. Пальцы непроизвольно подергивались, будто жили собственной жизнью.

–Все… все должны быть на брифинге… – прошептал он, но в его голосе не было прежней уверенности.

В этот момент из конференц-зала донесся громкий крик, затем – звук падающего стула. Петров резко обернулся на шум, и я, воспользовавшись данным шансом, быстро проскользнул мимо, и забежал в лифт. Двери уже начали закрываться, когда я услышал за спиной странный хрустящий звук. Сквозь узкую щель я увидел, как Петров вдруг неестественно дернулся всем телом, его голова запрокинулась назад, а изо рта брызнула черная жидкость.

«Боже… Что с ним? Неужели заражение уже достигло Москвы? Но как?»

В голове мелькнуло воспоминание: три дня назад в лабораторию доставили образцы мерзлоты с Таймыра для «рутинного анализа». Я видел, как Катя из третьего отдела переносила их без перчаток, смеясь над предосторожностями. «Неужели через эти пробы?..»

Лифт тронулся вниз. Я прислонился к стенке, чувствуя, как подкашиваются ноги.

«Нужно успокоиться. Кристина была права – она же писала, что при 20°C эти археи начинают выделять ферменты, разрушающие коллаген. 'Как будто тело забывает, как быть телом'– вот её слова. А ещё эти черные выделения… Она предполагала, что это побочный продукт метаболизма, когда микроорганизмы перерабатывают гемоглобин в.…»

Резкий стук в лифте вывел меня из размышлений. На панели горела цифра «1». Я сделал глубокий вдох и пошел спокойным шагом к выходу, стараясь не думать о том, что ладони стали липкими от пота, а в горле стоял ком.

Охранник у дверей – новый, незнакомый – смотрел в монитор с камерами. На одном из экранов мелькнуло движение: кто-то быстро бежал по коридору третьего этажа. Неестественно быстро.

– Что там за шум наверху? – спросил он, не поднимая глаз от экрана.

– Не знаю, – я показал пропуск, стараясь держать руку ровно. – Кажется, кто-то упал в обморок.

Его взгляд скользнул по моему лицу, задержался на секунду дольше необходимого, затем он кивнул и махнул рукой. Когда стеклянные двери за мной закрылись, я впервые за последние минуты смог сделать полноценный вдох.

Только пройдя полквартала, я позволил себе ускорить шаг. В кармане телефон жалобно завибрировал – сообщение от Дениса: «Ты где? Здесь какой-то ад. Вера…»

Я не стал дочитывать.

Я почти бежал по вечерним улицам, обходя стороной людные перекрестки. В воздухе висело странное напряжение – прохожие нервно оглядывались, некоторые кашляли в ладони, другие слишком быстро шагали, будто торопились укрыться.«Домой. Нужно проверить книгу. Только проверить…»

В голове неотступно звучали слова Кристины из последнего письма: «Если наши расчеты верны, инкубационный период составляет от 6 до 72 часов в зависимости от способа заражения. Первые симптомы – тремор пальцев, изменение цвета слюны, затем…» Я резко оборвал этот поток мыслей, когда заметил, что сам непроизвольно сжимаю и разжимаю кулаки.

Подъезд моего дома встретил меня гулкой тишиной. Лифт, к счастью, работал. Нажимая кнопку, я заметил, что металл вокруг нее покрыт какими-то странными темными разводами. «Просто грязь”, – попытался убедить я себя, но все равно достал салфетку, чтобы не касаться поверхности голой кожей.

Квартира показалась неестественно тихой. Я запер дверь на все замки, первым делом бросив взгляд на книжную полку. Тот самый том «Войны и мир» стоял на своем месте, но теперь казался зловещим артефактом.

Руки дрожали, когда я доставал книгу. Страницы пахли пылью и.… чем-то еще. Сладковатым, химическим запахом, который я не мог опознать. «Кристина обрабатывала страницы чем-то? Или мне это кажется?»

Книга раскрылась на той самой странице – там, где Кристина когда-то оставила свою пометку. Я провел пальцами по слегка выцветшим карандашным строчкам: «Ты перечитываешь эту скучную главу в третий раз, и я знаю почему – просто чтобы еще раз увидеть мой почерк на полях. Признайся, ты скучаешь по мне даже в страницах Толстого.»

Между страницами лежал сложенный листок. Когда я развернул его, из складок выпал засушенный цветок – крошечная Бруннера сибирская, которую Кристина сорвала в наш последний день вместе. Ее голос будто прозвучал у меня в голове: «Чтобы ты помнил, что настоящая любовь цветет даже в вечной мерзлоте.»

Записка была написана ее стремительным почерком, но в этот раз буквы дрожали, как будто она писала на холоде:

«Дорогой Марк! Если ты читаешь это, значит я не смогла сказать тебе самое важное лично. Помнишь, как ты смеялся над моей 'паранойей'насчет этих образцов? Теперь я умоляю тебя отнестись к этому серьезно.

Скорей всего, нас отправят на военную базу, на Чукотке – туда, где холод может сдержать то, что мы разбудили.

Возьми мою черную записную книжку (она в тумбочке у тебя в спальне).

Найди дядю Игоря в Екатеринбурге. Скажешь ему наш пароль – 'Те самые незабудки из Ботанического сада'. Он поможет.

Если что-то пойдет не так… Если ты вдруг увидишь меня по телевизору… Помни настоящую меня. Ту, что целовала тебя под дождем у здания Бауманки. Ту, что оставила цветок между страниц твоей любимой книги.

Жди моего сигнала. И если… когда… мы встретимся снова, приготовься к самому долгому поцелую в истории.

Твоя К.»

Я сжал в ладони хрупкий цветок, чувствуя, как сердце бешено колотится. За окном внезапно завыли сирены, но в этот момент все, что я мог слышать – это эхо ее голоса в памяти: «Никакая тьма не вечна. Даже полярная ночь заканчивается рассветом.»

Я отправился в спальню и открыл тумбочку, среди проводов зарядных устройств лежала записная книжка, черная, с кожаным переплетом. Я сел на кровать и стал листать страницы, испещренные различными заметками, схемами и вырезками, некоторые листы были покрыты странными пятнами.

«Страница 1»:

“Образец №42 (из пластов вечной мерзлоты, глубина 347 м)

– Возраст: ~28 000 лет

– Активация при +12°C (полная активность при +18°C и выше)

– Главная особенность: не разрушает организм, а перестраивает его.

Стадии заражения:

1. Первичный контакт (0-6 ч):

– Попадает через слизистые (дыхание, глаза, микротравмы)

– Первые симптомы: тремор пальцев, черные прожилки на шее/груди

– Важно: зараженный еще не знает, что болен.

2. Адаптация (6-24 ч):

– Изменение ДНК: кожа темнеет, зрачки расширяются (светобоязнь)

– Повышенная гибкость суставов (неестественные движения)

– Ключевой признак: зараженные избегают зеркал (не узнают себя)

3. Трансформация (24-72 ч):

– Полная перестройка метаболизма

– Тело больше не нуждается в пище/воде в привычном виде

Дальше шли страницы с различными выкладками, результатами анализов и схемами, так же мое внимание привлекла страница со следующими данными:– Страшно: сохраняют память, навыки, даже черты характера… но не являются прежними людьми.”

“Слабые места”

– Температура ниже -20°C— замедляет активность в 10 раз

– Ультразвук 38-42 кГц— вызывает у них временный паралич (схема портативного излучателя в конце, на обороте)

– Прямой солнечный свет— болезненнее для них на 3-й стадии (но не смертелен)

«Как отличить зараженного»:

– Говорят чуть медленнее, с паузами (будто подбирают слова)

– Не моргают (или очень редко)

– Не отбрасывают тень при искусственном свете (?? Проверить)

На обороте книги:

Нарисованная от руки карта Екатеринбурга с отметкой «ул. Куйбышева, 48». Рядом – схематичное изображение устройства, напоминающее обычную антенну и портативный аккумулятор, и подпись: «Генератор Ультразвука. Спроси у дяди Игоря».

Последние сомнения испарились прочь, я должен, несмотря на все трудности, найти Кристину. Я отправился в спальню и достал свой походный рюкзак из-под кровати, стряхнул слой пыли и стал собирать все необходимое.

Я только успел положить черную записную книжку в рюкзак, когда телефон взорвался экстренным оповещением. На весь экран растянулось красное предупреждение:

«ВНИМАНИЕ! ЭКСТРЕННОЕ СООБЩЕНИЕ МЧС. В РАЙОНЕ ВАШЕГО ПРЕБЫВАНИЯ ВВЕДЕН КАРАНТИН. ОСТАВАЙТЕСЬ НА МЕСТЕ. ГОТОВЬТЕСЬ К ЭВАКУАЦИИ.»

За окном внезапно завыли сирены – сначала далекие, потом ближе. Я отдернул занавеску. Напротив, в окнах соседнего дома, мелькали силуэты – люди в панике собирали вещи.

Я стоял посреди комнаты, ощущая, как учащённое сердцебиение отдаётся в висках. Сирены за окном сливались в один непрерывный вой. Время текло как густой мёд – каждое движение требовало невероятных усилий.

Открыв шкаф, руки автоматически потянулись к сейфу. Металл был холодным на ощупь. Комбинация – дата нашего первого свидания с Кристиной: 0405. Я сгреб все содержимое в рюкзак, среди вещей оказались паспорт, водительские права, конверт с деньгами, которые я скопил на подарок Кристине, военный билет (с отметкой о курса стрелковой подготовки).

Рука дрогнула, когда я доставал коробку с верхней полки сейфа. Отец оставил мне это перед смертью: «На крайний случай». Внутри лежал Пистолет Макарова, маслянисто блестевший в свете лампы, два магазина по 8 патронов в каждом и чистящий набор.

Вспомнилось, как отец учил меня стрелять на даче. Мне было пятнадцать, и отдача казалась невероятно сильной. «Не бойся оружия, – говорил он, – бойся ситуаций, когда оно понадобится»

Рюкзак наполнялся хаотично:

Носки, термобельё, джинсы и теплая рубашка, дождевик, фонарик, пауэрбанк.

Закончив собирать рюкзак в комнатах.

Я отправился в ванну. В ванной шкафчик скрипнул от резкого движения. Я вывалил содержимое на кафель, жгут (армейский, с застёжкой, которая всегда заедает), обезболивающие (почти пустая упаковка, лучше, чем ничего), антибиотики (срок годности заканчивается через полгода), йод (флакон с засохшими потёками на этикетке), Бинты (стерильные, ещё в заводской упаковке)

Здесь все, нужно взять перекусить, кто знает, как теперь сложится ситуация.

На кухне я опустошил шкаф. Не густо, но лучше, чем ничего, пять шоколадных протеиновых батончиков, бутылка воды, пакет орехов и консервы.

Я застегнул рюкзак, ощущая его непривычную тяжесть. В карман куртки положил пистолет – холодный металл неприятно давил на рёбра. Последний взгляд на квартиру: пыльные солнечные зайчики на полу, недопитая чашка кофе на столе, тень от занавески, колышущаяся от сквозняка. Перед уходом я вытащил нашу совместную с Кристиной фотографию и убрал в нагрудный карман.

«Склад. Нужно заглянуть на склад перед отъездом», – вспомнил я о ключе. Среди оборудования, которое туда списывали, могло оказаться что-нибудь весьма полезное в сложившийся ситуации.

Где-то в подъезде хлопнула дверь. Я резко обернулся, непроизвольно коснувшись рукоятки пистолета. Время кончилось.

Я приоткрыл входную дверь и замер, прислушиваясь. Подъезд был погружен в странную, звенящую тишину, нарушаемую только гудением лифтовой шахты. Лампочка на лестничной площадке мигала, отбрасывая нервные тени на облупившиеся стены.

Внизу, со стороны двора, донесся металлический скрежет – будто кто-то грузил что-то в машину. Я пригнулся, крадучись спускаясь по лестнице, стараясь не стучать ботинками по бетонным ступеням.

Двор встретил меня запахом гари. Где-то в районе лаборатории поднимался черный дым, смешиваясь с вечерней дымкой. Воздух был тяжелым, пропитанным гарью и чем-то еще – сладковатым, химическим, как запах перегретого пластика.

Я выбрал путь через задворки – узкие проходы между гаражами, где асфальт давно потрескался, а по стенам тянулись черные подтеки от дождевой воды. В одном месте тротуар был разворочен, будто что-то тяжелое упало с большой высоты.

Где-то впереди, за поворотом, раздался звук разбитого стекла. Я замедлил шаг, прижавшись к стене. Из-за угла показалась фигура – человек в разорванном лабораторном халате, медленно бредущий по середине дороги. Его движения были неестественно плавными, будто он плыл, а не шел.

Я затаил дыхание, когда он повернул голову в мою сторону. Лицо было бледным, почти серым, а глаза… глаза отражали свет фонарей слишком ярко, как у кошки.

Фигура замерла, будто прислушиваясь. Я не шевелился, чувствуя, как капли пота стекают по спине. Через несколько секунд он повернулся и поплыл дальше, скрывшись за углом.

Остаток пути я преодолел почти бегом. Склад лаборатории – серое одноэтажное здание с ржавой вывеской «Технические помещения» – стоял в стороне от основных корпусов.

Ключ Дениса с трудом, но повернулся в замке. Дверь скрипнула, открывая темноту.

Я замер на пороге склада, втягивая носом воздух, насыщенный странной смесью запахов. Запах старого масла и свежей смазки перебивался резким химическим ароматом, от которого слезились глаза. Я включил фонарик и осмотрел помещения.

Бетонный пол покрыт масляными разводами, образующими причудливые узоры, словно кто-то специально разливал жидкости по определенной схеме. В углах комки серой пыли, перемешанной с обрывками бумаг и халат с нашивкой «Лаборатория №4. Стены испещрены царапинами на высоте около полутора метров – следы многолетней переноски оборудования

В одном месте – свежий скол штукатурки, белая пыль еще не успела осесть

Металлические полки прогнулись под тяжестью ящиков с маркировкой «Хрупкое!» Некоторые коробки вскрыты – упаковочная пленка свисает, как кожа после линьки. На ближайшем стеллаже аккуратная надпись мелом: «Не трогать! Калибровка до 15.06» (сегодня как раз 15-е). Я прошел чуть глубже и наткнулся на рабочее место. Главный стол весь в кольцах от стаканов и круговых следах от пролитых реактивов. Микроскоп покрыт пылью, но окуляр протерт – кто-то явно недавно им пользовался. Под столом лежала разбитая колба, осколки еще блестели влажными гранями.

Люминесцентные лампы мигают с неровным интервалом, создавая стробоскопический эффект. Одна из ламп треснута, а черные разводы на стекле напоминают паутину. Аварийный светильник над дверью запасного выхода дает зеленоватый оттенок всему помещению.

Я сделал еще один шаг вперед, и пол скрипнул под ногой, звук разнесся эхом по пустому помещению. Где-то в глубине что-то звякнуло в ответ – будто упал мелкий металлический предмет. Моя рука непроизвольно потянулась к пистолету.