Когда таблетки стали друзьями

Я исчезала в мелочах. Отменяла встречи, объясняя «загрузкой». Молчала, когда хотелось закричать. Соглашалась, когда хотелось сказать «нет». Я подавляла каждый импульс, который мог бы выдать мою усталость. Даже плакать научилась беззвучно, в ванной, когда никто не видел. Без всхлипов. Без слов. Просто слёзы – и всё. Потом – холодная вода, кофе, ровное лицо. И снова – в образ. Снова – в день. Снова – в исчезновение.

Я говорила клиентам: «Позвольте себе быть». А сама – не позволяла. Ни себе, ни другим – увидеть меня по-настоящему. Потому что если бы кто-то увидел, что под этим фасадом – пустота, ужас, зависимость, – я бы рассыпалась. Я боялась быть разоблачённой. Поэтому шла на всё, лишь бы казаться. Лишь бы никто не спросил лишнего. Лишь бы никто не приблизился слишком близко.

Когда исчезаешь постепенно, это похоже на обморожение. Ты сначала чувствуешь, потом – меньше, потом – ничего. И когда уже всё, когда боль больше не доходит до центра – кажется, что стало легче. На самом деле – просто замерзло. Просто умерло. Просто выключилось. Я так долго была выключенной, что разучилась включаться. Даже когда хотела – не могла. Потому что забыла, как это – быть живой.

Порой я представляла, что просто исчезну и никто не заметит. Уеду, выключу телефон, пропаду из всех чатов, отменю приёмы, сотру соцсети. Никто не придёт. Никто не поднимет тревогу. Все скажут: «Наверное, отдыхает». Или: «Взяла паузу». Или вообще не скажут. Потому что быть нужной – это то, что я имитировала. А быть настоящей – значит, показать, насколько я сама нуждаюсь.

Когда ты исчезаешь, внутри всё замирает. Чувства, желания, голос. И остаётся только оболочка. Та, что ходит, говорит, работает. Она неплохо справляется, особенно если есть расписание и блистер с дозой. Только вот вечером, когда никого нет, когда тишина, когда день закончился, и нечем отвлечься, – тогда приходит правда. Тогда я сижу на полу у кровати и понимаю: меня больше нет. Только тень. Только привычка доживать день до конца. Только страх, что если кто-то всё-таки посмотрит в мои глаза – увидит пустоту.

Я думала, исчезновение – это трагедия. Что оно будет с криком, с рыданиями, с драмой. А оно оказалось тихим. Системным. Рациональным. Я даже выстроила вокруг него крепкую структуру. Рацион питания, тайминг, внешний вид. Улыбки в ответ на «Как дела?». Всё по инструкции. Никто не должен был догадаться, что я давно ушла.

Но однажды – в какой-то ничем не примечательный день – я посмотрела на себя в зеркало и не узнала глаза. Они были пустые. Не уставшие, не заплаканные, не злые – просто никакие. Как будто внутри всё замолчало. И тогда я впервые сказала вслух: «Я больше не хочу быть мёртвой при жизни». Сказала – тихо. Никому. Только себе. Но с этого момента я начала возвращаться. Потому что исчезнуть – легко. А вот рискнуть быть – страшно. Но именно в этом страхе, как оказалось, начинается путь назад. К себе.

Глава 6: «Доза, которая меня спасла и убила»

Я помню этот момент до секунды: сломанный вечер, дрожащие руки, тахикардия, чувство, будто стены сужаются и давят. Я сидела в ванной на полу, в обнимку с коленями, и не могла встать. Всё внутри крутилось, тело било током, а голова повторяла только одно: «Хоть бы всё прекратилось. Хоть бы хоть как-то». Я искала что-то – и нашла блистер. Та самая доза, что лежала на крайний случай. И это был он. Край. Я глотнула, почти не думая. Не потому что хотела жить. А потому что не могла больше умирать по кусочку. Каждый день.

Эта доза – сработала. Через полчаса стало легче. Грудь отпустило. Мурашки ушли. Мысли стали тише. Тело – тяжелее. Я легла и провалилась в долгожданную тишину. Не в покой – в тишину. И это было так сладко, что я почти рыдала от облегчения. Как будто кто-то наконец выключил крик, что звучал внутри сутками. Я не думала тогда, что именно в этот момент началась моя новая зависимость. Я думала – меня спасли. Что я выжила. Что наконец нашла то, что может меня держать. Я не понимала, что теперь держат не меня, а мою тень.

С этой дозы всё и началось. Ровно настолько, чтобы почувствовать, как можно иначе. Не так больно. Не так тревожно. Не так остро. Это стало ловушкой. Как человек, который однажды попробовал кислород, я уже не могла вернуться в удушье. Каждый раз, как только поднималась волна – я знала, что делать. Не дышать. Не проживать. Не идти в чувства. А глотать. Быстро. Молча. Без обсуждений.

Я не считала это опасным. У меня было объяснение: «Это врач прописал. Это в рамках нормы. Это временно». Я убеждала себя, что это не зависимость. Что это – помощь. Что я всё контролирую. Только с каждой неделей дозировка увеличивалась. И если поначалу я пила, чтобы пережить кризис, то потом – просто чтобы встать. Просто чтобы не провалиться в ту самую ванную, на тот самый пол. Мне казалось, я убегаю от смерти. А на деле – бежала от жизни.

Когда я поняла, что доза стала не временным костылём, а системой, было уже поздно. Таблетка превратилась из «спасателя» в посредника между мной и реальностью. Без неё я не могла даже думать. Разговор с клиентом, поход в магазин, даже звонок маме – всё вызывало внутреннюю дрожь, которую я научилась глушить заранее. Превентивно. Не дожидаясь шторма. Я заранее глотала спокойствие. И жила как будто в вате.

Но вместе со спокойствием ушло и всё остальное. Я больше не чувствовала вдохновения. Не чувствовала любви. Не чувствовала связи. Мир стал приглушённым. Цвета – тусклыми. Люди – плоскими. Я стала роботом, который может говорить правильные слова, улыбаться в нужный момент, даже давать советы. Только внутри – пусто. В теле – тишина. В сердце – немота. Я думала, что спасаюсь. Но я уже была в заложниках.

Каждый вечер, когда я принимала свою дозу, внутри был слабый, но отчётливый протест. Тот голос, который шептал: «Ты знаешь, что это не путь. Ты знаешь, что так не будет лучше. Ты знаешь, что ты исчезаешь». Я затыкала его. Потому что он мешал. Потому что он – был я. А я не могла вынести себя настоящую. Уставшую, треснувшую, не справляющуюся. Поэтому я выбирала то, что убивало голос. Таблетку. Утреннюю, дневную, вечернюю.

Меня поражало, насколько просто стало всё. Не нужно разбираться, чувствовать, задавать вопросы. Не нужно проживать. Просто приём – и ноль. Ни боли, ни радости. Только гладкая ровность. И эта ровность – была моим капканом. Потому что я забыла, как это – жить в краях. В громкости. В боли, но и в любви. Я отдала свои острые грани ради безопасности. Ради тишины. Ради того, чтобы никто – даже я – не услышал, как сильно я кричала внутри.