Страшные сказки. Выпуск 3

Как же дико я заорала тогда! Сирены пожарных машин точно были бы намного тише.

Парочка, видимо, и понять ничего не успела. Неведомая сила выбросила Володю через окно, гнилые рамы разлетелись в труху. Мы услышали звук удара тела о землю. Боже, жив или нет?! Вопя дурными голосами, мы понеслись к выходу. Я сразу забыла, что только что чувствовала слабость.

В темноту улицы выскочили одновременно. Вдали белела ставшая, увы, бесполезной «Волга» – водить мы обе не умели. Те кварталы, что были жилыми, горели огнями справа и слева от нас. Но до них не добежать так быстро. Бесформенная тварь заполнила весь проём между двумя панельками. Слева и справа жилые кварталы, где люди отдыхают, пьют, едят, а мы застряли посередине между мирами, где царствует один только кромешный ужас. В попытке убежать мы видели, что где-то там, вдалеке, торопятся по своим домам люди. Мы пытались привлечь их внимание, но не вышло.

Отростки вытянулись из тела чудовища и пленили нас, засунув в подобие большого мешка, проявившегося на животе. Похоже, Келе всё, что нужно, извлекал из самого себя.

Куда он нас тащил и как долго, мы не могли понять, потому что от страшного смрада и духоты внутри этой дряни мы обе мгновенно отключились.

В забытье я пробыла недолго. Хруст костей, очевидно Володиных, под пятою Келе пробудил разум.

– Айта, Айта, проснись, ну проснись же!

Красивые глаза открылись.

– Келе захватил нас, тащит к себе! Давай что-то делать, они же людоеды, Айта!

– Ты чё, дура? Какой Келе?! Конец двадцатого века, ты вообще серьёзно? Ты же вот утверждала, что Келе – выдумка. И я говорила о нём, но не всерьёз.

– Серьёзнее некуда, – проворчала я.

И тут только, видимо, до неё дошло, что это тот самый, от которого мы убегали.

Снаружи слышалось хлюпанье болотной жижи под ногами Келе.

– А теперь я верю в Келе, – призналась я, – потому что мы в его мешке, кругом непроходимые топи. Это же очевидно, что не так?

– Ничего не понимаю, – огрызнулась Айта.

Между тем снаружи прекратилось хлюпанье болотной жижи. Затем Келе вытряхнул нас из мешка на пол своей пещеры. Он нависал над нами всей своей бесформенной массой. Тело его, не имеющее чётких форм, плыло, текло, изменялось ежеминутно. Лица плавали по нему от макушки до пят, появляясь в разных местах. Я вскрикнула от нахлынувшего ужаса, продравшего, процарапавшего всё нутро.

Когтистый недоразвитый отросток лапы протянулся к нам, и я заслонила собой Айту. Но передо мной Келе отдёрнул свои лапы-крючья, словно в испуге: что-то во мне привело его в ужас. Он прорычал нечто невразумительное, указав нам обеим на грубо сколоченное подобие клетки. Мы сразу поняли, что нам сидеть там, пока нас не съедят.

Айта не меньше меня дрожала от страха, но покорно вошла в клетку, и дверца захлопнулась. Я кинулась было за ней, но Келе указал на другой угол пещеры. Там было чисто: ни грязи, ни груды разбросанных костей. Я растерялась: «Что, почему? Почему одной – в клетку, а другой – в хоромы?» – но подчинилась. Айта стояла, прислонившись к прутьям клетки, в её взгляде читался безмерный страх от всего происходящего.

Покорившись, я отошла в дальний конец пещеры, с удивлением разглядывая покрывающие её стены петроглифы. О том, что они называются именно так, узнала, конечно, гораздо позже, уже выбравшись из плена Келе. Но в тот момент у меня реально захватило дух. Как будто вся якутская и чукотская история, начиная с ворона Кутха, отразилась здесь.

Изображён здесь был и Келе, в основном в охоте на людей. Рисунки были такие древние, что любой археолог душу бы отдал, лишь бы это увидеть и изучить. Но мою голову всё равно больше занимали мысли о побеге и о том, как освободить Айту.

Келе приблизился, он указал когтем на одно из помещений, видимо, тайное, скрытое занавесом из шкур. Подчинившись, я откинула занавес и ахнула: небольшая пещерка была завалена одеждой, причём не современной, а в основном национальной, всех размеров. Оружие было всех мастей и видов. Мой взгляд сразу приметил якутский охотничий стилет, он узок, его легко спрятать в одежде. Келе, заглянув мне через плечо, указал на одно из платьев, но я решительно отказалась, понимая, что не смогу носить наряд, снятый с мёртвой девочки. К тому же старинные якутские платья настолько глухо закрытые, что в ужасной духоте и вони этой пещеры я бы задохнулась. Моё школьное хоть и совсем обтрепалось, но расстёгнутый на все пуговицы ворот меня спасал. Я знаками дала знать Келе, что не согласна, и он, недовольно ворча, отошёл.

Я успела прихватить стилет и сунуть его под соломенную подушку на выделенной мне кушетке.

Более всего я ждала, наступит сон у Келе или нет. Спят ли они вообще? Они же не люди – непознанные духи природы.

Как подходить к ним с человеческими мерками? Но вот Келе удобно устроился на полу, подогнал лицо на то место, где ему, собственно, и положено быть, достал дудочку и заиграл мелодию необыкновенной красоты. Я видела, что у Айты распахнулись глаза, как и у меня самой: такое мерзкое чудовище – и такие божественные звуки. В голове не укладывалось.

Но оказалось, что Келе будто бы убаюкивал сам себя: вот он выронил дудочку из лап-крючьев, свалился на бок и захрапел.

Медленно я начала подбираться к нему и к клетке. У Айты, прижавшейся к деревянной решётке, появилась такая надежда в глазах, что они засветились. Я подошла совсем близко к бесформенной туше Келе, хотя понимала, что значит ударить ножом живое существо, пусть даже подобное. Но Келе проснулся. Взревев, он выбросил крючья-отростки и стал подтягивать меня к жуткой пасти, проявившейся в теле. Она была усеяна такими острейшими зубами, что я закричала от страха и, уж извините за подробности, описалась. Но жрать он меня не стал – просто швырнул в тот же дальний угол пещеры, как мячик. Ударившись головой, я потеряла сознание.

Утром же меня ждало самое страшное: пещера наполнилась, видимо, родственниками Келе всяких размеров. Я поняла – они собираются на пиршество. И главным блюдом в нём станет Айта. На меня же никто совсем не обращал внимания. Ничего на тот момент не зная о телепатии, я сосредоточилась на подруге, пытаясь внушить ей одну мысль. Я догадывалась, что Келе не трогают меня из-за ворона Кут-ха: каким-то образом они видят его проявления во мне. Айта же пуста, в ней ничего нет, кроме страха, поэтому, если не сделать хоть что-то, она обречена.

«Впусти в себя ворона Кухта, впусти, – как молитву повторяла я, – миленькая, впусти!» И Айта будто почувствовала что-то, исходящее от меня, приободрилась, но, к сожалению, было уже поздно.

Её вывели из клетки, поставили в круг, и собравшиеся Келе устроили вокруг неё безумные ритуальные пляски. Твари не имели чётких очертаний, и вид этих комков потусторонней слизи с лицами, плавающими по всему телу от пят до макушки, внушал отвращение и безмерный ужас. Сам хозяин пещеры играл на дудочке. Но теперь мелодия не была красивой – она царапала мозг, как ножом по тарелке.

Айта стояла в центре круга, и вид её был ужасен: тёмные круги под глазами, распущенные и растрёпанные волосы ниже пояса. Белый форменный передник, который она, в отличие от меня, не сняла, выглядел неуместно. Из распахнутого ворота вывалилась не совсем ещё сформировавшаяся грудь, но она была такая красивая, что не нужен был этому совершенству никакой лифчик.

У меня закололо сердце, я думала: «Всё, конец не только Айте, но и мне».

И вот настал момент, когда, доведя себя до экстаза, чудовища набросились на неё. Я думала, твари сожрут её живьём, однако я ошиблась: да, они убили Айту, но я стала свидетельницей чего-то более страшного.

Я, выращенная в атмосфере глубокого атеизма, стала свидетелем того, чему до сей поры не могу найти описания. Келе расступились, оставив жалкие истерзанные останки моей подруги на полу пещеры. Но в лапах-крючьях одного из них билась призрачная девушка. Да, это была она, та самая душа, и весь мой атеизм рухнул в необъятную пропасть. Какой, к чертям, атеизм?! Рок, миром правит только зловещий рок.

Жуткие предсмертные крики моей подруги терзали меня потом долгие годы.

В какой-то момент этот ужас прекратился. Келе один за другим покинули пещеру, утаскивая останки и душу Айты с собой, непонятно, конечно, для чего, может, для каких-то страшных ритуалов. Не появлялся и хозяин пещеры, я осталась в её мраке одна. Кое-как, очнувшись, на ватных ногах я добрела до места, где её растерзали. Там валялись ошмётки её форменного платья, и больше никаких следов.

Келе должны были с неё это платье снять, чтобы отнести в кладовку, нет, решительно ничего не понятно. И стоя над этим местом, я вдруг почувствовала, как ворон Кутх бьётся в моём сердце, это было невероятно. И ноги, и руки укрепились, в сознание вошла уверенность, я уже поняла, чего хочет мой великий прародитель – он хочет сделать меня воином.

Сжимая стилет, я прошла через анфиладу пещерных комнат, никого не встретив.

Только в одной дальней пещерке я обнаружила то, что осталось от Айты, – снятую с неё кожу и лежащие отдельно кости скелета. Внутренности, видимо, сожрали твари. Как будто укоряя, её череп с пустыми глазницами смотрел на меня, на нём ещё сохранились остатки некогда роскошных волос. Я вышла из пещеры к окружающей её трясине без всяких препятствий и здесь, за скрюченным болотным кустарником, затаилась.

Ждать пришлось недолго. Услышав шлёпанье ног возвращающегося Келе, я, глубоко вздохнув, собралась с силами. Пусть это всего лишь неведомая тварь, всё равно убить её ещё нужно решиться! А эта мразь, возвращаясь, что-то там ещё и напевала и, как я поняла, тащила мешок с очередной жертвой. И не иначе ворон Кутх сам направил мою руку: я выскочила прямо перед Келе, как грозный дух мщения, и – надо же! – попала прямо в блуждающее лицо, точно в глаз! Он лопнул, словно воздушный шар, наполненный дерьмом. Вся эта вонючая слизь окатила меня с ног до головы, но это было уже неважно!

Я бросилась к мешку, стилетом разрубила узел, оттуда протянул ко мне ручонки маленький мальчик лет пяти, перепуганный до ужаса. Мы вернулись в пещеру, но там ждал неприятный сюрприз. Меня сразу же атаковала, видимо, жена Келе, судя по наличию у неё груди. Щупальцами-отростками она сумела выбить стилет и отобрать мальчика, эту потерю я не могу простить себе до сей поры. Затем она опутала меня своими крюками-отростками, захватила и, подтащив к выходу из пещеры, швырнула меня в топь как можно дальше, выкрикивая проклятия на своей тарабарщине. Но я встала из топи и решительно начала двигаться вперёд. Как хватило сил, вообще непонятно, сутки с момента похищения я ничего не ела. Примерно столько же шла вдоль топи, удаляясь от пещеры Келе, и видела весь путь белого ворона. Понимала – он хранит меня.

Я вышла к суше настолько покрытая грязью, что встретившиеся охотники изрядно напугались, а уж якутских охотников ничем не удивишь.

– Эге, мужички, погодите, да это же одна из двух пропавших девочек! Бьём тревогу!

Но тут силы окончательно оставили меня, и я рухнула, как подкошенная, без сознания. Очнулась я вовсе не дома: открыв глаза, я увидела трёх внимательно наблюдающих за мной шаманов. Они очень сильно дымили в своём чуме, взгляды у всех были мудрые, пробирающие до костей.

Я, спохватившись, оглядела себя: чистая, одета в национальное платье, правда, не якутское, а чукотское.

– Прежде чем ты отправишься в город, дочь ворона, – начал говорить, видимо, старший, – дай слово, что будешь молчать о Келе. Келе – большая тайна, и они много знают о нас, но если люди появятся в их мире, им придёт конец.

Я поднялась. Ну что же, что же им ответить? Ведь я просто девчонка. Но я видела извлечение живой души! Значит, она есть, и она бессмертна!

– Но они же убивают, едят людей, детей, как же можно?! Они вытаскивают из нас…

Шаманы переглянулись, судя по всему, им тоже было нелегко.

– Дочь ворона, предоставь суд над Келе нам и живи спокойно в городе. Мы здесь, в стойбищах, зависим от них, они зависят от нас. Это мудрость Кутха, мудрость сотворённой им природы, и ты наполнена ею тоже. Но тайна Келе должна остаться тайной, без них что якуты, что чукчи обречены.

Я оглядела эти чеканные лица. Сколько же в них вековой мудрости…

– Не мне, девчонке, спорить с вами, – сказала я. – Но пройдут годы – и я вернусь, и с этим вы ничего не поделаете.

Я вышла из чума и увидела вдалеке машину моего отчима, он и мама ждали меня. Раскинув руки, я побежала к ним навстречу и бросилась в объятия мамы.

– Мамочка, больше никакой Якутии, мама, давай уедем, – всхлипывала я.

К счастью, мама и отчим прислушались к моим доводам, и мы вскоре уехали из Якутии.