Развод. Анатомия предательства

Милана Усманова

Развод. Анатомия предательства

Глава 1. Трещина

Ритмичное пиканье кардиомонитора врезалось в моё сознание, пока я пыталась сфокусировать взгляд на экране компьютера. Тридцать шестой час дежурства. Мои пальцы скользили по клавиатуре, заполняя электронную карту последнего пациента. Бесконечные строчки уже сливались перед глазами в одну сплошную широкую, серую полосу. Два инфаркта за сутки. Одна клиническая смерть. Пять консультаций из приемного. Небесная канцелярия будто решила свести статистику к идеальному среднему по отделению, и в результате вместо размеренного дежурства получилось цунами.

– Доктор Громова, пациент в третьей палате снова просит обезболивающее, – голос Лены, нашей медсестры, выдернул меня из полудрёмы.

Я взглянула на часы – 08:17. Сорок три минуты до конца смены. Сорок три бесконечные минуты. Желудок сжался в спазме, к горлу подкатила тошнота. За сутки я успела выпить только один стаканчик больничного кофе, больше похожего на тёплую воду с привкусом старых тапочек, и съесть половину засохшего бутерброда с сомнительной колбасой.

– Сейчас подойду, – кивнула я, сохраняя отчёт и с трудом поднимаясь из-за стола. – Как там новенький в пятой? Жив ещё?

– Стабилен. Жалуется на боли за грудиной при движении, но ЭКГ без отрицательной динамики, – Лена устало прислонилась к дверному косяку.

Я направилась в палаты. Сначала третья, потом проверить пятую, и только после этого можно завершить писанину и сдавать дежурство Виталию Павловичу. Перед глазами плавали чёрные точки, но я шла по коридору с прямой спиной. "Доктор всегда должен выглядеть спокойным" – одно из первых правил, которое вдолбили в нас ещё в интернатуре.

В третьей палате лежал семидесятилетний Степан Аркадьевич, поступивший вчера с инфарктом задней стенки. Стандартное введение тромболитиков прошло успешно, но болевой синдром был ярко выражен.

– Степан Аркадьевич, как себя чувствуете? – спросила я, подходя к его кровати.

– Дочка, умираю, – простонал он, сжимая уголок одеяла пожелтевшими от никотина пальцами. – Сердце жжёт и давит, как будто трактор на груди.

Я проверила его ЭКГ на мониторе – без отрицательной динамики, но естественно, что болит. Инфаркт не зря называют маленькой смертью.

– Сейчас станет легче, – сказала я, делая отметку в карте и кивая Лене, чтобы вводила назначенный анальгетик. – На шкале от одного до десяти, насколько сильная боль?

– Все десять, дочка. Как тебя зовут-то? А то кричу "доктор", а толком и не знаю.

– Мария Андреевна, – улыбнулась я, автоматически поправляя капельницу.

– У моего сына жена тоже Мария, – его глаза чуть прояснились, когда лекарство начало действовать. – Хорошая девка, работящая. Не то что эти современные…

Я кивала, слушая его вполуха, пока проверяла давление и пульс. Всегда удивлялась, как быстро пациенты, особенно пожилые, начинают воспринимать тебя почти как родственника. Наверное, в этом есть что-то глубоко архаичное – доверять свою жизнь другому человеку и в благодарность пытаться установить с ним связь.

– …а муж-то твой где работает? – вдруг услышала я окончание фразы.

– Дизайнер интерьеров, своя мастерская, – ответила я автоматически.

– О, начальник значит! – оживился Степан Аркадьевич. – Повезло тебе, дочка. Хотя такой красивой грех не повезти.

Я улыбнулась, не разрушая его иллюзий. Если бы он знал, сколько раз я подрабатывала на двух, а то и трёх работах, чтобы Валентин мог развивать свой бизнес. Сколько ночных дежурств взяла, чтобы оплатить первый и последний взнос за аренду его мастерской. Сколько подарков от меня заказчики Валентина получили, чтобы появились первые положительные отзывы. Моя зарплата кардиолога долгое время была единственным стабильным источником дохода в семье.

Но сейчас всё изменилось. Мастерская Валентина процветала, а наша семья наконец-то позволила себе приобрести подержанную "Тойоту" для меня и поменять старый диван в гостиной на новый, удобный.

– Вы правы, мне повезло, – сказала я вслух. – Через час медсестра снова проверит ваше состояние. Если боль усилится, сразу жмите кнопку вызова.

Новенький в пятой тоже был стабилен. Молодой парень, двадцать восемь лет, с подозрением на миокардит после гриппа. Симптоматика классическая: лихорадка, слабость, боли в груди. Сказал, что ему уже легче, но я всё равно отправила его анализы на дополнительную проверку. Слишком много случаев дилатационной кардиомиопатии после, казалось бы, безобидных вирусных инфекций.

К тому моменту, как я закончила с пациентами и документацией, было уже 09:03, и Виталий Павлович нетерпеливо ждал в ординаторской.

– Громова, ты опять засиделась, – проворчал он, принимая у меня папки с историями болезней.

– Прости, Виталий, – вздохнула я. – Степан Аркадьевич из третьей снова жаловался на боли.

– Всё с ним ясно, обычное постинфарктное состояние. Дуй домой, на тебе лица нет.

Я кивнула, почувствовав, как усталость наваливается всей тяжестью. Тридцать шесть часов без нормального сна и еды. В мои тридцать три ещё можно было такое выдержать, но восстановление занимало всё больше времени.

Мысли о доме обрушились на меня, когда я вышла за пределы больничного комплекса. Надо забрать лекарства для бабушки Вали из аптеки – назначенные лечащим врачом аблетки закончились два дня назад, а она сама не дойдёт с её больными ногами. Нужно купить молоко и хлеб. Егор, наверное, уже в школе. Валя обещал отвезти его, несмотря на утреннюю встречу с заказчиком. И ещё позвонить в ЖЭК насчёт протечки в ванной – вчера муж снова жаловался, что не успевает решить все бытовые вопросы.

Серая "Тойота" послушно мигнула фарами, отзываясь на нажатие кнопки брелока. Как хорошо, что Валентин настоял на покупке второй машины – пусть подержанной, но своей. В те времена я сопротивлялась, говорила, что кредит на его мастерскую важнее, общественный транспорт ходит нормально, а такси уж точно дешевле, чем обслуживание автомобиля. Сейчас, глядя на серое ноябрьское небо, я была невероятно благодарна мужу за предусмотрительность.

Сумка с вещами полетела на пассажирское сиденье. Я включила обогрев и закрыла глаза, глубоко вдыхая. Пять минут – я позволю себе пять минут тишины перед тем, как вернуться в реальность. Пять минут покоя.

Воспоминания из студенческих времен накатили неожиданно: первый курс медицинского, комната в общежитии, которую я делила с тремя другими девчонками, столовая с вечным запахом подгоревшего масла, бесконечные вечера за анатомическим атласом, первые трупы в секционном зале, когда половина группы падала в обморок. А потом – первая встреча с Валей в том кафе на Невском. Его уверенность, его чертежи и эскизы будущей мастерской, его мечты о собственном деле – всё это казалось таким правильным, настоящим, заслуживающим поддержки.

Я открыла глаза. Пять минут истекли.

Выезжая с больничной парковки на проспект, я поймала себя на мысли, что через два дня у нас с Валентином годовщина – десять лет со дня знакомства. Неожиданно для себя я улыбнулась. Может быть, стоит организовать что-нибудь особенное? Забронировать столик в ресторане? Или лучше отвезти Егора к бабушке и устроить романтический вечер дома?

Пробок почти не было. Утренний час пик уже схлынул, и я добралась до дома за двадцать минут вместо обычных сорока пяти. Уже предвкушала горячий душ, чашку чая и три часа блаженного сна перед тем, как нужно будет ехать за сыном.

Машина Вали всё ещё стояла на парковке перед домом – кажется, он всё-таки задержался и не успел отвезти сына в школу вовремя. Я вздохнула – снова придётся объясняться с классной руководительницей по поводу опозданий.

Я припарковалась в нескольких метрах от его чёрного "Фольксвагена". Странно, что он до сих пор здесь. Возможно, встреча с заказчиком отменилась?

И тут я увидела их. Валентин стоял у детской площадки напротив нашего дома, рядом с незнакомой женщиной и ребёнком лет шести-семи. Женщина что-то оживлённо рассказывала, постоянно касаясь его руки, а Валентин смеялся – так искренне, как давно не смеялся дома. Потом он посмотрел на часы, обнял женщину и легко поцеловал её в щёку. Совсем не так, как целуют коллег или случайных знакомых. Так целуют тех, с кем комфортно и спокойно. Тех, с кем хорошо.

Я застыла за рулём, не в силах отвести взгляд. Сердце колотилось где-то в горле, а перед глазами всё поплыло. «Это просто усталость, – подумала я. – Это какая-нибудь клиентка, бывают же дружеские отношения с заказчиками».

Но что-то внутри меня, какой-то древний инстинкт самосохранения, уже знал правду. Я почувствовала, как ладони стали липкими от пота.

Тем временем муж сел в свою машину и уехал, а женщина с ребёнком направилась… к нашему дому. К соседнему подъезду. Она жила здесь, совсем рядом. В нескольких десятках метров от нашей квартиры.

Это было последней каплей. Не помню, как я завела машину и выехала на дорогу. Не помню, как доехала до ближайшего супермаркета и припарковалась. Помню только, как сидела, вцепившись в руль, и пыталась дышать. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Как учили на курсах неотложной помощи. Как я сама учила своих пациентов с панической атакой.

Телефон завибрировал в сумке. Я достала его механическими движениями. Сообщение от Валентина: "Отвёз Егора в школу. Задержусь на работе до вечера, встреча с важным клиентом. Люблю, целую."

Ложь. Такая обыденная, привычная ложь.

Глубоко внутри зародилась тупая боль, словно кто-то медленно проворачивал нож между рёбрами. Я – кардиолог, я точно знаю: сердце не может физически разбиться. Но в тот момент мне казалось, что моё разлетелось на тысячи осколков и каждый осколок впивался в лёгкие, мешая дышать.

Я сидела так, наверное, целый час. А потом словно что-то щёлкнуло внутри. Холодная ясность затопила сознание. Я достала телефон и набрала сообщение: "Нам нужно поговорить. Сегодня вечером. Это важно."

Его ответ пришёл через несколько минут: "Что-то случилось?"

"Да, – написала я. – Случилось."

Я завела машину и поехала домой. Душ. Чай. Сон. А потом… потом будет разговор, который изменит всю мою жизнь.

Глава 2. В глаза и вслух

Я проснулась от звука захлопнувшейся входной двери. Часы показывали 18:30 – проспала почти шесть часов вместо запланированных трёх. Голова была тяжелой, будто наполненной свинцом, а во рту пересохло.

– Маша? – голос Валентина раздался из прихожей. – Ты дома?

Отвечать не хотелось. Хотелось натянуть одеяло на голову и проспать ещё сутки, а лучше – неделю. Проснуться и обнаружить, что всё это было лишь дурным сном. Что нет никакой женщины из соседнего подъезда. Что мой муж, с которым мы прожили девять лет, не целует украдкой другую, пока я спасаю чьи-то жизни на бесконечном дежурстве.

– Маша? – его шаги приближались к спальне.

Я села на кровати и включила ночник. Странное оцепенение охватило меня. Я чувствовала себя актрисой в пьесе, где все уже знают финал, кроме главной героини. Может быть, соседи давно всё видели и обсуждали? Может, кто-то из общих знакомых уже шептался за моей спиной? От этих мыслей к горлу подкатила тошнота.

Дверь открылась, и Валентин вошёл в спальню. Мой муж. Отец моего ребёнка. Человек, с которым я планировала состариться. Он выглядел уставшим – морщинки вокруг глаз, которые я всегда находила такими обаятельными, сейчас казались глубже обычного. Он держал в руках коробку конфет – мои любимые трюфели из кондитерской на углу.

– Привет, – он улыбнулся неуверенно. – Я получил твоё сообщение. Что случилось?

Я смотрела на него и не узнавала. Знакомое до последней чёрточки лицо вдруг стало лицом незнакомца. Человека, способного на предательство. На двойную жизнь. На ложь.

– Я видела тебя сегодня утром, – сказала я спокойно. – У детской площадки. С женщиной и ребёнком.

Его улыбка дрогнула, но не исчезла. Вместо этого она стала какой-то механической, застывшей.

– А, это… – начал он, и я услышала, как в его голове прокручиваются возможные оправдания. – Это Кира, она клиентка мастерской. Мы делали проект её квартиры в прошлом году, и она…

– Не надо, – я подняла руку, останавливая поток его слов. – Не оскорбляй меня ложью, хватит. Я видела, как ты её обнимал. Как целовал. Это были вовсе не деловые объятия.

Он замолчал. Медленно опустил коробку конфет на прикроватную тумбочку и сел на край кровати. Не рядом со мной – на самый край, сохраняя дистанцию.

– Как давно? – спросила я, глядя не на него, а на нашу семейную фотографию на стене. Егор улыбается, демонстрируя отсутствие передних молочных зубов. Муж обнимает меня за плечи. Я счастливо смеюсь, откинув голову назад. Это было два года назад, в парке аттракционов.

Валентин вздохнул.

– Два года, – он сказал это так тихо, что я едва расслышала.

Два года. Я прикрыла глаза, чувствуя, как к ним подступают слёзы. Нет, я не буду плакать. Только не сейчас.

– Она живёт в соседнем подъезде, – это был не вопрос, а утверждение.

– Да. Кира переехала сюда… после того, как мы познакомились. Это было случайное совпадение. Квартира освободилась, а район хороший, близко к…

– К тебе, – закончила я за него. – Близко к тебе.

Он кивнул, не глядя на меня.

– У неё есть ребёнок, – продолжила я. – Мальчик? Девочка?

– Мальчик. Миша. Ему семь.

Почти ровесник нашего Егора. Могли ли они его зачать до того, как решили окончательно сойтись?

– Это твой ребёнок? – выдавила я.

– Нет! – он даже вздрогнул. – Нет, конечно. Он от предыдущего брака Киры.

Я закрыла глаза. Хоть что-то. Хоть какая-то крошечная милость судьбы.

– Ты любишь её? – это был самый страшный вопрос. Тот, от ответа на который зависело всё.

Валентин долго молчал. Я слышала его дыхание, чувствовала запах его одеколона – того самого, что подарила ему на прошлый день рождения.

– Да, – наконец сказал он. – Я люблю её, Маша.

И в этот момент что-то внутри меня окончательно надломилось. Всё это время, где-то в глубине души, я надеялась на банальный, пошлый ответ. На "это ничего не значит, просто интрижка", на "я запутался, но люблю только тебя". Я бы простила, я бы попыталась забыть, я бы боролась за наш брак. Но его тихое, твёрдое "да" захлопнуло эту дверь с оглушительным звуком.

– Почему? – этот вопрос вырвался сам собой. – Почему ты не ушёл к ней, если любишь?

Он пожал плечами, и этот обыденный жест в такой момент показался мне верхом цинизма.

– Сначала было сложно. Ты работала круглыми сутками, Егор только пошёл в школу, твоя бабушка болела. Я не хотел всё усложнять, думал, может, пройдёт. Потом… я просто не знал, как сказать. Откладывал разговор день за днём.

"Пока я сама всё не увидела," – мысленно закончила я. Вот оно что. Не любовь ко мне, не забота о сыне – просто трусость и удобство. Было удобно иметь надёжный тыл в лице жены-врача и захватывающий роман с эффектной любовницей. Две жизни по цене одной.

– А как же Егор? – спросила я, чувствуя, как внутри поднимается холодная ярость. – Ты думал о сыне, когда заводил свой роман?

– Я всегда думаю о сыне! – в его голосе наконец прорезались эмоции. – Я люблю его больше всего на свете!

– И именно поэтому решил разрушить его семью?

Муж поднялся на ноги и начал ходить по комнате.

– Я знал, что ты так отреагируешь. Знал! Ты всегда переводишь всё в плоскость обвинений!

– А как ещё мне реагировать?! – я почувствовала, как к горлу подступают рыдания, но сдержалась. – Ты обманывал меня! Жил двойной жизнью!

– Я пытался найти подходящий момент, чтобы всё рассказать!

– Два года? Два чёртовых года ты искал подходящий момент?!

Мы смотрели друг на друга с ненавистью. С этим человеком я прожила девять лет. Родила ему ребёнка. Поддерживала во всех начинаниях. Любила его.

– Что теперь? – спросила я наконец. – Каков твой план?

Он снова сел, но теперь не на кровать, а на стул у туалетного столика.

– Я хотел бы, чтобы всё прошло цивилизованно, – сказал он тихо. – Без скандалов, без сцен. Ради Егора.

"Ради тебя," – подумала я, но вслух этого не сказала.

– Ты хочешь развода?

– Да, – кивнул он. – Думаю, это будет лучшим решением для всех.

"Для всех," – эхом отозвалось в моей голове. Для него и его новой семьи – несомненно. А для меня? Для Егора?

– Ты переедешь к ней? – я старалась говорить ровно, без эмоций, словно обсуждала схему лечения с коллегами, а не крушение своей жизни с предавшим меня мужем.

– Наверное, да. Но не сразу. Нужно всё спокойно обсудить, решить вопросы с имуществом, с графиком встреч с Егором…

– Сегодня, – перебила я его. – Ты переезжаешь сегодня.

Он моргнул, явно не ожидая такой реакции.

– Маша, давай не будем спешить. Нам нужно всё обдумать…

– Мне нечего обдумывать, – мой голос звучал твёрдо, хотя внутри всё дрожало. – Ты любишь другую женщину. Хочешь с ней быть. Значит, переезжай. Сегодня.

– Но как же сын? Он вернётся из школы и…

– Я объясню ему. Скажу, что у тебя важная командировка. А потом мы вместе расскажем ему правду.

Валентин смотрел на меня с каким-то странным выражением. Удивление? Восхищение? Облегчение?

– Ты всегда была сильной, Маша, – сказал он наконец. – Сильнее меня. Думаю, поэтому я и… – он не закончил фразу.

– Поэтому ты и что? Нашёл ту, кто слабее? Ту, кто нуждается в тебе больше?

Он отвёл взгляд, и я поняла, что попала в точку.

– Ты слишком сильная, Маша, – сказал он тихо. – Ты сама справишься. Всегда справлялась.

Эти слова ударили меня буквально под дых, куда больнее, чем пощёчина. Значит, вот в чём дело. Моя сила, моя независимость, моя способность решать проблемы – всё это стало для него оправданием. Я не нуждалась в нём так, как эта Кира. Не цеплялась за него, не делала его центром своей вселенной. И за это он меня предал.

– Убирайся, – сказала я тихо. – Собирай вещи и убирайся.

Он встал без возражений. Наверное, именно такой реакции и ждал – без истерик, без умоляний, без попыток вернуть. Знал, что я "сильная" и "справлюсь".

– Я возьму только самое необходимое, – сказал он. – За остальным приду потом, когда ты будешь готова.

Я кивнула, не доверяя своему голосу. Смотрела, как он методично собирает вещи: несколько рубашек, брюки, нижнее бельё, зубную щётку, бритву. Складывает всё это в спортивную сумку – ту самую, с которой мы когда-то ездили в наш первый совместный отпуск в Турцию. Я была тогда на четвёртом месяце беременности, и он так трогательно заботился обо мне.

Было ли всё это ложью с самого начала? Или мы просто потерялись где-то на пути друг к другу? Когда именно наступил тот момент, когда мы перестали быть близкими? Когда я перестала замечать, что происходит в душе моего мужа? Когда он перестал делиться со мной своими настоящими чувствами?

Пока я задавалась этими вопросами, он закончил собирать вещи, вжикнула молния на сумке. Выпрямился и посмотрел на меня – растерянно и виновато.

– Маша, я…

– Не надо, – я покачала головой. – Просто уходи. Ключи оставь на тумбочке в прихожей.

Он кивнул, помедлил ещё секунду, словно хотел что-то добавить, но передумал. Подхватил сумку и вышел из спальни. Через минуту я услышала, как хлопнула входная дверь.

И только тогда я позволила себе заплакать.

Рыдания вырвались из груди, сотрясая всё тело. Я плакала так, как не плакала, наверное, с детства – навзрыд, захлёбываясь слезами, не заботясь о том, как выгляжу. Рыдания перемежались приступами холодной ярости: я швырнула в стену его фотографию, ту самую коробку конфет, вазу с ночного столика. Хрустальные осколки разлетелись по полу, но я не обращала на них внимания.

Через полчаса слёзы иссякли. Я сидела на кровати, опустошённая, с опухшими глазами и заложенным носом. Взгляд упал на электронные часы: 19:15. Егор вернётся через пятнадцать минут – бабушка забрала его после продлёнки и повела в книжный магазин.

Я встала и механически начала собирать с пола разбитые стёкла. Надо было успеть привести себя в порядок до прихода сына. Нельзя, чтобы он видел меня такой – уничтоженной, лишённой всякого достоинства. Я – его мать, его опора. Я должна быть сильной.

"Ты слишком сильная, Маша," – снова прозвучал в голове голос Валентина. Я сжала кулаки так, что ногти впились в ладони. Да, я сильная. И я справлюсь. Но не потому, что он так сказал, а вопреки этому.

Я умылась холодной водой, привела в порядок волосы, нанесла на лицо немного тонального крема, чтобы скрыть следы слёз. Переоделась в домашние джинсы и свитер. Проверила, ничего ли не забыла убрать – разбитая ваза, осколки, коробка конфет. Всё исчезло в мусорном ведре.

Потом я села на кухне и начала обдумывать, что скажу Егору. "Папа уехал в командировку". Это должно сработать на первое время. Но долго отрицать правду не получится – слишком умный и чуткий мальчик.

Звонок телефона прервал мои размышления. Номер не определился, но я всё равно ответила.

– Алло?

– Вы Мария Громова? – женский голос был низким, с хрипотцой.

– Да, это я.

– Слушай сюда, – голос мгновенно изменился, стал агрессивным. – Я Кира. Ты знаешь, кто я?

Я почувствовала, как сердце пропустило удар. Только этого не хватало.

– Знаю, – ответила я коротко.

– Валя сказал, что ты всё узнала. И что он переезжает ко мне.

Я молчала, не понимая, чего она хочет. Похвастаться своей победой? Убедиться, что я не буду устраивать скандалов?

– Запомни, – продолжила она с угрозой в голосе. – Он мой. Я его не отдам. Если ты попытаешься его вернуть, пожалеешь.

Это было настолько абсурдно, что я чуть не рассмеялась. Она всерьёз думала, что я буду бороться за человека, который предал меня и разрушил нашу семью?

– Не волнуйся, – сказала я спокойно. – Я не собираюсь ничего возвращать. Он сделал свой выбор.

– Отлично, – она явно не ожидала такого ответа. – Тогда… тогда хорошо.

– Это всё? – спросила я, глядя на часы. Егор должен был прийти с минуты на минуту.

– Да. Нет. Слушай, насчёт квартиры…

– Что с ней?

– Валентин сказал, что ты останешься там с сыном. Но мы с Мишкой живём в однушке, а вас в трёшке только двое. Тебе не кажется, что это нечестно?

Я поверить не могла своим ушам. Эта женщина не только увела моего мужа, но теперь претендовала ещё и на мою квартиру?

– Квартира записана на меня, – сказала я ледяным тоном. – Она была куплена до брака, на деньги моих родителей. Так что нет, мне не кажется это нечестным.

– Ты… – она явно собиралась разразиться потоком брани, но в этот момент я услышала звук ключа в замке.

– Мне пора, – сказала я и отключилась, не дожидаясь ответа.

Егор влетел в квартиру с радостным криком:

– Мама! Я нашёл книжку про динозавров! Представляешь, там есть такой, у которого три рога и…

Он остановился на полуслове, глядя на меня своими огромными карими глазами, такими же, как у отца.

– Мама, ты плакала? – спросил он тихо.

Я подошла и обняла его. Мой маленький мальчик. Мой сын. Единственное, что имеет значение в этом мире.

– Нет, солнышко, – солгала я, гладя его по голове. – Просто устала на работе. Давай-ка посмотрим твою книжку?

Он недоверчиво нахмурился, но тема книги была слишком увлекательной, чтобы надолго задерживать внимание на моём состоянии.

– А где папа? – спросил он, когда мы устроились на диване с книгой и чаем.

Я сделала глубокий вдох. Первая ложь – самая трудная.

– Папа уехал в командировку, – сказала я как можно более обыденным тоном. – Срочный заказ в другом городе.

– Он даже не попрощался? – в голосе Егора прозвучало разочарование.

– Он звонил, пока ты был в книжном. Просил передать тебе привет и сказать, что очень любит.

Егор нахмурился, но кивнул, принимая это объяснение. А потом снова вернулся к своим динозаврам.

Я смотрела на своего сына и пыталась представить, как объясню ему, что его отец больше не будет жить с нами. Что у него теперь другая семья. Что мы с ним будем видеться по выходным и праздникам. Как это скажется на нём? Чем обернётся для его хрупкой детской психики?

Нет, я не позволю, чтобы предательство Валентина сломало нашего сына. Я защищу его. Я сделаю всё, чтобы он вырос счастливым и уверенным в себе человеком, несмотря ни на что.

"Ты слишком сильная, Маша. Ты сама справишься."

Да, я справлюсь. Но не ради мужа. Бывшего мужа. Ради Егора. И ради себя самой.

Вечером, уложив сына спать, достала ноутбук и открыла поисковик. "Юридическая консультация по вопросам развода в СПб," – набрала я в строке поиска. Завтра начнётся новый этап моей жизни. И я встречу его во всеоружии.

Но сейчас, пока никто не видит, я могу позволить себе ещё немного слёз.