Не бойся, тебе понравится!

Сородичи не просто знали о её статусе отрезанной от корней – они чуяли это. Даже те, кто относился к Повилике неплохо, всё равно ощущали рядом с ней беспокойство и испытывали отвращение. Так невольно отталкивает любое уродство или гадкое насекомое: сознательно можно относиться как угодно, стыдиться собственных чувств и не позволять себе лишнего, но глубинное, древнее, инстинктивное заставляет держаться от подобного существа подальше. Представители же иных рас ничего подобного не испытывали, она ещё по общению с людьми заметила, и это подкупало.

Веселило и то, что шайтарский специалист пытался невзначай копаться у неё в голове. За годы жизни Халлелу уже пытались лечить, да и с собственными проблемами и положением она подружилась не случайно, пришлось проштудировать литературу и тщательно разложить всё по полочкам, так что работу мозгоправа эльфийка заметила достаточно быстро. Видимо, родственники подопытного в лице один раз виденного рослого мужчины навели справки и подослали Мутабара проверять информацию, заодно пытаясь помочь Шахабу после плена. Подумав, Повилика не стала сильно дразнить врача и выдумывать сложную линию поведения: лысый шайтар ей понравился, да и отношение родни к подопытному вызывало уважение.

С детства лишённой нормальной поддержки семьи, Халлеле пришлось потратить много усилий и времени, чтобы понять, как ещё это бывает, поэтому сейчас она не могла не заметить совсем других отношений в шайтарском семействе. Попытка разобраться и понять, а не бездумно перекроить всё по собственному усмотрению стоила уважения. Зачем мешать? Тем более зла на Шахаба и его сородичей она не держала и даже немного жалела бедолагу, проведшего в застенках… сколько он там просидел?

По прикидкам, с момента заточения Халлелы прошло четыре дня. Пленница наскоро пообедала и опять сидела с расчётами, когда привычный ход вещей оказался нарушен: на пороге комнаты появились новые лица. Неожиданно – женские. Молодая шайтара, стройная и высокая, с Повилику ростом, в элегантном долгополом наряде, и – совсем уж внезапно – орчанка. Настоящая, с золотисто-оливковой кожей, длинными светлыми волосами, собранными в две косы, и торчащими нижними клычками, оказавшимися гораздо меньше, чем Халлеле думалось: живьём этих дикарей эльфийка не встречала.

– Чем обязана, почтенные дары? – с искренним интересом уставилась она на гостий.

Гостьи переглянулись, орчанка хмыкнула.

– Знакомиться пришли, пока твой тюремщик не видит.

– Что, меня по-тихому отпустят? – ещё больше удивилась Халлела. И немного расстроилась: слишком просто и быстро, ей ещё не надоело это место.

– Ну, судя по всему, сэла, ты тут не страдаешь и срочно спасать тебя не надо, даже если бы у нас была такая мысль, – со смешком продолжила всё та же орчанка. – А ничего тут, миленько.

– Помогите Предки, Шахаб действительно поселил пленницу в свою комнату! – вздохнула шайтара и опустилась на край постели, явно совсем не боясь сидящей на цепи эльфийки. – Скажи, что с ним было? – слегка насупив тёмные, иссиня-чёрные брови, спросила гостья.

Красивая девушка. Длинные густые волосы, кожа – тёмное серебро, густо-фиолетового цвета глаза, гармоничные черты… Глядя на неё и не обращая внимания на слишком округлую фигуру, можно было даже поверить, что они с эльфами дальние родичи. Чушь конечно, уж кому, как не специалисту по расовой магии, это понимать, но какие-нибудь недалёкие и безграмотные обыватели вполне могли обмануться. И обманывались. Пропагандой в Новом Абалоне занимались неплохие специалисты, знающие, какие байки и для кого выдумывают.

– Если ты спрашиваешь о том, что с ним делала я, то – ничего противоестественного, – усмехнулась Халлела. – А как его заставили замолчать – понятия не имею. Мы вообще думали, что он немой.

Что некоторые полагали его ещё и сумасшедшим, добавлять не стала.

– Он ужасно изменился, – вновь вздохнула шайтара и опомнилась: – Да, прости, мы же не представились! Я Шарифа, сестра Шахаба. А это…

– Ярая, друг семьи, – улыбнулась орчанка и заняла один из стульев. – Зачем он тебя сюда притащил?

– Это у него спрашивать надо. Привык, наверное, – легкомысленно предположила Повилика. – Для жестокой мести за унижения он уделяет мне прискорбно мало внимания. Никаких тебе пыток и издевательств, даже обидно.

Гостьи быстро переглянулись.

– А есть за что мстить?

– Ну-у, я даже не знаю… – протянула эльфийка, потёрла кончиком пальца уголок губ. Тревогу и напряжение женщин сложно было не заметить, и это забавляло. – Он же не говорил, насколько ему обидно! Он вообще ничего не говорил. Но уверяю, я была с ним нежна и ласкова, – безмятежно улыбнулась она.

– Эта энергетическая связь. Она как-то ощущается? – спросила Шарифа. – Доставляет неудобства?

– Мне – нет, а у брата лучше спроси сама. Говорю же, он возмутительным образом меня игнорирует.

Ещё некоторое время пришелицы расспрашивали про эксперимент и его последствия, и тут Халлела без зазрения совести врала с самыми честными глазами. Быть пойманной на лжи она не боялась, говорила всё то, что сумел выяснить Мутабар, ну а собственные изыскания и маленькие лазейки никоим образом не касались странных гостий. Она ещё не выжила из ума, чтобы разбрасываться немногочисленными козырями.

– Я не могу не спросить, – заговорила Ярая, когда они уже собрались уходить. – Тебе нужна встреча с эльфийским консулом?

Шарифа быстрым удивлённым взглядом выдала, что об этом они не договаривались, но за пару секунд справилась с собой и вновь приобрела невозмутимый вид.

– А что, у тебя есть эльфийский консул? – неподдельно удивилась Халлела.

– Оставила в другой сумочке, но если хочешь, – выразительно пожала плечами орчанка.

Пленница в ответ искренне рассмеялась и махнула рукой:

– Оставь себе, мне без надобности.

Визит этот развлёк, и Халлела окончательно решила, что в плену у шайтаров ей нравится гораздо больше, чем у эльфов на свободе. Интересно, как они отреагируют, если попросить политического убежища и лабораторию?

Глава третья, судьбоносная

Полоскание помогало. Шахаб уже мог нормально поддерживать разговор – пусть односложно, но без боли в горле через несколько фраз.

Помогали родные места. Послевоенная Агифа, потрёпанная и кое-где побитая, потихоньку затягивала раны, и хотя о нормальном ремонте дорог и приведении столицы в порядок говорить пока ещё не стоило, но Шахаб и не знал её другой. Получалось, что все памятные места почти не изменились. Не стало небольшого дворика, в котором он впервые поцеловался с девушкой: там стояло орудие, которое взорвали, и от дворика мало что осталось. Развесистый старый инжир возле дома, на который он лазил ещё мальчишкой, наполовину засох, но выглядел ещё крепким. А несколько гранатов в соседнем дворе и вовсе отчаянно зеленели назло всему миру.

Обычно фруктовые деревья в городе не сажали, а если вдруг такое приживалось – плоды не употребляли в пищу, считали грязными. Но порой деревья вырастали сами, а хозяева земли спокойно относились к такому соседству. Детям же и вовсе нет никакого дела до взрослых суеверий: что значит нельзя, когда медовые фиги – вот они, мягкие, ароматные, как удержаться?! А гранаты вообще сажал пожилой гном-ювелир, не понимавший этой традиции, и гнал из них отличное домашнее вино. Посмеивался ещё, что от вина не отказывался никто, даже зная, где именно выросли деревья.

Каждый день, выходя утром из дома, Шахаб бродил по знакомым улицам, иногда терялся, но быстро опять находил дорогу. Воскрешал в памяти места, казалось стёртые тремя годами плена, и с облегчением понимал, что – нет, вот оно. Земля, город, шайтары, камни под ногами и высокое горное небо. И он тоже не бессловесная тень, забытая миром в безмолвном одиночестве, не безымянный лабораторный образец и не цепной пёс.

Помогал Мутабар. Врач оказался неплохим парнем. Он занимался своими исследованиями, порой что-то проверял и сканировал в его ауре, Шахаб почти не вдавался в подробности, но больше болтал об отвлечённом, почему-то совсем этим не раздражая. Наоборот, от его болтовни становилось легче и спокойнее.

Но сильнее всего помогал Шад. Мать с сестрой после того первого вечера тоже вели себя более сдержанно, и семейные ужины потихоньку становились приятной традицией, а не тяжёлой повинностью, но всё же рядом с ними он ощущал напряжение и тревогу. Всё ещё было стыдно за то, как они переживали о его смерти. Всё ещё не получалось быть с ними хоть немного откровенным – боялся сказать лишнего, задеть, расстроить.

С Шадом такой проблемы не стояло. Старший брат, всегда служивший примером перед глазами и ориентиром в жизни, сейчас стал в ней и незыблемой опорой. Спокойный и уверенный, он просто был, самим своим существованием помогая помнить, что жизнь продолжается, что всё будет хорошо, что непременно что-то будет, не закончится вот прямо сейчас, и все сомнения и тревоги непременно разрешатся.

Его сдержанность и отсутствие излишней сентиментальности помогали спокойно обсуждать прошедшие три года, о которых Шад расспрашивал спокойно и по-деловому. Он пытался разобраться, где и с кем держали Шахаба, найти зацепки. Вдруг получится выдернуть кого-то ещё, кого посчитали мёртвым? Вдруг удастся найти эти тюрьмы, явно расположенные не в Новом Абалоне, а где-то поблизости, на территории соседних государств, давно подмятых эльфами? Хорошие, правильные вопросы, которые помогали спокойнее принимать прошлое и приносить пользу.

Одно Шахаба беспокоило, с каждым днём всё больше: Холера.

Сказать, что эта женщина его злила, – ничего не сказать. Её улыбка, её манера говорить, её невозмутимость, её отношение…

Он прекрасно видел, что эльфийка устроилась очень удобно и не страдает. Это снова злило, но никаких действий он не предпринимал, просто старался поменьше с ней встречаться. Да, он мог бы испортить ей жизнь, иногда даже представлял, что для этого надо сделать, но… не мог. От одного только намерения причинить действительную боль беззащитной женщине – да, редкой стерве, хладнокровной и циничной, но способной ужалить его разве что языком, – делалось тошно. А главное, ради чего?

Поначалу он действительно хотел мести. Любой. Заставить её мучиться. Возможно, даже просить пощады. Идея с цепью в первый момент показалась не просто единственной, но – неплохой. Однако сейчас он отчётливо понимал, что её страдания не принесут ни облегчения, ни удовлетворения, только ещё больше стыда и отвращения.

Но сдать её Шаду и забыть Шахаб тоже не мог. И последствия экспериментов тут ни при чём.

Прошло около недели с тех пор, как он воскрес, когда шайтар, вернувшись с семейного ужина, всё-таки решительно направился вниз, в свою старую детскую комнату, чтобы взглянуть проблеме в лицо.

Лицо выглядело безмятежно-довольным, а проблема – цветущей. Она свила себе гнездо из одеяла и подушек в углу кровати, перенаправила настенную лампу и увлечённо что-то читала. Судя по обложке и отсутствию письменных принадлежностей вокруг, «что-то» было развлекательным.

Свалилась же на его голову…

– О, у меня гости! – Через пару минут Халлела заметила стоящего в проходе шайтара, ловко выпуталась из одеяла, уже отработанным привычным движением отбросив цепь, чтобы не мешала.

Пол здесь, даром что каменный, был достаточно тёплым, чтобы ходить босиком, а Повилика всегда это любила, так что пренебрегала обувью, хотя тюремщики заботливо предоставили пару лёгких тканевых тапочек. Принесли ей и узкие штаны по местной моде, которые она даже не стала пытаться надеть через кандалы, и верхнюю одежду – сцар. Длинный, свободный, слегка приталенный наряд из простой и приятной к телу светло-зелёной ткани эльфийке понравился. Вырез мог бы быть и поглубже, а вот рукава по локоть и разрезы до середины бедра не вызывали никаких нареканий. Собственное платье у неё не отнимали, даже привели в порядок, но шайтарское одеяние оказалось удобнее для сидячего образа жизни.

Шахаб не двинулся с места, хмурясь и наблюдая за тем, как Халлела поднимается, подходит, останавливается почти вплотную…

Её макушка едва доставала до его плеча, и это с учётом стриженых рыжих кудрей, торчащих вверх, а в глазах – ни тени страха и сомнения. Ни раньше, ни теперь.

– Ты наконец-то решил меня навестить? – Тонкие пальцы эльфийки огладили его локти, предплечья скрещённых на груди рук.

– Когда ты разорвёшь связь? – спросил Шахаб первое, что пришло в голову.

Отчего он не продумал этот разговор сразу? Даже не попытался…

– А я тут при чём? Этим наш мозгоправ развлекается, а я не нанималась облегчать вам жизнь. Мне и так неплохо, – губы изогнулись в лукавой улыбке, в золотисто-карих глазах блеснул смех…

Как же он ненавидел эту ухмылку!

Шахаб не сдержался. Схватил за горло – заманчиво тонкое, открытое – рывком придвинул эльфийку к стене, прижал…

Просто пугал. Он сам прекрасно это понимал. Даже злясь, двигал и держал осторожно, почти бережно: не впечатал с размаху, не сдавил шею. Слишком слабая, слишком хрупкая, чуть не рассчитать силу – сломается…

Хуже всего то, что она тоже это понимала. И улыбалась. Не попыталась вывернуться, да и за его запястье схватилась только в первый момент, от неожиданности и для устойчивости.

– Разорви эту связь! – глухо прорычал Шахаб.

– А я думала, ты пришёл, потому что соскучился, – промурлыкала она, не стирая улыбки. Изящная ладонь накрыла пах мужчины, а вторая деловито потянула вверх полу короткого сцара. – Я вот очень соскучилась…

Шахаб опешил. Он не ожидал от неё такого поведения. Хотя… Провалиться ему сквозь землю, должен был! Холера всегда так себя вела, чему удивляться?!

Нет, не в удивлении дело. Его оглушило собственным желанием, вспыхнувшим от единственного прикосновения, от запаха, от того, что эта женщина сейчас – в его руках. Оглушило до темноты в глазах, и свободные штаны мгновенно стали тесными.

Халлела закусила губу, поглаживая через одежду мгновенно затвердевшую плоть и не отрывая взгляда от потемневших глаз шайтара. Расширенный зрачок превратил тёмно-серую радужку в тонкий ободок.

Шахаб стряхнул оцепенение, когда пальцы женщины добрались до его бока, обжигая прохладой кожу, и скользнули вдоль края штанов к застёжке.

Разъярённо рыкнув – не на неё, на себя, – он схватил тонкие запястья и прижал над головой женщины к стене. Кольнувшее сожаление разозлило даже больше, чем поведение Холеры.

– Ты прав, так будет справедливо. Твоя очередь меня связывать и воплощать всяческие фантазии. – Эльфийка, глубоко вздохнув, слегка подалась вперёд, коснулась языком кожи в вырезе сцара, под шнуровкой. – Обещаю быть очень-очень послушной! – низкий, бархатный голос её прошёлся по нервам беличьей кистью, заставил судорожно втянуть ноздрями воздух в попытке выровнять дыхание и хоть немного успокоиться.

Шахаб грязно выругался, перехватил тонкие запястья одной рукой, второй – опять за шею прижал к стене. Он понятия не имел, чего в нём сейчас больше – злости или возбуждения.

Эта женщина точно безумна. И его сводит с ума.

– Хватит!

– Но мы ещё даже не начали! – И опять эта улыбка, и опять это её ненавистное: – Не бойся, тебе понравится…

Здесь Шахаб знал точно: поцеловал он её только для того, чтобы не свернуть шею прямо сейчас. Чтобы не видеть искрящихся весельем глаз и не слышать этот голос, который, помогите Предки, он будет слышать во сне до конца жизни. И хорошо если только в кошмарах!

Халлела ответила. Охотно, податливо, без малейших сомнений впустила язык в рот, позволяя там хозяйничать и творить что заблагорассудится, снова давая понять, что согласна на всё, и даже больше. Шахаб подхватил её под бёдра обеими руками – так было удобнее тянуться до губ. Ладони прошлись по стройным ногам, мгновенно обвившим его талию, накрыли округлые ягодицы…

Эльфийка пренебрегла не только брюками, но и нижним бельём.

Если ещё минуту назад у него был шанс – призрачный, но был! – развернуться и уйти отсюда, стоило воспользоваться им сразу. А сейчас мысль осталась всего одна: проклятый сцар и проклятые пуговицы! Мгновения, которые ушли на то, чтобы расстегнуть штаны и спустить бельё, показались бесконечными. Тратить время ещё хоть на что-то показалось уже слишком. Прелюдия? Какая, к Предкам, прелюдия! Не сейчас и не с ним, пусть ждёт от кого-то другого.

Задрать её одежду повыше, чтобы не мешала. Чтобы удерживать эльфийку на весу, хватало одной руки – изящная, гибкая, тонкая, Повилика почти ничего не весила. Второй – в это время, экономя доли мгновения, помочь себе, направить член в желанную тесную глубину…

Халлела, цеплявшаяся за его плечи, выгнулась, прерывая поцелуй, впилась ногтями в твёрдые плечи так, словно пыталась добраться до кожи сквозь ткань. Болезненное напряжение смешалось с горячим возбуждением, выплеснулось длинным стоном.

Не дав ни мгновения привыкнуть, шайтар опять подхватил её под ягодицы обеими руками, но – спереди, не сзади, вынудив широко развести колени, открыться, лишая возможности оплести любовника ногами. Прижал к стене, медленно двинул бёдрами, словно примериваясь, почти выскользнул – и снова рывком вошёл на всю глубину.

– Да!.. – Халлела встретила этот толчок новым стоном. – Ещё…

Шахабу в первое мгновение показалось, что он кончит прямо сейчас, словно юнец, впервые прикоснувшийся к женщине. Однако схлынувшая злость, кажется, прихватила с собой ещё что-то лишнее, возвращая самоконтроль, а пара столь же медленных, с паузами, движений доставила новое удовольствие: видеть, как Халлела кусает губы, пытается двигаться сама – а когда не получается, только сильнее впивается ногтями в его плечи и, почти хныча, просит не останавливаться.

Такой – уязвимой, полностью лишённой самодовольства и острого жала, вложенного природой в язык, – он не видел её ни разу. Зрелище заворожило.

Что ж, в этот раз она со своей дурацкой присказкой оказалась права: ему действительно нравилось. И пожалуй, теперь он знал, как будет с ней расплачиваться.

Конечно, долго подобный темп он не выдержал, вскоре за желаниями тела стало не до морального удовлетворения. Движения ускорились, мольбы Халлелы сменились бессвязными всхлипами, а когда эльфийка со стоном изогнулась в его руках от яркого оргазма, запрокинув голову и распахнув ослеплённые вспышкой наслаждения глаза, он окончательно перестал сдерживаться. На каждый резкий, сильный толчок Халлела сквозь томное полузабытьё отвечала новым всхлипом, продолжая слабо и отчаянно цепляться за его плечи. Разрядка оказалась острой и скорой, и Шахаб тоже не сдержал хриплого стона сквозь зубы.

Как же он ненавидел эту стерву, и… как же ему нравился секс с ней.

Через несколько мгновений, слегка переведя дух, Шахаб поставил женщину на ноги. Она протестующе замычала, но потом словно очнулась и разжала руки, выпустила его плечи, не спеша, однако, отказываться от поддержки стены. Прижалась к прохладному камню затылком, полуприкрыла глаза, из-под ресниц наблюдая за тем, как шайтар поправляет одежду.

Почему-то он совсем не выглядел нелепо в спущенных до колен штанах, хотя должен был. Впрочем, набедренная повязка, определённо, подходила ему лучше! А вовсе без штанов и этого мешковатого балахона Халлела полюбовалась бы на него с ещё большим удовольствием.

– Я так и знала, что с руками гораздо лучше, – пробормотала Повилика.

– Что? – Шахаб ответил вопросительным взглядом, подтянув нижнее бельё и застёгивая штаны.

– Когда у тебя свободны руки, это гораздо удобнее. И приятнее. Обещаю носить отпечатки твоих пальцев с гордостью! – усмехнулась она и выразительно потёрла ягодицу, на которой наверняка остались синяки. От стены она на всякий случай по-прежнему не отходила: предательская слабость в коленях ещё не прошла. – Что, ты даже не останешься на ночь? – она в деланом удивлении приподняла брови.

Шайтар ответил долгим непонятным взглядом и молча вышел.

Жаль. Ей было что сказать ещё, да и сделать тоже…

Халлела прикрыла глаза, глубоко вздохнула. По телу бродили отголоски пережитого удовольствия, а губы кривила лёгкая улыбка. Всё же он хорош. С руками – особенно!

– Шахаб, – проговорила тихо, пробуя имя на вкус. Тот казался пряным и терпким – как и сам мужчина.

Подобного поворота она всерьёз не ждала, но шайтар сумел впечатлить. Ещё больше впечатлил бы, если бы, сбросив первое напряжение, остался для чего-то ещё более интересного и неспешного, но… Не всё сразу.

Вскоре почувствовав в себе способность стоять без поддержки стены, Халлела выпрямилась. Стянув через голову свободное одеяние и отбросив в сторону кровати, сначала изогнулась, пытаясь разглядеть следы на попе. Легко это не вышло, а корячиться дальше не захотелось, и эльфийка, не утруждая себя одеванием, пошла в ванную как была – в каменном браслете на ноге и золотых узорах на коже. Прикрепленная к браслету тонкая цепь уже совершенно не беспокоила.

Определённо, жизнь в шайтарском плену с каждым днём играла всё новыми яркими красками!

***

Чувства удовлетворения хватило ненадолго. Холера встряхнулась и опять стала собой, и Шахаб… ну да, сбежал, никак иначе это не назвать. При этом он даже злиться на произошедшее не мог. На что? Она такая, какая есть. Это как сердиться на горы за камнепады и лавины или на небо за засуху. Да и собственное поведение не вызывало раздражения, только лёгкую досаду. Больше оттого, что всё ограничилось одним разом.

Наверное, сегодня у него просто не осталось душевных сил на яркие, сильные чувства. На место ярости и пронзительного удовольствия пришла апатия.

Шахаб прошёл в ванную, сбросил прямо на пол одежду, забрался под душ и пустил холодную воду. Тугие струи ударили по голове, разбились, потекли в лицо, заставив раздражённо фыркнуть, качнуться вперёд и прижаться лбом к стене. Вода молотила в спину между лопаток, остужая разгорячённую кожу. Слегка саднило плечи.

Проклятая эльфийская стерва не отпускала, и холодная вода не помогала избавиться от приятных воспоминаний. И навязчивых фантазий о том, чем можно было продолжить эту встречу.

Шахаб ощущал безнадёжную растерянность, когда пытался понять, что делать дальше. Разумный выход из ситуации оставался один, всё тот же: связаться с Шадом и попросить его забрать эту женщину. Но понимание правильного выхода не помогало принять решения. Он не мог её отпустить.

Не хотел, стоило называть вещи своими именами. Потому что – хотел её. Во всех позах. Может, если всунуть ей кляп, станет легче?..

Безумие. Чистой воды.

Повилика называла Мутабара мозгоправом и говорила об этом уверенно, со знанием дела. Сейчас, задумавшись об этом и вспоминая все его вопросы и суть разговоров, Шахаб прекрасно понимал, что исследовал лысый шайтар не только связь, но и тех, кого она объединила. И уж точно о его профессии и работе знал Шад, который наверняка не случайно выбрал именно этого врача. Брат не мог не видеть, насколько изменился младший за три года, и, конечно, хотел помочь. На его месте Шахаб тоже попытался бы.

Вот только он скорее шагнёт со Стены Предков, чем посвятит постороннего в детали, и катился бы этот Мутабар со своими умными мыслями под гору.

Сначала сбросит оттуда эльфийку, а потом шагнёт сам. Неплохой вариант. Окончательный.

Шахаб тяжело вздохнул, от души шарахнул обоими кулаками по стене. Боль помогла встряхнуться и ненадолго отбросить глупые мысли, так что он выпрямился и потянулся за мылом. Если окончательно смыть с тела следы, ощущения и запахи, жить станет легче. Ненамного, но станет; он знал точно.

О том, что в лаборатории что-то изменилось и появилась Халлела Безродная, пленник узнал, когда о нём вдруг вспомнили, и, однажды уснув, Шахаб проснулся в большом демонстрационном зале на цепях.

Честно сказать, такая перемена даже порадовала. В одиночной камере хотелось лезть на стену от безнадёжности, из всех развлечений имелись только собственные тело и разум, так что приходилось заниматься физическими упражнениями и тренировкой фокусировки и контроля силы: заглушённая какими-то эльфийскими приборами, она, однако, не пропала, просто не могла покинуть тело.