Я узнаю тебя по глазам

Я вздрагиваю и отшатываюсь, но он снова притягивает к себе, успокаивая.

– Да тише ты. Сейчас я тебя отвезу домой. Где живешь, кстати?

Называю адрес своего общежития и говорю, что вполне могу сама вызвать такси.

– Ни в какое такси ты не сядешь, особенно в таком платье…

– Каком таком? – недоуменно спрашиваю.

– Развратном, мля! Напомнить тебе, как его легко снять? Это не платье, а ходячая приманка! Неужели не видишь?!

Смотрю на себя и никак не могу понять, где же тут разврат.

– Именно платьем ты меня вчера зацепила. Расценил его как призыв к действию, – этими словами он меня просто добивает. Отворачиваюсь, отхожу к окну, вздрагиваю всем телом.

– Тшш, – меня обнимают и успокаивающе целуют в висок. – Все нормально, собирайся и поедем.

Молча выходим из дома, в котором сейчас идет тщательная уборка. И, судя по тому, что вижу, сей процесс грозит затянуться на большую часть дня. Славно гости покуролесили, ничего не скажешь. Дэн сажает меня в свой джип, сам падает на водительское сидение и выруливает на подъездную дорожку.

– Это твой дом? – спрашиваю просто так, чтобы прервать молчание.

– Неа, одного друга, часто с ним раньше тусили, а сейчас все реже и реже… А ты почему в общежитии-то живешь? Не местная?

– Нет, здесь я родилась. Просто сирота, – чувствую, как он напрягся, плотно сжал челюсти, руки крепче сжали руль. – Мама умерла в прошлом году, а на стипендию не проживешь. Вот и пришлось временно квартиру сдать. В принципе, комнаты в общежитии приличные, жить можно. Так что потерпеть еще три года до окончания – не проблема.

Некоторое время снова молчим, затем он просит мой телефон, берет его и вбивает свой номер.

– Если что-то будет нужно – звони, помогу. Твой номер я сохранил.

– Не стоит, справлюсь, – гордость не позволит мне звонить. И стыд. Еще чего не хватало, просить о чем-то. Хорошо, хоть денег не додумался предложить.

– Звони, – повторяет с нажимом. – А учишься ты где?

– В НИУ имени Адамса. На биологическом факультете. Пойду в преподавание, скорее всего.

Дэн невесело хмыкает и останавливает машину на стоянке перед общежитиями. Оглядывается.

– Да уж, выбрала ты себе специальность. И что это за общежития такие? Как-то все здесь мрачно.

Я внутренне хихикаю, представляя, что бы он сказал, если бы вошел внутрь. После позолоты и лепнины особняков, интерьер обычных зданий покажется сродни трущобам. Открываю дверь, чтобы выйти, но меня останавливает его голос.

– Погоди, – обхватывает руками мое лицо и целует, быстро, жадно, торопясь украсть последние мгновения. Наконец выпускает и говорит: – Это на прощание, чтобы хорошо запомнить.

При этих словах в груди что-то екает, растет чувство какой-то невосполнимой потери. Хотя с чего бы это? Выхожу и захлопываю дверь. Дэн выезжает со стоянки, а я иду по дорожке к своему корпусу. Страстная ночь осталась в прошлом, и теперь каждый из нас возвращается в свою жизнь, просто два человека, которые однажды пересеклись по нелепой случайности.

Глава 4. Воспоминания Дэна.

Два месяца спустя

Сижу в кафе, куда завалился с друзьями после пар, глушу кофе и вновь уплываю в воспоминания. Пацаны рядом что-то или кого-то обсуждают, рассказывают похабные анекдоты, но мне абсолютно пофиг, в мыслях вновь лишь моя… потеряшка. Элейн. При одном упоминании имени в мозгу вспыхивают сцены нашей бурной ночи. Мягкость ее кожи, вкус губ, податливость и отзывчивость на прикосновения. Девушка – струна, звенящая как камертон, стоит лишь прикоснуться пальцем.

Конечно, я здорово лоханулся с ней, но, мать вашу, когда ее тело реагирует так, что плавятся мозги и рулить начинает другой орган, невнятные слова и вялые попытки к сопротивлению выглядят лишь как игра, не более.

А как она смотрела на меня там, посреди зала? Буквально глазами же поедала. На ее личике так и светились слова: «ТРАХНИ МЕНЯ!» Прямо неоновая вывеска, чтоб вас всех! Это настолько сносило башню, что был готов разложить ее прямо там же, при свидетелях. Кое-как сдержался и довел до спальни. При этом даже не усомнился, что это очередная хитровыделанная авантюра. Очень многие девицы из тех, кто таскается по тусовкам, любят такое – изображать недотрог, нежных барышень или манерных леди, чтобы привлечь внимание и повысить градус ощущений. Каких только заскоков не встречал, но меня это всегда забавляло, а после бешеной скачки было уже пофиг, одна кукла просто сменяла другую, с незначительными вариациями.

Так было до тех пор, пока не встретил ее… мою малышку, которая выбила из груди весь воздух и прочно поселилась в мозгах. Которую затащил в спальню и поимел просто в силу сложившихся стереотипов и того, что в мозгах что-то переклинило. Обидел, напугал, но при этом мы оба получили такой шквал эмоций, что нельзя выразить словами, это сложно даже уложить в голове.

И вот уже два месяца как безуспешно пытаюсь выкинуть ее из головы, но будто попадаю в день сурка, где все события повторяются раз за разом.

Столкновение в зале. И дальше как в замедленной киносъёмке. Красное платье, чертовски развратное, несмотря на то, что оголена лишь верхняя часть плеч. И на контрасте лицо – неброский макияж, серые глаза с пушистыми ресницами, сочные губы с непонятным для мужского взгляда оттенком помады. В мозг бьет моментально, вынося соображалку напрочь, машинально улыбаюсь, слушаю извинения, предлагаю провести к выходу, а сам веду в боковой коридор, к дальней спальне, где нас уж точно не потревожат, весь в предвкушении от предстоящей игры. Походу, появился какой-то новый сценарий и мне до жути любопытно, тем более, что девица и без этих ухищрений привлекла бы мое внимание. Ее бы я трахнул по одной лишь прямой просьбе.

Пропускаю ее внутрь комнаты, проворачиваю ключ в замке, а после прячу в карман. Повернувшаяся на звук девушка смотрит шокированно, словно я привел ее не туда, куда сама напрашивалась. Начинает отступать, говорит что-то об ошибке. Притягиваю за руку, прикасаюсь губами к тонкой шее, прохожусь по всей длине, прикусываю кожу и при этом содрогаюсь как от удара электричеством. Ощущения просто нереальные. В этот раз мне действительно досталась конфетка, которую надо брать, и немедленно. Но конфетка опять вырывается, доводя просто до умопомрачения.

Наступаю, но она отскакивает в сторону, продолжая меня уговаривать.

Метнулся следом и поймал крошку в простенке, придавил, пытающиеся оттолкнуть руки прижал к стене над головой. Отступил, полюбовался открывшимся зрелищем: глаза широко раскрыты, дыхание учащенное, губы соблазнительно приоткрыты. В целом, мой внутренний охотник доволен – беглянка поймана. Все, поиграли и хватит.

Прижимаюсь к губам поцелуем, вторгаясь внутрь, завоевывая территорию. Но крошка вновь начинает вырываться, что доводит меня до белого каления. Неужели еще не наигралась? Нет, все, теперь действуют мои правила, пора подчиняться.

Ты заведешь меня

Ночь – это западня

Знаешь, отсюда нет пути назад…

Холод камня чувствуешь спиной,

Но в глазах твоих горит огонь…

Отрываюсь от губ, таких неожиданно сладких, взгляд смещается на грудь, довольно аппетитную, кстати, вижу, что сквозь тонкую ткань платья отчетливо проступили соски, словно умоляя о ласке. Рукой накрываю холмик груди, взвешиваю, оцениваю, тяну за острую вершинку, растягиваю, сжимаю, чем вызываю у моей крошки протяжные стоны. Ее тело начинает извиваться, побуждая к более активным действиям, поспешно расстегиваю воротник, отчего платье сползает до талии, открывая вид на классный бюстик.

На секунду залипнув, сдергиваю его, обнажая совершенного вида груди. Соски набухают еще больше, так и просят заняться ими плотнее. Крышу сносит окончательно, руки и губы начинают жить своей жизнью, ведомые самым древним инстинктом. Девушка подо мной отчаянно стонет, о чем-то умоляет, но я уже не способен слушать. Почувствовав, что она начинает обмякать, слегка потрепал по щекам, прикусил ушко и начал свой ритуал заново, наблюдая за ее реакцией. Стоны стали громче, дыхание участилось, а после она согнула колено, так интимно, приглашающе.

Рыкнув, раздвинул коленом ноги, рывком стянул платье, отпустил так долго сдерживаемые руки и сосредоточился на бедрах. Отодвинул трусики и ввел внутрь пальцы.. МАТЬ ВАШУ!!! Какие же охренительные ощущения! Хотя с моим-то опытом, чего особенного можно было ждать. Так тепло и влажно… начинаю двигать пальцами, а моя крошка вцепилась в меня руками, словно боясь упасть, прогнулась в спине и издавала стоны, побуждая двигаться быстрее и напористее.

Не дав девушке окончательно упасть, отнес на кровать. Нарочито медленно, хотя сам уже готов был лопнуть, стянул белье и продолжил входить в нее пальцами, наблюдая за сменой эмоций на прелестном личике. Наконец девушка вскрикнула и начала содрогаться в оргазме, под конец обессиленно распластавшись на кровати. Отошел чуть поодаль, оставив ее прямо так, лежащей с широко разведенными ногами, и стал наблюдать как она приходит в себя.

Потрясающее зрелище, такое острое, пикантное, порочное. Начинаю раздеваться, а она, приподнявшись на локтях, наблюдает за мной, судя по затянутым поволокой глазам, еще не окончательно придя в себя. Лишь когда я направляюсь к кровати, она срывается с места, переворачивается и пытается сползти с ложа.

Перехватываю за шею и придавливаю к месту. В ответ на ее огрызания тяну вверх, ставлю на четвереньки и раздвигаю ноги, надеваю резинку… И тут вдруг понимаю, что до сих пор не знаю ее имени. До этого имена ночных одноразовых кукол меня не интересовали, но тут все было иначе. Не хотелось обезличенности, поэтому я спросил, надеясь, что все же получу ответ. Как только слышу имя, красивое как музыка – Элейн, перестаю сдерживать себя и вхожу резко и до основания, полностью заполняя собой.

Гася рукой отчаянный крик, понимаю, что поторопился. Внутри тесно, очень тесно, мне чуть ли не девственница досталась. От этой мысли хочется вбиваться в нее еще сильнее и глубже, окончательно подмять под себя, но сдерживаю первобытные позывы. Начинаю двигаться аккуратно, медленно, лишь почувствовав отклик тела Элейн, начинаю ускорять темп. Она стонет, изгибается и наконец начинает двигать бедрами, помогая проникать глубже в нее, прижимается все сильнее и я, наконец, срываюсь. Внутри все переворачивается, тело требует все больше и больше ощущений. Поднимаю ее вверх, прижимаю и вдалбливаюсь все дальше. Она стонет, царапает мне плечи и сама насаживается на мой член, доводя меня до исступления.

Кончая, она неожиданно выкрикнула мое имя. Этот крик сладко ударил по нервам, и сделав пару яростных движений, я кончил, изливаясь в нее толчками. Затем перевернул и прижал к себе, не выходя из податливого тела. Подниматься не хотелось, пытался отдышаться и сполна насладиться послевкусием классного секса. Особенно задело то, как она на пике оргазма звала меня, эти звуки хотелось слышать снова и снова, заставляя Элейн кричать, стонать и звать меня безостановочно.

Напоследок припугнув строптивицу, которая пыталась делать вид, что ей не понравилось, ушел в ванную освежиться и выбросить использованную резинку.

Вернувшись, застал крошку за попыткой к бегству, что вылилось в новую порцию сладострастных игрищ. Я сознательно провоцировал, игрался, мучил, доводя до изнеможения, и ее крики и стоны были мне наслаждением. После второго раунда и совершенно сумасшедшего оргазма развалился на диване, пытаясь понять, как это чудо мне досталось.

Ответ, увы, мне не понравился. Когда понял, насколько ошибся, затащив вместо любительницы ночного секса подвернувшуюся под руку потеряшку, я на мгновение застыл. Но вместо того, чтобы попытаться хоть как-то все сгладить, я сорвался и переложил всю вину на нее. Почему я должен ощущать себя насильником, если она пережила несколько оргазмов, жертвы насилия вовсе не так выглядят, и уж тем более не отвечают так страстно на прикосновения. В голове билась только эта мысль, заставляя бесноваться. В итоге, вылив на голову Элейн ведро отборных помоев, я оттолкнул ее и вышел, хлопнув дверью.

Глава 4.1

Пришел в себя уже на улице, сидя на ступеньке. Прохладный воздух прочищал мозги и остужал гнев. Поразмыслив, осознал себя беспросветным дебилом и конченым мудаком. Это ж как надо было отключить мозги, чтобы такое натворить.

Поднимаюсь со ступенек и бьюсь лбом о колонну. Пытаюсь собраться с духом и пойти извиниться, пока не поздно. Но сам же себя торможу. А, собственно, что такого будет, если опоздаю – обидится и уйдет? Ну и пусть уходит, пока на новые приключения не нарвалась. Заяву все равно не накатает, сама не сможет соврать, что ей было плохо и больно. Следаки просто посмеются и отправят домой как очередную беспутную девицу, по пьяни вытворяющую черте что.

Чем больше об этом думаю, тем гаже себя чувствую, голос совести грызет изнутри. Не хочу быть такой сволочью, особенно после того, что между нами было. Тело до сих пор подрагивает и тянется назад, туда где оставил свою потеряшку. Чувствую, что надо идти, время уходит. Захожу внутрь, оглядываюсь и передергиваюсь от омерзения. Пьяные крики, чужие стоны, полураздетые тела, чьи-то туши наспех спариваются в углу. Вроде и до этого все было так же, но теперь внутри лишь чувство брезгливости и отвращения.

И еще острее на этом фоне ощущается чувство вины – я украл самое чистое существо среди этого сброда, по глупой случайности попавшее в эту клоаку, но и его испачкал своими грязными словами.

Хочется материться и разносить кулаками стены, но это ведь сейчас не поможет. При виде чувака, пьяно бредущего у стены и ищущего чью-то комнату, холодею от внезапного подозрения. А если такой урод сейчас вломится к моей куколке и обидит ее? Кем я тогда буду, если он что-то с ней сделает?

Резко срываюсь с места, надеясь, что все обойдется. Иду вперед не разбирая дороги, отталкивая всех, кто попадается на пути. Отмахиваюсь от приветствий. Лишь у самой двери притормаживаю, вслушиваюсь, но за дверью царит тишина. Смотрю на экран смартфона – меня не было около двадцати минут. Неужели ушла уже? Надо проверить. Открываю дверь, оглядываю комнату и замираю. Моя малышка сидит на полу у стены, практически в позе эмбриона, и не издает ни звука, не реагирует ни на дверь, ни на мои шаги, а я ведь топаю довольно громко. Сердце заходится и падает куда то вниз. Становится страшно, что же такого я с ней сотворил?

Подхожу, опускаюсь на корточки, осторожно трогаю за плечо. Вздрагиваю от холода, сковавшего ее тело, но продолжаю тормошить. Наконец она отрывает голову от коленей и смотрит на меня невидящими от слез глазами. Лицо припухло, а тело все трясется. Господи, какое же я чудовище. Узнав меня, Элейн шарахается в сторону, но я удерживаю, пересаживаю к себе на колени, прижимая и пытаясь хоть немного утешить. Так страшно, как в эту минуту, мне еще не было. Неужели все же сломал девушку окончательно и довел до нервного срыва?

Нет, отказываюсь в это верить. Продолжаю обнимать, целую в лоб, пытаюсь согреть. Слова сейчас бессмысленны, она их просто не воспринимает.

Постепенно чувствую, как утихает дрожь, моя крошка немного расслабляется, раздаются тихие всхлипы. Отодвинуться ей не даю, произношу слова извинений, пытаюсь успокоить, но ведь не верит, ни капли не верит. Обидные слова въедаются в душу хуже кислоты.

Беру в руки ее лицо, пытаюсь губами смыть следы слез, отвлечь, заставить забыть все сказанное в запале. Прерываю на полуслове горькую фразу, закрыв рот поцелуем, разбивая лед по крупицам. Вот пошла легкая оттепель, она слегка потянулась ко мне. Ухватившись за тонкую ниточку, усиливаю напор, целую губы, растираю руки, шею и чувствую, какая она холодная, практически ледяная.

Не дав шанса на возражение, поднимаю на руки и несу в комнату с джакузи. От сердца отлегает по мере того, как моя куколка возвращается к жизни. На джакузи смотрит уже с некоторой долей любопытства, даже позволяет снять с нее простыню. При виде стройного тела, стоящего у ступенек и зябко обнимающего себя руками, чувство вины накрывает с головой, особенно при воспоминании о подлых мыслях уйти и не заморачиваться. Стискиваю зубы до скрежета и начинаю раздеваться.

Услышав это, Элейн быстро спускается в воду, явно намереваясь укрыться от меня хоть там. Спускаюсь следом и, преодолев легкое сопротивление, усаживаю ее между своих ног. С облегчением чувствую, как холод уходит из ее тела, она расслабляется и забывается в моих объятиях. Только вот чувство обиды никуда не уходит, сквозит в ее словах, в выражении глаз. Надо сломать эту корку недоверия, эту коросту, которой затягивается грязная рана. Надо вытравить тот яд, которым сам же и отравил.

Начинаю совершать плавные, дразнящие прикосновения, стараясь разжечь искры того огня, что совсем недавно горел между нами. Но крошка сопротивляется, упорно пытается сдержать реакцию тела, подавить возбуждение, кусает губы, чтобы не дать мне услышать ее стоны. Но надо достучаться, добиться ответа, иначе будет поздно. И я не отступаю.

Наконец внутренняя стена сломлена, моя хрупкая куколка сдается, прижимается и просит дать ей освобождение. Поворачиваю ее к поручням, прогибаю в спине и беру снова, медленно и нежно, очищая ее и очищаясь сам. Толкаюсь внутрь, не сдерживая стоны и впитывая ее всхлипы. Возбуждение, нарастающее внутри, грозит смести все вокруг, но сдерживаюсь, понимая, что иначе сейчас нельзя, только так.

Чувствуя, как мою детку оставляют силы, вывожу из воды и укладываю прямо на полу. Смотрю на нее сверху вниз и на миг задерживаю дыхание. Элейн лежит на простыне, обессиленная, руки распластаны возле головы, глаза затуманенные – такая охренительно желанная и такая красивая. Молчит, лишь приглашающе раздвигает ноги, призывая закончить начатое. И тут все мои заслоны срывает на хрен, остается лишь дикое желание войти, подчинить полностью, завладеть. По быстрому надеваю резинку, вытащенную из кармана брюк, хватаю крошку за бедра и врываюсь внутрь.

Ее тело принимает меня легко и безоговорочно, растягиваясь и подстраиваясь под мой размер, что окончательно лишает меня берегов. Краем сознания отмечаю, как выгибается и стонет Эли и начинаю двигаться, быстро и рвано, вроде бы что-то говорю, требую какого-то ответа, а услышав ее «да», делаю пару финальных рывков и содрогаюсь в сладкой агонии. Параллельно чувствую, как в такой же агонии дрожит моя куколка, напоследок выгнувшись и окончательно распластавшись на полу. Наваливаюсь на нее всем весом, потому что больше ничего не могу. Перед глазами пятна, а в ушах гулкий шум. Понимаю, что ей тяжело, но думаю, что пару минут Эли выдержит.

Очухавшись через пару минут, пытаюсь подняться и тут понимаю, что что-то не так. Как-то уж слишком тихо лежит Элейн, а ее сердце бьется чересчур спокойно и размеренно. Приподнимаюсь на предплечьях и вижу, что моя крошка спит. Спит, отключившись после пережитого оргазма. Спит, несмотря на то, что мой член до сих пор в ней. Неверяще смотрю и делаю легкий толчок внутри, потом второй, третий. В ответ слышу легкий всхлип и больше ничего. Малышка действительно спит. А я понимаю, что пора прекращать проверки, потому что еще немного и мой дружок снова встанет в полную силу. Поневоле начали закрадываться мысли, а не подсыпали ли мне приятели смеха ради какого-нибудь возбудителя в стакан.

Аккуратно выхожу из такого желанного тела, с трудом поднимаюсь на ноги и успеваю заметить, как с тихим вздохом Эли переворачивается на бок и затихает. Пока надеваю трусы, размышляю над тем, насколько велики оказались физическое и моральное потрясения, что моя крошка отрубилась напрочь. Да уж, измучил я ее полностью. Наверное, это и есть аналог фразы «затрахать до смерти».

Подхожу, осторожно беру девушку на руки и отношу на кровать, бережно укрываю простыней. Отодвигаюсь, откидываюсь на подушку и думаю, что делать дальше. Оставить ее одну однозначно не могу, значит, проведу ночь с ней, а утром отвезу домой. Отвезу сам, чтобы убедиться, что добралась в полном порядке. Не хочу, чтобы попала еще в какую-то передрягу. Решив все для себя, поворачиваюсь, обнимаю куколку сзади и закрываю глаза.

Утром, с трудом переборов реакции тела, выбрался из кровати, приготовил Элейн ее одежду и пошел на кухню за завтраком. Благо, для меня в этом доме завтрак всегда найдется. Оторваться от сонно сопящей малышки было тем еще испытанием. Желание прикоснуться, разбудить и закрепить вчерашний опыт было почти нестерпимым, еле дополз и остыл под ледяным душем. Напомнил себе, что для Эли и вчерашнего достаточно, новые поползновения будут уже чересчур для нее.

Правда, мои благие намерения закончились во время завтрака, когда я сорвался и взял ее в четвертый раз прямо в одежде, насаживая на себя раз за разом. При этом снова это сумасшедшее ощущение полной готовности, ее тело приняло меня охотно, без прелюдий и разогрева. И, судя по эмоциям куколки, никакого дискомфорта внутри она не ощущала. Малышка впустила меня внутрь и сжала мышцами так, что мысли вышибло напрочь и опомнился лишь на грани оргазма, осознав, что не надел защиту. Пришлось спешно заканчивать в ванной. Благо, Элейн успела кончить чуть раньше. Смотря на свои полубезумные глаза в зеркале понял, что зря грешил на возбудитель. Эта девчонка сама по себе какой-то афродизиак, от которого я срываюсь с четверти оборота.

После этого спешно отвез ее домой, вернее, в общежитие. От короткого разговора в машине мне стало как-то тоскливо. Дал ей свой номер, чтобы помочь в случае чего, но заранее знал, что не позвонит. Поцеловал на прощание и отпустил, уехав прочь. До невозможности хотелось вернуться и забрать назад, но знал, что нельзя. У нее своя жизнь, а у меня своя. В слишком разных мирах живем, слишком разные у нас привычки и стремления в жизни. А я и так уже наломал дров, и этого вполне достаточно.

Глава 5. Странный звонок.

Усилием воли вырываю себя из воспоминаний и обнаруживаю, что кофе закончился, а я сижу и печально смотрю в пустую кружку.

Бросив на столик пару купюр и попрощавшись с компанией, выхожу наружу. Нестерпимо хочется подышать свежим воздухом, может, хоть он разгонит морок в голове. Оставив авто на стоянке кафе, иду дальше пешком, направляясь к расположенному рядом парку. Погода прохладная, дождливая, на мне это только на руку. По пути ловлю на себе заинтересованные женские взгляды, но теперь это меня мало интересует.

Не знаю, в чем причина, но после той ночи мне опротивели вконец все эти тусовки. Может, моя потеряшка оставила мне каплю своей чистоты, сняла невидимые шоры с глаз, позволив по другому взглянуть на то общество, в котором я привык вращаться.

Нет, я принимал несколько раз приглашения, но когда приезжал и ходил по комнатам, то как бы видел все ее глазами и наконец осознал, почему в тот вечер куколка так рвалась уехать из того гадюшника. Рвалась отчаянно, а я не пустил. Загнал в угол и воспользовался на полную катушку, обманом взял то, на что не имел никакого права.

Эта девочка заслуживала совсем другого: ухаживаний, серьезных отношений, настоящих чувств, – в общем все то, на что я не способен. И самое паршивое, что сейчас я бы не смог отказаться от того, что было между нами. Будь у меня машина времени, я повторял бы свою ошибку снова и снова, раз за разом переживая этот шторм и вовлекая в него Элейн.

Наверное, нет смысла зацикливаться на этом, но все равно я упорно возвращаюсь к одному и тому же, словно расчесывая болезненный укус.

Из очередного витка самокопания меня вырвали капли дождя, хлестнувшие по лицу. Не пытаюсь укрыться, лишь подставляю лицо, словно пытаясь очиститься.

Немного помогает, встряхиваюсь, вытираю с лица воду и иду дальше, рассматривая уютные аллеи, фонтаны, детские площадки, залитые дождем и усыпанные опавшими листьями.

Достаю из кармана телефон и проверяю на предмет пропущенных вызовов или непрочитанных сообщений. Себе я могу честно признаться, что все это время жду ее звонка. Так странно, раньше я подобное считал навязчивостью и сразу отправлял абонента в черный список, а теперь бы отдал все, за один лишь звонок, за одно слово, произнесенное ее голосом. Я мог бы позвонить сам, но понимал, что не стоит. Если буду нужен, то потянется ко мне сама. А преследовать девушку я не собирался.

Интересно, моя крошка помнит нашу ночь? Думаю да, раз меня так кроет, то ее должно и подавно. Со временем воспоминания, конечно смоются, поблекнут, потеряют значение, но пока прошло слишком мало времени.

Днем мне помогают забыться лекции и практика в фирме у отца. Я сам попросил пристроить меня к какому-нибудь делу, чтобы занять мозги. Папа сначала не поверил своим глазам и ушам, но поняв, что я настроен серьезно, развил бурную деятельность. Разбирал со мной особенности договоров и детали сделок, знакомил с документацией, приглашал на совещания, вывозил на объекты. Чтобы слушал и вникал, ведь мне предстояло вскоре унаследовать семейное дело, а я и так слишком долго сачковал. Он был очень доволен, что я перестал таскаться по клубам и решил взяться за ум. В кои-то веки увидел в глазах отца гордость, что помогало двигаться дальше.