Братья Морозы

Когда приключилась эта история с братом, они разругались и больше с тех пор не общались. Хотя до этого прекрасно дружили и даже поженились в один и тот же день.

С той лишь разницей, что для старшего брата это был уже третий брак, а юный Коля женился впервые.

По забавному совпадению их избранницы носили зимние имена. Жену Кирилла звали Изольда, а Николай женился на Снежане. Что в сочетании с фамилией Мороз, которую обе девушки приобретали в замужестве, становилось ещё забавнее…

Супруга старшего брата Мороза, брюнетка Изольда, смуглая, с зелёными пышными губами и выдающимся бюстом, женщина громкая и суетливая, по темпераменту – чистая итальянка, казалась полной противоположностью низенькой хрупкой Снежанны, которую выбрал себе в жёны младший из братьев.

Но в то же время между девушками было и много чего общего – обе красавицы, обе нигде не работали, обе умели капризно надувать губки и виртуозно раскручивать своих мужей на подарки и путешествия.

Неудивительно, что, когда Колю уволили с работы, Снежана не пожелала падать вместе с ним в долговую яму и жить в прогнившем бараке. Она тут же развелась с ним! Коля до сих пор не мог простить, что упустил любовь всей своей жизни. А Кирилл и Изольда по-прежнему продолжали жить в своей шикарной резиденции, вскоре после свадьбы у них родилась девочка Кира, а это значит, что Кирилл Мороз стал отцом уже в пятый раз, если считать детей от предыдущих браков.

В общем, когда их бизнес не заладился, братья Морозы стали яркой иллюстрацией поговорки: «Кому бриллианты мелки, а кому щи жидки». Конечно, если бы были живы родители, то вряд ли бы допустили такую несправедливость по отношению к младшему брату.

Ведь они всегда учили своих сыновей, что семья – это самое главное в жизни, что братья должны жить дружно, что им повезло, что они есть друг у друга, ведь некоторым мальчикам приходится с трудом искать себе друзей, а им повезло, что они уже не одиноки…

Мама и папа с детства втолковывали сыновьям, что брат должен всегда прийти на помощь брату, и до поры до времени они оба чтили наставление родителей, несмотря на довольно-таки солидную разницу в возрасте 15 лет. Но всё-таки деньги стали непреодолимой преградой для их дружбы. К тому времени, когда Коля заключил этот злосчастный контракт, родителей уже не было в живых, и мирить братьев было некому….

Папа и Мама Морозы работали на скучных кабинетных должностях, они даже и познакомились на работе.

Чтобы как-то отвлечься от рутины, они развлекали себя походами. В те времена заниматься туризмом в Советском Союзе было очень модно. Тогда в походы ходили многие, и такое хобби вовсе не казалось каким-то экстремальным или опасным, но, к несчастью, одно из путешествий супругов стало для них роковым, и в одну злополучную ночь они погибли под снежной лавиной вместе с товарищами…

Тогда Коля ещё учился в школе, и старший брат стал его опекуном, а едва ему исполнилось 18, взял его на работу в свою уже тогда успешную фирму.

Обижаться на брата у Николая тогда не было повода, Кирилл доверил ему серьёзное дело и платил очень высокую зарплату. Но всё же не простил ему эту злосчастную сделку с мошенником и заставил выплачивать непомерно высокий долг. С работы его, конечно же, уволил…

С тех пор Николаю приходилось влачить жалкое существование, но богатого Клауса мало заботила судьба брата, он считал, что тот сам во всём виноват.

Клаус – это настоящее имя старшего из братьев. Их родители женились по большой любви и поэтому договорились, что назовут детей в честь друг друга. Тогда УЗИ ещё не делали, и по всем приметам выходило, будто у семьи Мороз родится девочка. Дочку решили назвать в честь матери Клавдия, но родился мальчик. Тогда мама была согласна наречь первенца в честь любимого мужа – Николаем.

Но роды были такие тяжёлые, и Николай так сочувствовал жене и так гордился ею, что она, несмотря на то, что она сама едва не умерла при родах, сумела родить ему здорового ребёнка, что всё-таки решил назвать его Клавдий, хотя это имя изначально и предназначалось девочке и, конечно же, должно было носить женскую коннотацию.

Но тогда никто не знал, будут ли в семье Морозовых ещё детки, и папа сказал так: «Клавдий – это тоже очень красивое имя! Да к тому же редкие имена – это хорошая примета, значит, и судьба у нашего малыша будет счастливая и необычная!»

Мама, конечно же, с радостью согласилась с доводами отца, но вот работница ЗАГСа оказалась куда более упрямой и принципиальной женщиной. Когда ребёнка пришли регистрировать, она заявила: «И что это за имя такое для мальчика – Клавдий! Его же все дразнить будут! Вы что, с первых дней хотите своему ребёнку жизнь испортить?! Нет, это дело, конечно, ваше, но я вам советую от чистого сердца, назовите лучше Клаус, оно вроде как и созвучно с маминым именем, раз уж вам так принципиально мальчика в честь мамы назвать, но и с другой стороны звучит по-мужски! Да и к тому же Клаус так романтично, по-западному… А Клавдий какое-то простецкое, ещё и бабское…».

Регистраторша ЗАГСа имела вид деловой, строгий, молодые родители тут же оробели перед натиском этой горластой женщины и согласились на её вариант. Но Клаус тоже не прижилось – имя мальчика либо забывали, либо дразнили его, и в конце концов малыша стали звать привычно – Кирилл, хотя по документам маленький Мороз по-прежнему оставался Клаусом.

Только лишь спустя 15 лет в их семье случилось чудо! Бог дал Морозам еще одного сынишку. На этот раз никаких чудачеств с именем новорождённого не предвиделось, и мальчика назвали Николай.

А история про необычное имя старшего брата стала их любимой семейной легендой. Хотя Клаус грозился, что как только получит паспорт, сразу официально изменит имя, но когда действительно повзрослел, то передумал.

«А вдруг отец прав, и необычное имя действительно приносит удачу?» – подумал он. И со временем, когда его дела действительно пошли в гору, и ему стало несказанно везти и в любви, и в деньгах, Клаус – Кирилл на полном серьёзе уверовал в магию своего необычного имени, и теперь о смене документов даже не помышлял!

***

Облачившись в рабочий комбинезон и пуховик с капюшоном, Николай вышел из дому. Едва он переступил порог барака и тут же захлебнулся от вьюги, которая разбушевалась ещё сильней, он почувствовал себя беспомощным, словно тряпка, попавшая в натруженные руки прачки, и его залило болезненной.

Несмотря на тёплый пуховик, холод был весьма ощутим. И Мороз подумал: «Как бы не заболеть!»

Но было в этой метели для Николая и что-то сакральное, почти чудесное.

Он прошёл всего-то квартал, от дома до остановки, но за это время ему уже показалось, будто и барак, и долги, и бывшая жена Снежана, и даже дядя Паша – всё теперь заметено снегом и будто-то бы навсегда осталось для него в далёком прошлом…

Ему показалось, будто бы сейчас вот-вот ещё чуть-чуть, и этот снег, словно канцелярская замазка, сотрёт и его, как ошибку, с белого листа зимы…

Фонари уже погасли, и теперь улица и весь город довольствовались белым холодным солнцем, которое светило издали сквозь облака, словно чадушная лампадка.

Ждать маршрутку не пришлось, он с трудом втиснулся в жаркий, пропахший бензиновой гарью салон. Большинство пассажиров были такие же работяги, как и он, тоже, и школьники.

Одетые в чёрные куртки и шапки, из-за чего мужчин было не отличить от женщин, женщин от подростков, а их, в свою очередь, можно было принять за зомби, такой у них был скучающий и безразличный ко всему вид.

Глядя в эти едва ли одушевлённые лица, Николай невольно вспомнил Снегурочку из своего сна. И мысленно выругался: «Вот чёрт! Приснится же ерунда какая-нибудь, а потом хрен отвяжешься!»

Он вспомнил присказку от плохих снов, которой его научила мама в детстве, и проговорил про себя 3 раза: «Куда ночь, туда и сон!»

Мороз сомневался в том, что мамин заговор действительно обладает волшебной силой, но как бы там ни было, с началом рабочего дня он не то что про сон забыл, он так упахался, ему было не до снов.

Работа на снегоуборочном тракторе – это тяжёлый труд, но Коля считал, что ему повезло, ведь у него, у меня вообще не было никакого образования, кроме школы, брат ведь по-родственному взял его в свою фирму, и тогда никто не думал, что они поссорятся так сильно и навсегда…

К счастью для Николая, в ЖКХ шли работать не очень-то охотно, и как только он получил права, соответствующие категории, его тут же приняли на работу без проблем.

Платили 50000, иногда чуть больше, холостяку Морозу этого хватило бы за глаза, если бы не долги перед братом…

«И зачем им мои деньги?! – частенько возмущался про себя несчастный должник. – Изольда тратит на костюмчики для своих шавок больше, чем вся моя зарплата за месяц! Неужели Кириллу приятно думать, что я пашу здесь как раб, а сам в итоге остаюсь без копейки! И за что со мной так, что я сделал?! Я что, нарочно хотел его кинуть?! Нет! Я что, украл у него деньги и разбогател?! Нет! Я что, пытался нанять киллера, чтобы убить его и забрать себе его фирму?! Нет! Так почему я должен десятки лет работать на него как каторжный?!»

Но всё, что оставалось бедному младшему брату, это возмущаться, видя беспомощный внутренний диалог с самим собой, никакой связи с Кириллом у него не было, а его охранники никогда бы не позволили ему явиться в резиденцию их всемогущего босса и начать выяснять отношения.

Поэтому Коля старался не бередить себе душу такими мыслями, и мысль о том, что ему хотя бы удалось избежать тюремного заключения, служила ему хоть слабым, но всё же утешением…

Вот и сегодня он старался ни о чём плохом не думать, благо работа у него была такая, что не заскучаешь: снегоуборщик в его краях – первый по важности человек!

Снег из города надо вывозить обязательно и в срок! И тут дело даже не столько в автомобильном трафике, что тоже очень важно, но это ещё и экология, и здоровье горожан!

Если грязный снег будет копиться слой за слоем, он всё больше и больше впитывает в себя реагенты, выхлопные газы, и пока он лежит, это ещё вроде ничего, если его не пытаться есть, а вот когда начнёт таять, тогда-то и случится «маленькая экологическая катастрофа», поэтому Мороз с коллегами относился к своей работе крайне ответственно, и они делали всё, чтобы этого избежать.

Но, несмотря на их самоотверженный труд, на коммунальщиков каждый год было очень много жалоб: «Весь город замело! Чистят плохо, не пройти, не проехать!» – возмущались скандальные граждане.

И мало кто задумывался о своём поведении: о том, что автомобилисты ставят свои машины где попало, а упёртые бабушки совсем позабыли предупреждение Василия Алибабаевича из советской комедии: «Эй, гражданин! Ты туда не ходи, ты сюда ходи. А то снег в башку попадёт. Совсем мёртвый будешь!»

С упорством, достойным лучшего применения, они желали пройти именно туда, где нельзя! Нередко бывало, что в самый разгар погрузки снега какая-нибудь пенсионерка, поленившись обойти в паре метров, обязательно норовила протиснуться в узком пространстве между трактором и самосвалом, даже не думая о том, насколько это опасно, ведь снег или лёд с ковша может упасть и прибить насмерть. А тот, кто попытается сделать замечание такому вот «божьему одуванчику», будет обруган как последний шелудивый пёс!

К обеду Николай уже изрядно вымотался, но усталость голод не притупила, наоборот, есть хотелось ещё больше, ведь с утра он не выпил даже чай.

Поэтому во время перерыва он решил смотаться в ближайший продуктовый, чтобы купить что-то на перекус. К этому времени метель уже унялась, но зато заметно похолодало. Особенно это чувствовалось в магазине из-за контраста температур, ведь как только Коля оказался внутри, на него пахнуло искусственным жаром на топливных батарей, тут царил одурманивающий запах свежего хлеба, и в животе у Мороза заурчало так громко, что, казалось, слышно даже через пуховик.

Оглядев прилавки и прицепившись, Николай с удивлением заметил, что цены стали ещё выше, чем пару дней назад.

В кошельке у него оставалось чуть больше тысячи, а до зарплаты было ещё 2 недели. Поэтому Николай несказанно обрадовался, когда увидел, что сегодня на смене его «подружка» – продавщица Лена Ромашова. Когда-то у них было по п@не пару раз, но, к счастью для Мороза, Елена – девушка замужняя, и поэтому расстались они без обид.

Менять мужа-вахтовика на дворника в планы Ромашовой не входило, и бывшие случайные любовники теперь общались просто по-приятельски:

– О, привет, Лен! Как дела?! – поздоровался Николай, особо не вкладывая в эту фразу никакого интереса.

– Привет… Нормально… А у тебя как? – ещё более безразлично спросила девушка.

Она была лет на пять, а то и восемь моложе Коли, ну, по её внешнему виду определить это было невозможно. Дородная, грудастая баба, с массивной золотой цепочкой и не менее массивным перстеньком, выглядела не моложе чем на полтинник.

Макияж, может быть, и мог бы спасти положение, но девушка предпочитала стиль «матрёшки», голубые тени и ярко-алые губы ещё никого не украшали…

Впрочем, к Ленкиному макияжу все привыкли, чего не скажешь о духах. Казалось, подойди к ней чуть поближе, и есть риск впасть в диабетическую кому от такого сладкого аромата.

– Пройдёт… Что, Славик твой опять в командировке? – ляпнул Мороз в надежде продолжить неклеющийся разговор.

– Да, а чё? – заметно оживилась девушка.

– Да просто спросил… – тут же остудил ее пыл Коля, который уже сам пожалел, что вспомнил про ее мужа. – Слушай, Лен, ты не могла бы мне в долг записать? – продолжил он, чуть понизив голос.

– А что тут записывать-то? Палка «Краковсковской», батон, 2 сырка «Дружба» и кофе, рублей на 350 вытянет всего-то.

– Да, но у меня сейчас с деньгами совсем туго, – уже привычно признался Мороз почти без стеснения.

– Может, ещё бутылку возьмёшь хотя бы?! – подала Ромашова резонную, на её взгляд, идею.

– Не… не надо… Мне только вот… – пододвинул к ней свои жалкие покупки Коля. Продавщица громко хмыкнула и посмотрела на него, как на маленького глупого ребёнка.

– Ну, тогда с Вас 369 р., – объявила она цену за продукты, напустив на себя при этом как можно более принципиальный вид.

– Ладно, считай ещё и бутылку! – согласился Николай. – Вечером дядю Пашу осчастливлю в честь праздничка, – пояснил он.

Продавщица победно заулыбалась и подала Николаю не самую-то и дешёвую в@дку вместе с теми продуктами, которые он уже выбрал.

На сей раз получившуюся сумму она озвучивать не стала, просто молча записала её в долговую тетрадь.

Коля поблагодарил, попрощался и ушёл.

За обедом работяга поглощал еду с куда большим рвением, чем то приличествует культурному человеку. И бутерброд, и самый дешевенький кофе «3/1» казались несказанно вкусными.

Он ещё не успел доесть, как на сотовый позвонил начальник:

– Мороз, ты сейчас где? – спросил он, не поздоровавшись.

– Здрасте, Михал Михалыч, – невпопад поздоровался Коля, дожёвывая бутерброд.

– Ты где есть?! – с ещё большим раздражением в голосе спросил его собеседник, снова проигнорировав правила приличия.

– Обедаю… – растерянно признался Мороз, громко прихлёбывая кофе, как бы в подтверждении своих слов.

– Вы на Тюленино сейчас? – сам обозначил местоположение своего подчиненного Михаил Михалыч.

– Да!

– С бригадой Никитина?

– Да, – снова согласился Коля и приуныл, ожидая взбучки из-за очередных жалоб от населения.

– Слушай, давай после обеда дуй в Бортниковский переулок. Здесь какой-то придурок уродскую статую слепил, надо срочно убрать!

– Не понял, как так статую убрать?

– Ну, здесь какое-то хулиганье то ли снеговика слепили, то ли ледяную фигуру поставили… То ли голого кого-то изобразили, то ли не знаю, что там… Езжай сам разберись, короче… Понял?

– Нет, не понял, я что, один должен ехать ломать, что ли?!

– Ну а что ты мне прикажешь, бригаду МЧС тебе в помощь вызывать?! Смотаешься сейчас, а мужики пусть работают, мы и так дай бог, чтобы за неделю разгреблись! – приправил свою последнюю фразу смачным матом Михалыч в адрес метели и ее матери.

– Хорошо… – ответил Мороз.

Начальнику, видимо, не понравился его неуверенный тон, и он со строгостью в голосе уточнил:

– Коля, ты давай там вату не катай! Мне из мэрии звонили, только что сказали срочно убрать! Срочно! Ты понял меня?!

– Да, понял! Уже еду…

Согласился Мороз, хотя в душе и был очень огорчён тем, что ему не удалось хотя бы ещё немножечко отдохнуть.

Тогда Коля еще не догадывался, что этот звонок начальника навсегда изменит его жизнь…

Глава 3 Ледяной чёрт

***

Снегоуборочный трактор – это не «Мерседес», поэтому на адрес, указанный начальником, Николай приехал только минут через сорок. Переулок Бортникова находился на пересечении с центральной улицей Ленина. Это главная в городе улица, здесь находились все самые значимые объекты, в том числе и местный дворец культуры.

Коля бывал здесь тысячи раз ещё с детства, здесь проходили многочисленные церемонии награждения, школьные балы, детские утренники, новогодние ёлки, со сцены ГДК выступали местные чиновники, а иногда приезжали знаменитые артисты из Новосибирска или даже Москвы.

Ишивчане называли это здание по-простецки – клуб. Видок у него был такой, что о концертах и других увеселительных мероприятиях думаешь в последнюю очередь.

Оно было выстроенное в стиле классицизма и, с одной стороны, вполне соответствовал своему званию «дворец» – массивное, бетонное, с колоннами. Но, с другой стороны, оно было как-то чрезвычайно вытянуто в длину, при этом казалось слишком низким для такого монументального строения, из серого бетона без отделки оно напоминало пачку гигантского сливочного масла в фольге, зачем-то воткнутую в центр города.

Казалось, архитекторы запутались между желанием подчеркнуть в своём строении всё величие и индустриальную мощь Советского Союза, но в то же время им явно хотелось лишить «дворец» всякой буржуазной помпезности. Поэтому колонны оставили, а про отделку забыли. Что косвенно свидетельствовало о том, что ГДК строился в эпоху Хрущева, но Коля мало что понимал в архитектуре и не так чтобы очень разбирался в истории…

Мороз помнил ещё со школы, что полы в здании обшарпанные, покатые, а некоторые участки и вовсе хорошо было бы обнести предупреждающей лентой, потому что если туда по незнанию кто-то наступит, то рискует застрять в дыре, переломав себе ноги. Но хуже всего было не это, больше всего пугали тонюсенькие стёкла в сгнивших плесневых рамах. Всякий раз, когда играла громкая музыка, стёкла нуждались в чуде, чтобы не выпасть и не треснуть от вибрации.

О том, чтобы открывать окна, когда жарко или чтобы помыть, речи вообще не шло. А в прохладную погоду зрителей, а иногда даже артистов просили не снимать верхнюю одежду, потому что по зданию гуляли сквозняки. И люди сидели в куртках, в пуховиках и польтах, что нарушало даже мало-мальский праздничный настрой.

Завклубом была 56-летняя Альбина Николаевна Золотько, женщина деятельная, активная и сердобольная.

Она искренне любила свою работу, любила детей, да и вообще была человеком неравнодушным ко всем людям, но её беда была в том, что она сама, как и архитекторы клуба, не определилась и металась в своей социальной модели поведения – иногда представала в роли интеллигентной гордячки, а когда ей приходилось решать бытовые вопросы, она легко трансформировалась в хабалку и материлась, как зэчка.

Ее вовсе не смущало, если свидетелями такого маргинального поведения вдруг становились какие-нибудь чиновники или дети…

Но, несмотря на это, Альбину Николаевну большинство граждан искренне уважали, и в упадническом состоянии клуба ее никто не обвинял.

Хотя время от времени ходили слухи о том, что деньги, выделенные на ремонт, она разворовывает, но за столько лет к Золотько так все привыкли, так сроднились с ней, что всерьёз обвинять эту женщину в воровстве никто не решался.

Старшее поколение к коррупции давно привыкло и убаюкивало свою бдительность дурацкой фразой: «Они воруют и нам воровать дают!». А молодым было всё безразлично, лишь бы интернет был.

А к реальной жизни они относились так, будто бы их просто заставляют делать всё это родители, а им приходится подчиняться только, чтобы они отстали…

Если раньше такое апатичное восприятие у подростков касалось только домашней работы или огорода, то теперь это стало почти всех аспектов жизни; от школы до похода на пикник…

Со своего выпускного вечера Николай больше не нашёл повода посетить ГДК. Театр он считал самой скучной затеей на свете. Концерты он терпеть не мог. Искренне не понимал, как люди могут тратить деньги на билеты в кино, хотя то же самое можно посмотреть по телевизору, да и ещё и удобненько устроившись при этом на любимом диване с п@вком и чипсами.

Дискотеки ему были не по возрасту. Детей у него не было, поэтому незавидная участь отбывать повинность на детских самодеятельных спектаклях его миновала.

Он знал, что время от времени здесь выступает его старший брат в качестве спонсора каких-нибудь московских артистов, но ему это тоже было абсолютно неинтересно.

Поэтому из культурной жизни их маленького городка он давно и без сожаления выпал. Как, наверное, из жизни в целом; работа-дом-телевизор – вот теперь его круг Сансары.

Эта мысль больно резанула ему по сердцу, когда он подъехал к площади, здесь когда-то давно они вместе любили гулять со Снежаной, фотографироваться у городской ёлки. Которую городу каждый год поставляла фирма «Иш-Мороз-Ель».

На минутку Николай вспомнил и бывшую жену, и брата, теперь уже, можно сказать, тоже бывшего…

Хотя тут же отвлёкся и профессиональным взглядом оценил качество работы своих коллег, и городская площадь, и территория у фасада здания были вычислены идеально. Но это по улице Ленина, а ему нужно было в переулок Бортникова, чтобы «избушка» повернулась к нему задом, так сказать, ведь там располагался чёрный вход в клуб.

Вот тут-то снега было по колено!

Через этот запасной выход имели право заходить лишь администрация, работники сцены и артисты, а зрители всегда входили с главного входа.

И, видимо, сегодня в ГДК намечалось какое-то мероприятие в честь Дня Конституции, иначе вряд ли кто-то бы вообще обеспокоился этой хулиганской выходкой.

Мороз и сам-то не сразу заметил ту ледяную статую, которую приехал уничтожать. «Наверное, побоялись у главного входа поставить, чтобы родителям штраф не припаяли… А может, камеры там…» – подумал Коля, немало удивившись тому, что обычно отмороженные подростки, стараясь привлечь к себе внимание, «гадят» на самом видном месте, а тут чего-то поскромничали и установили свою похабную ледяную скульптуру среди сугробов, в нелюдимом переулке, чтоб было на них совсем не похоже…

Коля вышел из трактора, прихватив с собой монтировку, в полной готовности приступать к демонтажу, но тут вдруг ему стало совестно оставлять переулок в таком заснеженном запустении.

На машине тут было не развернуться поэтому, Мороз беззолобно, но от всего сердца матюкнулся, взял лопату и пошёл бороться с сугробами в рукопашную…

Уже минут через 10 он вспотел и снял с себя пуховик.

Махал лопатой он с озорной удалью, не давая себе передышки, и это ему даже нравилось, он даже заметно взбодрился от такой вот зарядки, и послеобеденную апатию и сонливость как рукой сняло.

Закончив работу, он словно бы в бане побывал, а лицо его так распарилось, что он теперь соответствовал присказке «Мороз – красный нос».

Видя порядок. Коля остался доволен собой, он снова вернулся в кабину, поменял лопату на монтировку, снова надел пуховик и только теперь заметил пропущенный звонок на мобильном от напарника Семёна. Николаю хоть и было неохота, но он всё-таки перезвонил. И коллега тут же набросился на него с претензиями:

– Алло, алло, Мороз! Где тебя черти носят?! Ты что, забурился где-то и спишь, пока мы тут вкалываем?! Ты что, совсем обнаглел, что ли?! – Никитин использовал в своей речи куда более крепкие выражения, и Коля отвечал ему в той же манере: – Какой, блин, спишь! С хрена бы я спал?! Меня Михалыч послал на Бортникова, я тут разгребаюсь!

– А с какого перепугу ты на Бортникова должен убирать?! А где Туманского бригада? – Семён произнёс это с таким удивлением, что в его голосе даже проскочили нотки недоверия к товарищу, но Мороз говорил уверенно и серьёзно:

– А я откуда знаю?! Говорит, ему из мэрии позвонили…

– Во бляха-муха! А че меня с собой не взял?! Вместе бы подшабашили… – Никитин заметно расстроился, предположив, что начальник пообещал Николаю заплатить сверхъестественные.

– Да какой подшабашили! Он сказал, делов на пять минут, а тут оказалось снега по колено… – только и всего, что сказал Николай, не пожелав пересказать историю про вандалов и ледяную статую.

– И че, ты долго там ещё?! – Вопрос недовольного собеседника прозвучал как претензия, и Коля поспешил его успокоить: