bannerbanner
Ди III Инквизитор часть 1 Люди в белом
Ди III Инквизитор часть 1 Люди в белом

Полная версия

Ди III Инквизитор часть 1 Люди в белом

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
3 из 5

– Ну и чего ты там раскорячился? – со смешинкой в голосе спросила директриса. – Тебя так и не приучили, что, прежде чем лапу задирать, надо хоть обнюхать предмет интереса. Кобель ты шелудивый. Ссать на столб под напряжением – это ещё то изощрённое самоубийство.

Голос её был обычным. Вполне приятным. Натурально игривым. Сущность Разума явно забавляла выходка ученика Суккубы. А он-то откуда мог знать? Звёздные элементы Разума в Москве что, на каждом углу, что ли? Дима тяжело поднялся. Утёр лицо, рассматривая вымазанную в крови руку. Хлестала она из брови, как из недорезанного поросёнка. Защипало глаз. Он зажал рану ладонью и принялся осматриваться в поисках чего-нибудь такого, что можно приложить для остановки крови. Но кабинет был абсолютно пуст.

– Емельян Ефимович, – неожиданно спокойно, словно говорит по селектору, обратилась красна девица к кому-то по имени-отчеству.

Дима услышал сзади шаркающие шаги, хотя не слышал открывающейся двери, которую он лично закрыл за собой. Оглянулся. К нему приближался старый дед в домашних тапках, холщовых штанах и косоворотке на сушёном, как вобла, теле. Выглядел старичок очень древним. Седые пакли нестриженых волос свисали жидкими сосульками. Правда, был чисто выбрит. И от него за версту разило ядовитым одеколоном. У Сычёва аж нос заложило.

– Будьте так любезны, – продолжила всё тем же негромким голосом директриса, – приведите молодого человека в порядок. А то у него по молодости крови много. Сейчас здесь всё устряпает.

Старичок подошёл. Взглянул на Диму. Последний чуть в очередной раз сознание не потерял. Глаза старика в мгновение ока почернели глубиной космоса, но вместо зрачков были не далёкие звёзды, как у Кона, а спиралевидные галактики. Дима опешил. Тут же родилось предположение, что дедок – Господство данного мира.

Старик что-то поколдовал над раной куском бинта, но скорее для вида. Рана пропала, как испарилась и кровь на лице, руках, рубашке. Пол стал идеально чистым. Молодой человек даже не заметил, когда прошла боль. Почувствовав себя как заново рождённым, Дима отступил на шаг и низко поклонился. Молча. С почтением.

Глаза старика вновь стали блёкло бесцветными, но на губах появилась еле заметная улыбка довольства. Через несколько секунд рассматривания новенького старичок кивнул, как бы в ответ, и, развернувшись, пошлёпал обратно, еле переставляя ноги. Дима, проводив ангельскую сущность взглядом, повернулся к цветным девам.

– Никак признал? – хитро прищурившись, спросила директриса, вульгарно распоясавшись и откидываясь на высокую спинку кресла.

Дима только кивнул в знак согласия.

– Кого признал? – неожиданно вклинилась белобрысая. – Откуда он может знать Ефимыча?

– Юла, – одёрнула её начальница тоном барыни. – Сядь, егоза. Узнашь, коли надобность станется. И ты, молодец, присядь. В ногах правды нет.

Пятёрица выглядела и говорила очень странно, разительно отличаясь и от Царевны-Лебедь, и от Солнца Моё, и от Троицы. Не уродина, не красавица. Простая какая-то, колхозная. Внешность не отталкивающая, но на такую и бросаться никто не станет, если водки мало.

Лёгкая упитанность от сытой жизни, но пока ещё в меру. Щёчки пухлые. Ручки дутые, ухоженные, к тяжкому труду не приученные. Да ещё и платье на ней было какое-то старинного покроя, как на средневековых полотнах. Чёрное, с пышными рюшками, полностью оголяющее покатые плечики и грудину. На чём оно на ней держалось – непонятно. На шее широкое золотое украшение, унизанное красными сверкающими камушками. Как эта разновидность ошейника называется, Дима не знал.

Хозяйка компании напоминала купеческую дочь или провинциальную барыню. Только самовара не хватало, да чая с бубликами. И говорила в той же манере. И Господство ей под стать. Таким же деревенщиной прикидывается, словно они вместе отыгрывают некий спектакль одного временного слоя, века так восемнадцатого-девятнадцатого.

Дима долго кочевряжиться не стал, пройдя на свободный стул, так как другой уже был занят белой стервой. Сесть им пришлось ровно друг перед другом. Сычёв сначала посчитал, что положение девушки окажется незавидным. Короткое платье и отсутствие трусиков в этом положении наложит на её поведение некую скованность. Но ошибся. Белобрысая спокойно села на край стула, сжав ножки, и, благодаря высоким каблукам, склонила их в сторону, приняв очень эстетичную и вполне благопристойную позу.

Дима же, напротив, как и положено самцу, раскидал колени в стороны, показывая ей натянутость джинсов в области паха. Мол, там у него всего так много, что ноги можно сомкнуть только лебёдкой грузоподъёмностью тонн на десять, раздавив ценное содержимое. Но при этом последовал её примеру и не стал разваливаться на всю глубину стула, а присел на краешек, посчитав подобное положение более выгодным, если придётся резко вскакивать и удирать.

Пристроились, замерли, поедая глазами начальство, как и положено по корпоративному этикету. Директриса водрузила локти на стол, подперев лицо ладошками. Попереводила взгляд с одного на другого. Попереводила, попереводила и, в конце концов, остановившись на Сычёве, начала:

– Меня будешь звать София. И никак иначе. Ни директриса, ни начальница, ни шеф, ни «мама, я больше так не буду». Понял?

– Понял-принял, – скороговоркой отчеканил молодой человек, слегка кивая.

София убрала руки со стола и, как фокусник, материализовала в руке пластиковую банковскую карту. Положила на стол и двумя пальцами подвинула их к Диме.

– Карту-пропуск тебе уже вручили, – начала она. – В лифт зайдёшь. Карту в руке держи. Наберёшь сорок второй этаж.

– Чё? – неожиданно встряла белобрысая на манер дворового гопника, аж подпрыгнув на месте, нагло прервав инструктаж руководства и при этом стремительно краснея. – Вы даже не назначите ему испытательный срок? Да кто он такой, мать его?

– Ты мне ещё повякай тут, прошмандовка, – грозно рявкнула на неё София. – Воще страх потеряла, дрянь? Я смотрю, ты от безделья да барских харчей в край охамела? Принимай напарника, сказала, да в ноги кланяйся, сыкуха.

Белобрысая, враз став красноликой, скрежетнула зубами так, что Дима поморщился от вызывающего омерзение звука. В надежде разрядить накалившуюся обстановку он развернулся вполоборота к начальнице и, демонстративно некультурно тыкнув пальцем в закипающую стерву, спокойным голосом выдвинул претензию:

– София, я с этой крашенной дурой работать не буду. Я же ей уже через полчаса шею сверну, как курёнку.

– Чё? – в очередной раз проявила девица издержки дворового воспитания, скривив моську в угрожающей нахрапистости.

А дальше события приобрели вторую космическую скорость. У стервочки в руке мгновенно сформировался бело-голубой фаербол, и она, не задумываясь и не заботясь о последствиях, зашвырнула его в Сычёва. Хорошо, что, несмотря на расслабленность, на самом деле молодой человек всё время сидел как напружиненный. Да и реакция не подвела. Он моментально соскользнул на пол, благо цеплялся за стул одной половинкой попы, и на автомате врубил Славу на полную катушку.

В воздухе ощутимо пахнуло озоном. Дима, полулёжа на полу, приготовился к следующему прыжку в сторону, упираясь ногами в тумбу ножки стола, но, мгновенно оценив обстановку, понял: второй раз атаки не последует. Белобрысая поплыла, как восковая свеча на сковородке. Она с вытаращенными глазами обхватила лицо руками, изобразив истошный вопль: «Что же я, дура, наделала?»

Губки затряслись, ножки замандражировали, и блондинка медленно опустилась на колени. А когда поняла, что любовь всей её жизни не пострадал, то выражение сменилось на экстаз безмерного счастья. В глазах появились слёзы, и мгновенно влюблённая, медленно, на коленях, поползла к нему, протягивая трясущиеся руки к источнику нечеловеческой любви.

И тут прозвучал шлепок ладони по столу. Димина Слава исчезла. В ушах раздался противный комариный писк. Он аж скривился и потряс головой в надежде его вытряхнуть. Не получилось. Сычёв зло поднялся и всей тяжестью грохнулся на стул, не выпуская из поля зрения магичку-террористку. Та, продолжая стоять на коленях, опустила руки и просто беззвучно ревела. Слёзы лились в три ручья.

Тем временем в поле зрения Димы появилась София. Абсолютно бесшумно. Но молодой человек тут же нашёл этому объяснение: она вышла из-за стола босиком. Остановилась напротив ревущей девушки и, наклонившись, заглядывая той в лицо, ехидно поинтересовалась:

– Ну что, померилась письками? И у кого длинней? – и, не дожидаясь ответа, так как вопрос был риторическим, добавила: – То-то. Утри сопли и сядь на место.

Блондинка послушалась. Видимо, она уже пришла в себя, но, прочувствовав, что у оппонента всяко длиннее, ей было очень стыдно признавать поражение. Эта фифа явно не умела проигрывать. Да она вообще, похоже, впервые проиграла в подобной схватке. С её-то способностями, с её-то возможностями и так бездарно слиться. Девушка испугалась, понимая, что под воздействием непонятной для неё силы мужлан мог сделать с ней всё что угодно. Он оказался очень страшным соперником. И если бы не вмешательство Софии, чёрт его знает, чем бы всё это для неё закончилось.

Она вернулась на стул, но села на него спиной к столу и боком к уже ненавистному напарнику, всячески стараясь даже не смотреть в его сторону. Утёрла мокрые щёки ладошками и, уперев взгляд в пол, застыла, проговорив ледяным тоном:

– София, я прошу уволить меня по собственному желанию. Он не через полчаса, а через тридцать секунд что-нибудь со мной сделает. Ты же видела, как он меня разложил. Меня до сих пор трясёт.

Начальница стояла перед ними с видом задумчивости, скрестив руки под грудями, задрав те кверху, чуть ли не заставляя их выскочить из непонятно на чём держащимся платье. Одобрительно посмотрела на расклеившуюся подчинённую, как бы говоря: «Урок тебе будет». В последнее время Юла от дармового могущества и безнаказанности уже дошла в своём поведении до состояния «пуп вселенной». И вот её резко опустили на землю. Крайне полезное действие.

Затем перевела взгляд на новобранца, который делал вид, что он валенок и тут совсем не при делах. После чего, приняв решение, шагнула к Сычёву и, протянув к шее руку, по-хамски потребовала:

– Дай сюды.

Не успел молодой человек и глазом моргнуть, как золотой артефакт защиты с абсолютно целой цепочкой оказался в руках Пятёрицы. Он только и успел, что шлёпнуть себя ладонью по пустому месту, где мгновение назад висел амулет.

Пока он открывал и закрывал рот, выпучив глаза от несправедливости, София шагнула к Юле и со словами: «На те защиту от него», одной рукой лишь поднеся украшение к шее девушки, невообразимым способом его надела. Та подняла зарёванное лицо на покровительницу. Осторожно потрогала цепочку и недоверчиво переспросила, чуть ли не шёпотом:

– Защиту?

– Полную, – утвердительно кивнула в знак согласия София. – И не только от него, но и от любых воздействий на твои мозги. Этот шельмец знает, что таскать.

– Это нечестно! – наконец вышел из ступора только что обокраденный. – София! Она же теперь мне своими фаерболами плешь проест на моей волосатой заднице. А как же закон: всё есть баланс? Так что будь добра, тогда и мне выдать защиту от её молний.

– Гляньте на него, – тут же развеселилась Пятёрица, явно довольная своей выходкой. – Инквизитор законы начал учить. Не прошло и года. Но ты прав. Так даже будет интересно. На, попрошайка.

И с этими словами в её руке материализовалась серебряная цепочка с круглым медальоном, которая через секунду висела на Диминой шее. Рассмотреть висюльку он не мог, так как цепь была короткая, но рукой ощупал, сразу поверив не самому последнему представителю Высших Сил, что он теперь каким-то образом будет защищён от смертельных зарядов этой крашенной стервы.

София установила временный паритет. Но Дима не будет самим собой, если эта тупая сучка под него, обученного самой Суккубой, не прогнётся. Ничего, думал он, не таких на место ставили и без всякой Славы. Только бы ещё разобраться в том, что здесь вообще творится. Что это за компания под руководством целого Галактического Разума и что это за работа, где требуется способность к программированию. Хотя он уже догадывался, что это за программирование будет.

– Так, дети, внимание, – хлопнула в ладоши София, уподобляясь воспитателю в детском саду и заговорив вполне нормальным языком, что говорило: до этого она просто придуривалась. – Юла, в твои обязанности входит скорейшая акклиматизация напарника. Чем быстрее он придёт к пониманию решаемых задач, тем быстрее вы получите первое задание, – и, повернувшись к Диме, решительно приказала: – Ди, она старшая, потому что опытная и знающая. Юла – палочка с нулём, а ты пока ноль без палочки. Это понятно?

Сычёв, закусив губу, кивнул, опустив взгляд, как бы говоря: «Не согласен, но повинуюсь».

– А теперь оба пошли вон, – зло прошипела директриса ни с того ни с сего, указывая на выход.

Белобрысая подскочила и быстро засеменила из кабинета директора. Куда только делась парадно-выходная походка, и стать, и натренированность. Она даже каблуками почти не стучала, переступая на цыпочках. Дима тоже не стал вставать в позу. Подобрав с пола сумку с документами, которые оказались не нужны для оформления при приёме на работу, и не оборачиваясь, устремился за шустро улепётывающей напарницей.

Глава 3. Локация 42. Хорошо жить не запретишь, но требуется разрешение, иначе – конфискация с последующей не жизнью.

Диме выделили под рабочий кабинет трёхкомнатную квартиру в противоположном крыле от начальства. Напротив по коридору располагался кабинет напарницы. Он с удовольствием направился на экскурсию по своему рабочему месту, которое больше походило на роскошные апартаменты. Обрадовал новобранца и тот факт, что с виртуальным миром будет знакомить не спесивая девица, а сам творец.

Огромная квартира оказалась целым лабиринтом, в котором, если бы не Емельян Ефимович, то Дима бы точно заблудился. Первое, что несказанно удивило и одновременно порадовало молодого человека, так это наличие трёх сортиров в разных углах квартиры, двух ванн с панорамными стёклами от пола до потолка с видами на Москву с высоты птичьего полёта и одного душа площадью с его комнату у родителей.

Аж три гардеробных, не считая встроенных шкафов. В самой большой хранились вещи на выход. Там же на полочках в несколько рядов стояла аккуратно расставленная обувь, но только летняя. Видимо, её замена производилась под сезон. А вот в самой дальней от входа гардеробной, в районе непосредственно его рабочего кабинета, шмотки для носки дома: халаты, пижамы, футболки, шорты, штаны-распашонки на резинке. Там же он обнаружил майки, трусы с носками и прочую мелочь, типа носовых платков.

В третью гардеробную, где стояла навороченная стиральная машина, больше напоминающая инопланетный космический корабль, заглянул лишь мельком. Встроенные шкафы, вмонтированные в разных стенах квартиры, даже не открывал, чтобы мозги не поплыли от обилия пока не нужной информации, типа что где лежит.

Ему бы для начала научиться ориентироваться на общем плане, не запутавшись в поворотах, а потом только изучать углы с закоулками. Сычёв на первый взгляд даже не смог определить примерную площадь трудовых апартаментов всего этого великолепия. Как минимум несколько сот квадратных метров.

Крайне удивил факт наличия в рабочем кабинете спальни с траходромом три на три. Кухонный модуль с огромным холодильником, причём заполненным на халяву всякими вкусностями под завязку. Это же запредельная мечта любого офисного планктона: «Ну вот поели – можно и поспать. Ну вот поспали – можно и поесть».

Но особо в этом нагромождении «всего и сразу» удивляло, напрягало и раздражало то, что всё в этой квартире было белым. Не только интерьер, мебель, пол, стены с потолком и шторы с сантехникой. Вся одежда была исключительно белого цвета, от носков до шляп и кепок. Обувь белая. Даже зонты, висевшие на отдельной вешалке, выглядели идеально белоснежными.

– Емельян Ефимович, я так понимаю: белое – это заводские настройки, – выдвинул предположение Дима, по ходу соображая, как здесь всё разукрасит.

– И да, и нет, – старчески проскрипел дед, больше по поведению напоминающий завхоза общаги, продолжая шаркать тапками в направлении кухонной секции. – Этот мир таков, каков есть. Его нельзя менять. А работничать бушь во всём белом. Так завещает закон, то бишь устав компании. Дома у себя разукрашивай, сколь хошь. А тута – трудяжное место. Чё дали пользовать, то и вертать обратно бушь.

– Рабочее место – это та комната, где кресло-реклайнер стоит с видом на Москву, – недовольно парировал наезд новенький. – А всё остальное зачем? Кухня, спальня, ванны с душем.

– Остальное к нему в нагрузку для перекуров, – выдал экскурсовод, останавливаясь у кухонной барной стойки.

– Не курю, – недовольно буркнул Дима, неуютно чувствующий себя в строго ограниченных рамках неважно по какому поводу.

– Никто не заставлят. Перекуры они не для курева, а для подумать. Люба работа, даже самая малая, должна зачинаться с большущего перекура. Так прадедами было заповедано. Табака ещё было нема в те времена, а перекуры имелись как должное.

– А я могу тут пожить какое-то время? – закинул удочку родительский нахлебник.

– Живи сколь хошь. Никто не гонит. Только никаких гостей со стороны и девок на ночь.

Наступила пауза. Дима обдумывал. Ефимыч его разглядывал, наклоняя при этом седую головёнку то на один бок, то на другой, словно издевался.

– Ну хорошо, – хлопнул себя по ляжкам новый арендатор, соглашаясь со всеми критериями сдачи жилья, – мир константен, изменению не подлежит. Но моё-то виртуальное тело можно будет подкорректировать? Подлечить там, почистить по закромам, лишнее убрать.

Сычёв за эти три с лишним месяца, несмотря на мытарства и хождения по конторам, без контроля со стороны Господства совсем распустился. Халявная жизнь в раю, когда можно было свой организм совершенствовать, не прилагая к этому никаких усилий, оказалась сродни наркотику: привыкаешь быстро, а отвыкнуть не получается.

Жирком заплыл, пресс спрятался. Под жирком отходы жизнедеятельности скопились, надувая окружность. Мышцы того и гляди атрофируются. Зарос во всех местах, как бабуин. Конечно, это всё можно поправить самостоятельно, но лень-матушка, вскормлённая райской зависимостью, совсем распоясала.

И сейчас, попав в очередной виртуальный мир, порождённый очередным Господством, он даже обрадовался всеми фибрами своей души, что вернёт халявный контроль над телом с прежними райскими возможностями. Но обломался.

– А вот это вот видал? На-кася выкуси, – с издёвкой закатал ему губу Ефимыч, при этом высушенными до состояния воблы костлявыми пальцами скрутил фигу.

Да какую! Большой палец у дедка вылез настолько далеко, что он умудрился им потрепетать перед Диминым лицом, словно змеиным жалом. Это настолько поразило молодого человека, что он, забыв про отказ, сам свернул фигу и попробовал повторить этот фокус. Ничего не получилось. Но тут же вспомнив, что его только что кинули через бедро, как маленький ребёнок заканючил:

– Ну Ефимыч. Ну что тебе стоит. Ну как для своего, по дружбе.

И тут, как гром среди ясного неба, раздался голос с дивана:

– Это ещё что за детский сад?

Дима вздрогнул так, что аж подпрыгнул, разворачиваясь в воздухе. На диване сидела София. Но не та, что была в директорском кабинете. Она предстала совершенно в другом образе. Зрелая женщина лет под сорок, вся с ног до головы в золоте. С длинными чёрными волосами, собранными в толстую косу, с золотыми прядями. С аристократическими, тонкими, очень красивыми чертами лица. Вот только красноту кожи оставила, уподобляясь книжной демонице.

Золотое облегающее платье, закрывающее тело полностью: шею, кисти, ступни. При этом она вся была увешана, как новогодняя ёлка, золотыми украшениями с красными камнями различного оттенка. Но не вразнобой и как попало, а в строгом градиенте насыщенности цвета от низа кверху.

София сидела с идеально ровной спиной на диване к нему вполоборота и мило улыбалась. Ей явно доставило удовольствие наблюдать за растерянностью новенького своим умопомрачительным явлением. И Дима даже автоматически отметил для себя, что в части выпендриться Галактический Разум ведёт себя чисто по-бабски. Отойдя от первоначального шока, он обернулся к Ефимычу, но того и след простыл.

– Ты уже догадался, кто я? – продолжила свою презентацию Галактическая Сущность Разума.

– Да, Пятёрица, – покладисто кивнул молодой человек, почему-то с этой дамой не рискуя фамильярничать.

– Разум никогда и ничего не делает просто так. Мы – потому что не умеем. Эфиры – потому что функции. Как прописано, так и исполняют.

– Это я усвоил ещё на прошлой учёбе, – тихим голосом согласился с утверждением молодой человек, чуть ли не себе под нос.

– Разве? – не прекращая мило улыбаться, вскинула бровку София. – Тогда почему ты этот закон не распространил на райскую среду обитания, в которой проходил обучение?

Этот вопрос застиг Диму врасплох, и он запросил уточнение:

– Не хотите ли вы сказать, что рай нам был подарен не просто так, а с каким-то умыслом?

– Всё искусственно созданное имеет смысл. Тебе показали и дали прочувствовать, каким ты можешь стать в процессе совершенствования. Настало время эти знания применить к реальности. Ты демиург собственной жизни, и только от тебя зависит, будешь в ней творцом или простым потребителем ресурсов. Ты же помнишь свои ощущения от идеальности райского тела?

– Помню, – с грустью выдохнул Дима, опустив взгляд.

– Вот и молодец, – похвалила его статная красавица и добавила: – Фитнес-клуб с тренажёрным залом и бассейном внизу дома, в южной пристройке. Денег у тебя достаточно. На банковской карте, что ты получил, – сто миллионов подъёмных. Эти деньги тебе – для приведения себя в товарный вид. Квартира, машина, одежда и прочее. Ты должен выглядеть неброско, но статусно. В таком виде, как в данный момент, чтобы больше я тебя на работе не видела. Стиль «что попало» в одеянии здесь могут себе позволить только я и Емельян Ефимович. Ещё раз заявишься в неподобающем виде – накажу.

Услышав от Высшей Сущности предупреждение о наказании, у молодого человека в ответной реакции зачесалась задница. Вот же Суккуба, архангел драный, прописала страх перед наказанием на всю оставшуюся жизнь. Хотя, как будет наказывать Пятёрица, Сычёв даже фантазировать не стал. Побоялся.

Дима на её требование о визуальном статусе только тяжело и протяжно выдохнул. Вот что-что, а мир моды от него был далёк, как и центр галактики. Притом он даже поползновения не делал в сторону сближения, наоборот, с каждым годом откатываясь всё дальше и дальше от стремления выглядеть, следуя последним шмоточным трендам. Он, как и любой среднестатистический москвич, одевался по московскому принципу: «Мне удобно, и пошли все в жопу».

– Ты же понимаешь, что принят не только на работу, но и зачислен моим личным учеником, – прервала София его мучительные размышления: о нём и моде, и о моде в нём. – Будешь учиться совершенствоваться и помогать в этом другим. Собственную эволюцию буду засчитывать как повышение квалификации, а за помощь другим – платить зарплату. Причём приличную.

– А в чём конкретно мои трудовые обязанности будут заключаться? – с удовольствием переключился Сычёв с неприятных дум на куда более его интересующие. – Я предполагаю, что в духовном или душевном программировании?

– И в духовном, и в душевном, и ещё в кое-каком, о котором пока даже не догадываешься. Но этими вопросами мы с тобой займёмся после прохождения испытания и стажировки.

– Не понял, – опешил Дима.

Мало того, что его никак юридически не оформили на работу. Он не подписал ни одного документа. Так ещё, оказывается, какое-то испытание имеется, абсолютно непонятное и заранее не озвученное.

– Всё будет зависеть от того, как ты потратишь свои первые сто миллионов, – читая его мысли как по писаному, анонсировала Сущность Разума предстоящую проверку на вшивость. – Вернее, на что ты их потратишь: с пользой для развития или для деградации.

– Не тривиальная для меня задача, – почесал затылок новорождённый миллионер. – Надо подумать.

– Думай, – благосклонно кивнула София, соглашаясь с подобным процессом как полезным видом деятельности. – Но, не торопясь, всё же поторапливайся. Зарплата у вас сдельная. Сделал работу с положительным результатом – получи вознаграждение. В противном случае – никаких денег. Мало того, безделье наказуемо. Чем дольше без результата, тем больше наказание.

– Круто я попал, – буркнул враз растерявший весь энтузиазм Дима.

Он задницей почувствовал: его только что поставили в позу «зю» на низком старте перед самоубийственным марафоном. Не сбежать, не откосить. Это как раз тот случай, когда отказаться не получится. Даже из тюрьмы можно слинять при большом желании, а вот отсюда – только вперёд ногами. И то, вероятнее всего, заставят бежать дальше даже в дохлом виде.

На страницу:
3 из 5