Крест ассасина

– Вполне могли бы остаться, Гуго, – вновь недовольно заметила она, оглядываясь. Голос её, несмотря на грубый франкский диалект, звучал нежно и женственно. – Пока мы здесь ждём очереди, там прочтут весь молебен.

– Сейчас, – рыкнул Гуго, напирая всем своим внушительным весом на толпу прихожан. – Сейчас прорвёмся…

Кай вздрогнул, переводя на него взгляд: как ни прекрасна была незнакомка, Гуго привлекал куда больше внимания. Мужчина возвышался над толпой на целую голову и, в отличие от девушки, оказался вызывающе, ужасно некрасив. Словно, сосредоточившись на высечении гранита его тела, природа начисто забыла о художественной ценности внешности.

Черты лица ваял не резец скульптора – здесь поработало зубило и топор. Крупный нос с подвижными ноздрями и грубые надбровные дуги, под которыми, словно два зверька в норе, блестели янтарные, настороженные глаза, давали почти полное впечатление о его внешности. Следующим немаловажным штрихом к портрету служило количество волос. Гуго носил бакенбарды – но с таким же успехом можно было сказать, что те боролись за последние участки свободной кожи на скулах и подбородке. Пышные и густые, они словно бы бросали вызов всему живому, привнося в облик незнакомца сходство с тигром, чему лишь способствовала грива жёстких, огненно-рыжих волос.

Толпа ухнула, поддаваясь зверскому напору сзади; Ева, понукаемая своим огромным спутником, болезненно поморщилась, следуя за ним в образовавшийся проход. Кай очнулся, вздрогнул, подался вперёд, но поздно: оба скрылись в открытых дверях, и их тотчас поглотили чужие спины.

– Сын мой, – подошедший священник тронул его за плечо, и крестоносец с сожалением повернулся, похоронив в себе последнюю надежду когда-либо увидеть прекрасную незнакомку вновь. – Ты весь в крови…

– Я знаю, – торопливо мотнул головой Кай, опуская глаза. – Я не проходил в храм, оставался на притворе. Простите, ваше преосвященство…

– Я не о том, – мягко перебил его священник. – Тебе нужна помощь?

Крестоносец поднял голову, вглядываясь в его лицо. Это оказался смуглый, морщинистый старик довольно преклонных лет, с цепким взглядом лучистых светлых глаз.

– Я ищу своего отца, – сказал Кай. – Мы разминулись по дороге, но я точно знаю, что если он заходил Тир, то обязательно посетил бы храм. Его зовут лорд Джон Ллойд, он рыцарь короля Ричарда… высокий черноволосый мужчина средних лет… Быть может, вы встречали его? Здесь, в храме?

Священник покачал головой.

– Человека, описываемого тобой, я не встречал ни здесь, ни на улицах города. В последнее время к нам приходит много паломников и охраняющих их госпитальеров, но в основном это франки, не англичане. Я знаю и слышу много, сын мой. Вряд ли ты найдёшь здесь своего отца.

Кай медленно кивнул. Силы разом покинули его; он даже на ногах едва удержался. Слова священника прозвучали как приговор. Значит, придётся идти в Иерусалим одному и возможно, даже без проводника – вряд ли Сабир согласится вести его, если не найдётся, кому заплатить за сопровождение.

– Не отчаивайся, – тёплая рука старого священника легла поверх его плеча. – Ты обязательно найдёшь, что ищешь. Быть может, тебе стоит отдохнуть с дороги? Наши братья-госпитальеры приветливо обходятся с каждым христианином, которого не пощадила судьба по прибытии на Святую землю. Их орден находится недалеко, на соседней улице. У них есть пища, вода, лекарства…

– Спасибо, – сдавленно вытолкнул Кай. – Я подумаю.

Он вышел из храма и опёрся о стену, на миг прикрывая глаза. Подобное предложение отец счёл бы большим позором для дворянина, и уж тем более для рыцаря его величества. Лорд Джон не признавал милостыню ни в каком виде, не принимал протянутых для помощи рук, не шёл на компромиссы, и редко слушал чужие советы. В очередной раз Кай убедился, как же сильно они с отцом были непохожи. Природа начисто лишила младшего сына лорда чувства гордыни, сэкономив даже на простой человеческой гордости. Кай не смутился от предложения старого священника. Если Сабир сочтёт сопровождение крестоносца невыгодным, молодой рыцарь допускал, что помощью госпитальеров ему придётся всё же воспользоваться.

Оторвавшись от стены, Кай подошёл к коню и с большим трудом взобрался в седло: повязка на бедре натирала, беспокоя заживавшую рану, левое плечо онемело от постоянных движений и сопутствующей боли, разбитая голова кружилась от слабости. Возможно, он и впрямь не в лучшей форме, чтобы рыскать по чужому городу без всякой надежды на помощь.

Единственное, о чём жалел молодой рыцарь – что не удалось пройти вглубь храма и приложиться к кресту. Вера – то единственное, что оставалось с ним даже тогда, когда всё остальное, включая уверенность, его покидало.

Кай решил сделать крюк и вернуться к убежищу, куда привёл его Сабир, через главную площадь: ещё одна жалкая попытка найти хоть что-нибудь, что могло бы ему помочь. На главной улице оказалась целая толпа народу, и крестоносец уже решил поворачивать обратно, когда прокатившийся среди народа протяжный гул возвестил о приближении важного лица. Люди столпились ещё больше, намертво блокируя ему путь, и дружно разделились на две колонны, образовывая широкий коридор для показавшегося на другом конце улицы всадника.

По возбуждённым выкрикам и шумным возгласам Кай понял, кого так радостно приветствовали тиряне: к ним приближался сеньор Тирский, король Иерусалима, маркиз Конрад Монферратский. Человек, о котором Кай много слышал из уст отца и приближенных к нему рыцарей, но которого никогда не видел своими глазами.

Приподнявшись в седле, Кай с интересом вгляделся в лицо приближавшегося правителя. Городская стража следовала за ним на расстоянии, и вооружённым до зубов воинам приходилось прокладывать себе путь через плотно смыкавшиеся за сеньором людские ряды: тиряне радостно приветствовали и не менее возбуждённо провожали своего господина, стремясь увидеть как можно больше, прежде чем защитник города скроется из виду. Из верхних окон домов, тесно прижатых друг к другу, выглядывали те из удачливых горожан, кто имел возможность рассмотреть сеньора Тирского сверху, не толкаясь среди нестройных людских рядов.

Всадник наконец приблизился, и Кай сумел его рассмотреть. Это оказался красивый мужчина старше средних лет, темноволосый и темнобородый, с решительным и волевым лицом. На губах его играла лёгкая улыбка – Конрад приветствовал горожан, и те отвечали ему восторженными криками.

Мелькнувшая над головой тень заставила Кая вскинуть голову в поисках опасности, и потому крестоносец пропустил момент, когда упавший сверху на всадника ассасин вонзил скрытый в рукаве стилет в шею правителя.

Заржал испуганный скакун; раздались крики, переполошившиеся люди бросились в разные стороны, усиливая давку – и отставшие от сеньора стражники не сразу сумели пробраться к господину. Зато сидевшему в седле Каю открылась ужасающая картина: присоединившийся к ассасину человек в монашеском облачении сдёрнул захлёбывающегося кровью Конрада с коня, повалив на землю. Защитнику Тира не требовалась помощь, чтобы умереть, но убийцы не останавливались: оба нанесли по нескольку ударов, прежде чем стражники прорвались сквозь толпу, и лишь затем бросились в разные стороны, уходя от погони. Кай замер: в метнувшемся к ближайшему дому убийце он узнал Сабира.

Ассасин подтянулся, вскарабкиваясь по стене дома на крышу, тотчас пригнулся, пропуская пущенные вслед стрелы, и скрылся из виду. Кай дёрнул поводья коня в отчаянной попытке нагнать его, но далеко из-за толпы не продвинулся: народ, насмотревшийся вдоволь на жуткое зрелище, спешил убраться подальше от мёртвого защитника – никому не хотелось отвечать на расспросы стражи. Кай обернулся в седле, бросая последний взгляд на лежавшего в луже крови правителя. Конрад был уже мёртв; неподвижный, как кусок скалы, и совсем непохожий на того цветущего, сильного, здорового мужчину, каким был всего несколько секунд назад.

Внезапно вспыхнувшая злость придала крестоносцу сил: Кай встряхнул поводья, заставляя коня идти вперёд, гаркнул на подвернувшегося под ноги горожанина, прикрикнул на разбегавшихся перед ним людей. Он хотел во что бы то ни стало догнать Сабира. Найти и…

Дальше мысль обрывалась, но крестоносец не позволял себе думать. Не сейчас. Если всё, что делал ассасин, было таким же грязным и жутким, как это убийство, то ему не нужно от него никакой помощи. Довольно того, что он – своими руками – отпустил убийцу в Акре, впервые солгав для этого отцу. Глупец, глупец! Сколько жизней удалось бы спасти, сколько убийств предотвратить!..

Конная стража последовала его примеру, разгоняя горожан громогласными криками – и Кай оказался в самом центре погони, направив коня за догонявшими убийцу воинами. Кто-то из стражников взобрался вслед за ассасином на крыши, и криками указывал направление тем, кто внизу. Погоня вывела всадников на базар, и внезапно спрыгнувший с оборвавшейся череды крыш ассасин метнулся в толпу, продираясь через торговые ряды к ближайшему переулку.

Мирно ехавшие по противоположной части базарной площади всадники не подозревали, что уже через несколько мгновений окажутся на пути погони. Кай узнал рыжеволосого рыцаря и его прекрасную спутницу, прежде чем пущенный из пращи вслед за ассасином камень попал в круп одной из лошадей.

Получившее болезненный удар животное взревело от боли, становясь на дыбы – и ехавшая позади госпитальера девушка наверняка не удержалась бы в седле, если бы не подоспевший Сабир. Кай видел, как тот поймал брошенные девушкой поводья, повис на морде животного, делая быстрые успокаивающие движения, и вскинул голову, вглядываясь в бледное лицо незнакомки.

– Ассасин! – взревел рыжий госпитальер, приподнимаясь в стременах. – Руки прочь от неё, проклятый убийца!!!

Подоспевший вместе со стражниками Кай видел, как Сабир бросил поводья в руки девушки, поднырнул под круп её лошади, выкатываясь с другой стороны, и метнулся в образовавшийся в толпе проход, скрываясь из виду. Конные не проехали бы по узкому переулку – и стражники, обнажив мечи, спрыгнули с коней, устремляясь вслед за убийцей.

– Гуго, – позвала девушка, с трудом удерживая едва успокоившегося коня. – Гуго…

– Ева? – обеспокоенно обернулся к ней рыжий рыцарь, разворачивая скакуна. – Тебе плохо?

Кай придержал коня, вглядываясь в побледневшее лицо девушки. Она приложила ладонь вначале к горлу, затем к груди, словно прислушиваясь к себе.

– Трудно дышать, – едва слышно выдавила она.

Кай тронул поводья, подъезжая ближе.

– Я лекарь, – поспешил представиться он. – Вам нужна помощь?

Рыжий рыцарь перевёл обеспокоенный взгляд с девушки на него, скользнул по грязной одежде коротким и презрительным взглядом.

– Помоги вначале себе, – буркнул он, отворачиваясь и забирая поводья у своей спутницы. Голос его разительно менялся, когда он разговаривал с девушкой, и когда обращался к посторонним: встревоженный, внимательный для неё, и неприветливый, злобный для всех остальных. – Сейчас доберёмся до дому, и я немедленно вызову доктора Луи…

– Не оставляй меня одну, – вцепившись в его пальцы, сдавленно проговорила девушка.

Не договорив, закашлялась, прижимая ко рту отворот плаща. Каю не понравился этот кашель: влажный, режущий, затяжной, с долгой одышкой после мучительного приступа. Он чувствовал её боль – глубоко внутри, под прижатой к груди хрупкой ладонью. Боль неприятную, внутреннюю, раздирающую…

– Позвольте, – попросил он, так мягко, как только мог. – Я помогу.

Он протянул руку навстречу девушке, увидев отблеск удивления и неуверенности в больших серых глазах – и едва успел увернуться от тяжелой руки её спутника.

– Руки прочь, грязный оборванец!..

– Гуго! – одёрнула рыцаря девушка: раздражительность мужчины сыграла против него. Ева приняла решение. – Вы доктор, это правда? – получив утвердительный кивок, девушка тряхнула белоснежными локонами, решительно забирая поводья у покрасневшего до корней волос спутника. – Прошу вас, следуйте за нами. Здесь недалеко.

***

Дом, куда привели его новые знакомые, оказался тихим, маленьким и уютным, окружённым скромным садиком с небольшой беседкой, увитой виноградной лозой. Осмотреться крестоносец не успел: как только они пересекли порог дома, Ева бессильно опустилась в плетёное кресло, прижимая платок к губам и едва сдерживая кашель. Кай опустился перед ней на колени, внимательно вглядываясь в побледневшее лицо.

– Мне нужна вода, – обратился он к застывшему на пороге Гуго. С появлением мужчины в доме мигом перестало хватать места: рыжему рыцарю, казалось, было неуютно в тесных стенах. – Пожалуйста.

Гуго глянул на прикрывшую глаза девушку, на присевшего у её ног лекаря, и, что-то недовольно и предупреждающе рыкнув на родном диалекте, вышел.

– Зачем вам вода? – прокашлявшись, спросила Ева.

– Чтобы чем-то занять вашего спутника, – честно ответил Кай.

От удивления она открыла глаза, и Кай в очередной раз поразился чистоте их цвета, этому расплавленному серебру, в котором подобно драгоценным россыпям отражался пробивавшийся в дом солнечный свет.

– Вам больно, – проговорил он. – Разрешите помочь.

Помедлив едва ли секунду, она кивнула; Кай положил свою ладонь поверх её, прижатой к груди. Чуть нажал, чувствуя нежную кожу под пальцами, и прикрыл глаза, принимаясь читать молитву. И с удивлением и радостью услышал тихий голос Евы, повторявшей слова за ним. Прошло, должно быть, несколько минут, прежде чем девушка встрепенулась, распахивая глаза и поражённо прислушиваясь к чему-то внутри себя. Боль утихла стремительно, как никогда прежде, и приступ закончился, не успев толком начаться.

– Это… это же чудо, – прошептала она. – Как?! Как вы это сделали? Лишь святые угодники Божии способны исцелять людей! Вы же не… как же легко дышится!..

Кай открыл глаза, закончив молитву, и прислушался: чужой боли он больше не чувствовал, даже малейшего её отражения. Ева буквально ожила на его глазах – переставшее разрывать её нутро мучительное чувство отступило, оставив измождённый болезнью организм. Ненадолго: девушка была серьёзно больна. Он видел мокроту и слышал тяжёлую одышку – что-то убивало её изнутри, медленно и мучительно, что-то, против чего он, маловер, был бессилен.

– Кашель вас сегодня не потревожит, – мягко сказал он. – Но…

– Я знаю, – очнувшись, Ева мотнула головой, по-прежнему прижимая ладонь к груди. – Он вернётся. Я болею уже много лет, и ни один врач не смог мне помочь. Гуго думал, что перемена климата пойдёт мне на пользу…

– Вы поэтому здесь?

– Не только, – признала она. – Деньги…

Кай кивнул. Деньги были основным стимулом для отправлявшихся в крестовые походы рыцарей.

– Гуго – ваш муж? – решившись, спросил он.

Ева фыркнула, махнула рукой.

– Нет, что вы! Он мой брат… и довольно ревнивый брат, как вы уже успели заметить. Ох, я и впрямь совсем одичала, господин доктор! Меня зовут Ева, Ева фон Штрауб. Мы с братом живём здесь уже так долго, что порой я просто забываю, как нужно себя вести.

– Понимаю, – Кай улыбнулся и тотчас спохватился сам. – Я – сэр Кай Ллойд, рыцарь его величества короля Ричарда. И я не… не совсем доктор. Просто… я долго жил при монастыре и кое-чему научился.

– О, – Ева понимающе кивнула, разглядывая юного рыцаря, – это неважно. Главное – не упоминайте имени его величества при брате. Гуго терпеть не может Ричарда и готов спорить до хрипоты, доказывая его несостоятельность как монарха. Впрочем, – девушка вздохнула, отнимая наконец руки от груди, – одними спорами дело не кончится, если вы будете упорствовать. У Гуго тяжёлая рука…

– Не беспокойтесь, – Кай мягко улыбнулся, осторожно перехватил тонкую кисть, считая пульс. – Я слабо разбираюсь в политике и совершенно не умею вести дебаты. У вас жар, – Кай нахмурился: обыкновенно такого не случалось, тем более, при молитвенной поддержке страждущего. – Как долго вы болеете?

– Уже три года, – подумав, ответила девушка. – Брат как раз собирался в поход, когда я заболела. Врачи говорили, это чахотка, и что тёплый сухой воздух пойдёт мне на пользу. Гуго решил рискнуть, и мы отправились в путь вместе с войском императора Фридриха. Его смерть сильно подкосила брата – Гуго был очень предан Барбароссе. Тогда мы покинули войско и примкнули к Странноприимному ордену. С тех пор мы здесь, в Тире. Гуго редко бывает дома, всё время в походах, в разъездах… Я работаю в госпитале при храме, помогаю раненым и больным по мере сил. Но моя болезнь ничуть не ослабевает, – грустно добавила девушка. – По правде… я не говорю Гуго, но мне кажется, всё становится только хуже…

– А аппетит? Вы хорошо питаетесь?

Ева пожала плечами.

– Хорошо, насколько я могу судить. У многих нет и десятой доли того, что имеем мы с братом. Но все платья за последний год пришлось ушить уже два раза, – пожаловалась она.

Кай молча смотрел на струящиеся по плечам белоснежные пряди, на необычную для этих мест, ослепительную красоту. Теперь он вполне разделял взгляд ревнивца Гуго и его тревогу за сестру – Ева считалась бы красавицей и при дворе любого западного монарха, что уж говорить про полудикий Восток. Вот только эта болезнь…

Нет, это была не чахотка, Кай почти уверился в этом. Но что-то мешало ей дышать, сковывало голос, вплеталось неприятными щупальцами в грудь – он чувствовал её боль так явственно, так остро, словно к оголённому нерву приложили калёное железо – боль в лёгких, боль в сердце, эхом отражавшуюся по всей груди…

– Я не знаю, что с вами, – честно признался крестоносец. – Но ваша болезнь мне кажется…

Кай запнулся. Секундного обмена взглядами хватило, чтобы девушка поняла.

– Смертельной? – мягко подсказала Ева. – Сэр Кай, я достаточно сильная женщина, чтобы пережить подобное известие, не впадая в истерику. Только Гуго об этом знать не нужно, хорошо?

Молодой рыцарь опустил взгляд.

– Если вы считаете, что так правильно, – сказал он.

– Считаю, – без улыбки подтвердила Ева.

Раздались тяжёлые шаги, и в дом, громыхая коваными сапогами, вошёл рыжий рыцарь с кувшином воды. Со стуком поставив глиняную посудину на низкий столик у входа, Гуго резко развернулся к Каю:

– Что с ней?! – рявкнул он.

– Гуго, господин доктор унял боль, – перехватила брата Ева, поднимаясь с кресла. – И кашель. До самого вечера меня ничто не побеспокоит…

– До вечера? – побагровев, гаркнул мужчина, и янтарные глаза вновь с подозрением уставились на молодого крестоносца. – А что потом?

– Я не знаю, как ещё можно помочь вашей сестре, – развёл руками Кай. – Её болезнь достаточно серьёзна… – он поймал предупреждающий взгляд Евы и поспешно добавил, – но, наверняка, излечима. Вам следует обратиться к более знающим докторам. Я всего лишь…

– Оборванец, – грубо оборвал его Гуго, почти нависая над невысоким рыцарем. – Кто ты вообще такой, господин доктор?

– Гуго, он помог! – вновь попыталась отвлечь его внимание Ева. – Неужели ты не слышишь, как легко мне дышится? Ни одышки, ни сипоты, ни хрипов! Боли нет и в помине – это куда больше, чем сумели сделать все эти знающие доктора из ордена!

– Я сэр Кай Ллойд, – спокойно ответил Кай, глядя прямо в глаза госпитальеру. – Рыцарь его величества…

– Англичанин! – поразился германец, облокачиваясь о косяк. – В моём доме! А ведь я сразу почувствовал неладное! Ну и каково это, служить бесноватому, а?!

– Гуго! – тщетно попыталась призвать брата к порядку Ева.

– Не понимаю, – удивился Кай. – Отчего бесноватому-то?

– Только бесноватый будет вести себя так, как ведёт себя ваш Ричард! – едва не брызжа слюной, гаркнул рыжий рыцарь. – Мелкие грабежи, трусость, не позволившая вашему королю бросить все силы на Иерусалим, когда была такая возможность! Нужно было брать святой город тотчас, как только Саладин пожертвовал Акрой! А теперь уж поздно! – с отвращением выдохнул госпитальер, стукнув кулаком по стене. С потолка посыпался белый песок, и Ева возмущённо пискнула, не рискуя, однако, попадать брату под руку. – Саладин давно уж укрепился, где только можно, кольцом оцепив побережье! Уже подбирается к Тиру! Ваш король – безумец, жадный до наживы и власти, и больше никто!

Кай неуютно поёжился, опустил взгляд, пережидая вспышку праведного гнева грозного госпитальера.

– Только бесноватый потерпит под боком эту змею, Гвидо Лузиньяна, который злословит на сеньора Тирского! – всё больше распалялся Гуго, тщетно дожидаясь реакции от молчаливого собеседника. – Завистник и ничтожество! А ваш Ричард развесил уши, поддался его влиянию, очистил береговую полосу – ради кого? Ради грязных торгашей, венецианцев, ради выгоды! А Иерусалим по-прежнему под властью мусульман – и теперь скажи мне, англичанин, разве он не бесноватый, этот ваш Ричард?!

Кай поднял наконец глаза, встречаясь с горящим взглядом рыжего рыцаря. Лицо Гуго потемнело от прилившей крови, госпитальер сжимал и разжимал кулаки; сам того не замечая, то и дело хватался за рукоять меча, скрипел зубами, когда никакие слова не могли выразить всю силу его ненависти к британскому монарху.

– Я не стану ничего отрицать, – тихо проговорил Кай, вновь опуская взгляд. – Мне нечем защитить Ричарда в этом споре. Но прошу тебя… пожалуйста… не надо так говорить о моём короле.

– А то что?.. – вновь завёлся Гуго.

– Мне неприятно, – просто ответил Кай, и рыжий рыцарь недовольно засопел, чувствуя, что ему не к чему придраться, чтобы продолжить жаркую речь.

– А уж то, что вытворил Ричард при занятии Акры… – пробурчал госпитальер, остывая столь же стремительно, сколь внезапно и разгневался.

– Гуго! – укоризненно воззвала Ева.

– Сорвать австрийское знамя и заменить его своим! – Гуго вновь сжал кулаки. – Всё немецкое войско помнит это оскорбление!

– И ты, конечно, помнишь лучше всех, – вновь перебила его Ева, тревожно поглядывая в сторону английского рыцаря: Кай, казалось, быстро терял силы во время разговора.

– Я, пожалуй, пойду, – устало проговорил крестоносец, делая первый шаг к двери.

– А ну стоять! – рука госпитальера вцепилась в его плечо, и Кай не удержался, вздрогнув всем телом от боли. Хищные глаза немецкого рыцаря сузились, как у тигра перед броском; Гуго внимательно глянул в побледневшее лицо крестоносца. – Ранен? – с грубоватой заботой в голосе поинтересовался он.

– Попали в засаду, – неожиданно для себя выдал Кай. – Меня ранили, я отстал от отряда. Даже не знаю, выжил ли кто-то ещё. Там был мой отец…

– Проклятые сарацины, – со знанием дела кивнул Штрауб, подавая крестоносцу кувшин с водой. – На-ка, глотни, англичанин… вдруг полегчает.

Кай послушно глотнул. Ева перевела встревоженный взгляд с брата на него, затем, решившись, произнесла:

– Оставайтесь на ночь, господин доктор. Вы, должно быть, очень устали с дороги.

Кай покачал головой, даже не глядя в сторону напрягшегося госпитальера.

– Мне нужно вернуть коня, – сказал он. – Я должен ехать.

– Но… мы же не отблагодарили вас, сэр Кай! – вновь воззвала к нему девушка, возмущённо посмотрев на брата. – Вы не можете уехать вот так… То, что вы сделали… О, Гуго, если бы ты только мог ощутить, как… он силой молитвы прогнал боль! Брат, этот человек воистину свят!

– Я не доктор и тем более не святой, – улыбнулся Кай, накрывая вцепившуюся в его локоть ладошку своей рукой. – Но вы можете отблагодарить, позволив мне ещё раз увидеть вас.

– Крестоносец! – предупреждающе громыхнул Штрауб.

– Просто увидеть! – поспешил объясниться Кай.

– Завтра мы придём на Литургию, – вовремя вклинилась Ева, предотвращая очередной всплеск братской ревности. – Я буду очень рада видеть вас, сэр Кай! Храни Господь вас и ваш чудесный дар! Это большая радость – обрести друга на чужой земле. Не правда ли, Гуго?

Рыжий рыцарь пробурчал что-то невнятное, и Кай наконец покинул уютный дом, выходя на притихшую улицу. Солнце давно перевалило зенит, Тир готовился к вечерним сумеркам и ночному сну. Кай с трудом взобрался на коня, едва удержавшись от болезненного вскрика.

– Может, останешься? – вышедший из дома Штрауб прислонился к калитке, скрестив руки на груди. Янтарные глаза вспыхнули и погасли, как у дикого зверя; сощурились, пряча в глубине зрачков отблески заходящего солнца. – Ты не подумай, сэр Кай, я ничего против тебя не имею. Ты, кажется, славный малый, – грубовато признал госпитальер, – даром, что монах и англичанин.

– С чего ты взял, что я монах? – поразился Кай.

– Сам говорил, что в монастыре жил! – парировал Гуго. – Я слышал! Кроме того, печать у тебя на лице… благообразная, что ли? Давал обет безбрачия, а ну, признавайся?!

Кай улыбнулся и кивнул госпитальеру:

– Увидимся на Литургии, сэр Гуго.

Штрауб недовольно засопел, но Кай уже дёрнул поводья, направляя коня подальше от сумасбродного германского рыцаря. Наверное, сложно быть братом такому сокровищу, как Ева, но Кай не хотел проверять на себе всю мощь его подозрительной ревности. Не сейчас, когда усталость и болезненная слабость липкими щупальцами оплели тело, уговаривая закрыть глаза и сдаться на произвол судьбы.