
Полная версия
Хранители рубежей «в гостях», или Диверсия в царстве Хель
– Дай догадаюсь, – усмехнулась Пандора. – Неувязочка вышла?
– Злая ты! – обиделся горе-сводник.
– И зачем ей понадобился этот другой? – спросила вновь обретшая дар речи Мириэль.
– Хель нужен был кто-то, кто обладал бы наивысочайшим иммунитетом к вирусу Холода, и Спекулум, зная, что она все равно не сможет заполучить Невлина, указал на него, надеясь выиграть время.
– И тут ты такой берешь и открываешь портал! – усмехнулась Пандора. – Действительно неувязочка! «Удачно» совпало, ничего не скажешь! Да уж выиграли время! – Пандора даже уже почти прониклась сочувствием к горе-своднику, как вдруг обнаружила очередную неувязочку. – А почему это паре Мириэль можно перейти из одной реальности в другую, и в этой другой остаться, а Невлину нельзя? – спросила она. – Потому что ты так решил?
– Злая ты! – в очередной раз оскорбился горе-сводник. – Разумеется, нет! Не потому, что я так решил! А потому, что Мешко последний в своём роду и ему всё равно предстояло буквально через несколько минут после перехода погибнуть! А Невлин должен был не просто прожить долгую жизнь, но и стать отцом той, которая изменила ход истории.
– И кто же она? – уточнила Пандора. – Только, пожалуйста, не просто её имя, а всю историю от начала и до конца! Почему судьба этой девушки так важна для существования нашей с Ганимедом реальности? Расскажи всё, что ты о ней знаешь! И, снова же пожалуйста, без твоих вечных вздохов, охов и многозначительных пауз!
ГЛАВА 3
Горе-сводник тяжело вздохнул. И на его больших, выпуклых, как у рыбы, глазах вдруг сами по себе появились очки, что, очевидно, должно было придать ему профессорский вид. Но эффект получился скорее обратный: тонкие круглые стёкла нелепо соскользнули на кончик его носа, делая его больше похожим на рассеянного библиотекаря, чем на мудреца. Страж смущённо поправил очки пальцами, возвращая их на нос.
– Рассказывай уже, профессор, – насмешливо фыркнула Пандора.
Страж снова поправил очки (на сей раз уже не смущенно, а жеманно) и наконец заговорил.
– Ора, полагаю, ты слышала о нашествии монголо-татар на Европу? – тоном строгого учителя, обращающегося к ученику, изрек он.
Губы Пандоры дрогнули в улыбке.
– У-у-м, что-то да, что-то слышала… – задумчиво протянула она, бросив на Стража насмешливый взгляд. – Дай минуту… – она посмотрела куда-то в сторону, делая вид, что, и в самом деле, пытается вспомнить. – Они захватили Киевскую Русь, Польшу, Венгрию… – она на мгновение замолчала, перевела взгляд вверх и продолжила: – Однако дальше, если мне не изменяет память… – она вздохнула, – имея на руках не только уже разработанные планы вторжения в Италию, Австрию и Германию, но и все шансы на успех, почему-то не пошли. Более того, повернули назад и больше никогда не вернулись к идее покорения Европы, – при этих словах Пандора посмотрела прямо в глаза Стражу. – Иначе как чудом не назовёшь!
– Это, и самом деле, было чудо, – согласился с ней Русал. – И этим чудом была дочь Невлина, Адриана. Именно она была той наложницей Гуюка8, которая отравила Великого Хана Монгольской империи Угэдэя9. Её захватили в 1241 году в Люблине и подарили Гуюку. И девушка так понравилась молодому хану, что он не только взял её в наложницы, но и отправил подальше от войны и чумы к своей матери, то есть во дворец Великого Хана.
– Но ты говорил о смерти, которая придет на Землю… – сузив глаза, с явной иронией в голосе многозначительно напомнила Пандора.
Страж смущенно-плутовато заулыбался.
– Ну, я чуть-чуть преувеличил… – пробормотал он, пожимая плечами и разводя руками.
– Что-о-о-о? Ну, ты… – покачала головой юная богиня. – И сволочь!
– Лживая сволочь! – поддакнула Мириэль.
– Эй, вы поосторожней… с выражениями, – оскорбился Страж. – Я, чтобы вы хотели знать, и на самом деле, совсем чуть-чуть преувеличил! Во-первых, – поднял он вверх увенчанный ядовито-зеленым когтем указательный палец, – если бы татаро-монголы захватили Европу, то она никогда бы не стала колыбелью цивилизации. Ибо их правление не позволило бы возникнуть тем культурным и экономическим условиям, которые впоследствии привели к эпохе Возрождения и промышленной революции. Европа стала бы частью огромной, но разрозненной империи, которая управлялась бы железной рукой завоевателей, подавляя всякое свободомыслие и развитие. И это, в лучшем случае! В том случае, если бы от европейцев хоть что-то осталось бы! Что, по моему личному мнению, весьма и весьма маловероятно.
– Да ладно! Не заливай! – махнув рукой, хором фыркнули Пандора и Мириэль.
Страж вдруг резко посерьёзнел.
– Если бы, – тяжело вздохнул он. – Ты просто вспомни, Ора, как Угэдэй захватывал города?
Пандора нахмурилась и хмыкнула.
– И как? – глядя на Стража, нетерпеливо уточнила Мириэль.
– Угэдэй, точнее, его тумены10, мингганы11, жузы12 и арбаны13, само собой разумеется, с его благословения перебрасывали через стены крепостей больных чумой, распространяя тем самым смертоносную болезнь. После чего, спустя какой-то период времени, обычно две недели, входили и сжигал город дотла.
– О-о… – выдохнула Мириэль и посмотрела на Пандору. Та в ответ тяжело вздохнула. – Но это же не имеет смысла, – обескураженно проговорила эльфийка.
– Что именно? – уточнил Страж.
– Сжигание дотла городов. Сам подумай. Сжигая города, они сжигали не только людей, но и рынки, мастерские и склады с запасами еды! То есть, всё то, что необходимо для содержания армии. Да и люди тоже! Нет людей, нет ремесленников, нет торговли, нет производства! Нет дани и рабов, в конце концов! Превращать свои завоевания в зачумленные пепелища – это совершенно нерациональная стратегия с точки зрения долгосрочного завоевания и управления территориями.
– Это ты так считаешь, – усмехнулся Страж. – И я с тобой полностью согласен. Но татаро-монголы считали иначе. Они были кочевым народом, который не видел большой необходимости в сохранении городов. – Он на мгновение замолчал, дабы снова поправить очки, затем, вскинув вверх указательный палец, продолжил «лекцию»: – Им нужны были пастбища, на которых бы их многочисленные стада могли свободно пастись, золото и драгоценные камни, чтобы осыпать ими своих военачальников. А вот толпы привыкших к совершенно другой жизни горожан – с их свободолюбивыми взглядами и их духом сопротивления – были для них ничем иным, как обузой и, что ещё, существеннее, угрозой. Поскольку большинство из них никогда бы не приняло чуждые им, варварские порядки кочевников. Посему, мои дорогие, – продолжил он, вновь подняв вверх указательный палец, – моё мнение таково, что останься Угэдэй жить, Европу ждало бы даже не порабощение, а истребление. Татаро-монголы не стремились создать великое государство из городов и культур, подобно римлянам или византийцам. Для них Европа была территорией, которую им было проще превратить в пепелище, чем управлять её местным населением.
– Откуда такая уверенность? – с вызовом спросила Пандора. Страж слишком часто играл словами, подменяя в своих интересах понятия и интерпретации, чтобы вот так вот просто верить ему на слово, без доказательств.
Русал, чуть сузив свои выпуклые рыбьи глаза, расплылся в медленной самодовольной улыбке, всем своим видом показывая, что он был готов к этому вопросу. Он театрально поправил свои «профессорские» очки, снова поднял указательный палец вверх и важно молвил:
– Эпидемия бубонной чумы 1346–1353 годов, выкосившая большую половину населения Западной Европы… – его голос стал тягучим, наполненным мрачной значимостью, – помнишь, как началась? – Страж сделал драматическую паузу, наслаждаясь эффектом, прежде чем самому же и ответить на свой «риторический» вопрос.
Размечтался! Кто ж ему позволил!
– Ну, это ты загнул! Это же было только через сто лет! – насмешливо фыркнули Пандора и Мириэль.
– Ничего не загнул! – насупившись возразил Страж. – Я просто экстраполирую вероятность развития событий в Европе в 1242–1250 на примере реального исторического факта! – тоном наставника, объясняющего нечто очевидное своему нерадивому ученику, уведомил он. – И факт этот заключается в том, что чума в Европу пришла, точнее, приплыла на кораблях с купцами из генуэзского города Каффа14, который монголы, дабы захватить, закидали с помощью катапульт трупами больных чумой. Не так ли?
– Вообще-то, насколько я знаю, это лишь одна из версий? – начала было возражать Пандора, но посмотрев на насмешливо-надменное выражение лица Стража и вспомнив с кем разговаривает, кивнула.
– Хорошо, возможно, в четырнадцатом веке чума в Европу действительно пришла из Кафы, но мы с тобой говорим о тринадцатом веке! И в этом тринадцатом веке монголо-татары прежде, чем отправиться завоевывать Европу, завоевали Киевскую Русь! Население которой они не истребили, а обложили данью и спокойно пошли себе дальше!
Страж посмотрел на свою оппонентку поверх дужек своих очков, и его самодовольная усмешка стала ещё шире. Он выдержал небольшую паузу, наслаждаясь моментом, прежде чем озвучить свой ответ.
– Во-первых, – начал Русал, высоко приподняв брови и резко вскидывая вверх указательный палец. – Большинство крупных городов Киевской Руси были разрушены практически до основания, а население… – он прикрыл глаза, сделав тяжкий, горестный вздох, как будто мысленно видя картину разрушений, – практически полностью уничтожено.
На этих словах он развел руки в стороны и тяжело вздохнул. После чего снова скрестил их на груди, чуть прищурившись при этом.
– Во-вторых, – продолжил он, чуть повысив голос, – Киевская Русь представляла из себя не единое и сплоченное государство, а разбросанные по огромной территории многочисленные княжества, – говоря это он барабанил пальцами одной руки по внешней стороне ладони другой. Его губы скривились в презрительной усмешке, когда он произнес: – Князья каждого из которых считали себя суверенными правителями своих уделов и считали себя вправе самостоятельно решать, с кем воевать, а с кем заключать союзы, руководствуясь при этом исключительно сиюминутной личной выгодой! По причине чего татаро-монголы не только не встретили организованного сопротивления, с которым им пришлось столкнуться в Европе, но и многие из этих, так называемых, суверенных князьков, – он выделил «суверенных» презрительной интонацией, – предпочли союз с завоевателями союзу с оказавшимися в том же положении, что и они, соседями! Которым они в лучшем случае отказывали в помощи, а в худшем и вовсе предавали, подставляя и заманивая в ловушки их дружины, – вновь поднял Страж вверх указательный палец. После чего тяжело вздохнул и продолжил: – В-третьих, Киевская Русь была большей частью аграрной страной, а татаро-монголам нужно было чем-то кормить свою огромную армию, тогда как перенаселенная Европа с её городами в этом плане не представляла для них никакой ценности. И наконец, – в очередной раз слегка повысил он голос, – в-четвертых, – сказав это он слегка наклонился вперед и сделал «большие» глаза, – татаро-монголы были кочевниками, привыкшими к быстрому передвижению по степям и преодолению расстояний в десять – пятьдесят километров в день и в этом, а именно: мобильности, манёвренности и внезапных атаках и заключалась их сила. Если же город или крепость оказывал серьёзное сопротивление и не сдавался быстро, это становилось для татаро-монголов проблемой, поскольку ни рядовые, ни их высшие военные чины не обладали ни терпением, ни навыками, необходимыми для того, чтобы неделями, а то и месяцами осаждать каждый из нескольких тысяч хорошо укреплённых населенных пунктов Европы. И если при этом ещё и учесть, что европейцы, как раз наоборот, – хмыкнул он, – были хороши именно в защите своих городов и крепостей, то я… Я ПОВТОРЮСЬ, – в который уже раз поднял он вверх указательный палец, – Я СОВЕРШЕННО УВЕРЕН, что если бы не смерть Угэдэя, то идея с тотальным зачумлением Европы татаро-монгольским военачальникам пришла бы на сто лет раньше! – явно довольный собой и приведенными им аргументами закончил Страж наконец свой монолог.
Пандора очень бы хотела возразить, но… Как ни терзала она свой мозг, ей так и не удалось найти слабое звено в рассуждениях и логических выводах своего оппонента.
– Хорошо, признаю, – часто закивала она головой. – Признаю. Вероятней всего, ты прав, и татаро-монголы и на самом деле оставили бы на месте европейских городов лишь руины и пепелища, но как ты можешь утверждать, что Европу спасла именно смерть Угэдэя? – спросила она и тут же оговорилась: – Я не отказываюсь вернуть Невлина в его время, – заверила она. – Просто мне сложно поверить в то, что смерть одного человека, даже если этим человеком и был сам Великий хан, могла остановить успешное наступление?
Русал закатил глаза к потолку, тяжко вздохнул, мол, и за что мне это?
– Ора… – практически простонал он. – Смерть Угэдэя была не просто смертью одного человека, – голосом, каким объясняют очевидные вещи, добавил он. – Это была смерть центра силы, самой оси империи, вокруг которой всё вращалось. Вся власть, все решения, касающиеся завоеваний, дипломатии, расширения империи, – всё концентрировалось исключительно и только в руках Великого хана! Хан санкционировал кампании, распределял ресурсы и решал, где и как действовать! Хан и больше никто! – опять и снова поднял он вверх указательный палец. Затем вздохнул и усталым с нотками явного одолжения голоса продолжил: – Монголов с рождения воспитывали в рамках жесткой и четкой иерархической системы, каждый элемент которой был подчинён порядку, ключевыми аспектами которого были дисциплина и беспрекословное соблюдение традиций и обычаев, – продолжил он, сделав акцент на последних словах. – И любое самое малое несогласие или нарушение этого порядка считалось предательством. Каждый воин, от простого солдата до полководца, знал своё место в системе и, что ещё важнее, свято верил в неё.
Поэтому, когда Угэдэй умер ни один из крупных полководцев, которым полагалось, согласно традиции вернуться на родину, дабы участвовать в курултае – собрании для избрания нового хана, не посмел ослушаться предписаний традиций. Более того, каждый из них полагал участие в избрании Великого хана своим долгом, великой честью и… – он в очередной раз поднял вверх указательный палец, – насущной необходимостью! Ибо избрание нового Великого хана это не просто церемония! Это длящийся месяцами, а порой и годами сложный процесс достижения абсолютного единогласия между всеми участниками курултая по кандидатуре претендента на титул Великого хана, которое достигается не только дипломатией, но и посредством подковерных интриг, подкупов, тонкой игры на чувствах и страхах и, порой, даже шантажа.
Поскольку все переговоры проходили в строжайшей тайне, то один и тот же клан до поры до времени мог поддерживать одновременно сразу нескольких претендентов. Главы кланов собирали предложения и обещания, взвешивали их с точки зрения своих интересов и изменения конъектуры баланса сил.
Не менее беспринципно, вели себя и претенденты, раздавая направо и налево обещания, не все из которых они могли или намеревались выполнить.
Мириэль с Пандорой понимающе закивали.
– В общем, всё, как всегда и, как и везде! – резюмировала Мириэль и вопросительно заметила: – Но, в конце концов, новый хан всё же был избран?..
– Да, был, – подтвердил Страж. – Спустя пять лет после смерти Угэдэя Великим ханом был избран его старший сын Гуюк.
– И что помешало монголам возобновить свой поход на Европу? – уточнила она.
Русал поправил свои очки и поступил как истинный педагог, то есть, ответил не сам, а проверил знания ученика, который должен был знать ответ на этот вопрос.
– Ора?
Пандора закатила глаза и цокнула языком, выражая своё отношение к профессорским замашкам чешуйчатого доставалы, но увидев вопросительный взгляд подруги, всё же позволила ему «оценить» свои знания:
– То, что новым Великим ханом стал единомышленник не Батыя15, который выступал за дальнейшую экспансию на запад, а Субэдэя16, который считал, что империя слишком нестабильна, дабы продолжать её расширять, – объяснила она подруге. – Собственно, из-за того, что Батый и Субэдэй придерживались настолько противоположных взглядов на ближайшее будущее империи курултай и затянулся на несколько лет. Они оба были гениальными полководцами и стратегами. Оба искренне ратовали за могущество и процветание монгольской империи. Оба пользовались огромным влиянием и уважением. Оба умели вдохновлять и вести за собой войска…
– И оба не умели уступать! – вставил Страж, уставший слушать о том, какими замечательными были Батый и Субэдэй. – Поэтому с избранием Гуюка Великим ханом конфликт не только не исчерпал себя, но и чуть не перерос в войну между улусом, которым управлял Батый, и Монгольской империей. И поскольку для Батыя, как и для любого другого, не потерять своё было важнее «журавля в небе», то после курултая он срочно отбыл не Европу завоёвывать, а в свой улус, дабы укрепить его границы и подготовиться к возможной войне с Гуюком и Субэдэем.
– По-нят-но, – кивнув, слогораздельно протянула Мириэль.
– Надеюсь, это значит, что я снова могу теперь перейти к инструкциям? – ехидно уточнил чешуйчатый «профессор».
– А разве ты не закончил уже с инструкциями? – нахмурилась Пандора.
– А ты мне дала такую возможность? – вопросом на вопрос язвительно ответил ей Страж.
Пандора закатила глаза, тяжело вдохнула и усталым голосом потребовала:
– Переходи уже к своим инструкциям!
И Страж перешел.
– Невлин, как я уже говорил, из Люблина. И выйти из портала он должен строго в ту же минуту, в которую он в него вошел. И вот скажи мне, – перевел он насмешливый взгляд на Пандору, – скажи мне, как ты это сделаешь?
– Не знаю, – призналась Пандора.
– То-то же! – опять и снова подняв вверх увенчанный длинным зеленым когтем палец, самодовольно усмехнулся Страж. – Не знаешь! – погрозил он ей пальцем, – и широко усмехнувшись, тоном пятилетнего забияки добавил: – И не узнаешь, пока снова не окажешься в портале междумирья!
И… исчез.
– Могла бы убить, убила бы! – издав утробный горловой звук, поделилась накипевшим Пандора.
– А я бы тебе с огромным удовольствием помогла бы! – поддержала её подруга.
ГЛАВА 4
Ветер пронзительно свистел под белоснежными сводами резиденции Хель, из-за чего казалось, что ледяные стены стонут от боли. За массивным каменным столом двое играли в шахматы вырезанными из слоновой кварца и черного обсидиана фигурами.
Взгляд Невлина был прикован к доске, чего нельзя было сказать о его партнере по игре: задумчивый взгляд Ганимеда был устремлен куда-то вдаль.
Невлин нахмурился, глядя на своего коня, окруженного вражескими «войсками» и, тяжело вздохнув, поторопил:
– Твой ход, Им! – проворчал он, нетерпеливо постукивая пальцами по костяной доске.
Ганимед перевел на него недоуменный взгляд. Невлин раздраженно цокнул, закатив глаза, затем указал взглядом на доску.
Ганимед кивнул и передвинул своего ферзя.
– Шах! И мат, кстати! – скучающе уведомил он.
– Не верю! Опять! Ты определенно мухлюешь! – возмутился Невлин, вскидывая руки. – Ты же даже на доску почти не смотрел!
Его партнер по игре в ответ усмехнулся, пожав плечами и разведя руками.
– Любимая игра Зевса, знаешь какая? – наклонившись к собеседнику, заговорщицким тоном поинтересовался он.
– Шахматы?! – с кривой усмешкой предположил Невлин.
– Ага, – со вздохом подтвердил Ганимед. – И этот большой ребенок не только гениально играет, но и очень любит выигрывать. Настолько, что каждый раз, в прямом смысле слова, подпрыгивает от радости. И ладно бы он ещё выигрывал редко! Так нет же на протяжении первых двух тысяч лет, он у меня всё время выигрывал! О-ооо! – покачал он головой. – Если б ты знал, как меня раздражала его самодовольная и светящаяся торжеством рожа!
– О-оооо, – усмехнулся в ответ Невлин. – Поверь мне, я знаю!
– Значит, ты знаешь также, что другого выбора кроме как научиться играть в шахматы лучше него, у меня не было, – объяснил Ганимед «секрет» своей блестящей игры.
– Ты заметил, что Хель не в настроении… – вдруг нахмурился Невлин.
Ганимед беззаботно пожал плечами.
– Реванш? – предложил он.
– Я, может, и наивен, но не настолько! – фыркнул Невлин. – Спасибо, обойдусь!
– Ну ещё одну партеечку! – вслух заканючил Ганимед, извещая при этом мысленно о следующем: «Продолжаем изображать игру. Да. Я заметил. И я знаю почему, она не в настроении…»
Невлин неосознанно поднял на него глаза.
«Не смотри на меня, смотри на доску!» – мысленно прикрикнул Ганимед на него.
– Хорошо! – с одолжением в голосе, согласился Невлин. – Ещё одну партеечку! Но только одну! – предупредил он, подняв вверх указательный палец.
Изобразив на лице ничем незамутнённую радость, Ганимед кивнул и переставил пешку на Е4. Невлин ответил зеркальным движением, продвинув свою пешку на Е5.
«Пандора с Тором скоро будут здесь, – мысленно сообщил другу Ганимед и перевел ферзевую пешку на D4. – Ты сможешь договориться со всеми заключенными в замке неприкаянными душами, чтобы они, если понадобится, оказывали им посильную помощь?»
Невлин, слегка нахмурившись, окинул взглядом доску и, задумавшись всего на миг, двинул коня на F6 и кивнул: «Думаю, смогу. О какой именно помощи идет речь?».
Теперь уже зеркально ответил Ганимед и тоже ввел в игру коня.
«Пока не знаю… Знаю только, что помощь нам не помешает», – ответил он, наблюдая как конь Невлина «съедает» его пешку.
Ганимед усмехнулся и перевёл своего коня на С3, типа открывая путь своему Ферзю и угрожая коню Невлина, а на самом деле подставляясь.
Невлин усмехнулся и съел ещё одного его коня. В ответ Ганимед сделал очередной типа небрежный ход, переместив слона на C4.
Невлин этим воспользовался и без колебаний вывел ферзя на H4, создавая прямую угрозу королю. Ганимед типа попытался защититься, переместив пешку с G2 на G3, но лишь снова подставился.
Невлин снял пешку ферзём, угрожая матом на следующем ходу. Ганимед сделал ход королём, Невлин поставил ему мат, переместив ферзя на H2 и взвыл:
– Так нечестно! Ты поддался!
– Ну на тебя прям не уходишь! – широко улыбнувшись, развел руками Ганимед. – Выиграл – нечестно. Проиграл – опять нечестно! Сказал бы сразу, что хочешь не выиграть, а ничью! Я бы устроил тебе ничью.
– Я не знаком с Зевсом, но что-то мне подсказывает, что вы с ним друг друга стоите! – хмыкнул Невлин.
– Ну, пожалуйста, еще одну партеечку! – почти заканючил блондин.
– Иди ты! – отмахнулся типа обиженный Невлин. – Пойду я лучше «подарком» для Повелительницы займусь, – многозначительно посмотрев на друга по несчастью, сказал он. – Он почти уже готов, осталось мелочи вроде доводки и шлифовки.
Ганимед знал, что Невлин вот уже два месяца работает над комодом, который он выдалбливал из глыбы льда, следуя личному эскизу Хель. Однако также он знал и то, что, говоря о «подарке», Невлин подразумевал вовсе не его.
ГЛАВА 5
Лапландия, гора Корватунтури, резиденция могущественного мага-полудемона-полуоборотня Йоулупукки.
На востоке бледное северное солнце только начинало подниматься, окрашивая заснеженные вершины в розоватый свет. Деревянный дом, украшенный резными орнаментами, скрипел под натиском пятидесятиградусного мороза, а дымок, идущий из трубы, клубился в безмятежном небе.
Внутри дома тоже царила безмятежность, нарушаемая разве что редким потрескиванием поленьев в огромных каминах. Языки огня отбрасывали мягкие блики на стены, на которых висели древние гобелены, изображающие сцены из прошлого Йоулупукки – битвы, великие путешествия и далекие миры, которые ему довелось посетить.
Воздух в комнатах был пропитан ароматом древесного дыма, смешанного с легкими пряными нотками развешанных над каминами трав. Запах которых смешивался с ароматом свежесваренного кофе, который медленно распространился по всему дому, сообщая всем о том, что утро пришло.
– Ора, подъё-оом!!! – ворвался в сознание Пандоры громовым раскатом отвратительно звонкий и преступно громкий голос.
Юная богиня поморщилась, перевернулась на другой бок, пробормотав при этом что-то невнятное и… не открывая глаз, глубже зарылась в пуховое одеяло, искренне уверенная в том, что ей просто только что приснился кошмарный сон. И так она была в этом уверена, что ни за что бы не разуверилась, если бы отвратительно звонкий и преступно громкий голос снова не прозвучал и не потребовал:
– Ора, ну же вставай! – и не обратил её внимание на тот факт, что негромкий стук в дверь, который она думала, ей только кажется, ей вовсе не кажется. – К нам в дверь уже минут пять стучат!
– О-о-о-х! Ну почему, почему я тебя вчера перед сном не укрыла пологом тишины? – спросила Пандоры у комнаты, которая ответила ей всё тем же отвратительно звонким и преступно громким голосом: – Потому что ты не у себя дома!