По следам черного наследника

Алексей Ульянов

По следам черного наследника

Глава 1. История одной «американки».

– Надо исполнять, Паш, «американка» – есть «американка». Могу подпинуть.

Паша не слышал своего друга. Он стоял на пирсе, глядел по сторонам и глупо улыбался, стараясь не смотреть вниз. Паша не любил проигрывать, тем более Вите, особенно «американку». Проигравший такой спор должен выполнить беспрекословно любое желание победителя. В теории – вообще любое, на практике же друзья договорились «не жестить». Прыгнуть с вышки второго этажа пирса в море – было желание Вити. Он ещё со школьных времён знал, что его друг боится высоты, и не любит нырять.

Паша взглянул на светящееся не столько от яркого солнца, сколько от удовольствия лицо лучшего друга – заядлого спорщика, который, редко выигрывал, но тем ценнее была для него победа. Он смаковал такие моменты, наслаждался ролью победителя, неторопливо наблюдая за моральными переживаниями товарища. Скорее всего, если бы Паша без эмоций и лишних прелюдий спокойно нырнул в море, Витя бы приуныл – это бы обесценило его выигрыш. Поэтому, чем дольше бедолага стоял на краю пирса и корчился, обреченно заглядывая вниз, тем веселее становился друг. Тот с довольным лицом подпитывался комичностью ситуации, стараясь не упустить ни одной детали – ведь он понесет эту историю в массы, снабдив ее неправдоподобной пантомимой и багажом вымышленных подробностей.

– Давай сделаем: «Это Спартаааааа!», – предложил со смехом Витя.

Паша выдержал небольшую паузу.

– Это ж надо было спутать сериалы, – в очередной раз стал он сокрушаться.

Дело в том, что спор был очень нелепым: Паша утверждал, что в сериале «Кто в доме хозяин» снималась Любовь Полищук, а Витя был уверен, что это не так. На том и забились. Оказалось, что народная любимица зачем-то снималась в другом сериале – «Моя прекрасная няня». Паша злился на Витю, на себя, и немного на Полищук.

– Как мы вообще вышли на этот разговор?!

Витя не отвечал, потому что смеялся.

Паша резко и сильно оттолкнулся от края пирса и полетел вниз, болтая руками и ногами и думая сразу обо всем на свете: о том, что не стоит спорить, не будучи на тысячу процентов уверенным в своей правоте; о том, смотрят ли другие отдыхающие на его отважный прыжок; холодная ли вода. На середине пути Паша решил, что хоть кто-то, хотя бы один человек, наверняка, смотрит сейчас на него в полете. Он подумал о том, как он обязательно выиграет у Вити «американку» и заставит его сделать что-то подобное, а может быть даже и хуже. Ему вдруг пришло в голову, что может быть и стоило, раз уже все смотрят, как он прыгает, сделать «Это Спартааа!» Потом он начал размышлять, может ли случиться разрыв сердца от такого прыжка, и если может, то на каком этапе? Вероятнее всего, это произойдет где-то посередине полета, или при вхождении в воду. Паша склонялся к версии, что в середине полета, так как, по его ощущениям эту самую середину он уже миновал. Он чувствовал, что неизбежно приближался к водной поверхности, и по мере своего приводнения он все больше и больше находил версию разрыва сердца «при вхождении в воду» совершенно нелепой и смешной. Как вообще он – человек, закончивший аспирантуру, – мог такую дичь выдумать? Он рассердился на себя за столь неуместное предположение и в этом самобичевании дошел до того, что ему показалось, что кольнуло сердце. Паша подумал о невыносимости ожидания, что в свою очередь, натолкнуло его на новую мысль. Он решил, что когда он в следующий раз выиграет у Вити спор, то не будет торопиться с желанием, а подвесит друга в томительной неопределенности.

В этот момент Паша вошел в воду.

ххх

Эта история произошла с нашими героями в ноябре 2013 года, через три месяца после их совместного отдыха на юге России. Витя находился в Москве уже вторую неделю, и за это время она ему успела порядком наскучить. Он очень ждал приезда своего друга, и уже подобрал парочку заведений на Чистых прудах, которые, как он сам выразился, «можно было бы вечерком проверить».

Паша приехал в Москву подать документы на визу. Вот уже два месяца он работал в крупной компании в Санкт-Петербурге, которая занималась импортом рыбы. Паша и понятия не имел, насколько разнообразен мировой рынок морепродуктов. Он рос на Волге и рыбу знал исключительно в виде привычных лещей, ершей и карасей. Вся эта братия чрезвычайно костлявая, и Паша никогда не понимал этого удовольствия посасывания речной рыбы. Он откусывал маленький кусочек от мясной прослойки, прилегающей к хребту и начинал языком гонять его во рту, выискивая кости, коих всегда попадалось множество. Очень часто, особо изворотливая кость, напоминающая по форме рогатину, впивалась Паше в нёбо. В таких случаях он оставался с напастью один на один, так как родители всегда давали один и тот же сомнительный совет – слепить хлебный шарик и проглотить его. Сын не очень понимал смысла этого мероприятия, потому как, очевидно, что шарик, в лучшем случае, ничем не поможет и прокатится мимо, а в худшем – столкнется с костью и подтолкнет ее еще глубже в него. Даже с его богатым воображением, Паша не мог представить позитивный исход этой занимательной геометрии у себя во рту. Это ощущение беспомощности перед лицом карася заставило нашего героя почти совсем отказаться от рыбы.

Именно поэтому, когда Паше предложили должность в закупочный отдел рыбной компании, он отнесся настороженно к такому трудоустройству. И только по итогам двухуровневого собеседования, когда HR-специалист предположил, а начальник отдела подтвердил, что дегустация товара не входит в должностные обязанности закупщика, он оттаял и снисходительно принял предложение.

Паша знал, что его лучший друг будет в Москве на конференции в ноябре и спланировал подачу документов на визу на тот же период.

Ребята встретились в центре.

– Пойдем до Красной площади прогуляемся – предложил Паша.

– Я тебя для этого ждал? Пошли в бар лучше. Или на «Винзавод» сгоняем, посмотрим, что там. Чё я не видел на этой Красной площади, тем более холодно.

– Ну во-первых, она, скорее всего как-то украшена перед Олимпиадой. Ты заметил, весь город в этих лоскутных одеялах?

– Не интересно, а во-вторых.

– А во-вторых, вдруг там что-то необычное будет, пошли.

– Не будет, – парировал Витя. – Давай, если будет – я тебе «американку», а если нет – ты мне.

– А интересное для меня или для тебя?

– Для меня, естественно. Тебе всё интересно. Вон, голубь бежит – тебе интересно, лыбишься идёшь.

– Ну, потому что он убегает от меня по моей же траектории и с такой же скоростью. Нет бы свернуть.

Друзья, тем временем, начали движение в сторону площади. Витя смирился с тем, что придется туда пойти, но хотел сделать этот рутинный поход более интересным, поэтому пытался вывести друга на спор.

– Давай так – после небольшой паузы сказал Паша. – Ты абсолютно уверен, что тебя ничего там не сможет удивить, верно?

– Верно!

– Тогда покажи свою уверенность, поставь «американку», а я поставлю десять щелбанов. Ты сам определяешь степень интереса.

– Слишком неравные ставки.

– Ну, ты же уверен, Вить. Не дрейфь. Я для тебя это шоу делаю, чтобы тебе не скучно было прогуляться, ато скажешь потом, затащил на Красную площадь. А так с каким-никаким интересом гуляем.

Витя пристально посмотрел на друга, вероятно, обдумывая сделку.

– Олимпийские украшения не считаются! – сказал он.

– Как скажешь!

– Я определяю, что интересно и необычно? Правильно?

– Ты, ты определяешь – подтвердил Паша.

Друзья сцепились в крепком рукопожатии.

Тем временем, они уже подошли к памятнику Жукову.

– Монетку кидают – это не интересно, – сказал Витя, проходя мимо «нулевого километра».

– Мне интересно, – с улыбкой вставил Паша.

Так, легко, смеясь и споря, приятели дошли до главной площади страны.

Оставив позади Исторический музей, они постепенно продвигались в сторону Храма Василия Блаженного. Паша понимал, что ничего удивительного они скорее всего уже не встретят, поэтому начал подыскивать место, где можно было бы сразу завершить спор. Он не боялся щелбанов, потому что Витя не умел их ставить.

– Может, на Лобном месте и пробьешь?

– Давай, символично. Только пошли уже скорее, я подмерз, – засуетился Витя. Он ввернул свою голову в воротник легкой куртки, задрал плечи и ускорился. Проходя мимо Спасской башни, Паша заметил скопление людей, которые как бы окружали что-то. Каждый новый зевака, подходящий к кругу, заглядывал туда с интересом, менялся в лице и с брезгливостью, сопровождавшейся дёрганым звуковым рядом, резко отходил в сторону.

– Иди сходи глянь, что там, – сказал Паша.

– Где? – не сразу понял друг.

Витя подошел к скоплению людей, среди которых было заметно несколько полицейских, нырнул в круг, оглянулся на товарища, который остался стоять немного поодаль, затем посмотрел еще раз в центр притяжения, после этого поднял голову вверх, повернулся и подошел к другу со скорченным и задумчивым лицом. Паша стоял в растерянности.

– Ты знал? – спросил Витя.

– Что? Что там?

– Ты знал, честно?

– Да что знал-то, что там происходит, я вижу какие-то голые ноги на земле. Что там, убийство?

Витя пристально посмотрел на друга, а потом начал смеяться, сначала как будто неестественно, потом истерично, а потом искренне и громко.

Паша был испуган и не решался подойти к «голым ногам».

– … Это … просто … нереально … – сказал Витя, обнеся каждое слово, как забором, звучным матюком.

– Да что там? – уже психуя вскрикнул Паша.

От подозрительной кучки отделился мужчина с усмешкой на лице и начал цокать и вскидывать голову, явно удивляясь увиденному. Проходя мимо, он услышал негодование Паши и сказал:

– Там голый мужик прибил гвоздем свою мошонку к брусчатке площади.

Глава 2. День рождения.

– Меня устраивает, Паш.

– Конечно, тебя устраивает. Из командировок не вылазишь, бесконечные корпоративы, фильмы снимаешь, еще и отпуск, небось, как у научного сотрудника, пятьдесят шесть дней?

– Ну да, – с довольной улыбкой ответил Витя.

– Конечно, тебя устраивает. А что тут может не устраивать. Это тебе не на заводе пахать от звонка до звонка, как Папа Карло.

– Так, а ты чего раскипятился, ты тоже не на заводе.

– Не на заводе. Пока, – задумался Паша.

Витя почувствовал, что надо разрядить обстановку:

–А кстати, почему все думают, что Папа Карло упахивался целыми днями. Это очередная глобальная мистификация. У чувака было время для хобби так-то: стругал деревянных мальчиков по вечерам у камина. Опасное хобби, надо сказать, особенно, в то время.

Паша засмеялся.

Дружеские беседы. Так, болтание обо всем и ни о чем одновременно.

Если со стороны услышишь разговор двух закадычных друзей, то сразу и не поймешь, о чем говорят, куда двигаются в своих обильных словоизлияниях, щедро приправленных только им двоим понятными отсылками, шутками и именами общих знакомых.

Мгновенно понимаешь только одно – друзья знакомы Бог знает сколько лет, близки, как сиамские близнецы и откровенны, как школьные подружки-семиклассницы, а их разговоры легки и пружинисты, как маленькие каучуковые шарики – резко подпрыгивают, быстро меняют направление, и также быстро могут потеряться.

– Глянь, кстати, у меня на спине что-то вылезло, не могу понять что?

– Ну давай за столом этим заниматься будем, да Паш.

А стол был накрыт по всем традициям праздничных застолий. Гости были приглашены к двум, а значит ровно за час начали выставлять салаты. Тетя Люба, мама Паши, не изменила своим рецептам и на этот год: селёдка под шубой, в простонародье просто «шуба», настаивалась в трёх хрустальных салатницах, которые были закрыты стрейч-плёнкой, сберегающей снедь от выветривания. Тетя Люба знала, что её «шуба» всегда пользуется спросом и, как она выражалась, «уходит» в первый час застолья, поэтому угроза выветривания была несколько надуманной, а церемония с пленкой – не более, чем ритуал: пленка торжественно снималась на глазах у гостей перед первым тостом. Тем не менее, этот ритуал прочно вошел в застолье, хотя и сулил некоторое неудобство, а именно – непонятно, куда в таком случае класть ложки к «шубам» – на пленку не водрузишь, не солидно, совсем не положить ложки к салатницам – не гостеприимно. Приходилось устраивать ложки рядом с салатницей так, чтобы они и не затерялись между высокими бортами блюд, и не перемешались с индивидуальными приборами – случались и такие казусы. В общем, было над чем поломать голову.

Было над чем поломать голову и помимо популярных «шуб».

Сын захотел на своё тридцатилетие в качестве гарнира картошку-пюре. А подача этого блюда, как оказалось, таит в себе множество нюансов. Начать хотя бы с того, что нужно постоянно хранить готовое пюре в кастрюле, замотанной в фуфайку, чтобы блюдо не остыло быстрее, чем его подадут на стол. И подавать его, по этой же причине, желательно единомоментно, сразу всем, что в этом году проблематично, потому что сестра тети Любы с мужем заранее предупредили, что опоздают «где-то на часик».

– Где-то на часик опоздают Вавиловы, где-то за часик после приготовления застывает пюре, и где-то за часик сметут «шубу» – сокрушалась вслух тетя Люба.

Она уже пожалела, что в вопросе гарнира пошла на поводу у именинника и не настояла на более практичной запеченной в духовке картошке, тем более в этой самой духовке в это самое время уже запекаются куриные бёдрышки, которые к слову, тоже имеют свойство остывать.

Хозяйка дома неоправданно серьезно относилась к приготовлению праздничного стола. Неделю назад, а именно тогда началась подготовка к празднику, когда, как гром среди ясного неба, Паша возжелал «мятуху», тетя Люба засуетилась – она уже тогда знала про опоздание сестры «на часик» и стала просчитывать варианты. Просчиталось ровно два. Сначала, она, будучи матерым интернет-пользователем, обратилась за помощью к всемирной паутине. Первая же статья под названием «Одиннадцать ошибок, которые испортят картофельное пюре» отбило у тети Любы всякое желание искать ответ в цифровом пространстве. Оставался последний, крайний вариант, но свой, домашний, проверенный опытом.

– Вань, Паша выбрал «мятуху». Надо будет периодически подогревать пюре, добавлять в него масло и молоко и немного взбивать, чтобы не остыло. Вавиловы опоздают, – вывалила она мужу скопом всю информацию.

Дядя Ваня не сразу понял, о чем речь: он по привычке смотрел телевизор и все посторонние движения и разговоры вокруг себя воспринимал не более, как белый шум. Он машинально кивнул головой, не осознавая на что подписался, но сняв, тем самым, на неделю лишнее напряжение в доме.

Дядя Ваня был зеркальной противоположностью своей жены, когда дело касалось праздничного стола. Он никогда не суетился, относился ко всему легко и непринужденно, скорее даже равнодушно. Его спокойствию на кухне можно было только позавидовать. Его почти ничего не беспокоило и не тревожило. Почти ничего.

Была единственная мелочь, которая выводила его из себя. Но она была такой ничтожной и фантастической, что порой казалось, что он ее себе выдумал, что бы окружающие думали: «А у дяди Вани-то тоже жизнь не сахар». Соль. Его раздражала, а иногда откровенно бесила, мелкая соль. Поэтому на кухне у него было своя личная солонка крупной соли, у жены – своя.

Накануне дня рождения с кухни так часто доносился неистовый крик хозяина дома «Где моя соль», что казалось тетя Люба намеренно ему подсовывает свою мелочь.

Но вернемся к праздничному столу.

Жирненький оливье не так сильно оберегался, как «шубы», то есть не был обернут пленкой, зато сразу три ложки были воткнуты в его майонезную мякоть – первая законная, хозяйская, вторую же оставил Паша, когда в попыхах сервировки стола не устоял и попробовал новогоднюю классику на вкус. Не то, что бы он был голоден, (но и не то, чтобы не был) просто ему от тети Любы досталась особая салатная суета, а от дяди Вани – пустяковый раздражитель. Он боялся, что горошек, купленный мамой, как водится, по желтому, ато и красному ценнику, окажется жестким, и салат не найдет своего неприхотливого гостя.

«Видимо ценник был бордовый» – с досадой подумал Паша, когда его опасения оправдались. Но досада у него никогда не перерастала в тревогу, как у мамы, он ее всегда грамотно купировал смекалкой. Вот и в этот раз, он подумал, что третья ложка в салате создаст искусственный ажиотаж вокруг оливье и он-таки уйдёт.

Еще один салат был известен под двумя названиями: «ромашка» или «козёл в огороде». Это тот случай, когда за столом происходит маленькое представление и салат перемешивается на глазах у гостей. Конечно, не обходится без шуток и каламбуров относительно второго, животного названия салата. Солирует миниатюрой, как правило, брат именинника, Влад:

– Смотрите «козёл в огороде» – произносит Влад, показывая на салат, а гости в зависимости от актерского потенциала, и от выпитого аперитива, хихикая, начинают смотреть кто в окно, кто по сторонам. Надо сказать, что этот ежегодный спектакль уже порядком наскучил гостям Лапшовых и в последнее время заготовленную импровизацию Влада поддерживает только дядя Ваня. Так и уходят традиции.

Отдельное место, как всегда, было уготовлено холодцу. Его традиционно готовили почти на все застолья. Каждый раз накануне праздника глава семьи, сломя голову, бежал на рынок, покупал поросячью голову и возился с ней часами, сначала выковыривая холодцовую основу, а потом вываривая получившуюся массу. Эта картина довольного отца с лежащей рядом оскалившейся свиной пастью прочно и глубоко засела в памяти Паши, еще когда он был ребенком. Может быть, поэтому он с тех пор не ест холодец.

Из закусок на столе были колбаса и сыр, соленые опята, бутерброды со шпротами и огурцом и маринованные помидоры.

Наконец, аккуратная башенная доминанта из разнолитражных, разновысотных и разноградусных бутылок возвышалась над столом, как Москва-сити над столичной поляной.

Фруктовой нарезке, как всегда, не хватило места на столе и она сиротливо стояла всеми позабытая на столешнице кухни.

Торт дожидался своего выхода в холодильнике.

Стол был готов без четверти два, а из гостей был все также только один Витя, и тот приехал в гости накануне и заночевал в доме.

– Дык, а почему никого нет-то, Паш? – спросил Витя, когда очевидно стало, что на кухне все готово.

– Ну, Вавиловы-старшие опоздают, Владик поехал за Сережей, Диман с Ольгой всегда ко времени приходят чуть ли ни минуту в минуту, Лёша с Сашенькой тоже едут. Петя с самолета, прилетает в два только, поэтому приедет позже.

– Что за Петя? Яровой что ли?

– Ну да.

– Его еще не хватало, – сказал Витя с досадой, – А я не знал, что ты его позвал… А-а-а, точно, вы же коллеги сейчас.

– О, вон и Лёша с Сашенькой как раз, – обрадовался Паша и довольный пошел встречать двоюродного брата.

Через двадцать минут почти все гости, не считая тех, кто предупредительно опаздывает, уже сидели за столом.

Так уж заведено было в семье Лапшовых, что на гулянках и праздниках существуют как бы две параллельные реальности, два разных протокола поведения и два круга общения с совершенно не похожими друг на друга темами. Первый из параллельных миров – официальный и торжественный. В нём все улыбаются, общаются, поздравляют виновника торжества, зачитывают пышные и щедрые пожелания с открыток, играют в игры и иногда даже танцуют. Этим балом правят, обычно, женщины, а темы для разговоров представляют собой речевую эклектику самого широкого диапазона: от напыщенных поздравительных речей, наряженных в превосходную степень, до голого повествования, прикрытого разве что пунктуационными паузами. Единственное, что объединяет все эти беседы – отсутствие хлесткого словца, то есть мата. А в целом этот мир можно охарактеризовать, как веселую тематическую тусовку для своих.

Вторая параллельная реальность зарождается в курилках. Она не похожа на торжественное застолье. Если первый мир, это легкая тусовка, то второй – это больше сходка. В курилке можно и нужно снять улыбку, в курилке не почитают именинника так яро, как за столом; там никто никогда не спросит рецепт салата и не расскажет про успеваемость своего ребенка. Этим миром заправляют мужики. Все курящие, как правило ставят тот торжественный праздник на паузу, и уходят общаться молча, не испытывая ни стеснения по этому поводу, ни давления застольных тостов. Там не бывает пустопорожних разговоров: курильщик открывает рот, либо чтобы выпустить дым, либо чтобы сказать что-то важное, сокровенное, что-то такое, что не может быть сказано в первом миру, и не может быть сказано без мата. А еще чаще, мужик объединяет выпуск дыма и разговор в одно действие, чтобы лишний раз не открывать рот. В курилке не пересказываются всем знакомые истории, на это просто нет времени; там делятся свежими острыми новостями. Истории в курилках – как старый диафильм, выдающий тебе долгожданную порцию сказочных слайдов. А для того, чтобы заслужить свои пять минут погружения в мир пусть хмурых, но фантастических героев, ты должен час зависнуть в параллельном мире улыбчивой праздности.

Паша, хотя и бросил курить лет семь назад, пошел со всеми «за кампанию».

В доме Лапшовых курили в котельной. Она была просторной и находилась в сенях дома справа от входной двери. Внутри стоял старый трехместный диван, перетянутый дешевым коричневым кожзамом, прожженным уже в четырех местах, небольшой столик, где иногда ушедшие на перекур успевали перекинуться в «дурачка», ато и в «козелка», и три табуретки, которые были по словам тети Любы «разной степени разболтанности», а по словам дяди Вани «разной степени устойчивости». Наполовину полный стакан стоял на полу под газовым котлом, с которого что-то капало в этот стакан.

Находясь в котельной можно было услышать, когда кто-то заходил в дом, ровно также, как и зайдя в дом, можно было понять, есть кто-то в котельной или нет.

В курилке услышали, что кто-то зашел в дом, и дядя Ваня пригласительно-директивно проорал:

– Вход в дом только через котельную!

В дверь просунулась голова Пети.

Под общие приветственные возгласы все поздоровались с новым гостем, а он в ответ обнял именинника и поздравил его достаточно коротенько:

– Чё, с днем рождения! Потом еще скажу.

Петя был одноклассником Паши и Вити по гимназии, но в школе они не тесно общались. Будучи сначала старостой класса, а в университете – помощником руководителя профкома, он всегда старался больше, чем нужно. Старался, как будто, в первую очередь для себя. Навязчивая проактивность вкупе с природной безразличностью в итоге стоила ему карьеры по профсоюзной университетской лестнице, которую он, было, начал строить после окончания учебы. Но Пётр ко всему относился легко, даже порой, равнодушно. Он мог очень усердно взяться за дело, показывая вовлеченность максимального уровня, но при малейшей сложности на пути мог бросить проект без зазрения совести. Возможно такая беспечность была свойством его характера, но однозначно, не последнюю роль в ее укоренении сыграл тот факт, что Пётр, по сути, никогда не нуждался в средствах. Его семья жила в достатке, отец был успешным предпринимателем в Санкт-Петербурге, и жил на два города. Поэтому когда у сына не сложилась карьера в университете, папа забрал его в северную столицу и помог с трудоустройством в импортную компанию, куда он в последствии подтянул и Пашу.

– Пойдемте уже быстрее на кухню, нас уже, наверное, потеряли – сказал именинник обращаясь ко всем и первым выходя из котельной. В сенях гости пересеклись с только что вошедшими в дом Вавиловыми-старшими и начался новый круг радостного приветствия и торопливого представления незнакомых гостей друг другу, что отсрочило возвращение к столу еще на добрых пару минут.

Когда все гости расселись, немного потеснившись для втискивания вновь прибывших, слово взяла крестная именинника – тетя Вера:

– Паша, дорогой, поздравляю тебя с твоим маленьким юбилеем. Желаем здоровья, успехов в работе. Чтобы близкие и друзья всегда были рядом, чтобы глаза блестели, а мечты сбывались, – тетя Вера всегда говорила тосты громко и уверенно. – И вот, тебе в подарок, немного на мечту, – она вручила племяннику блестящий разноцветный картонный конверт с тонированной машиной и со знаком доллара. На конверте синими буквами с блестками было написано «На мечту!»

Пока все гости бодро уминали мятуху с бёдрышками тетя Вера уже полушепотом обратилась к Паше, который сидел рядом:

– Паш, мы новости смотрели, там муссируют эти наши ответные меры, тебя-то не коснется, надеюсь? Как на работе у вас обстановка?