Часы замедляют свой бег

– Потом! Потом! Здесь такое творится. Алекс, я видел, как твою девушку унесли куда-то. И не только ее, еще нескольких. В отличие от тебя, я их не лапал, а следил за ними,– не удержался и съязвил Ринат.

– А ты что, и это видел? – удивился следователь. Ринат продолжал:

– Надо найти девушек. Тусовка в разгаре, может они еще живы. Ты как?

– Я в норме. Где мы? – озираясь, поинтересовался Алекс.

– Мы в заброшенном крыле здания. Судя по запаху тухлятины, отсюда можно выйти к озеру.

– А нам надо к озеру?

– Не тупи, Алекс, девчонок может сейчас гото- вят к жертвоприношению. Их или утопят или что- нибудь придумают поизощренней. Вдвоем не спра- вимся. Надо подмогу вызывать, – деловито говорил Ринат.

У Алекса в голове шумело, но постепенно ум прояснился, и он спокойно спросил:

– Ты всю водку вылил на тряпку?

– Вообще-то эта тряпка – мой носовой платок. Здесь выпивка везде, но тебе не надо.

– План дома у тебя?

– Да, у меня в голове,– ответил с деловитой напыщенностью Ринат,– давай приведем себя в порядок, попробуем смешаться с гостями. Я тебя оставлю, пойду на разведку, достану маски и переодеться.

Алекс молча кивнул головой. Ринат тихонько встал, размял затекшие ноги и исчез в темноте.

– У Рината отменное зрение, и в темноте он видит как кот,– успокоительно для себя сказал Алекс вслух.

– Ш-ш-ш,– ответили ему, и все стихло.

Вдруг впереди послышалась какая-то возня и хлопки. Алекс вскочил и бросился в сторону хлопков, в нужный момент увидел, как блеснуло лезвие ножа. Еще мгновение и Ринат получил бы удар в спину, но Алекс ногой выбил нож и следующим ударом рассчитывал выбить челюсть, но нога больно ударилась обо что-то металлическое на уровне груди. Интуитивно почувствовал, что в него летит кулак, стал увертываться вслепую от ударов, стремительно нанося свои. В драке Ринат, выбрав момент, встал спиной к спине с Алексом. Так они отражали удары, поддерживая друг друга на уровне инстин- кта самосохранения. Силы были на исходе, как вдруг оба поняли, что сражаются с пустотой. Остановившись, прислушались. Никого нет. Если бы не саднящие раны, оба подумали бы, что сражались с призраками. Не сговариваясь, стали ногами ощупывать полы, кто-то ведь должен там остаться бездыханный. Но, увы! И на полу никого не было. Без слов поняли, что нужно выбираться отсюда. Но как, и куда?

– Я знаю, где мы. Здесь должен быть люк с подземными коммуникациями.

– Где где-то здесь? Что это? – Алекс отчетливо слышал шум воды, как будто рядом шумит водопад.

Полы вдруг пошевелись и стали подниматься в одном направлении, скатывая все на своем пути. В последний момент Алекс и Ринат бросились в сторону, где по логике должна была быть стена или еще что- нибудь, чтобы зацепиться. Трудно бежать, все под ногами ходуном ходит. Но ребята были достаточно тренированные и прыткие. На мгновение лунный свет проник внутрь и осветил помещение. На высоте двух метров начиналась пожарная лестница. Разбежавшись, Ринат взбежал на стену и зацепился за нижнюю скобу.

Алекс зацепился за Рината и буквально вполз на вторую и третью перекладину по нему и ухватился за следующую скобу. Так они ползли вверх, используя все свои силы и тренированность. Добравшись до потолка и ощупав его, друзья поняли, что сверху люк, который нужно просто открыть. Вдвоем упершись в крышку, удалось приоткрыть ее. Наблюдая в щелочку, сыщики поняли, что люк находится в центре зала, который сейчас пуст. С усилием открыв крышку люка, они выскочили наружу, плотно прикрыв ее за собой. Зал был ярко освещен тысячами факелов. В центре было возвышение со ступеньками со всех сторон, как будто бы сцена. Вокруг сцены стояли кресла с высокими резными стенками в готическом стиле – черные чередовались с белыми. Мраморные полы были тоже в шахматном порядке. В целом, сверкающий зал отражал свет факелов, черный и белый цвета придавали всему вид утонченности, форм и четкости линий. Алекс и Ринат невольно зажмурились от яркости и блеска.

Медлить нельзя было, необходимо скрыться. Не сговариваясь, они побежали к сцене. Конечно, под сценой должно быть пространство, в котором можно укрыться. Подбежав к месту, они обнаружили, что вокруг ступени и внутрь проникнуть нет никакой возможности. Секунды метания, и решение было найдено. В два-три скачка они оказались за драпированной занавесью, которая была сшита из тяжелой шахматной ткани.

Едва успели спрятаться. В зал стали входить люди, одетые в черные и белые одежды. Люди в белых одеждах заняли места на черных креслах, а черные сели в белые кресла. Лица закрыты масками.

Под сводом залы зазвучала музыка, похожая на религиозные песнопения, только слова были непонятны.

Как будто звучала песня на древнем языке, который давно уже не используется в речи. Стали звучать заклинания, где отчетливо проговаривались согласные «р»,«сщ», «в», гласные «у», «а».

Сцена пошевелилась, было слышно, как включился механизм и из центра сцены стали подниматься четыре невысокие колонны, к которым были прикованы за талию четыре девушки, а их руки, сложенные чашкой, лежали на самом верху колонны. Одеты они были в шахматную одежду, волосы распущены, глаза прикрыты. Создавалось впечатление, что они находятся в каком-то забвении. Между тем, вышел проповедник, воздел руки к небу и начал громко читать что-то наподобие молитвы. На глазах у всех его одежда стала менять цвета: то была черной, то белой.

Музыка, песнопения, громкий голос, звучащий на весь зал, завораживали зрителей. Все смотрели, не отрываясь. Двое помощников в черных одеждах вывели старуху. Та сопротивлялась, слабо отбиваясь от своих конвоиров. Священник стал читать громче, музыка усилилась, зрители невольно стали раскачиваться в такт песнопениям. Священник подошел к одной из девушек и провел ей пальцем по шее. Ёе чистая алая кровь брызнула ей же в руки, после чего священник взял старуху за волосы, и окунул ее лицо в ладони, наполненные кровью. Бабка стала извиваться, кричать, затем подняла лицо. Священник черным рукавом отер кровь, и все в страхе и в вос- торге вскочили, потому что лицо старухи стало молодым и красивым. Одна из девушек слабо вскрикнула и потеряла сознание, но все отчетливо слышали возглас:

– Елена.

Остальные были в трансе. Они медленно раскачивались из стороны в сторону, совершенно не понимая, что с ними происходит. А бабку уже никто не мог утихомирить. Она с азартом стала мазать себя кровью сначала под одеждами, а затем, отбросив стыд, сбросила их с себя, показывая всем свое вновь обретенное тело. Плавно двигаясь, она демонстрировала не только молодость внешнюю, т. е. гибкость и здоровье, но и внутреннюю готовность прямо сейчас пуститься во все тяжкие. Бабушкам такая прыть не свойственна.

Ведь так? Что-то здесь не так. Алекс и Ринат стояли за занавесом и не верили своим глазам. Чему именно они не верили? Тому, что старуха обрела молодость в шахматном домике, а к чему шахматы? Тому преступлению, что происходит публично, при массовом скоплении людей?

Театральность происходящего стала сбивать мысли:

– Может, они просто играют? – шепотом произнес Ринат.

– Я тоже об этом подумал,– скорее мысленно, чем голосом ответил Алекс.

– Надо подобраться поближе.

– Не, ты старуху видел? – не унимался Ринат,– чу- деса. Такая конфетка получилась.

– Хм,– многозначительно хмыкнул Алекс.

Подумать о том, как спасти девушек, не думалось. В голову лезла всякая дребедень. Например, выскочить и закричать: «Руки вверх, стрелять будем, вы окружены». Конечно, окружены. Чтобы окружить этот замок со всеми входами-выходами и всю территорию, нужна армия или две! Что две?! Две армии. Может закричать:

«Всем лечь на пол, у меня граната. У нас»,– мысленно поправил Ринат. Алекс обозлился, тоже мысленно, типа не иронизируй, ты что предлагаешь? А вдруг это все бутафория. «Облажаемся, на чем свет не мил, тогда как?»

А вокруг начало твориться что-то невообразимое. Девка-старуха танцует, священник, похожий больше на шамана, только без бубна, раскачиваясь, вопил молитвы на тарабарском языке, зрители, тихо подвывая, двигались вперед к сцене, чтобы дотронуться до священной крови девственницы и обрести вечную молодость. Источники вечной молодости раскачивались в такт, хотя были своеобразно прикованы. Глаза у девушек то широко открывались, то закатывались.

Священник подошел ко второй девушке, дотронулся до ее шеи, и кровь тоненькой струйкой полилась в ладони. Зрители завопили так, что можно было оглохнуть, если самому слушать, а не кричать. Наверное, поэтому кричали все. Алекс схватил впереди орущего человека и, затащив за занавес, тихонько тюкнул куда надо. Тот повалился в глубокий сон.

Не сговариваясь, Ринат и Алекс стащили с него шахматный балахон, секунды 2—3 каждый потянул в свою сторону. Победил опыт Алекса. Ведь он командир.

Ринат больше не мог оставаться за занавеской, нахально выскочил и затащил второго вопящего и танцующего человека. Тюкнул. Стянули балахон, оказался дедунька лет 75.

Жалеть некогда было. Нужно действовать. Переодевшись и поднимая руки к небесам, вопя что-то в такт музыке, сыщики направились к сцене. Увлекая за собой людей, они протиснулись к девушкам, но здоровый преградил им путь. Рината не остановить. Прыжком приема каратэ саданул здоровому в зубы. Тот не ожидал такой прыти, схватился за нос, низко наклоняя голову, тут Алекс – ребром ладони по загривку. Здоровяк рухнул, таща за собой балахон вопящего рядом, тот невольно свалился, как подкошенный. Другой кинулся с кулаками. Началась драка. Священник продолжал петь, но уже с прерывающимся голосом, потому что приходилось все время увертываться от летящих в его сторону кулаков.

Алекс, улучив момент, подскочил к девушке, кото- рая первая стала источником крови. Проверил артерию. Пульс был, но очень слабый. Сильно пахнуло алкоголем.

– Да они в стельку пьяные.

Когда Ринат схватил девушку за талию и припод- нял, то увидел, что она пристегнута к столбу ремнями. Алекс стал дергать ремни, но они не поддавались. Заработало устройство, и колонны вместе с девушками стали опускаться внутрь сцены. Как ни пытались сыщики спасти девушек, им это не удалось. Внезапно все погасло. Погасло для Рината и Алекса. Их просто вырубили, стукнув по голове тупым предметом.

Сквозь какую-то пелену оба чувствовали, что их куда-то несут. Обрывки мыслей у ребят были такие:

«Утопят». Но оба этих обрывка были неверны, потому что несли их домой, чтобы уложить каждого в свою постель, конечно, сделав маленькие укольчики, чтобы они не вспомнили о том, где они были и чем занимались.

Был план у Алекса, был план у Рината, у девушек были планы, но вместе они были пешками в чужой игре. Сами они были частью плана. Да! Не много ли слов со словом план?! Много! Так, человек живет своей жизнью, мечтает о чем-то таком, что только ему ведомо, и конечно, это что-то самое замечательное, что есть в жизни. Человек стремится воплотить свою мечту, трепыхается, ан нет – у сильных мира сего свой план.

Кто глобально планирует, вовсе не собирается учитывать твою мечту и твои стремления. А, напротив, сведет твои стремления на нет. А дальше зависит от человечка: согласится он с этим или нет. Пешки тоже могут воевать за право не быть пешками. Могут, но зачем?

VIII глава. Шкатулка.

Запертые в шахматной шкатулке девушки пришли в уныние. Как бы Лола ни подбадривала их, ничего не получалось. В конце концов, Лола встала и сказала:

– Девочки, давайте петь!

– Петь?! – хором спросили девушки.

– Да, петь,– спокойно ответила Лола, подумав, добавила: – Помирать, так с музыкой.

И запела: «То-о не ветер ветку клонит, не дубравушка- а-а шумит, то мое сердечко стонет…»

– Не-е-т! Завопили девушки, зачем заунывную? Надо что-нибудь повеселее. Например: – Я подарю тебе нож…,– запела Диана.

– Выпить бы,– вздохнув, сказала Зоя,– хотя я и не пью. Не успела проговорить, открылась маленькая дверца в стене, и выехал миниатюрный столик. А на столике бутылки со спиртными напитками.

– Виски, прочитала Лола. И, налив себе фужер, выпила залпом. Девушки последовали ее примеру.

– Коньяк,– тем же тоном произнесли девушки, подставляя фужеры Лоле. Стукнулись молча и выпили залпом. У девчат брызнули слезы. Но на столике в тарелке лежали нарезанные фрукты: лимон, киви, персик и банан.

– Что ж,– подумала Лола,– можно и закусить. Предложила и девчонкам.

Она уже чувствовала себя чуть ли не матерью этих молодых несмышленых дурочек, как она мысленно их окрестила. Думалась ей о том, что им не сиделось дома в тепле, уюте. Куда мы все стремимся?! Чего хотим, добиваемся?! Ведь с самого начала мне было понятно, что здесь нечисто. Запоздалое раскаяние должно было вести к самобичеванию в мыслях.

Но вдруг у Лолы все поехало перед глазами. Девчонки по очереди стали отключаться. Лола в последний момент, перед тем как полностью отключиться, успела кончик волоса засунуть в горло, вызвать рвоту и, уже отключаясь, машинально откатилась подальше от этого места. Она сквозь пелену видела и чувствовала, как ее и других девочек вывели в коридор и повели к открытой боковой двери. Затем их завели в просторную комнату со странными белыми круглыми столами с выступами для сидения. Видела, как девчонок и ее саму усадили на эти выступы, сложили руки на этот стол, соединив ладони. У Лолы все похолодело внутри. Инстин- ктивно ей хотелось кричать, биться, звать на помощь, но воля была подавлена. Сопротивляться нет сил. Мыслей не было, только холодный ужас! И все!

Когда колонны стали подниматься наверх, они слабо попыталась дернуться, но тщетно. Кругом незнакомые страшные лица в масках. Лола просто потеряла сознание. Пришла в себя, когда услышала невообразимый шум, все слилось в какой-то нечеловеческий вопль. «Это дурной сон»,– подумала Лола.

В этот момент она почувствовала прикосновение холодного лезвия, и струйка крови закапала ей в ладони. Ей уже не было страшно, а пусто и безразлично до того момента, пока не вывели старуху, которая превратилась в молодую девушку, да еще и ее подругу Елену. Лола от неожиданности вскрикнула, назвав ее по имени, но этого было достаточно, чтобы её услышали. Начался хаос, но Лола уже ничего не слышала.

IX глава. Под угрозой жизнь.

Алекс проснулся с ощущением неподъемности головы. Он по привычке попытался вскочить, потягиваясь и мурлыча себе под нос любимую песенку: «Манит, ма- нит, манит карусель…». Но из попытки вскочить, получился стон,– от боли, которая обручем сдавила голову. Что делать? Мысленно заглянув в себя, мужчина пытался отследить причину такой боли. Алкоголь? Да нет, не было вечеринки. А где я был? Что делал? Пусто в пустоте. Темно в темноте! Тошно в тошноте! От любого напряжения, от прибывающих мыслей становилось еще хуже.

Алекс взял в руки свою голову и аккуратно сполз с дивана, затем медленно, не отпуская головы, поднялся на ноги. Оказалось, что болит не только голова, но и плечо, кисть руки, колено и все остальное. Причина? Алекс подошел к шкафчику, достал болеутоляющее средство, выпил одну таблетку.

Через несколько минут, успев инстинктивно отой- ти от стола, рухнул на пол. В дверь тарабанили. Не дождавшись ответа, кто-то повернул ключ в двери и вошел. Подошел, осмотрелся. Увидев Алекса, наклонился и, проверив двумя пальцами артерию, вызвал скорую помощь, объяснив, что человеку плохо, необходима неотложка. Убедившись, что скорая уже с воем и свистом подъезжает к подъезду, тихонько вышел за дверь, оставив ее приоткрытой. Поднялся этажом выше. Пройдя к пожарной лестнице, ловко прыгнул на нее, спустился с другой стороны двора и исчез в неизвестном направлении.

Алекс пришел в сознание в больнице. Открыв свои глаза, он увидел глаза матери, такие добрые и любящие.

«Мама»,– позвал он. Но мама ответила мужским голосом начальника уголовного розыска Иващенко Петра Афанасьевича:

– С приездом из Сочи, наш мальчик!

В голосе больше было участия, нежели недовольства или сарказма. Алексу хотелось сказать, что в Сочи он не ездил! Или ездил? Что он был на задании. Или не был? Блуждание мыслей или их отрывков, причиняли боль. Алекс стал стонать. Прибежала медсестра, сделала укол и зашикала на начальника. Буквально зашипела:

– Нельзя его волновать, человек с того света вернулся, а вы его опять туда хотите отправить. Знаю я вас, вам человека угробить – «делать нечего», идите вы отсюдова, давайте, давайте, идите.

Она было сделала попытку своим телом, которое было внушительных размеров, выставить Иващенко. Но Иващенко сам был не робкого десятка и женщин не боялся. Жилистый, хорошо тренированный, скорее худощав, чем в теле и роста под метр восемьдесят, он решительно остановил медсестру, сунув ей под нос свое удостоверение. В глазах у правозащитницы сначала мелькнул страх, а затем взгляд подернулся елейным маслом, и фальшиво, даже заискивающе прозвучало:

– Да, да, понимаю! Извините, простите. Я просто выполняю свои обязанности.

Но Иващенко было уже не интересно. Он все свое внимание направил на Алекса. Бывалый в разных переделках, оценив состояние своего коллеги, Петр Афанасьевич понял, что с Алексом поработали. Не так-то просто вернуть его к нормальному состоянию.

– Алекс ты меня слышишь?– в голосе прозвучала нежность.

– Да,– страдальчески ответил Алекс и вдруг слова причинили боль. – Да,– повторил Алекс и закрыл глаза. Боль снова щелкнула молоточком где-то внутри между глазами.

– Молчи, молчи,– поспешил остановить Иващен- ко. Но не спрашивать он не мог, поэтому продолжал: – Алекс, не надо отвечать, глазами покажи «да» или «нет». Ты что-нибудь помнишь?

Глаза ответили «нет». Понятно было, что спрашивать далее нет смысла, зачем мучить больного? Иващенко вздохнул, присел на край кровати и призадумался. В озере выловили труп девушки и никаких следов насилия. На шее укус, как будто вампир позабавился, но кровь не всю выпил, а только часть. Если Алекс был там, в доме, что он видел и что знает? Если его хотели убить, то убили бы. Тогда в чем смысл возвращать опасного свидетеля? Наверняка они знают, кем является Алекс, тогда тем более все запутано. У Иващенко сжались кулаки, он погрозил одним из них в пустоту и выразился

3-секундным предложением, которое понятно всем людям независимо от знания языка и национальной принадлежности.

Делать нечего, Иващенко вышел из палаты. При- крыв дверь, позвонил по телефону и распорядился, чтобы поставили охрану к двери. «В свои 50 я ду- мал, что уже все видел-перевидел. Ан нет, видно не все»,– с горечью подумал Петр Афанасьевич. Покой нам только снится. В далекой молодости младшим лейтенантом прошел Афганистан. Рубец на спине от осколка снаряда напоминает ему о тяжелых днях, связанных со смертью и потерями. Ребят своих – живых и погибших – никогда не забывал. Тогда «краем уха» слышали они, что есть секретные спецслужбы, которые занимаются разработкой психотропного оружия, и оно помещалось в малень- кой маслянистой капсулке. А капсулку можно было уместить в авторучке, вставив в стержень, предва- рительно вытащив шарик, а затем человек пишет или расписывается, вдыхая в себя неуловимый яд. Обоняние не учует, а только мозг. В зажигалку тоже можно подложить. Щелкни, капсулка раздавливает- ся, и те же пары, если их так можно назвать парами, делают свое черное дело.

Прошло почти 30 лет. Возможно, тот препарат все- таки был изобретен и усовершенствован. «Но тогда, – подумал Иващенко, – дело пахнет керосином. Подобными вещами занимается ФСБ, и дом, с его привидениями, попадает не в наше поле зрения. Надо быть уверенным, чтобы додуматься до тако- го. До чего до такого? Шпионаж?! У меня под носом? Нет!».

Увидев, что около двери появилась охрана, Иващен- ко быстрым шагом направился к завотделения ин- тенсивной терапии. Забыв постучаться, открыл дверь и вошел. За столом сидела, нет, скорее восседала мадам, которая была похожа на неприступную крепость. Крупная фигура спрятана под большой белый халат. Толстая короткая шея и на шее подбородок, переходящий в губы, заостренный нос, доходящий чуть ли не до подбородка, маленькие поросячьи глазки, прикрытые очками с толстыми стеклами, челка, спускающаяся ровными прядями. «Гарпия,– мысленно окрестил главного врача отделения интенсивной терапии Петр Афанасьевич.

– Здравствуйте,– примирительно начал было Иващенко и запнулся. Женщина подняла на него маленькие прищуренные глазки и, увидев капитана, расплылась в добродушной улыбке. Не двигаясь с места, кивнув головой, спросила низким грудным голосом:

– Вы по поводу поступившего вашего сотрудника? – И не дав сказать, продолжала: – Знаю, знаю. Вот анализ крови. Высокая доза алкоголя. Он просто отравился плохой водкой. На вопросительный взгляд Иващенко ответила: – Больше ничего анализ не показал. Вопросы есть?!

Иващенко разозлился, в первые секунды разговора хотел вспылить, но потом передумал и сказал:

– Спасибо.

Вышел из кабинета, аккуратно прикрыв дверь. Он вдруг подумал, что знает, что с Алексом и может ему помочь.

Сам не раз спасался у одного человека. Человек этот был его хороший знакомый из Туркменистана. Когда- то Петр Афанасьевич служил в тех местах в армии. Условия были тяжелыми, особенно добивала жара. Но службу несли все исправно. Однажды в горах Копетдага нечаянно наступил на гюрзу. Змея, очень ядовитая и коварная, укусила буквально на полсантиметра выше сапога, но этого было достаточно, чтобы умереть. Чарышка, местный парень, недолго думая, повалил Петра на землю, перетянул ремнем выше колена ногу, и в месте укуса надрезал ранку. Сначала начал отсасывать и сплевывать кровь, а потом, нагрев пламенем от зажигалки внутренние стенки металлической крышки от термоса, поставил на укус. Вместе с кровью в банку втягивался и яд. Конечно, эта процедура была очень сомнительна, и Иващенко доставили в больницу, но он хорошо помнил, как ему помогло это вмешательство.

С тех пор Петр и Чары оставались приятелями. Чары открыл свою частную клинику, где успешно лечил больных от всяких недугов. Иглоукалывание и надрезы в специальных местах на теле, с последующим отсасыванием крови, оказывают благотворное влияние на организм. Эту методику называли и шарлатанской, и вовсе не медицинской, но эффект выздоровления был. Поэтому в клинике всегда есть пациенты, с которыми работал Чары.

Когда у Иващенко прихватило спину, он не стал обращаться к традиционной медицине, а поехал прямо к Чары. И тот, в три курса по десять дней каждый, успешно поставил его на ноги. Теперь он точно знал, как помочь Алексу. На душе стало спокойно. Перед уходом из клиники он заглянул в палату, мысленно сказал Алексу: «Все будет хорошо», и аккуратно прикрыв дверь, вышел на улицу.

X глава. Ринат найден.

В парке было тихо. Задул осенний ветер, подняв в воздух сухие листья, слышался шепот макушек деревьев. Соприкасаясь, они делились своими впечатлениями о прожитом лете. Каждой макушке дерева хотелось благополучно дожить до следующего лета. Не быть сломленной ветром, загубленной бензопилой, ради пушистости или, еще хуже, просто дров.

Будущего своего никто не знает, а только пытает- ся угадать или предсказать, надеясь, конечно, на лучшее. Под одним из деревьев, засыпанный листьями, лежит человек, свернувшись калачиком и дрожа от холода. Одежда на нем была рваной, грязной. Лицо отекшее, побитое. Вместо глаз просто щелки, а вокруг черные опухшие синяки с кровоподтеками, нос, видимо, был сломан, волосы торчали в разные стороны. Губы закрывали выбитые передние зубы. Лицо небритое, заросшее черной щетиной. Уж очень неприглядно выглядел он. Рука прижата к груди, пальцы на руке вспухли и посинели. Что случилось с бедолагой? Когда, в какой момент дух его был сломлен, жизнь потеряла всякий смысл? Что явилось причиной столь ужасного превращения из хорошенького мальчика, чистенького, которого мама ведет в первый класс, уверенная в том, что уж ее-то кровиночка вырастет особенным человеком, а не в чудище – безобразное, опустившееся и потерянное для всех и, в первую очередь, для самого себя. В целом мире нет никому дела до этого несчастного. Или все-таки есть?.. Дворник! Дворнику, конечно, есть дело до того, кто сейчас валялся под листьями, беспомощный и жалкий. Дворник, подойдя к несчастному, ногой раздвинул листья, покряхтел недовольно и, взвалив на себя незнакомца, поволок его! Куда!? В больницу! Ведь надо помочь, спасти, установить личность, в конце концов… Нет! Он отнес его к дороге. Убрал, так сказать, со своей территории. «А что,– размышлял он,– и вопросов нет, напрягаться не надо, и тем более отвечать перед кем бы то ни было».

Оставив бомжа у дороги, дворник вздохнул облегченно, теперь его территория чистая. Проезжающий милицейский патруль обнаружил несчастного еще часа через 3—4. Полумертвого доставили сначала в больницу при медвытрезвителе. Когда дежурный врач осмотрел вновь прибывшего, то срочно связался с особым отделом и на специальной экстренной помощи доставили мужчину в палату интенсивной терапии. Когда полковник взглянул в лицо незнакомца, на глаза навернулись слезы: