Крис. Часть 1. Как все начиналось

Ночь. Мы, голодные и замерзшие, бродим по городу. Поговорили с мужичком у гаражей. Он оказался русский. “Принять я вас не смогу, жена и дети не поймут. У меня сегодня все родственники приехали, упасть негде”. Посоветовал идти в баптистскую церковь, куда мы и направлялись. Теперь уже у меня отказали ноги, и я просто упала без сил на лавочку. Время – час ночи.

Мимо проходят гопники.

– Чего это у тебя девчонка на лавочке спит? Давайте я вам машину разъебу, до утра поспите!

– Да ну, могут менты прийти.

– Если менты придут, просто шлите их на хуй! У нас так все дела делаются. Лавэ есть? Снимите хату.

– В том-то и дело, что нету… Мы автостопщики, попрошайничаем, продукты в магазинах пиздим.

– Впиши их к себе, у тебя же большая квартира! – говорит женщина, которая была с ним.

– А что я своим скажу?

– Скажешь, что друзья.

– Они знают, что у меня нет друзей. Именно поэтому я ночую там, где ночую. Можно провести в общежитие, которое мы разъебали. Там диван есть, хоть теплее, чем на улице.

Мы соглашаемся. Парень идет вперед уверенной походкой хулигана. Мы плетемся за ним. Он говорит:

– Я жрать хочу. Давайте магазин разъебем?

Мы подходим к общаге. У входа тусуется группа бичей.

– Ауе! Гашик будете? – говорит им наш проводник. Заходим на второй этаж, и возникает препятствие в виде злой бабки, которая начала “вонять” (то есть,

ругаться).

– Ты чего пришел?

– Воровать пришел.

– А, ну так бы сразу и сказал. Нечего тут ходить!

– Да кому нужны твои трусы? Пусть люди поспят.

– Уходи отсюда, что ты их сюда привёл, пусть на улице спят, на лавочке тепло!

– Почему ты сама не спишь на лавочке?

– Я сейчас милицию вызову!

Парень провел нас на открытый балкон за спиной тётки. – Сидите здесь и не очкуйте.

– Хреново здесь. Холодно. На улице теплее.

Мы поднялись на пятый этаж. Там в коридоре диван, здесь провожатый нас и оставил.

– Телефон есть? Запиши мой номер. Если будут какие-то проблемы, кто-то докопается – звони, я ему морду разъебу!

Я устроилась на кушетке, но было неудобно и холодно. А на балконе кто-то храпит. Решили переехать на крышу. Она оказалась открыта. Удобно устроившись на плите из строительной пены, на которую мы постелили кучу одеял и коврик, завернулись в спальники и проспали почти до часу дня. Крыша тоже была открыта, давая возможность любоваться видами Черкесского гетто.

Спускаясь с чердака, мы завернули на этаж, куда нас тащил запах готовящейся курицы. Мы были голодны, как волки. И, будто дикие животные, мы чуть ли не зубами вынули полусырую курицу из кипятка и помчались вниз. В ларьке попросили хлеба и устроили пир на лавочке с сыром и «Нарзаном» из Кисловодска. Курица была немного недоварена, но, если бы мы пришли позже, ее могло не быть вообще. Не лучший поступок, и я им не горжусь. Но что делать, когда ты голоден и без денег?

Вышли на объездную – самую южную точку. Дело дрянь – мы попали в промзону. По пути увидели фонарщиков. Один из них предложил нам поймать круглые лампы-плафоны. Черкесы – народ веселый и добрый, хотя и жесткий.

Дети после тридцати

С Сашей начались конфликты. Наверное, от того, что Сашка был постоянно голодный, уставший и изможденный, он на меня постоянно жаловался и вел себя, как маленький. Когда водитель начинает игнорировать, или кидает хост по каучсерфингу, угадайте, кто виноват, на кого сыплются все шишки? Ведь это я обещала машину. И не важно, что водитель слился. Для меня не важно, есть тачка – хорошо, нет – ну и фиг с ней. То же самое со всем остальным. Есть вписка и еда – хорошо, нет – переживу.

Но когда попутчик хочет есть, и у него есть деньги, а он их не хочет тратить и бережет, надеясь, что кто-то вдруг покормит, при этом каждые 10 минут ноет, что он голоден – этого мне не понять…

Краснодар

Вписались у друга Саши, последователя алмазного пути. И если в прошлый раз члены этой общины не были гостеприимны, то сейчас нам повезло больше. Уже немолодой, бритый полный мужчина возил нас в общину на медитации, а после медитации мы ехали в баню.

В Краснодаре мы провели три дня. Погуляли по ботаническому саду и Красной площади. Я искала Карлсона, но там его не было. Вдруг мне написала Диана: “Карлсон в Сочи! Он звал меня к себе, но я отказалась”.

Она даже дала мне адрес хостела, в котором он остановился. У меня забилось сердце. И я рванула туда сломя голову, взяв с собой Сашу. Встретиться с Карлсоном снова для меня было чуть ли не целью жизни. Я думала, что не могу без него жить. С моей стороны было глупо так рваться к человеку, который от меня убегает. Но я была молодая и глупая. Мной управляли чувства. Ради того, чтоб увидеть его, я готова была лететь на край света.

Мы мчали по серпантину в легковой на скорости 160 км/ч. Меня укачивало на перевалах. Я поняла, что больше не хочу ехать по этой дороге на машине.

Сочи

17 апреля

Прибыв в Сочи, я тут же познакомилась со всеми уличными музыкантами. Первым делом спросила про Карлсона. Оказалось, что он уехал вчера. Ааа! Я опоздала всего на один день. Куда он уехал, не знал никто.

Где ночевать? У нас есть палатка, которую любезно одолжил хост из Краснодара. Но она пропускает воду. Под дождем, естественно, мокнет. Единственное укромное место, которое нам удалось найти под крышей, было под мостом. Здесь же лежали местные бомжи, будто морские котики на арктическом леднике. Соседство с ними не радовало. К тому же, они заявляли права на свою территорию.

Ночью очень холодно, а спальник у меня тонкий. Сплю в одежде и потею, а принять душ негде. И я поняла, что нужно снимать жилье.

Переночевав под мостом, мы вышли на набережную и попытались заработать стритом: Саша играл на электрогитаре, а я собирала деньги. За день едва удавалось отбить проезд и наскрести на еду. Вечером мы познакомились с местными матерыми аскерами, которые научили нас добывать деньги “из воздуха”. Они подходили к прохожим и старались как-то весело попросить у них денег: “Девушка, у Вас не найдется пары биткоинов?” Все отличается от попрошайничества тем, что ты говоришь любую чушь, но весело, а не давишь на жалость. Ты понимаешь человеку настроение, а он тебе за это платит. Нам удалось собрать триста рублей, но они не покрывали даже хостел, который стоил пятьсот.

Комната в хостеле освободилась, и мы с Сашей заселились именно в тот номер, где жил Карлсон. Хозяйка даже не потрудилась убраться: я узнала его перчатки, на полу валялись пивные бутылки. Больно. Я больше его не увижу.

Мы оплатили две ночи (по 500 рублей в сутки). Первую ночь я платила со своих накоплений. После этого у меня оставалось двести рублей.

Вечером в хостеле собрался мини-Утриш: Поэт (очень светлый, добрый и позитивный чел с длиннющими дредами, бородой и зарядом энергии) пел свои песни, которые так мне понравились, что я пожалела об отсутствии диктофона и камеры (телефон предательски сел).

В городе сезон ливней. По улице особо не погуляешь. Сидеть в фаст-фудах, ничего не покупая, не разрешают и пяти минут – выгоняют. Тем не менее, я погуляла, поплатившись за это больным горлом наутро. Хостел находится в горах, на серпантине, подниматься туда долго, а найти дорогу без навигатора сложно.

20 апреля

Мы с Сашей стали спорить. Денег не хватало, мы не понимали друг друга. Это было началом конца.

Я говорю:

– Тебе надо, чтоб я и играла, и аскала!

– Играй. я бы аскал лучше тебя. – отвечает Саша.

– Я плохо аскаю? Играй тогда сам.

– Тогда я вообще никуда не пойду, буду сидеть дома. Комната до завтра проплачена.

21 апреля

Утро. Саша не хочет идти играть. Он заворачивается в одеялко, плачет и никуда не идет.

Я говорю: – играть ты не хочешь, покупать продукты не хочешь, платить за хостел не хочешь, а чего же ты хочешь?

Саша: – я хочу заниматься сексом, и чтобы мне приносили кофе в постель! А ты холодная!

Я: – сними шлюху, купи кофеварку и обогреватель.

Чуть позже я попыталась вытащить Сашу на стрит. Он требовал нарисовать ему табличку. Но мой маркер высох. В ответ я услышала: “ты не хочешь делать даже табличку, я не буду играть”.

Крис

20 апреля

Утеряно двести рублей моей заначки… из-за чего нас чуть не выперли с хостела.

Хозяин квартиры забрал долг за вчера и покусился на стопку мелких монет, отложенных на еду на сегодня (хотя этого бы не хватило покрыть аренду следующего дня, было всего рублей 60).

Оказалось, что Саша заболел и возможно заразил меня (у меня озноб, кашель и сопли, у него – вирусный герпес и потеря зрения). Плюс гитарный динамик сломался, а значит, играть мы не можем.

Нашли динамик (Саша вытащил из раздолбанного телевизора на помойке). Обросли связями: перезнакомились со всеми кланами уличных музыкантов, попрошаек и бичей. Узнали, где чья территория, застолбили место в переходе (и не пришли на него).

Играли у маяка – час, безрезультатно. Зато я побывала на море. Потом пошли в переход, но там занято и очередь. Саня замерз, пошли греться. Есть просит, а деньги оставил дома.

Мы не знали, что делать. Денег не хватает. У торгового центра встретили аскера, который ходил по парковке и просил деньги. Он показал нам мастер-класс по аску. Настреляв денег с таким мастерством и лёгкостью, что мы смотрели, раскрыв рты, сидя на остановке, он купил нам батон и молоко. Его звали Крис. На самом деле его звали Сергей, но он больше любил называть себя “Кристиан Марк Пауланнер” по-немецки. Кстати, забавно, что Карлсона тоже звали Сергей.

Счастливые, сытые и довольные, мы пошли в хостел. Денег хватило и следующий день ночлега, и на еду. А по дороге мы нашли полную блинчиков тарелку, которую Саша на ходу уничтожил (несмотря на проглоченный за вечер батон с палкой колбасы и кетчупом, пол-литра вермута, пиво и коробку куриных ног из КФС).

21 апреля

Просыпаюсь от стука в дверь. За оплатой приходят все раньше и раньше. В первый день расчетный час был в три часа, потом в двенадцать, теперь в десять. Завтра в семь придет…

Пошла в душ. Мыла и шампуня нет. Пока мылась, в гости пришел Крис и начал нагло меня клеить, не обращая внимания на Сашу. Оплатили еще один день в хостеле.

Узнала, что один мой друг с Утриша, по которому я скучаю и к которому хочу ехать, умер в Питере. Отравился грибами. Ему собирали денег на кремацию.

Пока Саша играл на гитаре, а народу не было, я заболталась с Крисом, который сидел рядом на лавочке. Это он помог нам вчера нааскать на хостел и еду. Он умело, увлеченно и быстро стучал барабанными палочками по картонной коробке. Было видно, что он кайфовал от процесса. Высокий, худой, разговорчивый и невероятно харизматичный, с большим носом, тонкими губами и безумными глазами. Его точно нельзя было назвать красавчиком, но харизма более чем компенсировала его внешние недостатки.

Мы так зацепились языками, что я не могла оторваться. Саша психует: наверное, пожалел о том, что упрекал меня в том, что я плохо аскаю. Без аскера денег в чехол никто не кидает вообще. Он психует и швыряет гитару: “играть без тебя не в кайф”. Садится на лавочку и ноет. “Настя, мне холодно… Настя, я есть хочу…” Я говорю:

– Купи себе еды. Денег у нас поровну.

– Но я не хочу тратить свои деньги на еду… глаз болит… я замерз… хочу в тепло…

Я иду искать еду, теплое место и няньку. И в аптеку за глазными каплями.

Саша: – мне ничего не надо.

В “Пятерочке” купила макароны и фасоль на 40 руб, взяла мазь для Сани и “Ацикловир”. Возвращаюсь. Поскольку я была жутко голодная, взбесилась из-за съеденного без меня яблока. Потом извинилась, но мне это не простили…

Утром пришел Крис, и я приготовила еду на троих. Начался дождь. На стрит не выйти, а у гитары порвалась струна – и это плохо. На эту гитару нужны толстые струны.

Теперь уж точно никакого стрита. Все обломалось. Как зарабатывать? Саша сильно простыл и почти ослеп на один глаз, который воспалился. Ему пришлось возвращаться в Волгоград на лечение. А я осталась в Сочи. Саша работал за еду, а денег у него никогда не было. Он постоянно ныл. И ему нужна была нянька, которая будет о нем заботиться. Эта роль мне не подходила.

Следующие несколько дней я гуляла с Крисом. Даже он, уличный музыкант, аптечный наркоман и аскер, был самодостаточнее, чем звукорежиссер. Он умел выживать. И не ныл. У него всегда было хорошее настроение, несмотря на такую хреновую жизнь. Мне это нравилось.

– Крис, почему ты идешь пешком по велодорожке?

– Потому что я на “колесах”.

Он скучал по какой-то Веронике. Писал ей и звонил, а она его игнорировала. Он спрашивал меня: “что значит, если девушка говорит: “брось меня, я шлюха?” Она меня так проверяет?

Он говорил, что, когда впервые меня увидел, подумал, что я – транс. Парень, который косит под девушку. Вот только кадыка нет. И только сейчас понял, что я девушка. Наверное, он был под кайфом.

Крис рассказывал, что употребляет “лирику” (таблетки от эпилепсии), «соль» и капли для глаз. А ещё “Триган-Д”. Но я не придала этому значения. У меня были знакомые, которые бухали и плотно сидели на тяжёлых наркотиках, и вели себя нормально.

– А ты мне нравишься – сказал он и улыбнулся.

– Ты мне тоже. – ответила я. Мы поцеловались. Я посчитала этот поцелуй официальным началом наших отношений. Теперь мы вместе.

Вечером на парковке мы познакомились с двумя женщинами: Ольга Петровна, крепкая сорокалетняя дама с короткой стрижкой, сидела в большом черном джипе, в котором можно жить. Ее подруга Таня – молодая худенькая загорелая блондинка модельной внешности, сидела за рулём белого “Мерседеса”. Они жили в поселке Дагомыс недалеко от Сочи. Мы неплохо пообщались и обменялись контактами.

Крис пригласил меня к себе домой, в заброшку: двухэтажное отдельно стоящее здание желтого цвета на пустыре, в заброшенных очистных сооружениях. Окна выбиты. На первом этаже ничего нет, только мусор и лестница. На втором – большое помещение с ямой, куда годами бросали мусор. В комнате стоит стол, стулья, на стене приколочена снятая с улицы афиша «Короля и Шута». Из окна виден “Моремолл”, где Крис «работал» – просил деньги. Есть отдельная маленькая комнатка с двуспальной кроватью, которая даже запиралась на защёлку, так что можно было не бояться, если придут бомжи или наркоманы. Почти отель!

На этой кровати мы провели ночь. Когда Крис разделся, я увидела, что все его тело обожжено, как у Дэдпула. Нетронуты огнём только голова, шея и область паха. Вся остальная кожа была сожжена и пересажена с других мест клочками. Он выглядел, как Франкенштейн. Но это меня не отпугнуло. Я спросила: – Как ты сгорел? – и он наплёл мне про пожар, из которого он вынес троих детей. Он рассказывал так подробно, со слезами на глазах, что ему нельзя было не поверить. В красноречии он был мастером, и мог наговорить любую чушь так убедительно, что ни у кого не оставалось сомнений. Если бы он рассказывал, что прилетел с Луны, я уверена, эффект был бы тот же.

Секс с ним был восхитительным: и дело даже не столько в том, что у него был просто невероятной длины член, а внутри кипело море страсти и дикой, безумной энергии. Я кайфовала от каждого прикосновения к нему, от того, как он кайфует, когда я легонько поглаживаю его по спине, покусываю за ухо, чешу его затылок, целую – сначала осторожно и нежно, едва касаясь губ, а потом страстно и взасос, будто мы вот-вот съедим друг друга.

Я не на шутку привязалась к нему, и уже не представляла без него своей жизни. Мне хотелось всё время так жить: ездить автостопом, ночевать в палатке, не важно, где. Главное – вместе.

На следующий день мы с Крисом пошли к его другу, дредастому позитивному чуваку, музыканту Виктору по прозвищу Поэт, чтобы забрать барабан и палатку. Палатка мне не подошла: тяжёлая, таскать в руках невозможно. И я ее не взяла.

Поэт начал подкалывать Криса – не жёстко, по-дружески. Но вдруг Крис, обидевшись, хватает барабан и убегает прочь. “Сделал гадость – сердцу радость” – сказал Поэт ему вслед, улыбаясь.

Я бегу за ним, но он пропал из вида. До этого мы несколько дней тусовались вдвоем, и ничто не предвещало… Догнать его не удалось, и пришлось вернуться к хостелу. Возможно, он еще придет? Куда мне теперь идти? Где искать его? Я потеряна.

Поэт предложил остаться у него, но это хостел, тут гостей не вписывают. Я не хотела, чтобы из-за меня у него был конфликт с хозяйкой. Пошла на электричку, чтоб уехать в Дагомыс, так как Петровна нас приглашала, и Крис, возможно, поехал туда. Но не успела на последнюю. Оставалась только одна надежда, только одно место, куда он мог прийти – сквот.

Я захожу на сквот. Барабан лежит на кровати, еда разбросана на полу. Я легла и стала дожидаться Криса, ведь он по-любому придет за инструментом. Но ночью он так и не явился… Утром я услышала громкий, настойчивый стук в дверь. Крис?! К сожалению, это был полицейский.

– Вставай!

– В чем дело?

– Дело Магарыча! – улыбаясь, сообщил участковый.

Меня запрягли подметать двор участка. Дали за это двести рублей. “Тут живут винтовые. Их после прихода тянет двигаться. Вот мы и берём их, пускай прибираются – говорит участковый”.

Освободившись, я пошла искать Криса. И весь день ходила по городу, по всем местам, где он обычно аскал и тусовался, но нигде не было. Нигде…

Ночью сквот подожгли. Вместе со всем содержимым. Я разбита. Без Криса я чувствую себя потерянной. Карлсон, Саша, теперь он… Ночевать негде. Я звоню Петровне. Крис оказался у нее. Слава Богу. Я выхожу на трассу и еду в Дагомыс. Это спасение.

Дагомыс

Крис здесь. Ура! Петровна приняла меня. У нас отдельная комната.

Первый раз за несколько дней – нормальный душ и теплая постель. В хостеле было холодно. Отопления никакого, горячей воды – тоже. Толком не помыться. Кухня общая в отдельном домике. И за оплатой приходят рано утром. Словом, по сравнению с жильем в Сочи, дом Петровны был раем.

Я не могла принять того, что Крис уехал, потому что играл со мной. Соблазнил – и ему стало скучно. Я ему надоела. А я не могла больше отпускать. Слишком больно каждый раз. Настолько, что хочется кричать. Хочется выброситься в реку.

Я хотела побыть с ним ещё немного. И мы продолжили встречаться.

Крис говорил Петровне, что сгорел в торговом центре “Зимняя Вишня” в Кемерово. Но Петровна ему не поверила. К тому времени я уже знала, что он врёт. Его мама рассказала мне, что он себя специально поджёг, чтобы привлечь внимание девушки, которая ему нравилась. А когда загорелся, испугался. Стал кататься по земле. На “скорой” его увезли в больницу, где он лежал год, сделали тридцать операций по пересадке кожи, которые оплатила мать. Лежал на воздушной подушке, потому что на спине не было кожи. За ним ухаживала девушка, Даша.

“Теперь я – уникальный человек” – говорил он о себе. И это было правдой. Таких, как он, больше не было во всем мире.

Суставы его пальцев так и остались навсегда в согнутом положении. Поэтому он больше не мог полноценно играть на пианино, от чего страдал. Однако, у Петровны он играл на синтезаторе. Эти мелодии были такими грустными, что рвали мне душу. Я любила держать его за руку: пальцы между пальцев. Я гладила его по тонкой-тонкой, как бумага, коже на спине. Он кайфовал, и я – тоже.

Я почему-то влюблюсь в чокнутых, чудаков, музыкантов, бродяг, не от мира сего. Для большинства нормальных людей я странная. А с ними чувствую себя нормальной. Они такие же странные, как и я. Мы – из одной стаи.

День рождения Петровны

Хозяйка дома пригласила нас на день рождения, который решила отметить на природе. Гостей было очень много. Все сидели в беседке у небольшого пруда.

Вместо торта было много пирогов с разной начинкой. И несколько пятилитровых бутылок с вином. Вечером устроили фаер-шоу и джем на африканских барабанах. Крис тоже показал фаер-шоу, соревнуясь с Петровной. Он набирал в рот керосин, поджигал и “пыхал”, а после – ловил кайф от всосавшегося в слизистую керосина.

Первого мая Петровна отвезла нас с Крисом в свой строящийся дом, который находится в поселке Воронцовка. До пещер там рукой подать. Поселок находится в горах, в районе “красной поляны”. Отсюда видны высокие снежные вершины – это Абхазия.

Крис таскал доски: он делал это так медленно и лениво, чти мне захотелось самой взять эти доски и сделать все за него. Без дела, на самом деле, было хуже, чем если бы я чем-нибудь занималась. Далеко не отойти, да и некуда. Единственное здание поблизости – продуктовая лавка, которая работает раз в неделю.

Дома мы с Крисом неплохо проводили время: он играл на синтезаторе, а вечером избавлялся от комаров, хлопая тапком по потолку.

6 мая.

Сегодня – мой день рождения. Я хотела провести его наедине с Крисом, переночевать на берегу моря. Просто так, потому что это романтично. Я позвала Криса с собой, но он отказался присоединяться. Крис и не думал меня поздравлять и что-то дарить. Но мне этого и не нужно: у меня настолько суровая жизнь, что я не жду подарков, а праздники устраиваю себе сама. И я взяла палатку и пошла на пляж, влево до упора – там находится нудистский галечный пляж. Чтобы дойти до него, нужно преодолеть скользкий бетон, размытый водой. Волны примыкают к камням, нужно прыгать. С тяжелым или громоздким рюкзаком это было бы сложно.

Народу много, даже на диком пляже компания развела костер. Я встала с палаткой неподалеку. На камнях жестко и холодно. Палатка у меня, купленная в гипермаркете «Окей», чисто номинальная. Спасет разве что от москитов (которых на берегу и не было), но не от дождя.

Дров на берегу полно, как и готовых очагов. Но костер я не разжигала. Слева открывается вид на город, справа – красивый закат, железнодорожные пути и волнорезы. Каждые 10–15 минут мимо проходят электрички и светят фарами очень ярко. Последняя электричка идет в 12 ночи. Ночью даже не замёрзла. Спальника, рассчитанного на двенадцать градусов, мне хватило.

Крис бросает курить

Крис хочет бросить курить – но этот ритуал, как старый друг, снова и снова подсовывает ему пачку сигарет, как благословенную обложку, что он всё никак не в силах оторвать. Я решилась раз и навсегда провести ритуал отлучения – оригинальный, дерзкий, как первый глоток свободы после казни привычки.

Я разогрела сковородку, и масло потекло. Надсыпала туда сигареты – табачные трубки становились частью живого эксперимента. Они шипели, обуглялись. Я переложила эту табачную кулинарную симфонию на тарелку и залила майонезом —жирная глазурь сверху на яд.

И вот – выставила на стол сигареты с ароматом пагубной иронии. Но Крис не оценил прикол. Он вошел, запах застыл между нами, как нота, которую никто не услышал. Он смотрел на испорченные сигареты – и его недовольство стало стеклянной стеной между нами. Он шипел молчанием, и я ощутила острое, как порез, недоверие.

Лазаревское

Мы уезжаем от Петровны и двигаемся дальше. Автономный ритм дороги, гудок грузовика вдали, мы просто на поверхности пульсирующей земли. Едем по направлению к М-4 – словно сливаемся с асфальтом, страх и вожделение одновременно.

До вечера долетели до Лазаревского – крошечной остановки на кольце вселенной. Ночлега у нас нет – и не важно, что нет броне-отеля, ничего общего с теплом, лишь бетон. Мы пришли на вокзал – театр пустоты, железные кресла и арии эскалаторов. Сели, смотрим трэш-кинцо «Кожа»: гротеск, извращение, лица искажены, мозг застывает – и все это гремит в нашей груди.

И вот приходит полиция – она, как утренний душ, окатывает холодным взглядом. Я вытягиваю паспорт, отдаю – соединяю наши миры. И на секунду этот акт становится ритуалом доверия на высоте всех автотрасс и провинциальных вокзалов.

– Регистрация Ваша где? – интересуется сотрудник, не увидев в моем документе штампа о прописке.

– Везде.

– Но Вы же где-то живете?

– Я везде живу. Я – сознание, тело – мой дом. А у Вас есть дом?

– Есть.

– Но Вы сейчас не в нем. Значит, на данный момент времени Вы – БЕЗдомный.

Полицейский завис. Поняв, что с меня взять нечего, он подошел к Крису.

– А ваши документы где?

– Усы, лапы, хвост, вот мои документы! – Задорным голосом отвечает Крис.

Больше нас этой ночью не трогали.

9 мая

Утром мы скинули пыль с колес, мотор и желудок урчал, дорога звала – и вот мы снова в пути, два отбитых мечтателя на горячем асфальте. Через крошечный поселок – и понеслось: День Победы, горячая каша из огромного казана, сырая, дымящаяся, и мы – заправились хлебом и перловкой у БТР: стальной гигант, как небесный щит, как ржавый друг войны. Мы щёлкнули фотку, и я почувствовала это – момент, будто мы с дорогой стали одним целым.