Заотар. Мышеловка для шоколадницы

– Лазар с Мартеном говорят, ты мечтаешь победить в турнире стихий? – перебил шевалье.

Я пожала плечами:

– Мечтают о несбыточном, я уверена, что при толике удаче и огромных усилиях, квадра «вода» добьется успеха.

Тема была мне интересна и я с удовольствием рассказала Виктору, как именно вижу те самые «огромные усилия», о которых уже упомянула. Брюссо внимательно слушал, и, если поначалу брови его были недоверчиво приподняты, к концу моего монолога, в лице собеседника можно было заметить что-то вроде воодушевления.

– Браво, Гаррель, – проговорил он, – ты, действительно, обладаешь мужским разумом.

Комплимент меня не обрадовал. Мужским? Какое истинно мужское высокомерие!

– Ты уже думала о том, кого квадра «вода» изберет своим командиром?

Я ответила, не задумываясь:

– Пьер Лазар, он подойдет идеально.

– Почему не Мартен?

– Жан? О нет, он простак, то есть… – я слегка смешалась. – Это театральное амплуа, а не обзывательство. Мартен – благородный рыцарь без страха и упрека, физически сильный, лишенный хитрости или способности плести интриги. Он станет замыкающим, а на острие атаки нам нужен кто-то…

Слов не хватало, требовалось как-то проиллюстрировать схему сорбирского боевого порядка, я стала двигать по подоконнику посуду. Мартен стал подносом – крупный и основательный, мы с Виктором – чашечками с остатками шоколада. Для изображения Лазара посуды не хватило, но Брюссо достал из кармана небольшую коробочку, в которой я, с некоторым удивлением, опознала музыкальную шкатулку, с помощью которой несколько дней назад заманила шевалье в подвалы Ониксовой башни. Он зачем-то ее сохранил. Опасности это никакой для меня не представляло – вещица личной не была, проклясть с ее помощью было невозможно, поэтому от вопросов я воздержалась, увлеченно продолжив пояснения.

– Представим, что это квадра, – показала я на посуду, – командир находится на острие атаки, он, если угодно, таран…

Смысл боевого порядка нам, студентам, не поясняли, поэтому сейчас я озвучивала, скорее, свои предположения, чем факты. Ведь все в этом мире можно развинтить на более мелкие составляющие, правда? Сколько в квадре человек? Четыре! А пар? Скажете две? А вот и нет! Шесть! Каждый из членов квадры состоит в ментальной паре с каждым из товарищей, и, в зависимости от рисунка боя, эти связи используются по разному.

Передвигая по подоконнику предметы, я разыграла несколько боевых атакующих и защитных этюдов.

– Смотри, здесь основная пара – таран и замыкающий, замыкающий – проводник, боковые – исполняют роль филидов-менталистов. О! – Пришла мне в голову занятная мысль. – Тогда арьергард – оват, а командир…

– Просто пользуется тем, что предлагает ему квадра, – протянул Виктор.

– Нет, в этом случае он сорбир! – возразила я горячо. – Но в одном ты прав, командир получит то, что дадут ему другие члены квадры, поэтому ни физическая сила ни бойцовские навыки острию не нужны.

– И поэтому Лазар?

Я разозлилась:

– Вынуждаешь меня говорить гадости о нашем товарище? Хочешь услышать, что Пьер слабак? Может, он и помельче Мартена и не прекрасен во владении шпагой, но он великолепный менталист!

– В отличие от тебя?

– Нога! – встревоженно предупредил Гонза. – Держи себя в руках, мелкая!

Руки, ноги! Мне хотелось ударить Виктора де Брюссо. Нет, не ударить, совершить все обожаемое моим демоном-фамильяром, от вскрытия яремной вены до выдавливания глазных яблок.

– Я, сударь, – слова, из-за сжатых до хруста челюстей, получались несколько неразборчивыми, – еще до начала зимы стану хорошим филидом.

Молодой человек взял шкатулку, открыл крышку, посмотрел на пятнышко шоколада, оставшееся на атласной подложке:

– Как же ты великолепна, Катарина Гаррель, великолепна и непостижима… Ты разработала целый план, основываясь всего лишь на обрывках сведений, которые удосужились нам сообщить… – Он защелкнул крышку, посмотрел мне в глаза. – Я в деле.

– Прости? – Ярость понемногу отпускала, сменяясь слабостью.

– Можешь на меня рассчитывать, – объяснил аристократ. – Как и ты, я крайне заинтересован в том, чтоб квадра «вода» победила в турнире стихий. Да, Кати, я хочу стать безупречным. В любом случае, этот год в Заотаре для меня последний, после меня ждет, скорее всего, армия, и должности полкового жреца-капеллана я предпочту сорбирский мундир.

Брюссо неторопливо спрятал в карман шкатулку:

– У нас есть шансы, то, что Шанвер на днях отправится на белую ступень и покинет квадру «огонь», сыграет нам на руку.

– Генета вернула Арману память?

Мне показалось, что Виктор смутился, он слегка покраснел, отвел взгляд, пробормотал:

– Какое счастье, что это произошло уже после того, как маркиз Делькамбр лишил меня звания своего друга.

Я удивилась:

– Почему?

– Ах, Кати, ты такая простушка…

Простушка? Тогда кто они с Мадлен де Бофреман? Пользуясь беспамятством Шанвера, они пытались им управлять. Какая мерзость!

– Мадлен выкрутится, – вздохнул Виктор, – она всегда выкручивается, тем более, сейчас Арман ей благодарен за возвращение фамильяра…

Мне стало противно. В Брюссо не было раскаяния, ни капельки, он завидовал удаче бывшей подруги и с удовольствием поменялся бы с нею местами.

Но я решила, что моральный облик шевалье меня касаться не должен, довольно и того, что он обещал помочь квадре «вода».

Мадам Информасьен известила, что урок окончен, а обед, напротив, вот-вот начнется, Брюссо отправился возвращать посуду в «Лакомства», а я – в столовую, так и не решив, буду ли тратить золото из кошеля де Шанвера.

Глава 4. Время тратить луидоры

Гонза сообщил, что не голоден и вообще у него некие неотложные демонические дела, поэтому по дороге я размышляла в одиночестве. О чем? О деньгах, о бедняжке Купидоне, сегодня мне показалось, что малыш прихрамывает, об Армане, в его истории многое не сходилось. Наказание, которое должно было лишить маркиза памяти о нескольких месяцах и сорбирской магии, последней его не лишило. Шанвер плел при мне сорбирские кружева, абсолютно точно, и для этого ему не понадобился демон-фамильяр.

За обедом кузина Жоржетт развлекала нас сплетнями. Эта оватка из квадры «лисиц» кузиной приходилась только Натали Бордело, но называли ее так все.

Мадемуазель Ледюк из корпуса оват подписала фактотумский контракт с сорбиром Клермоном, что удивительно, говорят, не обошлось без взаимной нежной страсти. Товарки Ледюк уже скрипят зубами от зависти, хотя о новых контрактах студентам сообщат только вечером на совете. Он, кстати, обещает быть многолюдным, в «Своде» появилась запись, что нынешний совет назначен в зале Безупречности и на него приглашены все студенты Заотара. Интерес публики зашкаливает. Ректор собирается назначить новых старост, а оват Боше намекает, что нам теперь будет разрешено держать домашних питомцев. Арман де Шанвер снова станет сорбиром, это тоже огласят на совете. Фамильяр Шанвера – какое-то чудо. Все, кто уже лицезрел демоническую генету сходятся во мнении, что зверя прекраснее им видеть не приходилось, огромная как тигр, с прекрасными карими глазами. Прочим пока приходится верить счастливчикам на слово, но вечером Шанвер покажет своего демона публике. Сейчас они в гостиной лазоревого этажа, Бофреман хлопочет подле жениха, упросила начальство позволить им до совета оставаться в дортуарах, и даже велела накрыть обед там.

Мы слушали кузину Жоржетт, не забывая отдать должное кушаньям: крем-суп из шампиньонов, гренки, ломтики жареного мяса с овощами, на десерт – пирожное и чашечка шоколада. Аппетит у меня был преотменный, завтрак-то я пропустила.

За столом мы сидели всемером: кроме меня и кузины, близняшки Фабинет, Натали с Купидоном и Жан Мартен. Лазар отчего-то к нам не присоединился.

Я спросила об этом Жана, тот махнул рукой, посмотрев в сторону, куда он указывает, я увидела, что Пьер сидит за крошечным столиком вдвоем с Делфин де Манже.

Жоржетт фыркнула:

– Новоявленная дворянка окучивает Лазара, чтоб он проголосовал за нее на совещании старост. Манже! Ну надо же! И теперь она, представьте, дружит с Мадлен де Бофреман.

Натали, заметив, что тема эта мне неприятна, вклинилась в монолог кузины:

– Кстати, Катарина, твой заказ готов. Не изображай удивления, чудесная клетка из золотой проволоки ждет постояльца. Когда ты представишь публике своего питомца?

Жоржетт немедленно приняла охотничью стойку, ни о каких питомцах Гаррель она ничего не знала.

– После совета, – пообещала я, – если намеки Боше оправдаются и нам позволят заводить зверушек.

Предвкушения у слушателей мое заявление не вызвало, генету Шанвера все сочли более любопытным зрелищем.

Я встала из-за стола, отнесла посуду на буфетную стойку (за обедом лакеев нам не полагалось) и, воспользовавшись тем, что до начала следующего урока оставалось около получаса, отправилась в дортуары. Мне нужно было побеседовать с Арманом де Шанвером. То есть даже не побеседовать, я просто хотела предупредить маркиза, что собираюсь потратить еще один луидор из его кошеля. Луидор, сто корон, их мне хватит с избытком. Остальные сорок восемь золотых монет я собиралась вернуть владельцу.

Решение далось мне непросто, пришлось задвинуть в дальний угол сознания свою гордыню, побороть стыд. Но разве был другой выход из ситуации? Мне нужна новая одежда, принадлежности для письма и, Баллор подери, чулки и мыло! Я буду должна два луидора маркизу Делькамбру (первый я по глупости потратила еще в прошлом году). Долг верну как можно быстрее, либо маменька пришлет денег, на что надежды мало, либо, это уже не так скоро, заработаю требуемую сумму после выпуска из академии.

На лазоревом этаже, выйдя из портшеза, я чуть было всю свою решимость не растеряла. В фойе толпился народ, и, если по дороге я размышляла, как именно найду требуемую гостиную, сейчас без сомнений определила нужный коридор, там тоже были люди. В шорохе голосов слышалось: «Шанвер… сорбир… фамильяр…»

– Гаррель, – хихикнула толстушка дю Грасс, отворачиваясь от собеседника филида, – ты тоже хочешь смотреть как ест великолепный Арман?

Ах, если бы этот вопрос застал меня у портшезной колонны! Тогда можно было бы сделать вид, что я направляюсь в северный коридор, в свою спальню. Теперь же поворачивать назад было поздно.

Я улыбнулась:

– Разумеется, Валери, мне нельзя пропустить этого зрелища. Иначе, что я расскажу своим внукам, когда они спросят: «Бабуля, а как именно кушал маркиз Делькамбр?»

Реплику публика приняла хорошо, только что не наградила меня аплодисментами, под одобрительные смешки я, держа спину прямо, прошла к гостиной мальчиков. Дверь была распахнута настежь, и, чтоб она не закрылась, створку придерживало придвинутое изнутри кресло. Арман де Шанвер маркиз Делькамбр восседал за накрытым столом, грудь его сиятельства украшала салфетка, пальцы – драгоценные перстни, а его персону в общем – красавица-невеста Мадлен де Бофреман, сидящая по правую руку от жениха и демоническая генета у его ног.

Салфетку маркиз, при моем появлении, снял, безупречные черные брови удивленно приподнялись. Нужно говорить. Дружески или официально? Святой Партолон, я не могла сообщить об этих треклятых луидорах запиской? Идиотка! Нужно было сначала зайти в спальню, взять из комода кошель, достать из него одну монету, а остальное принести с собой, чтоб вручить владельцу, присовокупив к подношению и носовой платок Армана. А лучше завернуть все вместе с объяснительным посланием и…

– Нет, Гаррель, – протянула Мадлен де Бофреман, которая в любой ситуации оказывалась быстрее и умнее меня, – место уже занято.

Эта фраза окончательно спутала и без того нестройные мысли. Я таращилась на красавицу, сдерживая свое просторечное «чего?»

Мадлен покачала головкой:

– Увы, дорогая, маркиз Делькамбр уже выбрал себе фактотума, ты опоздала.

– Фактотума?

– Ну разумеется, им станет Эмери виконт де Шанвер. Ты ведь для этого явилась? Предложить свои услуги? Ах, Гаррель, даже в этом ты не первая за сегодня.

– Надеюсь, последняя, – Шанвер скрыл зевок салфеткой. – Ступайте, мадемуазель, мне не нужна шоколадница, да и шоколад я не люблю. Мадлен, дорогая, вели наконец закрыть дверь.

Вот, значит, как? Его сиятельство опять играет? Комедия «Маркиз и шоколадница» акт третий. И что, в таком случае, делать мне?

У фрейлин Бофреман, появившихся из-закутка за шторами, на этот счет было определенное мнение, кажется, меня намеревались попросту вытолкать взашей, но драться с мадемуазелями я не собиралась и непременно покинула бы гостиную, если бы не Бофреман. Ей настолько нравилось мое унижение, что отпустить меня без последнего укола она не могла.

– Бедняжка Гаррель, – вздохнула она, – тебе опять понадобились деньги? Пятьдесят луидоров, которые я подарила тебе в прошлом году уже закончились? Не трудись отвечать, вижу твои обновки, премилое платьице, что ж, носи на здоровье. Правда, увы, недолго, оно тебе слегка узковато, видимо, пирожные и торты, которыми ты увлекаешься по примеру своего маленького приятеля…

Кровь бросилась мне в лицо, я широко улыбнулась, даже, скорее, оскалилась, обратившись ко всем зрителям разом:

– Мадемуазель де Бофреман изволит шутить! Как остроумно! Немыслимо, чтоб аристократка использовала деньги в качестве подарка. Презренный металл? Ха-ха-ха!

Мой смех неуверенно поддержали, я продолжала кривляться:

– А что касается моей полноты, господа, которую мадемуазель де Бофреман изволила заметить, я воспользуюсь проверенным рецептом нашей остроумицы: кувшин разъедаловки на противный жирок, ночь страданий и, вуа-ля, плоский живот наутро.

Играла я жестко, обвиняла Мадлен в том, чего она не совершала, используя при этом оскорбительный прием обращения в третьем лице. Но публика была на моей стороне, даже Пажо, верная клевретка Бофреман, не сдержавшись, хихикнула. Обе фрейлины переминались с ноги на ногу в центре комнаты, ожидая финала представления. Я же смотрела в лицо Мадлен, не отводя взгляда. За моей спиной в коридоре царило возбуждение. Еще бы, такой спектакль.

Бофреман картинно всплеснула руками:

– Не нужно завидовать, Гаррель, просто кому-то достались одновременно с происхождением ум и красота…

– Познакомишь? – перебила я азартно, наконец, прямо к ней обратившись. – Очень хочется посмотреть на этих замечательных, достойных зависти людей.

– Туше, – сказал кто-то из коридора, – Шоколадница показывает зубки.

– Вмешайтесь, маркиз, женщины вот вот вцепятся друг в друга.

Голос, показавшийся мне смутно знакомым, с ситуацией не увязывался. Бофреман попыталась спасти положение:

– Что за нелепую комедию ты разыгрываешь, Гаррель?

– Ту, в которой тебе не удалось получить главной роли?

Да кто же это говорил про «маркиз, вмешайтесь»? Шанвер явно кипел от ярости, но лицо держал превосходно, как раз вмешаться он не мог, не уронив аристократического достоинства. В женскую свару? Немыслимо. Урсула стояла у стола, втопорщив хвост, фрейлины тоже стояли, но они были не в счет. Ох, зря я отвела взгляд от Мадлен, иначе заметила бы ее минускул. Грудь обожгло болью, филидка колдовала только пальцами и кистями рук, направив в меня мудру «копье страданий» – двенадцатикомпонентную атакующую связку. Заметь я это раньше, успела бы выставить щит, и не оказалась бы в положении бабочки, нанизанной на булавку. Позорище какое. И больно…

Балор-отступник, какая боль! Соберись, Кати, ты должна ответить.

Как?! К ударам исподтишка я оказалась не готова, непослушное тело не могло исполнить жест, изо рта, вместо слов фаблера исторглось лишь невнятное мычание. Консона? Боль мешала сосредоточиться. Да катись оно все к демонам! Стаккато! Сейчас я тут все на кирпичики разнесу. Ну же… Ничего не получается!

– Довольно! – рявкнул Шанвер.

Копье развеялось, я покачнулась, боль не отступила, но стала менее резкой, кажется, под платьем у меня теперь приличный синяк, и я очень надеялась, что под синяком нет внутренних повреждений.

Мадлен серебристо рассмеялась:

– Действительно, Гаррель, ты что-то задержалась, ступай, дорогая, и подумай о своем поведении.

Из коридора магии не рассмотрели, для всех снаружи маркиз Делькамбр поставил на место зарвавшуюся простолюдинку.

– Теперь маленькая мадемуазель захочет вызвать на дуэль вашу невесту? – предположила генета.

Шанвер демону не ответил, его янтарные глаза смотрели на меня с жалостью.

– Катарина Гаррель из Анси, – сказал он ледяным тоном, – не смею вас более задерживать, кажется, мы с вами уже все обсудили, фактотумом Армана де Шанвера вам не быть. Прощайте.

На ватных ногах я вышла из гостиной, побрела по коридору, сопровождаемая хлопком двери и насмешливыми замечаниями публики. Последние меня волновали мало. Все мысли занимал безупречный рыцарь, в который раз пришедший мне на помощь. Ах, Арман, опять? Ты ведь на прощание сплел сорбирское кружево, избавил меня от боли, излечил раны, как всегда, замкнув контур заклинания нашими именами: Катарина Гаррель, Арман де Шанвер…

На уроки я не пошла, не хотелось, хотелось лежать, накрывшись с головой одеялом, что я и делала, когда через несколько часов Гонза нашел меня в спальне лазоревого этажа.

– Ревешь?

– Нет, – отбросила я одеяло и ахнула, рассмотрев фамильяра. – Святой Партолон!

– Ну, можешь меня так иногда называть, – Гонза взобрался на постель. – Сюрприз?

– Более чем…

Натали Бордело грозилась перекрасить моего демона, отчего-то полагая, что белые крысы выглядят симпатичнее обычных. Угрозу она исполнила. Мда…

– Золотистый блонд, – сообщил неуверенно крыс, поднялся на задние лапки, раскинул в стороны передние, – только здесь как-то странно получилось.

У обычных серых крыс окрас шерстки не однороден, на животе всегда более светлый, у Гонзы он превратился в белоснежный.

«Золотистый блонд? – подумала я. – Скорее, цыплячий с проседью».

– Где вы с Натали достали краску?

Крыс смутился, абсолютно по-человечески пожал плечами:

– Стащили у Купидона, пробрались утром в его спальню и… Ты даже не представляешь, какие залежи косметики…

Гонза заметил мое осуждение, замолчал, опустился на все четыре лапы. Вор! Мой фамильяр – вор. Но он был так расстроен, что я взяла крысеныша на руки и поцеловала в пуговку носа:

– Перед Эмери нужно извиниться, слышишь, золотая крыса?

– Частично золотая, а частично…

– Цвета шевелюры де Брюссо, – хихикнула я. – Кажется, вы с этим шевалье воспользовались одним и тем же снадобьем герцогини Сент-Эмур, и оба – воришки.

– Я хотя бы не дворянин. Кстати, а зачем Купидону краска для волос?

– Сам его спросишь, сразу после извинений.

– Лично? То есть, еще один человек скоро будет посвящен в нашу тайну?

Я отпустила Гонзу, встала с постели, обулась:

– Разумеется, Эмери станет моим фактотумом, получит официальное право являться в спальню девочек…

– Информасьен, – сказала Информасьен, – дополнительные занятия на сегодня отменены, через час все студенты академии приглашаются в залу Безупречности для участия в совете.

Я выдвинула ящик комода, достала несколько предметов, присела к столу, на котором лежали конспекты и писчие принадлежности, надела на нос очки.

Демон наблюдал за мной с кровати:

– Ты прогуляла все послеобеденные уроки.

– Именно.

– Потому что…?

Гонза подвесил театральную паузу, в этом он был мастер, но я скрипела пером по бумаге, и театральщину проигнорировала. В спальню вошла Делфин де Манже, шагов ее мы не услышали, крыс едва успел юркнуть под подушку.

Девушка была возбуждена, ее щечки раскраснелись, глаза блестели, увидев меня, Делфин изобразила дружелюбие, шутливо спросила:

– Все горбишься над учебниками, Гаррель?

Мои очки меняли цвет стекол в зависимости от эмоций, которые я в этот момент испытывала, румянец соседки теперь казался мне лиловым, видимо, стекла посинели от отвращения. Отвечать я не стала. Зачем? Подтверждать очевидное? Поправила очки, стала складывать в стопку конспекты.

Делфин, поняв, что к беседе я не расположена, вздохнула, прошла к своему шкафу, распахнула створки, достала платье. Этого наряда, лазоревого, как и положено филидам, я раньше не видела. То есть не так, видела, прямо сегодня в лавочке на галерее Перидота, волшебное платье за пять луидоров, но не у Манже. Однако…

Соседка заметила мое удивление:

– Новое положение обязывает. Если хочешь, Кати, я отдам тебе свою старую форму, твоя ведь не подлежит починке.

Вот как? Мадемуазель успела утром заглянуть в мою гардеробную? Не слишком-то аристократично.

Делфин все щебетала:

– Вот все прекрасно и решится, в груди платье тебе подойдет, юбку подшить – минутное дело. Ну же, Гаррель, не дуйся. Да, я наговорила тебе нынче много лишнего, о чем теперь жалею, прости… А знаешь, давай сделаем так, ты же у нас гордячка, не любишь одалживаться. Совершим обмен, я тебе – это платье, а ты, – девушка обвела спальню взглядом, будто выбирая, – ну, например, носовой платок маркиза Делькамбра, который тебе абсолютно не нужен. Так что? По рукам?

Я покачала головой и стала складывать в портфель то, что понадобится в сегодняшнем предприятии:

– Благодарю за столь щедрое предложение, но вынуждена отказаться, обноски я принимаю только от друзей.

И пока Делфин размышляла, что обиднее: «обноски» или «друзья», к которым она больше не принадлежала, я поднялась из-за стола:

– Увидимся на студенческом совете.

Резкий возглас застал меня на пороге спальне:

– Ты изображаешь спокойствие, Гаррель, но это получается у тебя скверно!

Я обернулась:

– И что именно в этом раздражает тебя? Скверное исполнение роли, или то, что я не страдаю от предательства подруги?

Пальцы Делфин сжимали волшебную ткань платья, но говорила он с преувеличенным спокойствием:

– Раздражает? Нисколько. Катарина Гаррель – всего лишь жалкая провинциалка, которой повезло несколько раз впечатлить преподавателей балаганными трюками. Меня лишь удивляет, что она, это ничтожная во всех отношениях особа, задирает нос, изображая при мне достоинство и хорошие манеры, которых у нее, увы, нет.

Я поморщилась:

– Тебе не хватает эмоций, нечем наполнить заклинания и ты начала эту нелепую свару, чтоб напитаться?

– Их не хватает тебе. Все уже заметили, что Гаррель пристойно колдует только в присутствии Шанвера.

Она все-таки меня раскачала. Вот ведь… Мое тело вибрировало от ярости.

– Деревяшечная аристократка в чем-то права, – решил Гонза, ментально втиснувшись мне в голову, – Арман питает нас страстью. Только не вздумай ее сейчас убивать, труп за час не спрячешь, в камине не прогорит, да и вонять будет, придется копать могилу во льду под окнами спальни… Кстати, чтоб ты знала, эта мадемуазель рылась в твоих вещах, и ночью, и сегодня утром, когда я встал, а ты еще не проснулась.

Бормотание демона перекрывалось голосом Манже, которая продолжала говорить:

– Ты бегаешь за маркизом как собачонка, стараешься привлечь его внимание, об этом тоже все говорят.

Арман… бесстрашие… равновесие… замок…

Я глубоко вздохнула:

– Все говорят обо мне? А тебе хочется, чтоб о тебе, правда? Об успехах де Манже, о ее восхождении к вершинам власти? Не печалься, может быть, когда твоя великолепная хозяйка де Бофреман объявит, что приняла тебя в члены «блистательной четверки», дело исправится. Или, о ужас, Мадлен не спешит с твоим включением?

Эта реплика попала в самую суть. Личико девушки исказила почти звериная злоба. Она прошипела:

– Просто отдай мне платок, Гаррель. Где ты его прячешь?

Я расхохоталась:

– Не торопится! Точно! Она велела принести ей сначала этот треклятый платок? Так вот что ты ищешь в моих вещах, когда думаешь, что я сплю!

И это предположение оказалось правдой. Делфин смущенно отвернулась, меня же замутило от отвращения.

– Значит так, – проговорила я жестко, – платка вы с Бофреман не получите, передай ей, что Гаррель собирается с его помощью наложить на маркиза заклятие «нежной страсти», потому что она, Гаррель, только так получит достаточно эмоций для заклинаний. И когда Арман де Шанвер будет влюбленным котиком бегать подле предмета своей страсти, в грудь его драгоценной невесты вонзится «копье страданий».

И, не дожидаясь реакции, я вышла из спальни. Анриетт Пажо и Лавиния дю Ром, которые, разумеется, отирались под дверью абсолютно случайно, отпрыгнули в разные стороны.

– Эффектно, – одобрил Гонза, вывалившись мне на голову из портала в портшезной кабинке. – Манже рыдает в компании фрейлин. Ты, мелкая, оказалась права. Бофреман пообещала этой дурочке принять ее в «блистательную четверку» только, если она принесет платок Шанвера.

– Очень в духе Бофреман.

– Так куда мы направляемся?

В сером платье потайных крысиных карманов не было, поэтому Гонза сидел у меня на плече, как огромная и довольно нелепая золотая брошь.