Стражники

Алексей Курбак

Стражники

Пролог

Здесь всё принадлежит ему. Хотелось бы думать – ему одному, безраздельно, но справедливости ради надо признать: всё-таки нет. Многое, почти всё, особенно на этой, крайней улице – да, а на соседней и дальше – пока нет. Впрочем, он не жадный, ему и этой улочки хватает.

Сегодня, проводив до калитки уходящего на работу хозяина, по традиции заглянул к соседке, где просто из вежливости, ибо голодным не бывал уже очень давно, отведал предложенного угощения. Она, подобно большинству людей, почему-то считает: день следует начинать с молока, лучше всего парного.

К счастью, коров и даже коз в приморском посёлке не держат, иначе не миновать сей чаши… Поскольку парного нет, Аня заботливо подогревает магазинное, а ему оно, безвкусное и бесполезное, глубоко безразлично… но что делать!.. не обижать же доброго человека невниманием… так уж и быть, отопьём глоточек-другой, и манной кашки тоже лизнём чуть-чуть, чисто символически. Иногда её соображения хватает, чтоб заменить тёплое противное пойло ложкой свежей сметаны. Это лучше.

«Нет-нет, гладить меня не надо!.. Я вам не маленький, бедненький, миленький и так далее!.. Сюсюкайте на здоровье, а руками не трогайте!.. Ш-ш-ш-ш!..»

Уши прижать, спину колесом, когти наружу… Отскочила, как ошпаренная… Правильно, угощать – угощай, а дистанцию соблюдай.

«Теперь неплохо бы подремать, а если чего-то хочется – зачем отказывать себе в приятных мелочах?.. Жизнь так чудесна и прекрасна, надо ли спешить и суетиться?.. Впереди целый день, обход владений и наведение должного порядка подождут. А самые важные дела вообще полагается вершить ночью…»

И Тихон с наслаждением растянулся в тенёчке, вдали от мирской суеты. Немного мешали снующие в ореховой листве пташки, но не настолько, чтобы обращать на них внимание. Пусть себе скачут, чирикают… лишь бы на голову не гадили. Вот если какая-нибудь наберётся наглости, посмеет приблизиться – другое дело. А так – пусть…

Глава первая. Старик и разбойники

Телефон Приморского районного отделения милиции зазвонил в восемнадцать часов сорок три минуты. Дежурный офицер поднял трубку, назвал своё звание и фамилию, и на него тут же обрушился водопад слов или даже словоизвержение либо цунами. Он попытался направить разговор в более-менее приемлемое русло, но тщетно. Оставалось слушать да вставлять наводящие вопросы.

– Алло, алло!.. Милиция!.. Добрый вечер… то есть приезжайте поскорее, пожалуйста!.. Здесь разбойник и убийца!.. Анна Прохоровна меня зовут, Снегирёва!.. Улица Тимохина, семнадцать!.. Нет, случилось не у меня… Понимаете, моего соседа Пашеньку, то есть Павла Васильевича, хотят убить!.. Ничего я не думаю!.. То есть я не думаю так – я уверена!.. Как это почему?.. Я знаю, и всё!.. Как это откуда знаю?.. Я сама видела у него пистолет!.. Нет, не у соседа, а у того, кто там за углом прятался, он нездешний, молодой!.. Нет, не сосед молодой, а этот, чужой!.. Ему ещё недавно деньги дали, за клад!.. Нет, не чужому, а соседу!.. А он этим пистолетом ему в спину тыкал!.. Он же будет стрелять!.. Так вы приедете?.. Скорее, скорее!.. Уже едут?.. Слава богу!..

Оперативная группа выехала незамедлительно: торопливый и не совсем связный рассказ взволнованной женщины не оставлял сомнений: происходит нечто серьёзное. Совершается преступление, если уже не совершилось. Человеческая жизнь в опасности.

Девятнадцать минут спустя к домику над крутым берегом подкатило два автомобиля с тёмными стёклами, джип и фургон. Высыпавшие из машин вооружённые люди в бронежилетах и шлемах быстро и бесшумно оцепили строение. Солнце ещё не зашло, но окна и дверь всё равно осветили мощным прожектором.

Командир опергруппы старший лейтенант Руденко взял мегафон.

– Внимание!.. – прогремел его многократно усиленный голос, – Дом окружён!.. Сопротивление бесполезно!.. Выходите по одному!.. Оружие на землю, руки за голову!.. В противном случае будут применены спецсредства!

Едва отголоски приказа смолкли, как в доме раздался выстрел, а вслед за тем – чей-то протяжный жалобный крик. Старший лейтенант сменил мегафон на пистолет и приказал стоящим у крыльца автоматчикам:

– Саня, Дима, ломайте дверь!

– Не надо ломать, ребята, – прозвучало из-за двери, – Я сам открою. Заходите.

Сержант специального отряда быстрого реагирования Александр Перегудов первым прыгнул в проём, мгновенно отскочил в сторону, оценил обстановку и коротко бросил: «Давай, Димон!». Старший сержант Дмитрий Шамко́ вошёл спокойнее, но тоже с автоматом наизготовку.

В домике находились двое. Открывший дверь седой мужчина отступил к дальней стене и поднял руки. Он молчал. Кричал второй человек – моложавый, черноволосый. Этот сидел на ковре посреди комнаты, левой рукой прижимал к груди окровавленную кисть правой и, раскачиваясь, причитал: «Ой-ёй-ёй-ёй-ёй!..» Пистолетов в комнате также было два: один, побольше, лежал на столе, другой, по виду казавшийся игрушечным – на полу, под окошком.

Услыхав ставшее с недавних пор модным «Чисто!», командир вернул «Стечкин» в кобуру, зашёл в дом и приступил к выяснению.

– Кто стрелял?.. Кто хозяин дома?.. Фамилия!

– Я, – ответил седой мужчина, – Стрелял я, и хозяин тоже я. Ро́бин моя фамилия, Робин Павел Васильевич.

– Откуда у вас оружие?

– Служебный у меня. Я работаю начальником охраны казино «Прибой».

– А это кто? – кивнул офицер на сидящего.

– Чёрт его знает!.. Псих какой-то…

– Псих?.. Вы думаете, он сумасшедший?

Седой пожал плечами.

– Я, конечно, не психиатр, но вы сами его послушайте… Бред какой-то собачий: вроде как я его обокрал когда-то, и у его дяденьки что-то украл, и тот из-за меня помер… Псих ненормальный, одно слово!

– А почему вы в него стреляли?

– Не стрелял я в него. Если бы я стрелял в него, он бы уже не сидел и не хныкал, а лежал и молчал. По «Браунингу» я стрелял. А почему?.. Странный вопрос, командир. Если тебе тычут стволом в морду, что́ будешь делать?.. Спасибо, отвлекли вы его, я свой «Макар» достал, и получи́те клиента…

– Он угрожал вам оружием?

– Ну да, и деньги требовал украденные… А я ничего ни у кого не крал, мне по закону заплатили.

– А-а-а… Так это ва́с показывали по телевизору?.. Это вы́ нашли клад? Опусти́те руки.

– Клад? – хозяин домика усмехнулся и показал пальцем куда-то за спину старшего лейтенанта, – Нет, клад нашёл не я. Клад нашёл во-он тот разбойник…

Возле калитки что-то рассказывала людям с автоматами женщина – очевидно, вызвавшая их соседка, а у её ног с независимым видом сидел большой пушистый кот.

Коту вопросов не задавали, ну а со вторым участником дуэли поговорили подробно. На него надели наручники, сделали перевязку и отвезли в следственный изолятор. Ранение оказалось лёгким – просто ссадина на пальцах от выбитого пулей пистолета, а вот психическое здоровье действительно вызвало некоторые опасения. Проводивший допрос следователь охарактеризовал показания арестованного тем же словом, что и его несостоявшаяся жертва: «бред».

Врачи, однако, признали незадачливого грабителя совершенно здоровым и абсолютно вменяемым, и вскоре дело о разбойном нападении передали в суд. Слушание длилось недолго. Пострадавший себя таковым не считал, посмеялся и заявил: «Это он, дурачок, пострадал от собственной глупости. Отпусти́те вы его, граждане судьи, пускай живёт себе, собачек дрессирует».

Зачитали положительную характеристику с работы обвиняемого, где наряду с нелюдимым характером отмечались исполнительность и отсутствие склонности к употреблению спиртных напитков. Сходная по содержанию депеша пришла в адрес суда и с места его предшествовавшей службы. Приняли во внимание фактор эмоциональной неустойчивости после командировки в «горячую точку», медаль «За отличие в службе» и трезвый образ жизни. Внёс свою лепту и адвокат: за несколько дней до нехорошего деяния у подзащитного действительно внезапно умер близкий родственник, и это, по мнению заступника, не могло не вызвать своего рода стресса.

Последнее слово подсудимого вышло коротким: бредовых идей он более не высказывал, ограничился раскаянием и обещанием «больше никогда так не делать». В итоге Фемида проявила гуманизм – вместо положенных пяти лет за решёткой назначила всего один год, да и тот условно.

А между тем осуждённый к исправительным работам черноволосый молодой человек не бредил и небылиц не сочинял. Правда, рассказал он следователю и суду далеко не всё, что знал, да и знал не так уж много…

Глава вторая. Чего не знал подсудимый

За полгода до вызова опергруппы в маленький посёлок состоялся другой телефонный разговор, международный. Звонок прозвучал поздним вечером в доме на окраине большого города, к телефону подошёл живший там в одиночестве пожилой человек.

Вызывавший абонент, по-видимому, опасался возможного прослушивания и поэтому предпочитал говорить полунамёками. Его опасения, впрочем, были напрасны: здесь, в российском краевом центре, мало кто смог бы понять, о чём говорили двое мужчин – ведь общались они на хинди, лишь изредка вставляя кое-что по-английски. На русском языке было сказано только два первых слова.

– Слушаю вас, – начал разговор одинокий.

– Здравствуй, сынок!.. – сердечно поздоровался человек из Дели.

– Здравствуйте, Махинде́р-сахиб!

– Надеюсь, со здоровьем у тебя всё в порядке?

– Да, спасибо. А у вас?

– Тоже нормально, с поправкой на возраст. Не ожидал моего звонка?

– Признаться, нет. Случилось что-то серьёзное?

– Нет, ничего не случилось. Но я хочу не только поинтересоваться твоим здоровьем и рассказать о своём. У меня имеется к тебе один серьёзный вопрос. Найдёшь минутку-другую, выслушаешь старика?

– Для вас, уважаемый, у меня всегда найдётся время, и серьёзные вопросы за минуту не решаются… Говорите, я весь внимание.

– Да, ты прав, минуты нам не хватит. Вопрос вот в чём: я очень хочу видеть одну вещь. Очень, понимаешь?.. Я уже немолод и, наверное, стал сентиментальным…

– Разве вы, Махиндер-сахиб, не можете позволить себе всё, чего пожелаете?.. Или ваш бизнес больше не приносит дохода и у вас пропала свобода выбора?.. Помнится мне, ещё совсем недавно…

– Сынок, прошу тебя, не смейся над старым человеком. И не называй меня по имени, так будет лучше.

– Я и не думал смеяться над вами, сахиб. Но…

– Выслушай меня, пожалуйста.

– Да-да, слушаю.

– Ты помнишь вещь, вынутую тобой из-под камня?..

– Вы имеете в виду – тогда, в Кашмире?

– Именно это я имею в виду. Помнишь?

– Да, конечно. Ещё бы мне не помнить!

– Так вот, я хочу видеть его.

– Но это же очень просто сделать!.. Садитесь на самолёт, летите в…

– Стоп!.. Ты меня неправильно понял, сынок. Я хочу не УВИДЕТЬ его за стеклом, а ВИДЕТЬ, держать в руках. Не забывай, ни в тот день, ни когда-либо ещё мне так ни разу и не удалось даже коснуться его, настоящего… А я хочу, чтобы моя правнучка могла надеть его на свою свадьбу… Понимаешь?

– Теперь понимаю. Но это невозможно, сахиб.

– А по-моему, возможно. Я знаю, где и кем ты работаешь. У вас бывают всякие обмены, самые разные вещи возят туда-обратно…

– Но я не смогу… не сумею…

– А по-моему, сумеешь, если по-настоящему захочешь. Ты же не потерял предмет из кино?..

– Нет, но…

– Используй его. Понимаешь меня?

– Да, но…

– И тогда ты всю оставшуюся жизнь проживёшь в своё удовольствие. Без забот, хлопот, трудов, понимаешь?.. Тебя ведь могут в любую минуту отправить на пенсию, верно?

– Да, но я пока не собираюсь…

– Ты не собираешься, а у кого-то из начальников найдётся кто-то на твоё место, и готово дело, так?..

– И на пенсии живут люди…

– Не смеши меня, сынок. Знаю я, как они живут. Ты сказал: я могу позволить себе всё, что пожелаю… так вот тогда и у тебя появится именно такая возможность – позволить себе всё.

– Вы хотите сказать…

– Да, я хочу сказать: сосчитай пальцы на двух руках и добавь шесть нолей. Понял?

Человек в двухэтажном доме минуту помолчал. Его собеседник не торопил.

– Но даже если я добуду его, как я смогу доставить…

– Тебе ничего не понадобится никуда доставлять. Только, как ты выразился, добыть. Добыть и сообщить мне. И на следующий день моя дочь, твоя хорошая знакомая… кстати, она передаёт тебе привет… или моя внучка… в общем, надёжная женщина… прилетит в твой город с одно́й вещью, а улетит уже с друго́й, практически неотличимой. Экспертов в аэропортах не бывает, сынок…

Разговор продлился ещё пять минут и закончился. Его никто не подслушивал, да ничего интересного для желающих выведать чужие тайны уже и не прозвучало – так, немного о погоде, немного об экологии, немного о новостях культуры, совсем немного о здоровье… затронули и чисто мужскую тему – футбол.

Положив трубку, одинокий человек открыл коньяк, приготовил себе кофе и неторопливо выпил его, сидя в кресле и глядя на экран выключенного телевизора. Потом в течение часа прогуливался. Дошёл до места своей службы, разглядывая соседние здания и обращая внимание кое на что ещё.

Весь следующий день пожилой мужчина провёл в размышлениях. Ближе к полудню он собрался было позвонить вечернему собеседнику, намереваясь сказать одно короткое слово «Нет!». Но не позвонил. Вместо этого зашёл в городской архив, полюбезничал со знакомыми служащими и внимательно изучил поднятые по его просьбе планы подземных коммуникаций, в том числе ливневой и бытовой канализации.

Вернувшись, он пригласил своего заместителя по хозяйственной части и сделал несколько неожиданные распоряжения относительно давно спланированного ремонта в кабинете. Теперь полуколонну, содержавшую внутри древний водосток и заметно портившую интерьер, следовало не разбирать полностью, как предусматривалось изначально, а заново облицевать и таким образом облагородить. Но побыстрее.

– И неплохо бы встроить вот сюда во-от такой как бы шкафчик, понимаете, – подмигнул каменщику хозяин кабинета, – Чтобы коньячок не в сейфе держать, а здесь, поближе…

– Сделаем в лучшем виде, – с мужским пониманием подмигнул в ответ кирпичных дел мастер, – Любой каприз… за ваши, естественно, денежки… И коньячок поместится, и стаканчики, и закусочка!

Впрочем, быстро и качественно сработанный шкафчик заказчику чем-то не понравился. Он, не прибегая ни к чьей помощи и не ожидая высыхания строительного раствора, собственноручно выломал аккуратное керамическое дно, заменил его съёмной фанерной крышкой, и лишь потом использовал тайник для хранения специфических стеклянных изделий. Переделки никто не заметил, ведь ни секретарша, ни уборщица первого варианта не видели, а к присутствию в кабинете директора бутылочки-другой коньяка обе давно привыкли.

Вскоре после ремонта в другой город, когда-то бывший столицей огромного царства, отправилось деловое письмо с взаимовыгодным предложением. Предложение гласило: здешний краевой музей в скором времени будет проводить небывалую выставку, и предоставление ряда экспонатов позволит очень неплохо заработать. Сохранность раритетов, естественно, гарантируется.

Глава третья. Что такое не везёт

Сколько раз за минувшие годы неумолимая память снова и снова прокручивала перед глазами тот августовский день?.. Сто?.. Двести?.. Тысячу?.. Миллион?.. Сколько ни крути, а упущенного не воротить.

…Два ряда ржавой «колючки» на покосившихся от времени столбах заставили поисковую группу остановиться, когда до цели оставалось всего ничего1. Для собаки такая преграда – чепуха, как и для зверя, судя по налипшим на нижней проволоке клочьям шерсти, регулярно шаставшего здесь туда-сюда, а человеку так просто не пройти. Проползти – и то было бы проблематично любому из них, за исключением разве что щуплого собачьего проводника.

Это, разумеется, сразу поняли все. Не придал значения очевидному лишь служебный пёс по кличке Алмаз – его подобные нюансы не интересовали, его интересовал исключительно СЛЕД, свежий и отчётливый, поэтому он приплясывал на месте, еле слышно поскуливая от нетерпения. Остальные четверо, бежавшие за ним по лесу, значение придали. Но вслух никто не высказался – двуногие участники забега сопели, пыхтели, однако и не скулили, промолчали.

Промолчал Шамиль, давно понявший суть вещей, хотя пока и не до конца. «Алмаз идёт по следу явно не человечьему, а чьему-то ещё… Чьему?.. – да звериному, понятное дело. Что за зверь?.. а чёрт его знает!.. Собака, скорее всего. Найдём – узнаем точно. Не найти не можем – мой мальчик своего шанса не упустит, можно спорить на что угодно… Если эта тварь без крыльев или плавников – возьмём, возьмём обязательно… Была бы с крыльями – следа б на земле не оставила, была бы рыбкой… а какие, на фиг, рыбки посреди леса?.. Возьмём, возьмём…»

Промолчал жирный участковый. Его потная багровая рожа сказала всё сама за себя. «Вот ёлы-палы!.. – было написано на ней, – Не может быть!.. Что ж это получается, люди добрые?!.. Это ж выходит, мы сюда не за пройдохой-прапором припёрлись?.. А за кем же тогда?!..»

Промолчал главный в группе опер в штатском, но его костистое лицо тоже кое о чём могло бы рассказать. «Ну и куда ж ты, мистер Анискин, возомнивший себя Холмсом пополам с Мегрэ, меня приволок?! – явственно читалось в обращённом к толстяку-энтузиасту презрительном взгляде, – Чтоб твой бывший танковый ворюга по чащобе лазил – хрен с ним, в это я ещё мог бы поверить… А вот что он смог просочиться сюда, под проволочку – это, брат, шалишь!..»

Промолчал и составлявший арьергард водитель. Он все два года безбедной службы просидел за рулём «УАЗика» и ни разу не прошёл пешком более сотни метров, а тут пришлось нестись сломя голову чёрт-те куда по кочкам-пням-буера́кам, да ещё и тяжёлый автомат с собой волочить!.. И ведь не оставишь в машине – не положено, блин!

Ему очень хотелось поскулить по-собачьи, только не от азарта погони, а от боли в натёртых до крови ногах. Но вид непреодолимого на первый взгляд препятствия мигом поднял настроение. «А ну-ка, бегуны-рекордсмены, – без слов произнесла просиявшая физиономия шофёра, по совместительству автоматчика, – Попробуйте-ка, перепрыгните!.. Слабо́?..» Он отдышался, не торопясь снял с ремня штык-нож, вынул, скрестил с но́жнами, несколько раз щёлкнул…

Погоня возобновилась. Ищейка промчалась мимо ряда потрескавшихся от времени бетонных строений и бросилась за угол крайнего, где взорам бежавших предстала собачья конура. Ветхое сооружение словно утопало в облаке ужасающей вони – от густого смрада тёплый воздух казался вязким, как навозная жижа… Источник отравы искать не требовалось: позади конуры возвышалась куча… нет, скорее холм… да какой холм – гора, состоящая не иначе как из дерьма. Да, там была именно гора дерьма, и воняла она, как целая стая ску́нсов.

Тишина заброшенного танкового склада была бы абсолютной, если б не топот и шумное дыхание отстающих – участкового и шофёра. Алмаз оглянулся, убедился: все на месте, можно начинать… и с лаем рванулся к конуре, словно намереваясь вытащить на свет божий и представить потрясённой публике автора симфонии ароматов. Проводнику стоило немалых усилий удержать его от опрометчивого поступка.

– Фу!.. – приказал Шамиль, для верности перехватываясь за ошейник, – Нельзя!

– Гав, гав!! – ответил Алмаз.

«Что-о?!.. – услышали бы люди, понимающие собачий язык, – Хозяин, ты в своём уме?.. Почему нельзя?..»

– Фу, я сказал!

– Гав, гав!.. – «какого лешего?.. я же нашёл – вон оно, зарыто позади будки… не хочешь сам лезть в говно – ну и не лезь, пусти меня, я мигом откопаю!» – Гав, гав!

– Нельзя! – непреклонно повторил проводник, он же для служебной овчарки самый главный начальник, царь и бог в одном лице, – Сидеть!.. Фу!!!

Овчар ещё пару раз тявкнул чисто для порядка и выполнил приказ, как положено образцово воспитанной собаке – умолк и сел. Но надежды добраться до законной добычи не терял – по-прежнему тянулся вперёд, топо́рща шерсть на загривке и скаля зубы.

И снова все участники уже близкого к завершению лесного похода восприняли происходящее каждый по-своему.

На честной собачьей морде явственно читалось недоумение: «Как же так?»

Шофёр, успевший к концу пробега прилично упа́риться, полной грудью хватанул настоянный на дерьме воздух и теперь изо всех сил сдерживал тошноту. «Ф-фу, блин… Финиш… Вот уж действительно – «фу», иначе не скажешь… Ну и вонища, боже ж мой!.. Хоть противогаз надевай!..» Он отошёл в сторонку, где воняло не столь интенсивно, сел на пыльную чахлую траву, положил рядом бесполезный против газовой атаки автомат, с наслаждением снял ботинки, подтянул сползшие носки и заново обулся. «Назад, надеюсь, бежать не придётся… Фу-у… А у псины от этого парфюма вообще крыша конкретно поехала!.. Да-а, брат Алмаз, это тебе не маковую соломку по карманам вынюхивать…»

Одетый в штатское майор из следственного отдела закрыл нос рукавом и сочувственно покивал проводнику, на пару с собакой изобразившему скульптурную группу «Пограничник в дозоре». «Ну и ну… А ведь пёсик-то хвалёный, сдаётся мне, никуда не годится… Кроме бестолкового лая, проку от него ни на грош!.. Ладно бы охотничьим был, так он же – наш, ментовский… Списывать таких надо, пусть на цепи сидит, там ему самое место – сельмаг какой-нибудь от алкашей с бомжами охранять!..»

Участковый снял фуражку, вытер слезящиеся от вони глаза и потную лысину клетчатым носовым платком. «Эх, Алмаз, Алмаз!.. Не оправдал ты высокого доверия… А я так на тебя, скотину, надеялся… И этот татарчонок молодец – ишь, вцепился в ошейник, боится, как бы его пёсик в дерьме по уши не вывалялся… Цепляйся, цепляйся, раз не осмелился вовремя сказать: «Не туда бежим, ребята, не того ловим!..» Держи его теперь покрепче, любителя пикантных ароматов, а то самого мордой в кучу окунёт…»

Шамиль, не ослабляя хватки, повернулся к сыщику в гражданке. По-видимому, кинолог собирался извиняться, оправдываться – и за себя, и за собаку, но капитан опередил. Пацана следовало немедленно поучить жизни, что он и сделал.

– Смотри сюда, сержант!.. Видишь, чьи следы?.. Это енот, чтоб ты знал!.. Логово у него тут, а Васильич его подкармливает… Жрачкой снабжает, там, у своего забора. Понял, в чём дело?.. Хорош твой Алмаз, нечего сказать!.. Мастак ходить по говня́ному следу!

Ситуация прояснилась окончательно. Майор, не дыша и не тратя лишнего времени, махнул рукой в обратном направлении, и группа развернула оглобли. Порядок движения кардинально изменился: теперь впереди прихрамывал водитель, за ним оба офицера, а замыкал процессию влекомый кинологом унылый пёс.

Ни сам участковый, ни майор, ни тем более автоматчик не заметили смены выражений на лице проводника в ходе поучительной капитанской тирады: от смутной тревоги до некоторой озадаченности и, в завершение – к безмерному облегчению.

Он шёл в хвосте колонны, машинально переставляя ноги, успокаивающе поглаживал лохматую собачью башку, а в его собственной голове стремительно носились, взлетали, сталкивались и опадали десятки взлохмаченных мыслей. Процесс напоминал морскую бурю, шторм, грозу, извержение вулкана… Оставалось радоваться отсутствию грома, молний и прочих заметных кому-либо, кроме него самого, проявлений внутричерепного катаклизма.

«Сейчас, сейчас… Нет, прямо сейчас, конечно, не получится – надо вернуть Алмаза в вольер… чёрт, как жаль – не добился разрешения, чтоб он жил у меня… ага, где у меня – в казарме?.. эта общага только называется «жилой комплекс для вольнонаёмного личного состава», а на деле – самая обыкновенная казарма…

Значит, так: мальчика – в питомник, самому отметиться, отписа́ться, отпроситься – типа спешу на почту или к врачу… да, лучше к врачу… скажу, клеща под мышкой нашёл… машину бы или мотоцикл… погоди-ка, у кого из наших ве́лик есть?.. Да-да, велосипед – это класс… Эх, скутер бы, так нет же ни у кого… До темноты нужно обернуться, кровь из носу…

Сколько там бабок, интересно?.. Вчера эти, из казино, говорили – сотня с лишним штук зеленью… охренеть!.. А может, служебную «Ямаху» взять?.. нет, нельзя, это надо идти к командиру, объяснять… с ве́ликом проще…

Ну, даёт дед!.. енота обучить – просто фантастика какая-то… Полоскуны́, говорят, дрессуре вообще не поддаются, даже хуже котов… А он же ещё и дикий… Ну, даёт… все Дуровы с Филатовыми отдыхают… Повезло нам с тобой, Алмазик, повезло… Зря говорят: от дураков один вред – бывает и польза от них, бывает… Попадись среди этих дуроломов хоть один мало-мальски соображающий – фигу с маслом тебе тогда, Шамилёк, а не мешок с баксами!..

Идиоты, ей-богу: «собака, мол, за енотом пошла…» какой, на́ хрен, енот?!.. Ты, боров с капитанскими погонами, что́ ей понюхать дал там, возле калитки, где коробка лежала?.. ено́тову какашку?.. Нет, ментя́ра, сунул ты под нос мальчику моему мешочек банковский, с запахом чего?.. правильно, денег… Кто сказал: «Денежками пахнет, ни с чем не перепутаешь…»? Ты, боров, собственным языком сказал, и через час всего сам о своих же словах забыл, потому что дурак… Не звериный след пёсик почуял, а денежный… По нему и пришёл на эту говняную базу, к этой говняной куче, и вас, идиотов, привёл…