Избранные стихотворения

«Всё лес да лес, и озеро – лесное…»

Всё лес да лес, и озеро – лесное.Ложится лес на донышко глазноеочей небесных с голубым огнем —на глину, отразившуюся в нем.Любовь к стеклу и зеркалу – свобода,Михайле Ломоносову угода.И, звездами изрезано, стеклоиз головы в озера притекло…И всюду взор звериного народа,от коего и зябко, и светло.

«Высокий дым. Душа растений…»

Высокий дым. Душа растений.И печь. И вечность за спиной.Не темнота, а свет осеннийвечерний, утренний, ночной.И поле, полное сиротства,в стеклянных ямах высоты.Первоначальное уродствогрядущей страшной красоты.

«Под крышкой пусто. Нет, под нею…»

Е. Шароновой

Под крышкой пусто. Нет, под неюподвал и пыль похмельных дней.Пустой кувшин поет сильнее,и заунывней, и страшней.Пока вино бредет оттуда,где дремлет жизнь, издалека,и проливается, как чудо,из красной пасти черпака.И чем полней, тем глубже, глушезвучит кувшин в конце концов,как неприкаянные душиодетых в глину мертвецов.

«Хорошо ты сидишь у окна…»

Хорошо ты сидишь у окна,значит – кто-то с другой стороны.Ах, какая ворона видна.Ух, какие стаканы видны.У него на лице стрекоза —у тебя на реснице слеза…Ах, какие навстречу глаза.Ах, какие навстречу глаза.

«Ребенком – и повсюду, и нигде —…»

Ребенком – и повсюду, и нигде —недалеко от самого началая спрашивал: «А умер – это где?» —и тишина мне молча отвечала.Она меня в такое завела:там нет черты и местность неродная —иду в чем смерть однажды родила,меня в исчезновенье окуная.И если я – твой звук, твои устаи слух – мои, а музыка – чужая.Роди меня, иная пустота,роди, меня во мне уничтожая…

«Крикнуть себе вослед…»

Крикнуть себе вослед:счастья на свете нет.Если случится где-то —значит, оно без света.Меньше в огне огнястало. Наполовину.Вылепи из меня глину.

2011–2014

«Перышко чье-то прилипло к порогу —…»

Перышко чье-то прилипло к порогу —это с большого крыла.Сад облетевший упал на дорогу,все, что осталось, – метла.Будет сподручно и ветру, и Богуосень смахнуть со стола…Время ворует себя понемногу —так, чтобы вечность была.

«Лицо прекрасное, лицо беды…»

Лицо прекрасное, лицо беды.Вплывает в засуху стакан водына златоусте лермонтовской сабли.Не пролилось ни капли.Еще во сне лицо твое. Во сне,который снится Лермонтову. Несопротивляется красавица беда.Клинок отточенный, граненая вода.Клинок отточенный. Граненая вода.

«В прошлом году, вчера…»

О. Седаковой

1В прошлом году, вчера,я наловил плотвы —чистого серебра,истовой синевы, —и в чешуе перстыподлинной высотыдаже впотьмах видныпрямо из глубины.2Слух оторвать от звука,зрение – от огня:произнесет разлукаистину сквозь меня:ты полетай немного —вымети облака,чтоб доросла до Богалесенка мотылька.

«Но кто-то за спиной —…»

Но кто-то за спиной —как женский крик ночной,безрукий, рукопашный —невидимый, но страшный —не ходит, не стоит,он явлен ниоткудапоследний смертный стыд,преображенный в чудо.Ну, здравствуй, тень мояиз ужаса и дыма.Ты – имя бытия,но ты неуловима.

«Самый больной, поддатый…»

Самый больной, поддатый,жизни на три копейки —вот деревенский Дантев валенках, в телогрейке,в думах, в своей простуде,вечно в обнимку с твердью:ангелы – это люди,переболевшие смертью.

«Все перед снегом пахнет солью…»

Все перед снегом пахнет солью.Сидим, чужие, у огня:вот небо с головною болью,из неба пущенной в меня.Вот, насосавшись смерти, пчелыпочти рассыпались, как свет,как переходные глаголы,переходящие в предмет.Запахло снегом и Гомером,и деревенским Данте. Да,и осенью, где водомеромне исцарапана вода.

«На расстоянье вытянутой – здесь —…»

На расстоянье вытянутой – здесь —руки, разлуки, памяти я весьпочти исчез. Так в дальнем разговорене слышно слов, но что-то шепчет море.Как хорошо, что жизнь всего одна.Большой реке в наклонном русле тесно:отняв себя от глиняного дна,она встает, как вечный дождь, отвеснои льется вверх в мерцающую тьмунавстречу возвращенью своему.

«Когда с фонариком рыбачишь…»

Когда с фонариком рыбачишь,ты как светило что-то значишьи пирамиду глубиныведешь вершиной от волны.В ней рыбы долгие летают,сухое золото глотают,текущее из фонаряв глухие норы октября.Твердишь: Державин, Данте, дратва,а на мостках сидит ондатраи, задержав глубокий вдох,молчит и спрашивает: Бог?А ты фонариком посветишькуда-то вверх – и не ответишь.Вздохнешь – и ангельскую дрожьв разбитом сердце унесешь.

«Не снегопад, а призрак речи…»

Не снегопад, а призрак речи.Как сгусток речи – кровь во мне.Над печью дом расправит плечи,и хрустнет косточка в окне.О это гибельное чудо —речь несказанная. Оноболит бессмертием, покудав глазах от белого темно.Лети, лети, снежок последний —как первый Божий нежный гнев,заглядывая в мир соседний,от неземного побледнев.

«Кто ягненка белого поставил на крыльцо…»

С.

Кто ягненка белого поставил на крыльцо?Ах, у снега первого Господа лицо.По утрам у Господа детское лицо.Он ягненка белого поставил на крыльцо.

«Так полюбить белизну…»

Так полюбить белизну,небом прижатую к крышам:белка бинтует соснусерым и рыжим.Долго пришлось умирать,чтобы очнуться и выжить.Воду в морозе стирать —выкрутить, вытянуть, выжатьпрямо в сосульки… В горстилед истончается в блюдце…Просто уйтии не вернуться.

«Одеты в пустоту поля и перелески…»

Одеты в пустоту поля и перелески,одето в небо все, что жаждало его.Врезается в лицо не рыболовной лескипрозрачное ничто, а взгляда вещество.И ширится во мне мое исчезновенье:такой простор во мне, что, кажется, и нетменя, а только есть последнее мгновенье,явившее восторг, переходящий в свет.Но я еще дышу, шепчу, и горечь дыма,как слово из огня, полощется во рту,и все, что навсегда теперь неуловимо,одетое в меня – одето в пустоту.

«Семь дырочек в древесной самокрутке —…»

Семь дырочек в древесной самокрутке —семь сквозняков, берущихся в щепоть.И воздуха веревочку из дудкивытягивает с музыкой Господь.Все семь небес сквозь дудочку – всё туже.Семь выдохов и главный мой, восьмой,из бездны и огня, тепла и стужиосвобождается – прямой.И музыки начальное удушьетак натянулось, что оборвалось.И всюду плачет дудочка пастушья,измученная музыкой насквозь.

«Смерть тебе сходит с рук…»

Смерть тебе сходит с рук.Вот завершает кругболь на собачьих лапах.Мир – это свет и звук,все остальное – запахснега, потом цветов,горечи слез и дыма…В общем-то, я готов.

«О шелестящий звук…»

О. Седаковой

О шелестящий звук,словно ладошки в мыле.Ласточку уронили,выпустили из рукв небо из неба ипрямо из сладкой муки —это глаза твоинебу целуют руки…

«Где-то молча пили, пели…»

Где-то молча пили, пели,осушая зеркала.Ночью смерть на край постелине присела – прилегла:привела живую глинуиз подземного села,чтоб она дохнула в спинуи за плечи обняла…

«Бабочка сядет и крылья в щепоть…»

Бабочка сядет и крылья в щепотьсложит, и воздуху вылепит плоть:так – с поцелуем в два пальца, вслепую,ловят свечу золотую,щиплют огонь, как ресничку и мох, —выдохом Господа полнится вдохвсех, кто сквозь смерть своей кровью присохк небу, земле или звуку,вечно врастая в разлуку,переливая в родную ладоньсвой оживающий влажный огонь:бабочка всюду порхает —кто ее так выдыхает…

«Если спирту – воды немного…»

Если спирту – воды немного,чтобы крепче сжимать виски.В одиночестве больше Бога,чем отчаянья и тоски.Больше жизни иной и темной,где напрасны любовь и стыд.Где ты ходишь, как смерть, огромный —и под валенком мир хрустит.

«Деревья шли, деревья шли…»

Е. Перченковой

Деревья шли, деревья шли,не вынимаясь из земли,и сквозь себя на мир смотрели,и обнимались, и летеливперед, а виделось – назад,сквозь свой последний листопад.И только дождь стоял, как сад…И только дождь стоял, как сад.

«Утки делают пятый круг…»

Утки делают пятый кругнад водой, чтобы север, югзахлестнула одна петля,чтобы в узел вошла земля:воздух, озеро и огонь, —подними над собой ладонь,как бы небо держа в горсти…Только уточек отпусти.

«Когда человек умирает…»

Когда человек умирает,из него вылетает снегирь,человек с лица вытираетСибирь —и становится снегом,потом землей,глиняным человеком:корень сосны петлейдержит его над мироммертвых, чужих, живых,стужа, тоска – эфиромпахнут, а на кривыхнижних ветвях с рогожей,где не видна Сибирь,просто как сердце Божье —снегирь.

«Птицы его несут…»

Птицы его несутв лапках, единой стаей:из ничего сосуд —движется, вырастаядо голубых высот,где золотые – рядом.Там уже Бог несетсердцем, любовью, взглядом…

«Умываюсь слезами с куста…»

С.

Умываюсь слезами с кустазацелованной небом калины.Прямо в горле стоит высотас примороженным привкусом глины.Это иней собранию травдарит смерть и бессмертное имя.И молчу, и кусаю рукав,пролетая над ними.

«Когда замерзает, вода открывает глаза…»

Когда замерзает, вода открывает глаза,как мертвый, как бог.Темнеет, глотнув глубины с угольком бирюзаи делает вдох —на выдохе, вместе и выдох, и вдох – до свинца,до ртути, чтоб зеркало в небе сложилось углом,чтоб видеть и помнить мелькнувшее чудо лица,когда ты в замерзшую прорубь ударишь ведром.

«Какие высятся морозы……»

Какие высятся морозы…Увеличительные слезывжимают в сердце высотудругую, страшную – не ту,всю оперенную сияньем,а главную, когда онаопалена иным сознаньеми до прозренья сожжена.

«Одинокий старик…»

Одинокий стариккопит последний крик.Дверца открыта – печьзнает иную речь…Кто там стоит оплечь? —Очи закрыть – и лечь…Только огню виднатьма… А за ней однастрашная тишина.

«Сгибая ветер в две погибели —…»

Сгибая ветер в две погибели —в деревья, в ветви, в листья, в щели, —в воде дожди себя увидели —и обомлели, и прозрели,и ознобили зобик зяблику,и так возликовала жалость,что к оторвавшемуся яблокубольшая яблоня сбежалась.Так отраженье отрываетсяот босоногого предметаи прямо в озеро вжимаетсяневероятной силой света.

«Камень места не находит…»

Л. Бабенко

Камень места не находитни себе, ни сильным водами по кругу душу водит,как траву, по огородам.Две недели верба вяжетзябким ангелам перчатки.И заплачет Бог и скажет:мы бессмертны. Все в порядке.И отпустит вербу с вербы,и плывут над вербой вербы:мы бессмертны. Мы бессмертны.Мы бессмертны. Мы бессмертны.

«Сон после жизни – мука…»

Сон после жизни – мука,все – пустота и дрожь,ни тишины, ни звука —небом одним поешь.Мертвому поле снится —вот он стоит, немтырь:в левой руке синица,в правой руке снегирь.

2014–2018

«Где озера стоит стеклянный дом…»

Где озера стоит стеклянный дом,две ласточки летают вчетвероми ты стоишь с продавленным ведром.Сейчас дождя немного зачерпнешь,семи небес покачивая дрожь.И в гору медленно пойдешь.Смотри: четыре ласточки, где домстеклянный – окоем и водоем,четыре ласточки на нем —всегда четыре ласточки вдвоем.

«Что-то болит в воде —…»

Что-то болит в воде —в капле на бородечеловека большого.Прозвище: Бог и Слово.Соли хрусталик, снег —что-то болит, блистая.Капелька золотая…Это не человек.Но человек стоит,и у него болитимя его. И словоищет тебя родного.

«Тень надвигалась отовсюду —…»

Тень надвигалась отовсюду —подобно ужасу и чуду,и под щеглом чертополохклонился влево, а направо —опора воздуха, держава —стояло облако как Бог.

«Так пасмурно, что пахнет жестью…»

А. Кушнеру

Так пасмурно, что пахнет жестью.Бараном. Пылью. И – темно.И в небе чёс. И тучи с шерстью.Щепоть. Щипок. Веретено.Веретено с крестообразнойосновой, чтоб разъединитьнечистый свет и мрак прекрасный —и ускользающую нить.В просветах – нить. Дымком, овчарнейпотянет глубже и печальней —и со снежком бараний бокресницей чешется и длится,и в половицу бьет моток,как будто кто-то, видит Бог,из-под земли сюда стучится.

«Птичка поет во сне…»

Птичка поет во сне,словно болит онасердцем моим во мне.Экая тишина.Слово произнестии обо всем забыть.Спрятать лицо в горсти,чтобы глаза промытьмиру, себе, странеморем моим во мне.Птичка поет во сне.Птичка поет во сне.

«Сестры мои, беда…»

Сестры мои, беда:я пропадаю весь.Небо, земля, вода,вы остаетесь здесь,чтобы меня любить,чтобы меня забыть,чтобы меня убитьвечностью, где мне быть.

«Леска поет на ветру…»

Леска поет на ветру.Леска поет на ветру.Словно кукушка: умру.Нет, говорит, не умру.Слышу за тучами вздох.Это за тучами Бог,может быть, прямо в раюудочку слышит моюи говорит: не умру,нет, никогда не умру.Леска поет на ветру.Леска поет на ветру.

«Озеро за озером открывает…»

Озеро за озером открываетсвет мой, серый, как смерть, с утра.Перепел рюмочку наливает:спать пора, – говорит, – спать пора.Кто-то ходит внутри тумана,словно сердце большой воды,выпив дождика без стакана,выпив счастья на три беды.Свет, шатаясь, пошел по свету,продлевая житье-бытье.Ты закуриваешь сигарету.Ветер разворачивает конфету —мальчик с неба берет ее.

«Лес умыт…»

Лес умыт.Трава умыта.Белка спит.Она убита.Коршун,бедную, найдет —прямо в небоунесет.

«Осиротевшая от страсти…»

Ф. Еремееву

Осиротевшая от страсти,бледнеет нежность в высоте,когда из тьмы выходят частиземли и неба – на крестеокна, от Господа в версте.Где знают ласточки и дети,вдевая в сон дневной полет:Бог перетрогал все на свете —все, что от смерти не умрет.

«Осыпается время в лесу…»

Осыпается время в лесу.Приближается время иное.На подлете оно. На весу.Ледяное.Вот пришло —и стоит под окном человеком.Как за смертью светло,знают листья под снегом.

«Осень. В деревьях куски воронья…»

Осень. В деревьях куски воронья.Листья упали – увидели глину.Зренье мое отстает от меня,смотрит мне в спину.Кабы не знать, что умрешь навсегда,смерть поспевала б за смертью едва ли.Я бы на воду смотрел, как вода.Вы вспоминали б меня иногда —только б за смертью меня посылали…

«У дерева внутри…»

У дерева внутримерцают янтари,когда густеют смолы,как вечные глаголы,когда свистит метла,и в воздухе – светла,сосновая – завислаосенняя иглабожественного смысла.

«Вспыхнет в воде вода —…»

Вспыхнет в воде вода —и задымится лед.Кажется, никогдабольше не рассветет,если в воде водаводу водой сожжет…

«Ищет горькое ненастье…»

Ищет горькое ненастьедушу, горло и запястье:заворачиваясь в дрожь,мимо неба не пройдешь.Мимо неба, мимо плача,мимо черного села,где была когда-то дача,где погода умерла.Где прохожий убывает —ангел в поле. Волк. Никто.Ветер душу выдуваетиз пальто…

«Любви и смерти равный…»

М. Дудоровой

Любви и смерти равный,беспамятный, родной —репейник нарукавныйтаскается со мной.Пчелиная охапка,прореха, шов на шве —летучий шарик, шапкащегла на рукаве.Колючка, сор, приблуда —цепляет при ходьбе.Прилипчивое чудо,и мне сегодня худо,и я прилип к тебе.

«Осенью умер дрозд…»

Осенью умер дроздпод кустом. Он объелся звезд —дергал рябину-калину.Веером крепкий расправил хвост,сивый наполовину.Крылья раскрыл – лежит,мертвыми лапками в серединумира вцепился – и в смерть летити обнимает глину…И обнимает глину.

«Щеглам – мои глаза и в рюмочке роса…»

Щеглам – мои глаза и в рюмочке роса.Беззубая вода, младенческие деснынежнее глины. Глиняные сосны