Действующие лица: благотворительность в современной российской литературе

Вероника и дракон летели. Сверху ее нелюбимый город был весь белый, усыпанный снегом. Вот школа, где она занималась вокалом, вот там живет ее лучшая подруга Альбина. Вот недостроенное метро, над строительством которого работал ее отец. Не город, а настоящая дыра.

Станислав соединил несколько альбомных листов и опять пролистал. В первом кадре дракон (в его окрасе желто-оранжевые и зелено-голубые оттенки, крылья черные, улыбка добрая, глаз нет) летит над грустной девушкой в оранжевом берете. Следующий кадр: дракон летит, а девушка в оранжевом берете – на его спине. Она спит, а дракон летит в сине-черно-зеленые облака (голубая толстая стрелка вверх).

Рома заходит в квартиру, Аня на бегу дает ему пять – она спешит заехать домой перед концертом.

АНЯ. Все комментарии в чате.

РОМА. Спасибо! Хорошего концерта!

АНЯ. Ага, давай.

Дракон громко сопел, а когда увидел, что Вероника спит, – перестал. На самом деле она не спала, а была без сознания от шока.

⁂

Рома лежал и смотрел в стену. Вспоминал, как принял решение не поступать в 2022 году. Как волновался перед собеседованием на волонтера, как радовался, что предложили должность сопровождающего. Как слетел с третьего тура на театрального режиссера.

Станислав, сидевший рядом, дорисовал внутри драконьего туловища две зеленые скамейки.

Рома перевернулся на другой бок, от стены к окну, и как раз в этот момент мимо их окна пролетел дракон с Вероникой. Рома сразу узнал ее берет, крупное родимое пятно и изумрудные сережки-гвоздики. Он вскочил с дивана. Подошел к окну. Дракон и Вероника улетели. Рома повернулся к Станиславу. Станислав раскачивался на стуле, прикрыв глаза.

РОМА. Нам нужно срочно спасти Веронику!

СТАНИСЛАВ. Веронику.

Рома забрал у Станислава изрисованные странички и дал ему чистый лист и карандаши.

РОМА. Куда теперь они летят?

СТАНИСЛАВ. Летят.

Станислав рисует.

⁂

Рядом с библиотекой имени Пушкина располагается подземный переход с большой буквой М наверху. Это должна была быть станция метро. Но проект строительства, начатый в шестидесятые, закрыли в 2019-м. Так вестибюль метро стал просто подземным переходом. Рома и Станислав подходят к вестибюлю. Поздний вечер, людей почти нет. Рома, закрыв лицо шарфом, подбегает к скрытой камере и пшикает в нее баллончиком с краской. Возвращается к Станиславу. Дает ему красный карандаш. Станислав рисует красную арку с ручкой – это дверь. Дверь открывается внутрь.

Они идут по тоннелю метро. У обоих на головах фонарики.

РОМА. Ты уверен, что это здесь?

СТАНИСЛАВ. Это здесь.

Они зашли в тупик.

Рома снова протянул Станиславу фломастер. Станислав уронил фломастер на землю.

Они услышали гул. Рома резко повернул голову налево и увидел еще одно ответвление в тоннеле. Станислав уверенно пошел туда первым, Рома за ним. Чем глубже они шли, тем сильнее становились ветер и гул. Их волосы и одежда развевались, глаза пришлось прищурить, а руки на всякий случай вытянуть вперед, чтобы не наткнуться на что-нибудь. В какой-то момент они уже не шли – их затягивал ветер.

Ветер дул из ноздрей дракона. Он спал. Чихнул во сне: Станислав и Рома щекотали дракону нос, пока залетали внутрь него.

⁂

Вероника и Рома сидят на зеленых скамейках внутри дракона. Вероника обмахивается беретом от духоты.

РОМА. Вероника, знакомься, это Станислав. Клиент фонда.

Вероника рассматривает Станислава, он стоит, раскачиваясь туда-сюда, выставив одну ногу вперед. Станислав рассматривает Веронику.

СТАНИСЛАВ. Ты красивая. Можно обнять?

РОМА. Ты можешь сказать «нет», если не хочешь.

ВЕРОНИКА. Я не хочу обниматься, извини. (К Роме.) Почему вы не принесли еды? Мы здесь умрем.

РОМА. Предлагаю не паниковать.

ВЕРОНИКА. Предлагаю что-то придумать!

Станислав развернулся и пошел в темноту. Рома пошел за ним. Вероника тоже встала со скамейки – ей совсем не хотелось оставаться одной в темноте.

Оказалось, что внутри драконьего брюха почти такой же длинный тоннель. Стены раскрашены голубым, красным, желтым, зеленым. Пока они шли, Вероника заговорила.

ВЕРОНИКА. Меня с детства учили полагаться только на себя. Все в нашей семье карьеристы. Наверное, кроме отца. Если бы мы встретились в другое время, я бы хотела лучше узнать тебя. Но сейчас мне нужно готовиться к поступлению в магистратуру во Франции, нужно работать над статьей.

РОМА. А я чем мешаю?

ВЕРОНИКА. Ты не мешаешь, это другое.

Снова молчат.

Они доходят до сердца дракона. Оно красно-оранжевое, большое, теплое, стучит и пульсирует. Станислав остановился и теперь греет ладони у сердца дракона, как у костра. Вероника замерзла, поэтому вслед за ним тоже греет руки. Рома оглядывается по сторонам.

Сердце прицеплено на оранжевую нитку к верхней части туловища дракона. Станислав ловит взгляд Ромы и показывает ему пальцами ножницы, как в «камень, ножницы, бумага». Рома вынимает ключи, пытается дотянуться до нитки. Даже с его ростом чуть не достает. Вероника протягивает ему руку, он отдает ей ключи, обхватывает за бедра и приподнимает к потолку. Вероника ключами перерезает нитку. Сердце плюхается на пол драконьего брюха, подпрыгивает. Станислав хватает за руку Рому, Рома – Веронику, и они впрыгивают в сердце дракона. Там невесомость. Свет как от прикроватной лампы. Веронике не сразу удалось расслабиться, но, когда получилось, она почувствовала себя совсем легкой, как пушинка. В животе что-то щекотало.

ВЕРОНИКА. Я примерно так себя чувствовала, когда мы первый раз поцеловались.

РОМА. Я всегда чувствую себя так, с тех пор как мы познакомились.

Они смотрят друг другу в глаза. Тянутся для поцелуя губами, но лишь переворачиваются на живот, так и оставшись висеть с губами-трубочками.

ВЕРОНИКА. Я так есть хочу!

В специальных тюбиках они получают теплый суп, чай и крем-тортик. Вероника счастлива – очень вкусно! Станислав счастлив, что поел любимый тортик с ореховым кремом. Рома счастлив, что держал Веронику за руку. Он заплакал, отвернулся. Его слезы долетели до Вероники, до Станислава. Их было очень много, это был слезоливень. Вероника тоже заплакала. Сердце наполнялось водой, еще чуть-чуть – и их затопит! Станислав коснулся стенки сердца кончиком языка.

Сердце остановилось. Вода вылилась в грунтовые воды подземелья метро. Станислав выпрыгнул из сердца, Рома и Вероника за ним.

⁂

Они стояли во дворе психоневрологического интерната. Оглядевшись по сторонам, Вероника и Рома увидели забор с колючей проволокой. Дверь калитки заперта. Сердце выпрыгнуло из водосточной трубы, как раз минуя сетку забора. Станислав уже рисовал на фасаде дверь. Она открывалась наружу. Все трое на цыпочках поднялись на второй этаж. Шли по темному коридору, мимо комнаты санитарок – все спали. Приглушенно бормотал телевизор. Стены были некрасиво зеленые, обшарпанные, кое-где сверху текло. Внизу капли ловил тазик.

Станислав дошел до нужной коричневой двери. Открыл. Там стояло шесть железных кроватей, трое спящих были к ним привязаны. А в углу на кровати сопела Люба лет тридцати шести в задранной в районе поясницы футболке. На ягодицах вразброс синяки от уколов. Станислав подошел к ее кровати, поправил Любе футболку, накрыл ее одеялом. Вышел из комнаты. Вероника и Рома смотрели за ним, стоя на пороге палаты. Вероника закрыла нос воротом свитера – спертый, неприятный запах лекарств, мочи, сырости.

Они услышали по коридору чьи-то шаги. Вдалеке шла санитарка, шаркая тяжелыми грязными сапогами. Вероника притянула Рому за рукав куртки. Они закрыли дверь в палату изнутри. Рома подставил стул, чтобы снаружи никто не смог открыть.

РОМА. Нам нужно уходить.

Станислав смотрел на спящую Любу. Достал фломастер, нарисовал дракониху (они были на втором этаже, а окна зарешечены). Вероника и Рома уже сидели на драконе. Станислав пытался разбудить Любу, дергая ее за рукав футболки, но она не реагировала. Дверь пытались открыть настойчивыми толчками снаружи. Рома подошел и нащупал пульс у Любы на шее.

РОМА. Она жива, просто под лекарствами. Нам надо уходить.

СТАНИСЛАВ. Уходить.

Станислав шлепает себя ладонями по щекам, лбу, голове. Рома удерживает его руки.

РОМА. Тише, тише. Мы завтра с утра навестим Любу, погуляем в саду. Ты же любишь гулять в саду.

Дракониха подходит ближе, на ней сидит Вероника. Станислав забирается наверх, Вероника помогает ему, взяв за руки. Рома запрыгивает, и все трое улетают через нарисованную дверь.

⁂

Дракониха улетела по своим драконьим делам. Вероника, Рома и Станислав – грязные, уставшие – стоят рядом с домом, где живет Станислав, работает Рома и скоро на смену придет Аня.

ВЕРОНИКА. Можно поцеловать тебя последний раз?

РОМА. Лучше не надо.

ВЕРОНИКА. Тогда я пойду.

РОМА. Давай.

Станислав уже отпер дверь ключом от домофона.

⁂

Вероника открывает глаза у себя дома. Станислав еще спит в своей комнате в квартире сопровождаемого проживания. Рома тоже еще спит в комнате тьюторов. Аня только пришла домой после концерта и поставила турку с кофе на плиту.

Маргарита Полонская, писательница, куратор арт-проектов в благотворительном фонде «Антон тут рядом».

Живет в Санкт-Петербурге. Рассказы Маргариты публиковались в проекте «Что я знаю о папе?», медиа «Горящая изба», сборнике рассказов «Верю / не верю» издательства «Папье-маше».

Сопровождаемое проживание

Что такое ПНИ

Главная проблема людей с ментальной инвалидностью в России – невозможность жить самостоятельно и свободно в «большом мире». Обычно о них заботятся родные, а если родных нет, то человек с особенностями развития оказывается в психоневрологическом интернате (ПНИ). На сегодня таких закрытых учреждений в стране 687, в них живут более 163 тысяч человек.

Интернаты деперсонализируют человека – из личности он становится получателем социальных услуг. У него нет ничего своего, он не решает никаких вопросов самостоятельно, и чаще всего никто не спрашивает о его желаниях. Более того, во многих ПНИ катастрофически не хватает персонала, в итоге человек порой оказывается без элементарного ухода. А если ему тяжело передвигаться, то он может неделями оставаться запертым в четырех стенах и даже не вставать с кровати.

Что может быть вместо интерната

Альтернатива ПНИ – сопровождаемое проживание. При такой системе человек с любыми особенностями развития живет в обычных домашних условиях: у него есть своя одежда и мобильный телефон, он ходит на работу или учебу, в кино и кафе, общается с другими людьми и сам решает, что ему съесть на завтрак. Помогают человеку с инвалидностью сотрудники НКО – социальные работники и педагоги. С кем-то они находятся круглосуточно, а кого-то навещают раз в неделю – убедиться, что с подопечными все в порядке.

Во множестве регионов России есть инициативы НКО по организации сопровождаемого проживания. Например, с 2017 года в Санкт-Петербурге и Ленинградской области команда благотворительной организации «Перспективы» наладила сопровождаемое проживание в доме и четырех квартирах для 25 людей с ментальной инвалидностью. При поддержке специалистов НКО эти люди ежедневно ведут активный образ жизни и ломают все стереотипы о человеке с особенностями развития.

За несколько лет с ребятами произошли невероятные изменения: те, кто раньше жил в самом «тяжелом» отделении ПНИ, стали полностью самостоятельными. Рождалась дружба, случилась даже история любви. Юлия, одна из подопечных «Перспектив», не только выбралась из интерната, но и помогла выйти «на волю» своему другу. Вскоре они поженились и теперь живут вместе в отдельной квартире, которую снимают сами.

Помощь в ПНИ

Пока ПНИ существуют, помощь там очень нужна. Стать волонтером в интернате можно, связавшись с одной из профильных НКО. Никакие специальные навыки от желающего помочь не требуются, а обо всем, чему нужно обучиться для сопровождения людей с тяжелой инвалидностью, расскажут сотрудники НКО. Самое ценное для жителя интерната – личное внимание и общение, которых ему действительно не хватает. Волонтер может просто гулять с человеком, сопровождать его на занятия, помогать изменить положение тела или сесть на коляску, чтобы тот не лежал целый день, – и тем самым дарить ощущение, что человек нужен, что им интересуются и хотят помочь. Всего за один час волонтер способен открыть жителю интерната целый мир и помочь ему почувствовать себя человеком, а не получателем социальных услуг.

Такой помощью занимаются именно НКО, их сотрудники и волонтеры могут уделять много времени нуждающимся в поддержке, напрямую помогать людям с инвалидностью и улучшать их жизнь. Это позволяет НКО слышать каждого человека, понимать его потребности и удовлетворять их, дарить радость общения.

Более 70 организаций, помогающих людям с ментальными особенностями, объединены в Альянс «Ценность каждого». Связавшись с ним, можно узнать, какая НКО занимается проблемой в вашем регионе, и поддержать ее. А если хотите помогать в Петербурге, то «Перспективы» принимают людей из любых городов в программу «Добровольный социальный год». Участники программы каждый будний день в течение семи часов помогают в местном ПНИ, и организация оплачивает им проезд до Санкт-Петербурга и проживание в городе.

Помощь в сопровождаемом проживании

«Перспективы» регулярно ищут сотрудников в свой штат для проекта сопровождаемого проживания. Опыт работы в НКО и специальное образование необязательны, главное – иметь мотивацию для работы с людьми с ментальной инвалидностью, разделять ценности «Перспектив» и хотеть учиться.

Социальные работники и их помощники в течение дня помогают людям с инвалидностью в квартире сопровождаемого проживания – с гигиеническим уходом, готовкой, уборкой, походом в магазин и на прогулку. Эти специалисты развивают у своих подопечных навыки общения, предлагают им занятия с учетом их особенностей.

Еще есть социальный куратор – это «голос» человека с инвалидностью. Куратор сопровождает подопечного в государственные учреждения, социальные и медицинские центры, чтобы помочь ему объяснить свои потребности и реализовать права, поддерживает в выборе подходящего дела. Он также ищет партнеров в сфере культуры и образования, организует занятия и события и сопровождает на них людей с инвалидностью.

Почему это важно

Включаться и помогать людям с ментальной инвалидностью, говорить об их проблемах необходимо. Фокус социальной политики сегодня смещается на тех, кто более функционален, кого можно встроить в рабочий рынок, а люди с инвалидностью все более невидимы для общества.

Благотворительные организации помогают тем людям, которые максимально незаметны и не слышны и которым очень нужна поддержка, но они не могут сами о ней попросить. Подключаясь к НКО и поддерживая интеграцию их подопечных в обычную социальную жизнь, можно ломать стены, отделяющие людей с инвалидностью от всех остальных. А главное – помогать им строить счастливую и свободную жизнь, к которой они, как и все люди, стремятся.

Елена Королькова

Латте на овсяном молоке

Да блин! Если Маша звонит, это плохо. У нас негласный договор: только сообщения в мессенджер. Вся информация по работе должна быть зафиксирована, за-фик-си-ро-ва-на, а не поболтали, решили все на словах и забыли. Никаких разговоров. А никаких отношений, кроме рабочих, у нас с ней нет. Если Маша звонит, тем более утром, тем более в субботу, значит, хочет сказать что-то неприятное, нагрузить меня чем-то. Знает, что по телефону сложнее сказать «нет».

Я не перезваниваю. Валяюсь, смотрю, как солнечный свет лежит на драном линолеуме и занавеска из «Икеи» еле-еле колышется над ним. Утром мне нужно время, чтобы собрать в одно целое организм, рассыпавшийся за ночь на части. Когда я стала таким нытиком? Это я от Машки подцепила привычку вечно жаловаться. То у нее дочка болеет, то она сама, то ее мать, то одна коллега нездорова, то другая – они там все болеют. Мне кажется, я от них удаленно заразилась. Снова звонит.

Токсичный человек эта Маша, «токсик», как говорит Л. Еще год назад я была совершенно необразованной, стыдно вспоминать, как Л., послушав мой рассказ о подруге юности, спросила: «Она токсик?» Я сидела, улыбалась и не понимала, что нужно ответить. Я кивнула так, чтоб это можно было счесть и за «да», и за «нет». Теперь я знаю даже, что такое кринж, более того, это слово вошло в мой повседневный лексикон. Когда инструктор по вождению указывает на женщину на остановке и говорит: «О, вырядилась, ты посмотри на нее, пугало» – это кринж. Когда муж говорит моей маме: «Тетя Таисия, вы всегда так хорошо готовите, но курочка в этот раз не получилась» – это кринж.

Сейчас Маша опять скажет по телефону, чтобы я оплатила счет, я поспешно оплачу, а она позвонит и выдаст: «Отбой». Нет уж. Я грамотный человек. Никаких разговоров. Я и их всех учу: не тупите, записывайте все разговоры на диктофон. И моя правота доказана уже не раз.

«Что случилось?» – пишу я сообщение. В ответ она снова звонит.

– Алё?

Ненавижу говорить «алё», что за слово такое? Откуда оно вообще? Говоришь, как идиотка, «алё». А то еще некоторые говорят «алло». Это вообще кринж.

– Слу-у-ушай, у нас тут Лёлька помирать собралась, надо меронем[3] срочно искать. Его вообще нигде нет. Я уже проверила что могла, нужно точечно звонить по аптекам.

– Хреново…

– Я тут с ними, мать в истерике.

– А мы сегодня дачу едем смотреть.

– А-а… Да, мы тоже хотели…

– В однушке два месяца на южной стороне…

– У моей маман такая квартира, жесть. Ну ладно, у меня там Оля умирает, Катя истерит…

– Катя?

– Мать Олина.

Умываюсь и пью кофе на кухне за столом. Это непривычно – обычно я пью его в кровати. Но этот звонок разбудил меня слишком рано. 7:47. Муж еще спит. Занавеску поднимает над столом теплый майский ветер. Открываю ноутбук и вбиваю в гугл: «Меронем купить в Москве».

Два месяца я не выходила из дома никуда, кроме «Пятерочки»[4]. Пока муж делал покупки, я стояла возле цветущей черемухи и нюхала ее. У фонтанчика напротив «Пятерочки» жались алкаши. Только они были свободны.

Я два месяца не была в центре Москвы, не пила латте на овсяном из «Кофикса». В бумажном стакане с собой. Кажется, можно купить овсяное молоко и сделать с ним кофе дома. Но это совсем другой кофе. Он совсем непохож на тот кофе с собой.

Я не могла перестать думать об этом латте из «Кофикса» и о том, как легко его было взять с собой.

Я закрыла дверь на кухню, чтобы не разбудить мужа, и набрала номер аптеки.

– У вас есть меронем?

⁂

– У вас есть меронем?

– Нет.

И трубку бросили. Ну вот же, что я могу?

В конце концов, это нарушение моих границ. Я не обязана заниматься такой фигней. Я и так много делаю для фонда. У меня все документы в порядке, аудитор похвалил меня, сказал, у нас самый лучший учет из всех, что ему доводилось видеть. И это немало! Я выполняю свою работу на отлично. Я ценный сотрудник и меня нельзя потерять. Вот так! Нарушать мои границы не стоит, я могу, в конце концов, и разозлиться. Да меня на любой работе с руками оторвут. «С руками оторвут» – что за выражение такое дебильное? «С руками оторвут». У кого руки оторвут? Не у меня, надеюсь. Так вот, мне везде будут рады! Я для любой организации подарок. Только тут меня не ценят. То и дело норовят нарушить границы.

– У вас есть меронем?

– Милая, а когда вы приедете?

– В смысле?

– У меня есть то, что вам нужно, приезжайте скорее.

– Э-э-э-э. Меронем? А сколько у вас флаконов?

– Сколько вы захотите.

– А вы можете проверить точное количество?

– Вот вы приедете, и мы вместе все проверим.

Я кладу трубку.

А дача уйдет. Я искала ее два месяца. И хозяйка сказала, что на просмотр записались пять человек. Либо сегодня, либо мы останемся без дачи и будем все лето сидеть в квартире. Такую дачу нереально найти снова. Прямо на берегу озера, и ехать всего час.

Сейчас нужно подумать. Как тогда, когда я целых три дня была волонтером «Лизы Алерт». У меня болели ноги, я не могла много ходить, и мне поручили звонить в морги и больницы. Нужно было сказать: «Здравствуйте, я волонтер поискового отряда „Лиза Алерт”» – и спросить, не находится ли в этом морге человек высокого роста, волосы светлые, примерно сорок лет. Нет таких? Ну слава богу. «А чего вы сразу в морг-то звоните, девушка, он, может, еще жив?» – спросила у меня тетка. Что мне тогда сказал координатор? Что нужно думать. Думать! Так я и нашла ту женщину, которую не могли найти ее родные и почему-то не искала полиция. Нужно не тупо звонить подряд по десяткам больниц и моргов, а думать.

Чем дальше от центра, тем больше шансов, что меронем завалялся на нижней полке. Надо искать в спальных районах, в аптеках без названия.

– Добрый день. У вас есть меронем?

– Конечно есть.

– Но его нигде нет.

– А у нас есть.

– Пожалуйста, проверьте точно, у меня нет времени совсем. Человек умирает.

– Я не могу сейчас проверить, перезвоните через 15 минут, но я вам говорю, что есть.

Делаю пометку на своей карте нелогичной логистики. Тут есть шанс. А что, если они живут в другом измерении и у них меронем совершенно не пользуется спросом, именно их аптеку обошли все, кто искал его? Что, если я снова, как тогда, попала в точку, что, если у меня нюх?..

Пока подтверждения нет, я не могу останавливаться. Снова звоню в неприметную аптеку без названия в спальном районе.

– Нет!

– Нет…

– Нет.

– Вы уже звонили! Нет у нас меронема!

– Девушка, простите, у нас, оказывается, действительно нет меронема, я думала, что есть.

Вычеркиваю. Получаю СМС от Машки: «Ну как?» – и не знаю, что отвечать. Я делаю еще двадцать звонков. Стол передо мной завален исписанными, исчерканными листами бумаги: кому звонила, кто сказал, что есть, что сможет достать, но потом перезвонил и сказал, что ошибся… Вырабатывается система, по которой четко понимаешь: здесь говорят, что есть, но на самом деле нет, по интонации голоса угадываешь. Прям слышишь, что человек просто не в теме. Меронем пропал, а он не заметил этого. Ему не нужно. Он живет в другом измерении.

Когда открывается дверь на кухню, ветер из окна поднимает листки, и они летят на пол.

– Что делаешь? – спрашивает муж.

– Ничего…

Он идет в ванную. Я звоню дальше. Он заходит снова и включает чайник.

– Так, а чем ты вообще занята?

– Погоди…

Муж делает себе кофе, я нервно оборачиваюсь на него. Чего стоит над душой?

– Собирайся, мы же к двенадцати должны быть.

– Да погоди… Нет, короче, прости, я не смогу.

– Почему?

– Тут надо кое-что сделать.

– По работе?

– Да.

– Хорошо.

– Поможешь мне?

– Как?

– Пожарь яичницу.

Он никогда не жарил яичницу. Но этим утром я очень хочу есть.

Яичница, недожаренная и сопливая, появляется на столе между бумаг в тот момент, когда я слышу:

– Меронема нет нигде, его больше не завозят в Россию.

Ладно. Одной рукой я подцепляю яйцо, другой набираю номер.

– Есть пол-упаковки.

– Пол-упаковки?

– Да, там пять флаконов.

– А можете проверить?

Слышу шуршание и врывающийся в трубку голос девушки, которая спешит, – у нее покупатели.

– Пол-упаковки.

– Я приеду через час, отложите мне, пожалуйста.

– Хорошо.

– Хорошо?

– Да, хорошо, давайте запишу ваше имя.

– Иванова Елена.

– Записала.

– Вы только не отдавайте никому.

Я вскакиваю с табуретки. Яичница падает с задетого стола и рассопливливается по полу.

– Костя! – кричу я.

– Что?

Он спокойно заходит в кухню.

– Срочно!

– Что?

– Не знаю!

Я бегу в комнату, хватаю джинсы, рубашку.

– Одевайся. Надо ехать.

Я вызываю такси с Пражской на Тушинскую, а оттуда на Первомайскую, там живет эта самая Лёлька. «Время в пути два часа», – пишет приложение.

⁂

Из такси я смотрю на город. Он пуст, залит солнцем и огромен. Каждая минута отстукивает в мозгу. Я не могу слушать музыку, не могу читать, я сижу в такси и считаю минуты. Еще минута, когда без меронема Ольга может умереть. Еще, и еще, и еще минута. Как же она невероятно далеко, эта Тушинская!

«Пять флаконов – этого на пару часов хватит, это хорошо», – пишет мне Машка.

«На пару часов?!»

«Ну, может, больше и не понадобится».

⁂

Я пришла работать в фонд пять лет назад. Я ничего не знала о том, как это работает. Мне очень нужна была работа, хоть какая-то. Они что-то говорили мне как само собой разумеющееся и всем понятное, а я молчала, пыталась понять, что имеется в виду: концентратор, стома, ИВЛ, муковисцидоз[5]… Никто не собирался проводить со мной просветительскую работу, нужно было во всем разобраться самой или уйти. Я осталась. Тут ни у кого нет времени. Никто не будет представлять тебя коллегам, рекомендовать и отвечать на твои бесконечные вопросы. Все спешат и говорят на непонятном языке. Те, кому нужно все разжевывать, тут не задерживаются.