Когда просыпается сердце

– Я все вижу, – шепчу. – Я все чувствую. Я все… позволяю.

Внутри тихо, но не пусто. Ли Ян вошел в мой день, в мою жизнь.А значит, в игру добавлена новая грань. Новая реальность.

И вот что страшнее всего, я не просто не боюсь. Я жду следующей встречи. Я не могу уснуть.

С третьей ночи прошло двое суток, но тело помнит каждое прикосновение. Плечи ноют от напряжения, хотя он почти не касался меня. Это не усталость. Это – внутреннее натяжение как у струны, как будто что-то тянется изнутри наружу и вот-вот порвется.

Я сижу у окна, смотрю на город. Дома стоят ровно, машины ползут в потоке. Но я не здесь. Я где-то между. Между словами и тишиной. Между маской и лицом. Между желанием быть понятой… и страхом быть раскрытой до костей.

Могу ли я продолжать это дальше?

Этот вопрос звучит все чаще. Он не гремит, не требует ответа – он как шепот из-под подушки, как хруст тонкой льдинки под каблуком. И каждая из нас сталкивается с такими вопросами.

Где граница? Где конец? И будет ли он, или я уже вошла в пространство, у которого нет стен?

Я иду на работу. Как будто все как всегда: кофе, двери, приветствия и клавиатура. Но каждый звук, как будто из другого мира. Все звучит глухо, будто я в аквариуме, а стекло между мной и остальными становится все толще.

Иногда ловлю себя на том, что смотрю на лица коллег и не слышу слов. Слышу только дыхание. Вижу, как двигаются челюсти и играют тени у висков. Я разучилась быть здесь.

Во мне живет Ли Ян. Его голос, его глаза, его фразы, произнесенные в полумраке. И вместе с ним – невыносимое, сладкое и пугающее напряжение.

Я хочу знать больше.

Кто он? Почему я? Что это все значит? Кто написал правила: он или кто-то выше?

Но каждый раз, когда пальцы тянутся к телефону, чтобы написать, спросить, проверить… я останавливаюсь. Потому что контракт, потому что игра продолжается. Ибо Ли Ян сказал: «Если ты нарушишь границу, все закончится».

А без границы что останется? Беспорядок? Свобода? Или хаос, в котором меня просто больше не будет?

Я поздно иду домой. Прохожу мимо окна булочной – внутри светло, уютно и пахнет корицей. И я вдруг хочу… чего-то простого. Чтобы кто-то обнял. Сказал: «Все будет хорошо. Без загадок, тьмы и исповеди сквозь маску.

Но этот «кто-то» – уже не годится. Не тот масштаб и не та нота. Я уже не вернусь туда, где все было понятно.

Дома я долго стою перед зеркалом. Смотрю на себя и вижу: глаза блестят. Щеки чуть розовеют. Вся я будто живее, чем когда-либо. Но и… одновременно хрупкая. Немного… треснутая.

Я беру закладку. Ex Umbra Lux. Провожу пальцем. Из тьмы – свет. А если наоборот? Если я иду внутрь тьмы, думая, что ищу свет?

Я открываю блокнот. Начинаю писать. Письмо. Самой себе. Или же ему… не знаю. Как навести порядок в собственной жизни?

Я не уверена, кто я. В этом мире, где маска – правило, а прикосновение – исповедь, просто теряюсь. Я хочу понять. Хочу знать. Но боюсь, что, зная, потеряю все, что держит меня на плаву. Это не роман про любовь. Не красивая сказочка, в которой так бы хотелось оказалось.

Я прячу письмо между страниц книги. Выключаю свет и иду на балкон. Холодный воздух бьет по щекам.

Небо над городом темнеет. И в этом небе ощущение, что кто-то смотрит. Может, Ли Ян? Может, сама я? Может, тот, кто придумал всю эту игру? Мужчин и женщин, которые все ищут-ищут друг друга и не находят? А потом тонут сами в себе, не в силах признаться в собственных желаниях?

Ночью сон не идет. Я ворочаюсь и думаю: что дальше?

Хочу ли я еще одну ночь? Хочу ли я его? Или ту себя, которая появляется рядом с Ли Яном?

Смогу ли я остановиться, если он скажет идти дальше?

Мой разум говорит: «Беги». А тело… Тело давно выбрало.

И я уже не знаю, чего боюсь больше.

Глава 8

Это четвертая ночь, и я знаю, что он придет.

Я чувствую это всем телом, как чувствуют приближение грозы: по тишине, по легкому звону в ушах, по тому, как дрожат запястья, когда держу чашку. Но он опаздывает.

Я сижу на кровати. В комнате полумрак. Свет от настольной лампы – золотой, как мед, растекается по полу. Я надела белье. Не кружевное и не кокетливое. А почти прозрачное, телесного цвета. Оно будто говорит: я здесь. Целиком. Без прикрас. Без доспехов.

Время тянется. Минуты капают, как вода в тишине. Ли Ян не приходит. Я встаю, прохожу по комнате. Поворачиваюсь к зеркалу. Разглядываю себя не как женщину, а как объект на выставке или как композицию. Свет, линии, изгибы и напряжение. Прекрасный объект. Я действительно красивая. Чего только стоят густые волосы до талии. И зеленые глаза, как у русалки.

Ли Ян входит почти бесшумно. В черной рубашке с распахнутым воротом и на этот раз – без маски. Только глаза все такие же. Глубокие и невероятные. Проклятый омут.

Он смотрит и ничего не говорит. Просто останавливается у порога.

– Ли Ян… – тихо выдыхаю я. – Ты пришел…

Он кивает.

– Я всегда прихожу. Но не всегда сразу.

Я хочу улыбнуться, но губы не слушаются. Во мне нарастает странная смесь: злость и трепет, волнение и… ожидание, не получающее ответа.

Он приближается. Медленно садится в кресло напротив, кладет одну ногу на другую. Его поза – сдержанная. Почти официальная. Он молчит и смотрит.

– Ты не подойдешь?

– А ты хочешь, чтобы я подошел?

– Да.

– Почему?

Вопрос пронзает. Хочу сказать потому что я скучала, но вместо этого получается:

– Потому что так было раньше.

Ли Ян долго смотрит на меня:

– А ты уверена, что хочешь, чтобы все было «как раньше»?

Я отвожу взгляд, и он продолжает:

– Иногда мы привыкаем к сладкой боли. К повтору. Но именно в повторе живет смерть смысла.

Я замираю. Его слова задевают. Ли Ян отстраняется не телом, а тоном и интонацией.

Это не нежность. Это… какое-то испытание.

Я хрипло спрашиваю:

– Ты бывал с другими? В этой игре?

Он делает паузу. Слишком долгую. Я чувствую, как внутри что-то замирает.

– Ты задаешь вопрос, на который нет правильного ответа.

– Я не прошу правильного. Я прошу честного.

– Тогда да.

Слово падает, как капля чернил на белую простыню. Я не знаю, чего ждала. Что он будет отрицать? Что скажет: нет, Инга, ты одна такая? Но ведь это не про любовь. Не роман. Не история из китайской дорамы. Это другое.

И все равно мне больно. Я сжимаю пальцы.

– Сколько? – спрашиваю глупо. Ли Ян не отвечает. Только смотрит. – Ты помнишь их всех?

И вот теперь он поднимается. Медленно подходит ко мне. Встает совсем рядом.

– Я помню… касания. Ритмы. Реакции.

– А имена?

– Иногда.

– И меня ты тоже забудешь?

Я спрашиваю это, не поднимая глаз. Он молчит. И вдруг… касается моего подбородка и поднимает его, чтобы взглянуть в глаза.

– Я помню то, что по-настоящему. И то, что меняет.

– А я… меняю?

Ли Ян не отвечает. Просто смотрит. И это хуже, чем «да» или «нет». Это значит: еще не решил. Это значит, что ничего не обещает.

Он отходит на шаг.

– Сегодня ты открыта. Но при этом напугана.

– А ты?

– Я всегда сдержан. Таковы правила.

Я делаю шаг вперед.

– А если я попрошу, Ян… не играть? Сегодня. Просто быть.

Ли Ян улыбается.

– Ты хочешь нарушить правила?

– Я хочу… быть не частью сценария, а собой.

Он смотрит на меня, будто оценивает не только слова, но и внутреннюю стойкость. Потом кивает.

– Хорошо. Сегодня не ночь. Сегодня, скажем… момент.

Ли Ян касается моего плеча. Не властно. Без намека на приказ. Просто… как человек, которому не все равно. Я замираю, и что-то в груди мягко сдвигается.

Он обнимает меня. Не с желанием, а с согласием. И я, в этом почти невинном объятии, вдруг понимаю, что вот оно… Самое страшное. Я влюбляюсь.

Не в его голос. Не в игру. А в самого Ли Яна. Без маски и загадок. А он, возможно, этого даже не заметил.

Он гладит меня по волосам.

– Ты сегодня была смелее, чем думаешь.

– Я не хочу быть просто фигурой в инсталляции, Ли Ян.

– Тогда стань художником.

Этой ночью он не касается меня, как прежде. Не приказывает и не раздевает. Он просто остается рядом.

Я засыпаю, положив голову на его грудь. Слышу его дыхание. И чувствую нашу тишину. Понимаю, что он снова открыл новую грань. И я снова хочу большего.

А это значит, что на следующей встрече… ставки возрастут.

На пятый вечер я снова в гостинице. Комната другая, и все же… те же свечи, те же тени, та же обстановка, будто вырезанная из сна. Я накрашена легко, совсем без яркости. Волосы убраны назад. Тело вымыто до скрипа. Благоухаю персиком и сливками. И все же… что-то не так.

Я жду. Он приходит тихо и точно, будто его движение подчинено внутренним часам. Но сегодня он… жесткий. Не грубый, нет-нет. Не холодный, но собранный, как пружина. Вся его поза и жесты, как у дирижера, которому не нравится, что скрипка ушла на полтона выше.

Ли Ян смотрит на меня, долго и вдумчиво. Я улыбаюсь, робко, но с доверием.

Он не отвечает. Только подходит ближе. Не обнимает и ее касается. Просто стоит рядом, смотрит в глаза.

– Ты снова ждешь, что все будет как в прошлый раз? – спрашивает он.

– Я… – совершенно теряюсь.

Ли Ян качает головой:

– Это не спектакль с фиксированными актами, Инга. Не повторяй ожиданий.

– Но ты ведь… приходишь. Каждую ночь. Ты… – Я не знаю, что хочу сказать. Что он нужен мне? Что я запуталась? Что каждое его прикосновение, как выстрел в правду? Он перебивает, тихо, но жестко:

– Это не твоя роль – спрашивать.

Слова падают, как камни. Без истерики и обвинения. Просто как стена. Ли Ян отходит. И… идет к двери. Я не верю.

– Подожди. Что ты…

– Ты знаешь условия.

– Я человек, Ли Ян, а не объект.

Он останавливается на полпути. Оборачивается.

– А ты уверена?

Смотрит так, что можно сойти с ума, а потом говорит:

– Иногда желания сильнее сути. Иногда ты сама делаешь из себя объект.

После этого он уходит без объяснений. Без прикосновений. Без… финала.

Дверь закрывается. И тишина становится звенящей.

Я стою посреди комнаты. В одном белье. В ожидании, которое уже не оправдано.

В комнате пахнет мускусом, свечами и… персиками. А еще – отсутствием. Он ушел.

Я сажусь на кровать. Руки дрожат. Я не плачу. Слез нет. Но все тело… ломает. Не физически, а изнутри. Как будто кто-то вытянул струну, на которой держалась реальность.

Использованная. Да. Словно он взял не тело, а душу. Прочел. И… закрыл книгу. Я чувствую это: я не равна ему. Ни во власти, ни в знании, ни в контроле.

И при этом хочу его еще сильнее. Даже сейчас, когда внутри все выворачивается.

Это… зависимость. Никакие прежние влюбленности, флирт или игры не стояли с этим рядом. Словно мой мозг теперь вообще ничего не понимает. Каждое слово – загадка. Каждое прикосновение – власть. А пауза – самое громкое заявление.

Я сижу на полу, обняв колени. И чувствую себя как та маска на витрине с трещиной у губ. Красивая, но больше не цельная.

Ли Ян не просто возбудил или увлек. Он стал частью моего сумасшествия. И теперь я уже не думаю: хочу ли его. Теперь я думаю: смогу ли без него?

Я говорила себе, что играю. Что это эксперимент. Что это все – часть процесса.

Но игра закончилась в ту самую ночь, когда я заснула у него на груди.

Теперь все другое. Теперь – я записана. Как произведение искусства в журнал. Как экспонат.

От этого хочется кричать. Быть живой. Настоящей. Способной сделать выбор.

Но стоит закрыть глаза, и в голове только он. Голос. Глаза. Слова: «Это не твоя роль – спрашивать».

Я подхожу к зеркалу. Смотрю не себя и говорю вслух:

– Тогда какая у меня роль?

Ответа нет. Только отражение. Сломанной. Живой. Готовой… все равно ждать.

Я еще не знаю, что завтра кое-что изменится.

Глава 9

Утро пахнет свежей бумагой, кофе и тревогой. Я просыпаюсь раньше будильника, будто не от звука, а от странного ощущения. Словно на тонком стекле начались невидимые трещины. И я та, что стоит на нем босиком.

Работа зовет. Я еду в галерею, как обычно. Сумка, телефон, блокнот. Открываю двери, приветствую охранника, киваю смотрителям. Все, как всегда. Только внутри… все не так.

Я сижу в офисе, просматриваю план экспозиции, когда приходит сообщение от куратора:

«Инга, через час экскурсия для группы возможных инвесторов. Руководство просит провести мини-тур. Без лишнего, просто аккуратно и элегантно. Держи лицо».

Я вздыхаю. Конечно. Когда еще, как не после бессонной ночи и ощущения, будто тебя разорвали и собрали заново.

В полдень приходят потенциальные инвесторы. Мужчины и женщины в дорогих костюмах, с приглушенными голосами и внимательными взглядами. Один из них выделяется сразу – из-за осанки, походки и какого-то невероятного внутреннего света. Азиат. Высокий. Прекрасно одет: темно-серый костюм с почти незаметным бордовым узором. Тонкие запястья и длинные пальцы. Его волосы темные, чуть волнистые, уложены с легкой небрежностью. Глаза теплые, смеющиеся, с едва заметной иронией, будто он всегда в курсе какого-то шутливого секрета.

Он замечает меня первым.

– Госпожа Смирнова Инга? – спрашивает, произнося мое имя почти без акцента, но с музыкальной интонацией.

– Да. Добро пожаловать. – Я протягиваю руку, и он слегка касается моей ладони. Его пальцы прохладные и точные, как у пианиста.

– Меня зовут Сон Джинхо. Вы потрясающе подходите этому пространству. Как будто сами часть экспозиции.

Я улыбаюсь. Автоматически. Я умею быть вежливой, умею держать маску. Но его слова все равно проникают куда-то под кожу. Это явно флирт. Умный, красивый и не навязчивый. Он идет рядом, чуть ближе, чем требуется, но не нарушает границ. Просто говорит:

– А вы верите, что предметы помнят прикосновения?

Я сбиваюсь на полшага.

– Да, – отвечаю. – Особенно если прикосновение было настоящим.

– Тогда… вы сами – реликвия? Или куратор?

Сон Джинхо улыбается, и я смеюсь – звонко, чуть выше обычного. Нервно.

– Я всего лишь проводник. Между вещами и людьми.

– Красиво сказано. А вы всегда так красиво говорите?

– Только когда меня слушают.

Он смеется. У него легкий приятный смех. Тепло скользящий, как очень дорогой шелк.

Я веду группу по залам, рассказываю про эпохи, про значения символов, про редкость предметов. Слышу свой голос будто со стороны. Он звучит спокойно, даже изящно. Но внутри… дрожит.

Потому что с каждым взглядом Джинхо, с каждым словом, с ароматом его парфюма я вспоминаю Ли Яна.

И понимаю, как сильно я изменилась.

Раньше я бы флиртовала. Играла бы взглядом, подавалась вперед. Раньше я умела. А теперь… теперь все кажется немного фальшивым. Не потому, что Джинхо плох. Наоборот – он идеальный. Он блестящий, интересный, внимательный. Но… он как витраж. Прекрасный. Сложный. Но есть в нем что-то глянцево-стеклянное. Или просто мне китайцы нравятся больше корейцев?