Алиса. Повесть о папе, маме и (не)случайных мужьях

Алексей Рублик

Алиса. Повесть о папе, маме и (не)случайных мужьях

Часть I

Глава 1

Всем привет. Меня зовут Алиса. Для друзей – просто «Лис». Мне 21 год, и прямо сейчас я задумчиво верчу в руках новенький синенький диплом о высшем образовании.

Странное чувство. Как будто опустошение. Я так хотела его получить побыстрее, а получила – и стою, чешу маковку. Вроде все понятно: можно, наконец, начать работать где-то в более приличном месте, чем сетевой магазин у дома. Работать так, чтобы получать больше, чем платят студенту на почасовой подработке. «Эти овощи туда. Бананы сюда. Картофель. Опять куриные тушки вот-вот запахнут. Да не так! Я кому объясняю?!». Принеси. Подай. Побудь виноватой. Как же меня от этого тошнит. От «почасовой работы», которая только так называется, а на деле – полная смена. От необходимости считать каждую копейку.

Я медленно спускаюсь по ступеням крыльца. Кто-то, возможно, толкнул бы телегу со всеми возможными пошлостями, навроде «покидая эти стены», «четыре года», и, обязательно, «призвание». «Молодой педагог». Учительница, если по-простому. Но в том то и дело, что ни педагогом, ни «специалистом» я себя не ощущаю! От всего эпитета остается «молодой», но это, ясное дело, «не благодаря, а вопреки». Нет тут вклада института, совсем наоборот. Я ощущаю себя 21-летней девушкой из небогатой семьи, которая умудрилась закончить вуз, не вылетев оттуда, несмотря на то, что учеба никогда не была в числе моих приоритетов. Нет, поймите правильно, кое-что в тех же лекциях мне нравилось и было даже интересно, как у профессора Напрягло, который читал нам что-то околосоциологическое… околопсихологическое… не помню, это было давно, в конце второго курса. Нравилось – да, и было интересно – вся беда была в том, что на тех самых лекциях я бывала куда реже, чем на смене в магазине. Что поделать – нам нужны деньги. Нам – это мне и мой маме… и еще ее маме, моей бабушке. Бабушка в последнее время все меньше ест и все больше принимает лекарств и спит, так что, скорее всего, скоро нам понадобится еще больше денег – похороны штука недешевая. Да, я довольно цинично смотрю на жизнь. Как там, у Напрягло? «Защитный механизм психики»? Вот, это он и есть. Потому что, если я поддамся чувствам и буду, как мама, только всплескивать руками, и переживать, и бесконечно курить, и складывать бычки в банку из-под кофе, которая уже намертво прописалась на деревянном подоконнике нашего окна на кухне – денег у нас не станет совсем, и настанет полная ж…, а я так не хочу. Я уже так пожила – на бабушкину пенсию и на мамины 15 тысяч в месяц в школе, и из этого всего крепко-накрепко усвоила – я лучше пойду раздавать флаеры на улице, клеить объявления или работать по часам в магазине, но деньги я добуду… И еще – никогда, ни при каких обстоятельствах, ни за что моя нога не переступит порог школьного класса. Учить за нищенскую зарплату чьих-то оболтусов, а теперь еще и оболтусов, разбавленных умственно неполноценными инклюзивными идиотами – не для меня, и я это знаю совершенно точно: насмотрелась на маму, уж она-то этого хлебнула…

Жмурюсь от летнего солнца. Не пользуюсь очками. Как по мне, это глупость, а в волосах, как носят мои уже бывшие однокурсницы, это еще и глупость напоказ: ты их не используешь, чтобы не испортить прическу, когда они действительно нужны; как аксессуар они не особо-то и впечатляют; в общем, «куплю билет – пойду пешком!», как любит говорить моя бабуля. А я добавляю: все равно мы все состаримся и умрем, а в темном свете я все вижу и так, без всяких очков.

Так, кажется, я только что простебала сама себя! Фыркаю. Ну и что, живем же! Прямо сейчас. Подставляю лицо солнцу. У меня сегодня выходной – имею право!

Тревога и опустошенность куда-то ходят. Улыбаюсь. Живем!

Наша группа распалась на две кучки людей: первая уже знает, где будет работать, а то уже и работает. Они придут потом в разное время в отдел кадров за «документом о высшем образовании государственного образца». Проговариваю это максимально иронично. От канцелярского языка меня обычно тошнит. Но вот у меня самой на руках этот «документ», а за спиной шумит, уменьшаясь на глазах, за счет тех, кто уходит с родителями (да, есть и такие!), вторая часть нашего потока – те, кто, как и я, нашел время придти на торжественное вручение. И их совершенно не волнует, что будет дальше – во всяком случае, по ним этого не скажешь. Прямо сейчас они, проходя мимо меня, обсуждают куда бы пойти и как в «последний раз» отметить нашу «свободу».

– О, Алиса! Пойдешь с нами? – Я успеваю молча удивиться: спрашивает, кажется, Саша – да, Саша! Именно так зовут этого незаметного парня. За все время учебы мы с ним не перекинулись, наверное, и несколькими словами.

Хм. Да, собственно, почему бы и нет? Может быть (скорее всего) все мы больше не встретимся, ну так что теперь, не отдыхать, что ли?

Последние полгода были какие-то нескончаемые: практики, смены, написание диплома – могла ведь купить, сто раз себе уже сказала – и все равно решила – сама сделаю. Вот из вредства. Свои дипломы я пишу сама. И трусы свои я стираю сама. И попу вытираю тоже. Есть какие-то вещи, которые стоит делать самостоятельно, иначе человек превращается в дегенерата, а я не могу себе такого позволить.

И что касается отдыха – я сегодня За-слу-жи-ла! Не надо ничего придумывать, можно расслабиться. Идем, куда решили большинством, складываюсь в общую кассу поровну, и вот мы уже в укромном уголке нашей набережной, недалеко от института.

Полиция знает, что этот пятачок студни облюбовали для посиделок, но, пока никто не начинает творить в виде драк и прочего, нас особо не трогают. Это понимают все, и есть даже неписанное правило: на набережной – никакой ерунды!

Тем более не трогают нас сегодня, когда мы собираемся под этими кленами, скорее всего, в последний раз.

Я ловлю себя на том, что не испытываю какую-то особенную грусть по этому поводу. В голову приходит: «отметим выпуск – заодно и познакомимся». Я украдкой смотрю на свое отражение в витрине. А ведь хороша, чертовка! На меня смотрит 163 сантиметра симпатичной девушки. Длинные волосы по сегодняшнему случаю уложены в прическу; портить свой медно-каштановый цвет я так и не решилась, сделала балаяж. Тетя Вера из нашей паркмахерской в старом пункте КБО плохого не посоветует. Фигурка, талия – все на месте. Не песочные часы, но близко к тому. Легкое платье чуть выше колен. Стройная, особенно в этих туфельках – пусть платформа и невысокая, зато идти вполне удобно. Не то, что Лильке из второй группы. Хоть она и старается не подавать виду, закусывает губу и через силу улыбается, я замечаю, как меняется ее походка. Никогда не видела ее на каблуках – все в кроссовках. Тихонько подхожу ближе:

– что, стерла?

– Угу…

Протягиваю пластырь.

– Ой, спасибо! Вот ты запасливая! – Она тепло улыбается мне, и через пять минут мы идем уже вместе, как хорошие подруги.

Нас 12 человек, и мы разместились на деревянных скамейках и бетонных блоках у самой кромки воды. Как же хорошо!

Становится жарче, но от реки веет прохладой, да и от кленов нам достается довольно плотная тень. Всем немного не по себе – так, по крайней мере, мне кажется. Вроде бы и ничего такого – немного резче движения. Чуть резче и короче смешки. Чуть больше пауз между словами, да и паузы будто стали длиннее.

Голоса приглушены – и наш общий разговор как-то сам собой разбивается на несколько потоков, соседствующих друг с другом. Время от времени кто-то пробует завести общую беседу, предлагает тост, сдвигаются пластиковые стаканчики с дешевым красным вином. После тостов и очередного победного «уууу!» беседа опять распадается.

Учеба, преподы, приколы – вспоминаются как-то по-новому. Даже мне, хотя у меня таких воспоминаний сильно меньше, чем у остальных.

Будущее. Оказывается, оно волнует почти каждого здесь – и о нем стараются говорить в самых общих чертах – «чтобы не сглазить».

Я понимаю, что вспоминать и завершать последние незаконченные дела здесь вполне уместно, а вот начинать что-то на будущее смысла нет. Жаль. Я бы с удовольствием наметила что-нибудь на будущее с Анатолием.

Вот он, рядом. Такой высокий, широкоплечий, держится с каким-то даже аристократизмом – так, что пластиковый стаканчик в его руке, такой же, как у всех, выглядит как пузатый степенный бокал. Короткие темные волосы, серо-стальные глаза и волевой подбородок с ямочкой… За Анатолием на курсе, как я поняла из обрывков фраз, пока я разрывалась между работой и учебой, шла настоящая охота – а он был со всеми вежлив, немного холоден и в целом неприступен – положение обязывает, он ведь не кто попало, а представитель Жуковых-Маевских, можно сказать, будущий преемник папиного субъекта уже не столько малого, сколько вполне себе среднего бизнеса.

Конечно, будь бизнес покрупнее, а самому Анатолию хоть что-то интересно из того, что мог себе позволить пузатый, как сарделька, «отец-основатель», и вуз был бы другим, и, возможно, даже город – но вышло так, как вышло. Анатолию, похоже, надо было, чтобы его как можно меньше трогали – раз уж папаше пришло в голову осчастливить его высшим образованием – и даже с учетом этого факта, на фоне Анатолия другие парни с курса смотрелись куда как бледно.

Что и говорить! Ухоженный, подтянутый, без лишней жиринки – секция тхэквондо! Мускулистые руки… Которые прямо сейчас обнимают не меня, а Катю Тихонову. Ну, как, обнимают. Одна рука покоится на ее плечах.

Катя, в противовес фамилии, наверное, самая яркая девчонка нашего курса, и все это знают – и она тоже. И то, что она это знает, тоже знают, наверное, все на курсе – королева красоты не подбирает выражений, когда ей что-то или кто-то не нравится, а случается это довольно часто. Хотя, конечно, с Анатолием она очень мила, и сейчас и вообще, вон как щебечут… Одеты как и мы, празднично – но неуловимо иначе. Много дороже.

«Моя красивее всех!» Анатолий любит это повторять. У Кати нет недостатка в нарядах и украшениях – пусть все видят, что Жуковы-Маевские умеют красиво ухаживать! К сожалению, не за мной. Мы сидим немного на отшибе и Лилька перехватывает мой взгляд. Она усмехается:

– что, завидно?

–…

Что я ей скажу? Что, хоть я и не участвовала в гонке за «призом» все же очень хотела, чтобы каким-то волшебным образом Он посмотрел на меня – может быть, за те несколько секунд, когда мы сталкивались в дверях аудитории? Что пока другие охотились за несметными сокровищами МСБ Жуковых-Маевских я восхищалась им самим?

– Забей, не отвечай. – Лилька улыбается. – Все вижу по лицу. Вот Анатолий дурачок! Позарился на Катьку. Думает, он ей одолжение сделал – да только вот она тоже так думает. Даже интересно, что у них получится – но я завтра уезжаю к дядьке в Москву, и чем закончится, вряд ли увижу – а вот ты, если останешься, увидишь точно.

– Да ладно тебе, пусть их себе будут счастливы, она честно победила…

– Ну да, ну да, ты же у нас нечасто бывала на парах, не знаешь, насколько «честно».

– Даже так?

– Ой, долго рассказывать, тоооост!

Снова сдвигаются стаканчики.

– В Москву, значит? – спрашиваю я.

– Ага! Там такая история… У меня двоюродная тетка вышла замуж за геолога, и жили они с ним в Хабаровске, добра наживали. Он весь Дальний Восток исходил, золото мыл, чего только не делал – и находил-таки на квартирку в Москве. Он ее туда отправил, в Москву, лет пять как, а сам остался улаживать дела в Хабаровске – видать, дел накопилось много, а может, делал он их медленно, только никак он не ехал, а она особо и не настаивала. Развелась с ним в прошлом году, и квартира осталась за ней. Мама с ней договорилась, на первое время обещала пустить, а там видно будет.

Я вздыхаю. У меня в Москве никого нет.

Вот и вино закончилось.

– Всем пока-пока!

Мы начали потихоньку расходиться.

– Лиля… спасибо тебе. За компанию!

– Это тебе спасибо, я бы сегодня точно без ног осталась… Знаешь, а ты, оказывается, ничего девчонка! У тебя же есть ВК..? Вот, вижу. Стучусь, добавляй!

Я отвечаю на Лилину заявку и оказалось, что теперь наши пути буквально в разные стороны: ей на Ботаническую, мне – на Космонавтов. Она, опередив меня, исчезает в подземном переходе. Я не спешу: зачем спешить, это мой день, мой выходной! И иду к остановке не спеша.

– Алисаа! Подожди!

Сквозь шум города этот крик пробивается с трудом.

– Да погоди же… Фух! Догнал!

Я оборачиваюсь и вижу Сашу, того самого, который позвал меня присоединиться к компании. «Сашу» – потому что до «Александра» в моих глазах он совершенно точно не дотянул.

– Алиса, подожди. Извини что вот так, ни с того, ни с сего… Может, сходим куда-нибудь сегодня? В кино…

Он еще не договорил, и я еще ничего не сказала, но, видимо, по моему кислому выражению лица он все прочитал – и на ходу (вот цепкий! – заметила какая-то часть меня) попытал счастья еще раз:

– А хотя ну его, это кино! Шумно, не пообщаться толком… Тут недавно открылся «Дилижанс», в «Пассаже», очень уютно! И кофе вкусный…

– Саша, подожди. Пообщаться – о чем? Да, мы с тобой провели четыре года в аудитории, и что? Ты меня на свидание зовешь, что ли?

Он глубоко вздохнул, сжал губы, будто готовился нырнуть в воду с вышки, посмотрел на меня исподлобья и сказал:

– А почему бы мне и не пригласить тебя на свидание? Тем более, что ты мне нравишься, и нравишься давно?

Он помолчал секунду, и добавил:

–Ну, вот и сказал. Не так я собирался это сделать.

– Ну, так или не так, а сделал. Полегчало? Тогда я пошла.

– Алиса, дело твое, насильно мил не будешь, я понимаю. И все же: почему?

«Ну раз спросил…» – подумала я – «заходи, не бойся, выходи – не плачь». А вслух сказала:

– Саша, я тебя знаю совсем немного. И то, что я знаю, меня не очень вдохновляет, ты уж извини пожалуйста. Ты не увалень, но и не спортивный; не богатый и не бедный; одеваешься всегда обычно – то есть никак. Учишься хорошо – ну так ума много не надо, чтобы хорошо учиться. Ума надо, чтобы в жизни устроиться хорошо, а еще лучше, если лучше, чем хорошо, понимаешь? И это не просто про «много денег» – это про все. Я путешествовать хочу! А с тобой куда путешествовать? На дачу? На лыжную базу «Уктус»? Саша, я хочу яркие эмоции, и радоваться жизни, а не считать копейки. Устроишься ты не хорошо – а так – обычно, и жить с тобой будет очень, очень скучно. Это как кофе в твоем «Дилижансе» – вроде и крепкий, а вроде и спать хочется. Ты обычный, Саша. Как «мой» магазин у дома – но я в нем не останусь и одной лишней секунды.

Извини. Ты сам спросил.

Он немного наклонил голову, когда меня слушал. Боже, да он еще и глуховат! Когда я замолчала, он посмотрел мне прямо в глаза. Я ожидала увидеть там слезы, отчаяние, злость… Может быть, они там и были – пару раз я заметила, как сжались его желваки, пока я говорила. Но этого всего было не так много – основное было другое. Что-то странное. Неожиданное. Какая-то сосредоточенность. Как будто не парня отшивает девушка (кстати, очень хорошенькая!), а будто я даю ему какую-то очень ценную информацию. «Пищу для ума». Вот ведь ботан!

– И что, ты не обиделся? – Я не собиралась спрашивать, но слова сами сорвались с губ – надо сказать, очень соблазнительных губ!

Он немного помолчал. И даже улыбнулся:

– Нет. На что? Ты дала мне над чем подумать. Не бывает неудач – бывает лишь обратная связь, Алиса.

Он улыбнулся снова, и даже подмигнул мне – но улыбка его показалась мне неуловимо другой. Как будто в ней стало меньше тепла – как в еще ярком, но уже осеннем солнце.

– И да, спасибо, что не стала ходить вокруг да около.

Я хмыкаю:

– Обращайся!

И мы расходимся в разные стороны.

Я молчу.

У меня в ушах – шум летнего города. Моего города. Машины. Трамваи. Миллионы шагов, шелестящих листьев, обрывки музыки сливаются в дрожащий гул, и мои каблучки, цокая по асфальту, растворяются в этом гуле, становятся его частью. Мне двадцать один. Как же легко мне идется!

Глава 2

– И вы разошлись… в разные стороны.

Голос моего психотерапевта прерывает долгую паузу и возвращает меня в настоящее.

– Да, мы пошли каждый в свою сторону.

Я вздыхаю. Как давно это было! Будто в прошлой жизни.

– Алиса, то, о чем Вы рассказываете… Ведь это было довольно давно? Для чего Вы обращаетесь к этой части своей истории – сейчас?

Я вздыхаю еще. На этот раз – глубже. В самом деле – зачем? Зачем я возвращаюсь в эту долбанную «нулевую точку» своего пути, который через девять… десять? лет приведет меня еще и в этот кабинет, к этому сильно умному психологу, к которому я попеременно испытываю то благодарность, то раздражение?

«Своя история»… Нарратив, я знаю это слово. Не надо со мной как с идиоткой. «Сейчас…» – Спасибо, что хотя бы без «Здесь».

А с другой стороны – скажи он «нарратив» и я бы мысленно сожрала его вместе со всеми сертификатами на имя Федора Перлова с этой бежевенькой позитивненькой стеночки – за то, что усложняет без нужды.

Так что же, дело не в том, что он говорит, а в том, что я обязательно до него докопаюсь – мысленно… Чтобы что?

Ох.

Чтобы как можно дальше отпетлять от того, что было после этой «нулевой точки», к которой я все равно вернусь, потому что как последняя дура надеюсь – и хочу! – переотправиться в путь снова – и тогда он будет другой, совсем другой…

Вот как у него получается, а? Один вопрос – и я проваливаюсь в такие мысли, которые обычно получается избегать. А потом еще обязательно скажет, что это все я сама заметила и «наработала». Да я знаю что сама! Может, я не хочу – сама, а чтобы он – за меня все сделал. И если только мне не понравится… (конечно же, мне не понравится!) Я повешу на него всех собак, которые меня изводят от одной только мысли, какой у меня получился путь из того погожего летнего дня в этот зимний сыро-слякотный вечер.

…Встреча закончилась.

Я иду по зимнему городу. Сколько машин! Попробуй, припаркуйся. Да и хочется размяться перед тем, как садиться за руль. Под ногами снежная каша. Светятся витрины. Тяжко свисают гирлянды – пластик, и только. Торжество ненастоящего. Ритуалы. Всенародно соблюдаемые, пряничные, праздничные. Новый год. Их как будто два: один – настоящий, а другой – яркий, навязчивый, ванильненький, с широкими улыбками и холодными, злыми глазами – отличное время, чтобы сделать хорошую выручку, не так ли?

Каша под ногами. Каша в голове. Впрочем, спешить мне некуда – пойду себе помаленьку, и буду ее размешивать.

Там – пусто. Там – тихо.

Не хочу туда.

Здесь – жизнь. Чужая. Неискренняя, как пластиковая елка – ну, да какая есть. Когда нет своей жизни – и чужая сойдет.

Глава 3

Я думала, что разделаюсь с магазином очень быстро. На деле он украл у меня пару месяцев. Когда я решила – наконец-то! – «Ухожу!» – на меня повесили просрочку и пересортицу. Я плюнула, забрала остатки, что мне причитались от расчета после всего, что вычла грымза-директор. И все же, оставляя за спиной такие до боли знакомые красные буквы, я была счастлива, что покидаю этот гадючник.

Заканчивается август, а вместе ним – лето. Я сижу после очередного собеса в каком-то случайно подвернувшемся сквере, и снова и снова прикидываю свои дела. Приходится признать, что дела не очень-то блестящи. Да, тащ генерал? Грустно усмехаюсь какому-то бравому вояке на коне. Был при жизни красавец-мужчина, надо полагать, вон, на памятник наработал, видать, хорошо послужил. Теперь знай себе стой, работай памятником. А у меня скоро будет три месяца, как хожу по собеседованиям, и – ничего. Ну да, три. Два месяца – пока дорабатывала в магазине, и еще месяц потом.

Бесит! Кого они хотят найти? Бесплатных рабов?

Такие же, как я. Может, чуть старше. Сидят такие, все из себя, эйчарки-овчарки. Глаза колючие. И обязательно надо дать мне понять, как же мне повезло, что Компания(!) – обязательно с придыханием, будто она прямо сейчас впадет в экстаз – Компания снизошла до рассмотрения моей кандидатуры, и, может быть, я даже смогу на них поработать – если лично ее, эйчарку, устроит сочетание натальной карты, знака гороскопа и года рождения по восточному календарю, а я соглашусь работать за спасибо.

Я. Не буду. Работать. Задаром!

Ловлю себя на том, что этим утром, да и несколько дней уже, мама смотрит на меня как-то странно.

В ее глазах что-то непонятное. Будто жалость, волнение… и некое ожидание. Чего же она ждет? Что толку гадать…

Дома разливаю по кружкам чай. Сыро, а пока сидела в том сквере, успела продрогнуть.

Чай – трава-травой, да и молоко – будто крашеная мелом водичка – но и то ладно. Вот устроюсь на работу, заработаю много денег – и куплю с первой зарплаты дорогущего чаю, пусть мама видит – могу себе позволить!

В том, что я буду зарабатывать очень хорошо, я уверена на все сто, хотя в последнее время моя уверенность несколько поколебалась. Ничего. Я еще куплю этот город, продам, и куплю снова!

Впрочем, мама не разделяет моего оптимизма.

Она задумчиво смотрит на меня, на остывающий чай, и рассказывает. Про то, как было раньше с кем дружить, с кем пить, и даже спать – чтобы попасть на работу не с улицы – пойди еще, попади! – а по рекомендации какого-нибудь «дорогого товарища». Про то, что были разные способы «распределиться» после вуза, когда одного могли распределить в столицу, а другого – в такую дыру в Восточной Сибири или на Дальнем Востоке, что хоть топись. И одним из способов «распределиться» нормально было знакомство той или иной степени близости и, если понадобится, то и интимности, но еще лучше – родство. Бывали места, которые передавались родственникам или, на худой конец, близкодружеским линиям, и почти никогда, только в виде большого везения, не доставались кому-то со стороны.

Мне неприятно слушать о таком. Не хотела бы я спать с кем-то, от кого зависит продвижение меня или моего мужа по службе. Хотя… если Он красив, обаятелен и свободен – почему бы и нет? Только зачем мне в этой конструкции муж? Вот уж где пятое колесо… Вот выйду на работу – там встречу Настоящего Мужчину, влюблюсь, влюблю – и готово! Я думаю так, а вслух говорю:

– Мам, ну так, наверное, уже давно не делается! «Товарищи» какие-то… Прошлый век! Тех «товарищей», наверное, и ты-то едва застала, а рассказываешь…

И снова этот странный мамин взгляд и полувздох-полувыдох:

– Может быть, и прошлый век, да только самый его конец, 90-е, я их помню очень хорошо. И тогда, Алиса, это хорошо работало, даже слишком хорошо… И даже в начале 2000-х.

Она вдохнула, будто собиралась мне рассказать очередную историю о том, как было, и как, получается, есть и сейчас, вкус у этой истории будет сухой, старческий, хрупкий – и запах – как пахнет от тех стариков, которые, бывает, заходили в магазин в мои смены. Смесь корвалола и старческого ацетона – такое совсем не подходит под чай! И я перебиваю:

– Да мам, ну ты бы еще динозавров вспомнила! Не будь, как бабушка, ты же у меня еще ни капельки не старая! – (Старая, еще какая старая! Я отмечаю машинально себе в уме). Впрочем, мне еще надо отпетлять от ее занудства, поэтому я даю маме кусочек поддержки в качестве платы за нерассказанную историю. Ну что интересного она может рассказать! Если она даже не может рассказать мне, кто мой отец. В следующий раз, когда мне нужно будет ее в чем-нибудь убедить, я скажу, ни на секунду не колеблясь: «Мам, ты уже немолодая, должна понимать!» Почему-то мне кажется, должно сработать, припасу этот ход на будущее.

Мама хмыкает:

– Ну, за «не старую» спасибо на добром слове, дочка. Ладно, о динозаврах не буду.

– И вообще, мам, сейчас в жизни все решают деньги! Вот заработаю много-много денег, и без всякого знакомства мне везде будут рады, и откроются все двери.

– Да-да, твоим деньгам будут очень рады…

– Вот именно! Я выскакиваю из-за стола, довольная тем, что мама, -наконец-то, смогла думать правильно – на современный манер, как я!

Динозавры, покойтесь с миром – а мне пора собираться с мыслями – на завтра назначен очередной собес!

Глава 4

Утро подкрадывается незаметно. Конечно, хочется поспать еще, но я сегодня – кремень. Одеваюсь, будто складываю себя в тесное официальное одеяние, но деньги и перспективы того стоят, я так считаю.

– Алиса, после собеседования… Зайди, пожалуйста…

– Куда еще? – Я волнуюсь, мне сейчас отвечать на всякую ересь, а тут какие-то просьбы!

– Да там недалеко, ты же в центр собираешься, верно? Вот, а это надо занести на Московскую. – Мама называет ничего мне не говорящий номер дома и вручает небольшой сверток. Он со всех сторон перевязан так, что незаметно открыть его, возникни у кого-нибудь такая прихоть, не стоит и думать.